Темно? Оно и к лучшему.

      Комната была просторной, одеяло согревало своей теплотой, а по потолку мягко скользили голубоватые полосы света уличных фонарей, проходящие через синие занавески. Горло немного жгло из-за имбирного чая, которым её поили у бабушки, а на языке всё ещё остался привкус корицы. Какие же ужасные у Эммы привычки, ей пришлось выпить две чашки какао, чтобы не навести семейство на подозрения, а ведь Реджина на дух не переносила какао с корицей. Союз Прекрасных вместе с Генри, Крюком, Руби и парочкой гномов вели себя открыто и мило. Стоило признать, что Реджина была худшего мнения об этой компании — она подозревала, что к ней относятся не самым лестным образом, и предложения поддержки с их стороны — чистой воды лицемерие, но на ужине никто не обмолвился о ней ни одним кривым словом. Правда, добрым тоже — кажется, грустная реальность полагала в том, что им было абсолютно всё равно. Реджина видела, как Крюк смотрел на Эмму (теперь на неё). Такие взгляды не были адресованы ей уже десятки лет, и стоило женщине словить очередной от пирата, что-то внутри начинало буравить её сердце. Знаменитый сторибрукский сверчок сказал бы, что это совесть роет в нём туннели от отчаяния, но королевы слушают сверчков разве что в аккомпанементе серенад летними ночами. Белоснежка касалась её руки с такой материнской нежностью, какой Реджине не повезло испытать в детстве, и в глазах женщины Миллс видела столь живую искренность, что невольно подумала — как можно было желать смерти настолько светлому человеку? Правда, задумалась всего на секунду, потом вспомнила предысторию и решила закопать эти мысли до одиноких чёрных ночей. Может, они не говорили о Реджине из-за того, что рядом был Генри — зачем вгонять ребёнка в лишние переживания, причина которых даже не имеет подтверждения? В этот вечер женщина, в чью честь все собрались на ужин, была необычно молчалива, а от каждого обращения в свою сторону невольно вздрагивала и боязливо оборачивалась на голос — её всё время тревожила возможность близкого разоблачения. В эти моменты Реджине не хватало Злой Королевы — она так долго пыталась избавиться от её жестокости и злобы, но сейчас ей самой не помешало бы немного безразличия. Без него не удавалось сполна насладиться короткими мгновениями семейного тепла, доставшимися ей по случайности. Свернув со злодейской дорожки, Реджина стала всё чаще сталкиваться с голосом собственной совести — она слышала его в моменты, когда по её вине вновь торжествовала несправедливость, или когда она обманывала чьё-то доверие под прикрытием маски "во благо". Вот и сейчас он вторгся в сознание остроконечными стрелами, пытаясь просверлить в голове новоиспечённой лжеспасительницы широкую дыру. Мыслей было много, они размножались в считанные секунды и заполняли голову тяжёлым свинцом, проедали в мозгу лабиринты и бороздили их, не оставляя пустым ни один закоулок разума. Словно паразиты, пленившие жертву, которая за неумением бороться становится обречена на мучения с первой же минуты. Их невозможно развеять по ветру, как пепел, нельзя отмахнуться от них, как от назойливых мух, они неподвластны даже тёмной или светлой магии. Неспособная остановить бесконечный поток, уже побежавший по давно очерченному руслу, Реджина накрывала голову подушкой, пытаясь заглушить мысли хотя бы на секунду. Отвлечься было нечем, а сбежать от себя не получалось никакими усилиями. Если бы сейчас Румпельштильцхен предложил ей отделить разум от тела, она бы заключила эту сделку на любых условиях, но Тёмного вряд ли интересовали такие бессмысленные договорённости. Она меняла положение тела каждую секунду, по белой простыне метались светлые спутанные локоны, нечёсанные с часа грядущего апокалипсиса, и Реджина подумала, что в своё время мисс Свон убьёт её за такое состояние собственных волос. Если запутанные клоки блондинистой шевелюры будут единственной вещью, из-за которой Эмма захочет убить её, вернувшись в своё тело.       - Мам? Реджина испуганно обернулась и машинально вскинула брови (это тело будто само управляло мышцами лица) — кажется, поглощённая мыслями, она не услышала шагов на лестнице. Генри. Бесспорно, единственный не чужой человек в этом доме.       - Генри? Ты чего не спишь? - Реплика звучала растерянно, но, наверное, так обычно и говорят люди, которых разбудили посреди ночи.       - Я спустился попить воды, горло пересохло. Мальчик подошёл к кухонному столу, и Реджина услышала стук стеклянного графина о чашку. Голубые полосы исчезли с потолка — наверное, снаружи выключили фонари. Генри подошёл к кровати и осторожно присел на край. Реджина произнесла шёпотом:       - Иди к себе наверх, время уже совсем позднее. В темноте не получалось разглядеть лицо, но она точно знала, что Генри улыбнулся. Матери обычно чувствуют, как улыбаются их дети.       - У твоей суперспособности сегодня выходной? Реджина вздрогнула.       - Ты о чём? Генри снова улыбнулся.       - Если бы она работала, ты бы поняла, что я ещё не ложился, и обязательно прочитала бы мне парочку родительских нотаций, мама. Ты бы не оставила этого просто так. Невозможно. Он не может сомневаться в том, что перед ним Эмма, только из-за того, что она не сказала ничего по поводу его сна. А может быть, она просто устала и поэтому не нашла сил на нравоучения сына? Реджина тряхнула головой и решила не выдавать себя так рано — вдруг из-за своей паранойи ей только мерещится разоблачение, и Генри просто шутит? Она улыбнулась, стараясь сделать это как можно мягче, и сказала:       - Я знаю, что ты не спал, но сегодня у нас выходной от моих родительских нотаций. - Она поправила взъерошенную челку мальчика и чмокнула его в лоб. - Сейчас и правда пора ложиться.       - Хорошо, сладких снов. От сердца отлегло. Кажется, обошлось.       - И кстати... - Генри обернулся . - Позвонит Эмма, попроси её взять мне медвежонка из твоего дома, я забыл его там в воскресенье. Снова включили фонари, и лицо Генри, освещённое голубым светом, растянулось в хитрой улыбке. Внутри Реджины всё застыло на миг, а потом оборвалось и рухнуло вниз. В горле застучало. Он знает. Как он догадался? Видимо, вопросительное выражение лица Реджины говорило без слов, потому как ответ последовал без вопроса:       - Ты думала, я не узнаю тебя даже в теле второй мамы? В другой момент я бы обиделся на то, что ты в меня не веришь, но сейчас нет времени на обиды. По щеке Реджины скатилась неконтролируемая горячая слеза. Кажется, не смотря на такой поступок сродни ножу в спину, Генри не разуверился в ней и всё равно хотел помочь. Ей не стоило забывать, какой бесценный подарок она однажды получила от судьбы. За всю его жизнь Реджина причинила сыну несчислимое количество страданий, предательств и боли, но он всё ещё продолжал видеть в глубине её души огонёк добра и разжигал его, даже когда она сама не видела этой искры. Генри видел в ней лучшее и не заслужил таких ударов, а она уж точно не заслужила его бескорыстной любви. Наверное, она ужасная мать.       - Я тебя понимаю. Если бы я был там со всеми, ничего этого не случилось бы.       - Почему ты не рассказал обо всём остальным, а сразу пришёл ко мне? - с непониманием спросила Реджина. Генри ответил совершенно серьёзно:       - Я решил дать тебе ещё один шанс. Ты поговоришь с Эммой и вы всё исправите, прежде чем они обо всём узнают. - Увидев на лице матери отрицающее выражение, он дополнил:       - Она тебя поймёт. Я верю в вас, вы же мои мамы. Говорить с Эммой? Ну уж нет, роль самоубийцы — последняя роль, которую она хотела когда-либо испробовать! Немного подумав, Генри сказал:       - Назовём эту операцию "Дикобраз". Реджина была согласна с этим названием. Он поцеловал мать в щёку и слез с кровати. Она остановила его:       - Как ты узнал меня? Не медля, Генри ответил:       - У вас же совсем разные глаза. Мысли рассеялись, и в ту ночь Реджине спалось совершенно спокойно.