Начало Путешествия

      Естественно, после такой ожесточенной битвы с природой, многие обрадовались оставить позади злосчастный шторм и вернуться к более размеренному плаванию. На деле же не всё оказалось столь радостным. Особенно это касалось состояния корабля.       Прежде, чем устанавливать паруса, Остину Магвайру и его помощникам следовало привести в норму поломанные детали мачт, на части из которых образовались трещины, а часть находилась в поломанном состоянии и опасно свисала над головами матросов, что находились на верхней палубе.       Плотником на судне служил коренастый, широкоплечий с атлетическим телосложением двадцатидевятилетний мужчина, уже долгие года служивший у Уоллиса. Причём на корабле он оказался совершенно неожиданно.       Это произошло лет девять назад, когда Генри и команда заходили в порт Дандолка, что в Ирландии. Гарри сам того не ведая, в разговоре с новыми членами корабля, с коими поднимался на борт, проболтался о похождениях капитана. При этом позже, когда до Генри дошла сия весть, что квартирмейстер сболтнул лишнего в ненужном месте, тот чуть было не поплатился своей жизнью за содеянное. Спасся же лишь тем, что в этот же день, когда Уоллис читал нотации и ругался на Гарри, к нему на борт пожаловал ещё молодой с огненно-рыжей шевелюрой, зачесанной назад, Остин Магвайр. Юношу нисколько не смущал сам факт осознания того, что находился на пиратском корабле.       — Возьмите меня к себе в команду, — промолвил Магвайр сразу же, надеясь «взять быка за рога». В нем чувствовалась некая уверенность в своих действиях и немалая смелость с наглостью. Ведь сколько мужества надо было иметь, чтобы, зная, что это пиратское судно, явиться туда и с особым нахальством просить капитана взять к себе на борт.       — Что, прости? — спросил его Генри, будто бы не расслышав с первого раза. Да и такого он вовсе не ожидал услышать.       — Я бы хотел присоединиться к вашей команде, — всё также с непоколебимым выражением лица проговаривал Остин.       — Иди домой, юнец, если жизнь дорога! — возразил ему капитан, указывая на трап, шедшему к портовому настилу.       — Я никому не сболтну про то, чем вы промышляете, — и эта фраза подействовала на Генри, словно красная тряпка на быка. Тот за три мощных прыжка оказался перед носом парня, не сильно уступавшего своему оппоненту в габаритах, несмотря на разницу в возрасте, и всё также продолжавшему стоять на месте с непоколебимым желанием служить на этом корабле.       — А что ты, собственно, знаешь о нас? — прищурив правый глаз, полушёпотом проговорил в его сторону Уоллис.       — Ничего такого, кроме того, что вы, судя по всему — бравый капитан!       — Хм, что верно, то верно. Может быть ещё, что хочешь договорить?       — Капитан, этот малой ничего толком не знает, да и приглядитесь к нему получше, –вмешался Гарри, стоявший в пяти метрах от них.       — Ну раз ты больше ничего обо мне и моей команде не слышал, то, будь так любезен, поведай нам о том, чем можешь быть полезен? — капитан не стал спрашивать откуда парень услыхал о них, так как ясно осознавал, что в этом виноват язык квартирмейстера.       Вокруг голубоглазого юноши собралась большая часть команды, нагнетавшая своим видом и без того напряжённую атмосферу. Словно стая волков, каждый из них с хитрой улыбкой на лице, оголяя свои тёмно-жёлтые кривые зубы, поглядывал на возможную «жертву».       — Я отличный плотник, сэр, — сглотнув слюну, всё же выдавил из себя Остин, на секунду чуть не растерявшись, из-за всех этих уставившихся на него глаз. По его высокому крупному лбу даже побежали пару капель пота, поспешно убранные тыльной стороной ладони.       Такой ответ весьма заинтересовал Генри, и оказался как нельзя кстати. Ведь пару месяцев назад в одном из боёв с английским торговым судном они лишились опытного плотника, застреленного ещё на подходе точным выстрелом из мушкета.       — Продолжай, продолжай…- сигнализировал Генри жестом, чтобы тот рассказал побольше о себе.       — Занимаюсь этим делом сколько себя помню, сэр, — не забывал Магвайр добавлять вежливое обращение в каждой фразе. — Ещё отец передал мне свой опыт, когда я был мальчишкой. Затем долгое время работал здесь, в порту Дандолка. Ремонтировал и помогал в постройке чудесных судов, сэр.       — Хм, весьма интересно, — призадумался Уоллис, почёсывая свою густую бороду. Он стоял также на месте, перед рассказывающим о своей жизни молодым человеком.       — Больше то и сказать, если честно, нечего. Поэтому, всё, что могу предложить — это мои руки, способные умело работать, если будут необходимые инструменты.       — Да их у нас навалом. Это не проблема, — ответствовал капитан, отмахнувшись рукой от назойливой мухи, что кружила вокруг.       — Так что? Как поступим? — поинтересовался квартирмейстер, подошедший поближе и уже было понадеявшийся, что об инциденте с ним позабыли.       — Только не думай, что ты так легко сможешь уйти от ответственности! — грозно ответствовал капитан, взглянув на Гарри.       — Сэр, если позволите добавить. Могу сказать, что я единственный услыхал о разговоре про вас. Уверяю, что это чистая правда и никому кроме меня неизвестно о деятельности вашей команды, — для Гарри Кидда эти слова казались проблеском надежды на лучший исход для себя. — Сэр, — чуть не забыв, добавил после некоторой паузы Остин.       — Вот видите! Он является единственным, чьи уши услыхали мои рассказы! — взволнованно добавил Гарри. — А какой при этом работяга для нас!       — Ладно, чёрт с вами! Такой юноша нам явно не помешает на борту. Тем более в той ситуации, в коей мы находимся уже как пару месяцев, — похлопав Остина по плечу, а также с недовольством оглянувшись на Гарри, капитан развернулся и пошагал к себе в каюту. — На этот раз ты обошелся без чёрной метки. Но впредь тебе лучше держать язык за зубами! — окликнул он квартирмейстера, остановившись перед толстой деревянной дверью. После чего отпер её и вошел в затемнённое помещение, где мягкий солнечный свет падал на большую кровать, установленную в левой части.       Остальные же члены команды, переменившись в настроении, с теплотой поприветствовали нового товарища. Каждый из них принялся представляться юноше, описывая парой слов о своих кличках.       Несмотря на то, что эти самые клички порой зарабатываются долгими месяцами, прилипая к человеку за ту или иную особенность или действия. Магвайру сразу же подобрали одну из множества возможных, подошедшая как нельзя лучше и оставшаяся за ним на все оставшиеся года.       — Будем звать Рыжим! — басовым тоном сказал кто-то из команды.       — Да, да, самое оно. Пусть кличку Рыжий носит! — подхватили сразу же остальные.       Теперь же, после непогоды, матросы метались по всему судну. Снимали штормовые паруса с грот-мачты и воздвигали на их место верхний грот-марсель, нижний грот-брамсель, верхний грот-брамсель, грот-бом-брамсель. На носу устанавливались новые крепежи, к которым закреплялись фор-стеньга-стаксель, средний кливер и кливер. На устранение большинства поломок матросам под руководством Остина и подгоняемыми капитаном потребовалось около четырех часов. Такой итог, несомненно, обрадовал судового плотника, изначально предполагавшего, что устранение повреждений займет по меньшей мере полдня или весь день.       После того, как основная часть работ была завершена, а дополнительные паруса установлены, судно значительно прибавило в скорости и вновь помчалось по океану. Своим острым носом оно рассекало небольшие волны, в то время как на палубах команда приводила в порядок всё остальное, вновь закрепляя поваленные ящики в трюмах, а также проверяя надёжность пушечных цепей.       — Капитан, не считаете ли вы нужным сверить курс со штурманом. Кто знает, быть может в этом мрачном шторме нас кинуло куда-то в сторону? — поинтересовался квартирмейстер, вглядываясь вдаль океана и не находя ничего за что мог зацепиться глаз.       — Гарри, как ты вообще смеешь в этом сомневаться? — капитан кинул в его сторону испепеляющий взгляд, так как он с самого начала корректировал путь судна, сверяясь чуть ли не каждые полчаса по своему компасу, дёргавшемуся из стороны в сторону под его рубахой. К тому же, Гарри и не подозревал, что Генри пару раз обсуждал путь со штурманом.       — Всяко могло ведь случиться.       — Займись лучше делом, нежели просиживать штаны, поглядывая в никуда, — на что квартирмейстер только пригнул голову, словно битый пёс, и в молчании начал спускаться с капитанского мостика, когда его окликнул Генри, — передай на нижней палубе пусть подготавливают пушки.       Квартирмейстер прошагал мимо камбуза и оказался на нижней палубе, прозванную также твиндечной. Гарри окликнул спящую часть команды корабля, решившую немного вздремнуть после тряски и работ:       — А ну, дрыхнущие лентяи, давайте за работу! Джеймс, найди себе кого-то в помощь и метнись в крюйт-камеру за порохом! Да глядите аккуратнее, а то взлетим на воздух ко всем чертям собачьим. Остальные, тащите заряды и боеприпасы, да поскорее, ленивые свиньи… — пытаясь показаться как можно строже, Гарри надрывал свою глотку, попутно активно жестикулируя. Хотя его многие и побаивались, в силу его должности и некоторой жестокости, но среди матросов ему была присвоена своеобразная кличка, о которой тот даже не подозревал — Баламут.       Все разом повскакали на ноги. Кто-то, из резко проснувшихся, даже выпал из сетки, с грохотом шлёпнувшись об настил и ругая всё на свете. Часть же матросов сразу побежала вниз за всем необходимым, пока оставшаяся часть команды выкатывала пушки к оружейным портам. И дело это было весьма тяжкое. В силу того, что только на нижней палубе пушек насчитывалось более двадцати штук, не говоря уже о верхней, где стояло почти столько же орудий.       Но, в целом, обе палубы металась с подготовкой не столь рьяно, как, например, при морском сражении на расстоянии. Разбойный грабеж в океане требовал совсем другого, нежели просто обстрел противника из тяжёлых орудий.       Пока на судне всё кипело, и матросы копошились словно в муравейнике, в марсе, представляющую из себя небольшую площадку, прикреплённую к салингу мачты и обнесенную по кругу деревянными досками, мирно сидел и пристально всматривался в подзорную трубу вперёдсмотрящий, или как ещё его называли — вахтенный матрос.       Периодически его окликал капитан:       — Что там в вороньем гнезде? Есть что на горизонте? — надрывая глотку, вырывалось у Генри из груди.       — Нет, капитан! Горизонт пока чист! — прокричал тот своим ещё юным голосом в ответ, покачиваясь немного из стороны в сторону вместе с марсом.       — Будь начеку, смотреть во все глаза! Не хватало ещё этого проклятого Тича встретить по пути, — пробормотал последнее себе под нос.       Судно продолжало идти по откорректированному курсу. Капитан же, крепко державший в это время рулевое колесо и тяжело глядевшим в просторы пустынного океана, задумался о чём-то своем. Над ним изредка проносился клик перелетных птиц, летевших в дальние края, попутно спускаясь к воде, дабы выловить себе еды. Некоторые из них умудрялись это проделывать на лету, резво зачерпывая своими крупными клювами воду с мелкими рыбешками, плававших у самой поверхности.       Спустя полчаса до ушей Генри начали доноситься приятные для его слуха клики птиц. Он точно знал, что они принадлежат доминиканским чайкам. И это могло означать лишь одно — корабль приближался к виргинским островам!       