Личный манямирок

Костя испугался, услышав это удивленное "три года". И думал, что его сейчас выгонят со своей какой-то детской любовью, которая не нужна. Но Миша внезапно развернул его, и Костя удивленно захлопал глазами, не веря, что сейчас вообще происходит. — Я боялся, — прошептал он, — что ты ну... назовешь меня пидорасом, и просто перестанешь со мной общаться, а я уже привык к нашему общению, мне было плохо без тебя вообще. Смоляр кусал свои губы, дрожащими руками обнял Мишу, будто бы все еще боясь, что его выгонят отсюда, но Струев никак не отреагировал на это, наоборот, прижал к себе сильнее, и Костя издал вымученный вздох, чувствуя себя, кажется, наконец-таки счастливым. — Ты меня не замечал вообще, мне было нормально, да и я придумал себе фразу, что стремлюсь к красивому, то есть к тебе, пока не начал чувствовать влечение, — светловолосый поник головой, бубня под себя, и рассказывая все то, что копилось за эти три года, — было очень сложно, я пытался в нарко-трипы, они делали хуже, а суки вообще не давали никакой эффект. И я закрылся, а потом увидел тебя, и вновь вспомнил все то, как я тебя любил, и скрывал... И шарф, который ты подарил мне, я был очень счастлив тогда, но говорить за эти три года было чем-то бессмысленным, пока я не сорвался, и не поцеловал, видя то, что ты такой же человек, тоже можешь плакать, тоже можешь расстраиваться, и мне было так больно видеть тебя подавленным, что хотел, чтобы ты хоть как-то забыл того, кто сделал тебе больно, но в последний момент дал заднюю, понимая, что это неправильно, и что если мы переспим, то я буду винить себя еще больше. Костя отстранился, убирая прядку за ухо, и смотря куда-то в сторону. Сейчас, рассказав все это, он наконец-то выпустил все, что хотел сказать, и был доволен. За эти долгие года он впервые успокоился, но все равно жалел, что все произошло вот так. Миша вряд ли его любит. Он по глазам видел. — Вот... теперь ты знаешь все, - тихо проговорил он, стараясь не смотреть в эти светлые глаза.