Именно в порт одного из этих небольших кусочков суши и должен скоро зайти испанский корабль. По крайней мере так считал Уоллис, опираясь на ту информацию, что ему была предоставлена ранее. При этом в Генри была непоколебимая уверенность в том, что за всё то время, что они бороздили воды после шторма, им всё же удалось в срок оказаться в нужной области, нагнав те потери по времени, что принесла непогода.       В период данных событий регион океана и суши, куда так мчался Генри, представлял из себя жаркий театр событий. И всё дело было в том, что в этом крохотном кусочке мира, некогда неизвестному ни одному жителю Старого Света, сталкивались интересы и владения двух сильнейших империй: Британской и Испанской.       Уже этих двух геополитических исполинов хватало для накала страстей вокруг любого куска суши. Но свои геополитические интересы в данной области земного шара имели также Франция и даже Дания, владевшая островами Сент-Томас, Сент-Джон и Санта-Крус. И это несмотря на то, что скандинавы больше предпочитали северные морские пути и оказывавшиеся там земли.       Желание каждой из этих стран иметь в своем распоряжении хоть какой-то остров в данном регионе объяснялось достаточно просто. Вся эта группа островов считалась «воротами» в Южную Америку, активно эксплуатируемую в этот период истории европейскими странами. В то время Южный материк славился крупными золотыми и серебряными рудниками, добытые ресурсы из которых вывозились в метрополии. А эти небольшие куски суши позволяли торговцам и кораблям имперских флотилий значительно сокращать время плавания за ценными ресурсами.       Вместо того, чтобы пришвартовываться к берегам огромной португальской колонии — Бразилии, что находилась значительно южнее Вест-Индии, торговые корабли могли производить обмен и загрузку всего необходимого товара в этих островных портах, не теряя драгоценного времени и, конечно, денег. Туда же весь необходимый товар завозился на небольших судах, так как большего на такие расстоянии и не требовалось.       Кроме же Виргинских островов, в этот «жаркий» регион планеты также входили Антильские и Багамские острова, носящие одно общее название — Карибские острова. Но последние больше ориентировались на товарооборот с Северной Америкой, поставлявшая также значительные объемы разнообразных товаров к берегам Старого Света.       Таким образом, Генри направлял свое судно в одну из наиболее горячих точек мира первой половины восемнадцатого века. И этот регион был наводнен не только военными кораблями европейских государств, но и множественными пиратскими судами, бороздивших здешние воды в поисках добычи.       Пристально глядя в свою подзорную трубу, капитан медленно скользил взглядом по водной глади. Оглядывая горизонт кусок за куском, в стекле показался блекло различимый, но явно принадлежавший кораблю силуэт. Он медленно плыл в двадцати пяти или тридцати километрах от судна Уоллиса.       — Эй, юнга! — окликнул Генри крепко сложенного молодого человека, заматывавшего канаты для морских «кошек» — это приспособления, представлявшие из себя абордажный инструмент в виде многолапого железного якоря с верёвкой, необходимых для состыковки с кораблём противника. — Давай за штурвал. Да клади судно под северо-запад, надо нагнать этот чёртов корабль.       Юноша сразу последовал приказу капитана, и без труда перенял управление, так как являлся вторым рулевым, будучи отслужившем не на одном корабле в этой должности. Сам же Генри бодро зашагал к носовой части судна, при этом уже было хотевшим обрушить множество гневных возгласов на вперёдсмотрящего, когда проходил под вороньим гнездом. Но сверху в этот момент послышались возгласы вахтенного матроса, перевесившегося через деревянный бортик марса:       — Корабль на горизонте! Корабль на горизонте! — что было мочи кричал он во всю глотку, пытаясь докричаться до каждого. — Не могу разобрать, что именно за судно!       — Вовремя ты! — прокричал капитан ему в ответ, подходя к краю правого борта на носовой части.       Генри практически всем туловищем перегнулся через деревянный борт, ежесекундно рискуя сорваться вниз. И сколько времени бы потребовалось, чтобы его вернуть обратно на борт, одному чёрту известно. Но он, продолжая опасно свисать через край, пытался лучше разглядеть, что именно за судно рассекало океан перед ним.       Пошатываясь легонько вверх-вниз, в такт своему двухпалубнику, Уоллис поглядывал в подзорную трубу, различив, что перед ними плыл крейсер.       — И, скорее всего, относящийся к четвертому рангу, судя по количеству орудий и орудийных палуб, — пробормотал он про себя.       Именно корабли такого образца использовались испанцами для своевременной доставки важных грузов, часто отправляемых в колонии или же обратно. Эти суда использовались ими в силу того, что превосходили по быстроте линейные тяжеловооруженные корабли. Но всё же оснащались куда лучшим военным вооружением, чем наиболее шустрые крейсеры пятого и шестого рангов. В целом корабли такого типажа представляли золотую середину между защитой и скоростью.       — Эге-ге-ге, вот он красавец! Тебя то я и ждал здесь увидеть… — капитан ехидно проговаривал сквозь зубы. — Гарри?! Ты где, Гарри?! — горлопанил он, не отрывая взгляда от шедшего впереди корабля и пытаясь докричаться до своего боцмана, прежде чем вспомнил, что тот ранее направился вниз.       Сложив подзорную трубу, Генри резво направился к лестнице, промчавшись мимо части команды, трудящейся на верхней палубе. Одним прыжком пролетев лестничный пролет на нижнюю палубу, там и наткнулся на пыхтевшего за подготовкой орудий квартирмейстера, — ах вот ты где?! Дуй наверх, пусть готовят мушкеты и пистоли! Скоро будет жарко! Чует мое сердце…       Боцман, словно уколотый шпагой, рванул на верхнюю палубу, а за ним, не отставая, бежал и сам капитан, тяжёлой походкой направившись к штурвалу.       «Надеюсь, что эта мерзкая крыса Тич прибудет в свое время и не помешает нам!» — прокрутилось у него в голове.       Орудия с глухим звуком тяжело передвигаемых колёс, хотя те и смазывались не столь давно, приводились на верхней палубе в полную боевую готовность. И уже спустя минут двадцать готовы были дать залп. Пока часть команды занималась пушками, малая её доля бегала за огнестрельным оружием, выгружая наверх кремневые пистоли и длинные мушкеты, некогда купленные в Малаге у испанских перекупщиков оружия.       Последние имели большие связи с высокопоставленными военными и за бесценок получали крупные партии мушкетов для продажи. В это смутное и трудное время для Испанской Империи, терзавшее её уже более десятка лет, высокопоставленные чиновники становились коррумпированными, как никогда ранее. Адмиралы, находившиеся в колониях, а также губернаторы этих самых колоний, не брезговали вести дела даже с пиратами, продавая необходимые им корабельные оснастки. В связи с этим, морские разбойники, не имевших выходов на английские торговые порты, предпочитали вести дела с испанцами, особо не требовавших каких-то документов.       Подняв на верхнюю палубу всё необходимое, а также подготовив абордажные снасти, команда стала делиться на группы для абордажа. В основном каждая группа состояла из четырех или пяти человек, в то время как у каждой пушки, а для абордажа не задействовалось и половины от общего числа людей, стояло по двое матросов. Один из них перезаряжал, заталкивая тяжёлые ядра в дуло орудия, а другой выступал в роли наводчика и стрелка. Хотя всё это было нелёгким делом, но у многих членов команды эти действия были отработаны до автоматизма. Всего же по всему кораблю ждали своего приказа семь пятнадцатифунтовых пушек, находящихся на спардеке, и такое же количество внизу. Всему этому были свои причины.       — Всё готово для захвата, — обратился квартирмейстер к капитану.       — Что ж, прекрасно. Тогда на тебе руководство группой с первой по третью. Абордажные группы четыре и пять пусть направляет старпом. Остальным, кто не за пушками, стоять на обороне. Никому не давать возможности перебежать к нам!       — Понял вас, капитан, — и Гарри удалился к подготовленным группам, готовым в следующую же минуту броситься на противника, желая пронзить шпагой его сердце.       Сам же Генри величаво расхаживал близ штурвала, наблюдая за своей командой. Несмотря на то, что часть из них не переносила его стиль плавания во время шторма, они всё же представляли из себя бравых ребят. Уоллис с интересом поглядывал на юные лица, коих здесь наблюдалось немалое количество, будто представляя себя молодого, рвавшегося к всевозможным приключениям, готового хоть жизнь отдать за знатное дело.       Но теперь, он столь постарел. Некогда густые длинные волосы каштанового цвета уже вовсе не сияли, как раньше, и во многих участках волосяного покрова крупными областями вырисовывались седые волосы, придававшие ему больше авторитета в глазах других людей. И эта самая седина неизменно прибавлялась с каждым новым походом, с каждым новым риском, на который шел из раза в раз, ведя за собой команду. Но внутреннее чувство, покорителя и открывателя, не давали ему покоя, вынуждая и далее рваться в бой, совершая всё новые и новые вылазы на торговые корабли.       И теперь, когда одно из таких судов виднелось прямо по горизонту, его корабль быстро направлялся к нему, сближаясь с каждой минутой. Даже несмотря на то, что преимущество по вооружению находилось на стороне испанцев, Генри не сильно волновался насчет этого. Лишь зорко вглядывался вдаль, словно сокол, выслеживающий свою ничего не подозревающую жертву.       — Самые страшные преступления для настоящего пирата — это предательство и трусость! — раздалось громогласно из уст капитан, подошедшего к краю капитанского мостика. — Пират должен быть всегда готов рисковать своей жизнью! — продолжал зачитывать пункты из пиратского кодекса, кой знали многие из присутствующих на судне. — Каждый пират должен быть отчаянным и смелым, трусость в бою карается! Помните об этом и нам обязательно улыбнется госпожа удача! — воскликнул Генри под конец, достав свою сияющую на солнце длинную саблю.       — Ура-ура-ура! — прокричали ему в ответ все абордажные группы и матросы у пушек, поднимая над головой оружие и кулаки.       Конечно, пиратский кодекс насчитывал куда больше пунктов, но Уоллис хитро подбирал к ситуации лишь те, что оказывались выгодны в тот или иной момент. Он прекрасно играл на эмоциях людей и их привязанности к делу. Да и сам, порой нарушал пункты кодекса, отделываясь лишь парой замечаний со стороны команды, хотя уже давно мог заработать несколько чёрных меток, находись он в роли капитана на другом судне. Ведь даже за рукоприкладство и брань во время шторма, капитан мог сейчас с большой вероятностью сидеть на необитаемом острове, делая глоток рома, попутно раздумывая о том, как пустить себе пулю в лоб.       По кодексу пиратов за три полученные чёрные метки провинившегося должны были высадить на необитаемом клочке земли с недельным запасом воды, рома и парой пуль в пистоле для того, чтобы провинившийся долго не мучился.       — Ещё немного… Дайте нам ещё десять минут… Незачем смотреть назад, — полушёпотом проговорил Генри, опёршись на деревянный бортик. Он словно пытался заклинать испанцев. Сзади же на него поглядывал второй рулевой, переключая порой свой взор с преследуемого судна.       Словно бесшумная лиса, громоздкий корабль подкрадывался к своей жертве, что было не столь удивительным. В таких огромных просторах, как океан, даже двухпалубные суда могли легко затеряться на горизонте. Видимость порой могла сводиться к нулю из-за лёгкой дымки, или же в жаркую погоду, создающая обманные миражи или вовсе скрывая противника из виду.       Когда же до врага оставалось менее четырех километров, издали раздался глухой хлопок, пронзительно пронесшийся по округе. Мгновение спустя послышался звук булькнувшей воды. Раздалось где-то совсем рядом, перед носом судна. Экипаж быстро оглянулся, после чего перевесился через борта, выискивая что-то в округе. Всем стало понятно, что перед их кораблём упали два пушечных снаряда, от которых по воде отходили крупные круги. Испанцы заметили преследователя и готовы были дать бой!       — А ну, заряжай разделяющиеся снаряды! Ждем моей команды… — канонир корабля пытался докричаться до всех.       — Все слышали Грина! Готовь орудия! Держать наготове! — кричал квартирмейстер, стоя у спуска на нижнюю палубу, где находился второй канонир.       Матросы, стоявшие близ орудий, подправляли громоздкие пушки для точной наводки. Они ожидали приказа о готовности для залпа куда позже, так как расстояние всё ещё было достаточно большим для того, чтобы начать точный обстрел.       Генри, вновь заступивший на место рулевого, сразу же после объявления о готовности со стороны канонира, положил судно на левый борт. Оно накренилось под максимально возможным углом, уходя от возможной области обстрела со стороны испанцев. При этом заходил к ним по правую от себя сторону. Воронье гнездо, освобождавшееся во время преследования и абордажа, опасно перекинулось через борт, оказавшись перпендикулярно водной глади. Столь резким оказался поворот судна. Пушки же, крепко-накрепко закреплённые цепями в специальные зажимы, продолжали стоять на месте, лишь немного отодвинувшись в сторону. Из-за этого, после того как судно вновь выровнялось, наводчикам снова пришлось налаживать прицел орудий.       — Натянуть паруса, как можно туже, салаги! — прокричал квартирмейстер паре молодых матросов, стоявших близ главной мачты и поглядывавших на преследуемое судно.       Они сразу же кинулись к канатной сетке и, словно обезьяны, взметнулись до необходимых верёвок и как можно сильнее потянули их на себя. После того, как завершили работу, столь же стремительно, как поднялись, спустились вниз на палубу. Корабль прибавил ходу, хотя заметить это сразу представлялось достаточно сложным.       Шустрый крейсер же испанцев, всё ещё имевший возможность ускользнуть от преследователей, так как шел не на меньшей скорости, в следующие несколько минут стал совершать роковую для себя ошибку.       Преследуемое судно, накренившись в сторону, стало, к удивлению пиратов, ложиться в дрейф. И с течением времени, все начали понимать, что оно стремится развернуться орудиями в сторону нападающих. Задумка была понятна, в силу того что их судно располагало куда лучшим вооружением. Но всё это проходило настолько вяло и неаккуратно, словно сами испанцы на борту ещё до конца не могли решить, что им делать в дальнейшем: бежать или всё же дать бой.       — Попались! — воскликнул от радости Генри, хитро потерев друг о друга обе ладони, — теперь они точно наши, — и сразу же круто перекрутил штурвал в обратную сторону.       От такого маневра корабль вновь накренился. Судно, словно хищная птица, заходила на маневр во время своей охоты. Паруса же служили крыльями, распростертые в ширь, насколько это только представлялось возможным. И аккуратно, как бы скользя по поверхности воды, корабль начал маневрировать.       Последовали несколько глухих хлопков. По правому борту в воду посыпалось штук семь ядер. Все они со звонким бульканьем нырнули под водную гладь, промахнувшись на несколько десятков метров мимо цели. Из открытых пушечных портов галеона выходили небольшие густые облака дыма, быстро поднимавшиеся к вершине мачт.       До испанцев оставалось уже около двух километров, а канониры на пиратском судне всё ещё держали паузу и не спешили отдавать приказа для ответа на выстрелы врага, коего в дрейфе повернуло слишком сильно в бок. По этой причине выстрелы, столь бурно начавшиеся в один момент, на некоторый промежуток времени и вовсе прекратились.       Правый борт судна пиратов теперь находился перпендикулярно носовой части противника. В таком положении испанцы становились совершенно бессильными, неспособными произвести выстрел. Их орудия не имели прицела на нападающих. Это был тот самый момент, которого все так ждали:       — Огонь! — срывая голос, громогласно крикнул капитан.       Его сразу поддержал канонир на верхней палубе:       — Даешь залп!       — Есть огонь! — крикнул снизу Гарри, коего услышал второй канонир и прокричал короткое, — пли!       Раздались звонкие выстрелы пушек, выпускавших один снаряд за другим. Они дёргались словно дикие звери, трясясь из стороны в сторону и смиряемые крепкими цепями и крепежами, не дававших отлететь орудию назад и задавить матросов. В воздухе сразу же за грохотом послышался свист снарядов, стремительно мчавшихся на врага. Раздался звук удара и треск дерева, отчетливо слышимый командой даже на таком расстоянии во время секундных перерывов между выстрелами. Это трещали ломающиеся мачты. Паруса испанского крейсера одномоментно превращались в оборванные лохмотья.       Сколь же был жалобен вид преследуемого судна, команда которого вновь пыталась развернуть в сторону разодранные паруса для того, чтобы продолжить «гонку».       Команда пиратов, выпустив снаряды из всех заряженных пушек, стала вкатывать в дула вторую партию тяжёлых ядер. По отмашке канониров раздалась вторая серия залпов. Лёгкий дым от сгоревшего пороха, кружась в танце на лёгком ветру, поднимался ввысь, окутывая небольшой пеленою верхнюю палубу и оставляя в воздухе своеобразный запах металла и гари. Снаряды же, выпущенные одной секундой ранее, стремительно приближались к противнику и с особой жестокостью продолжали ломать вдребезги мачты. Около трети из них перелетали цель, но это вовсе не был просчет стреляющих.       Необходимость в большем количестве пущенных ядер, нежели достигнувших цель, заключалась в другом — надо было запугать противника. К тому же пираты прицеливались всегда выше, чем требовалось для попадания в корпус судна. Это делалось специально для того, чтобы не нанести ущерба по обшивке корабля. Ведь одна даже небольшая дыра в борту могла утопить всю команду противника вместе с ценным грузом. Лишаться же последнего пираты вовсе не желали. Иначе весь труд получился бы насмарку. Разрыв же парусов и разрушение мачт, в целом, нисколько не влияло на устойчивость и плавучесть судна. Но такой подход лишал жертву возможности бежать с поля боя.       Частью же подготовки перед взятием судна врага также было и то, что некоторые члены команды натягивали прочную верёвочную сеть над палубой своего корабля.Это являлось необходимой предосторожностью для защиты от падающих обломков рангоута, когда суда сближались и вставали бок о бок.       После небольшого перерыва раздался и третий залп мощных орудий пиратов, с гулким грохотом пустивших снаряды через водную гладь. После того, как дым рассеялся окончательно, стало понятно, что крейсер испанцев обречен на последнюю битву в виде близкого и рукопашного сражения. Он словно замер на одном месте, неспособным двинуться ни на метр, при этом в столь неудобном для себя положении, из которого не имел никакой возможности ответить пушечными зарядами по врагу.       Расстояние между кораблями таяло с каждой секундой. Пираты же начали слегка ослаблять паруса, чтобы не проскочить или не протаранить испанцев на полном ходу. Последнее могло вызвать большие повреждения не только у противника, но и у нападающего судна. Бывали случаи, когда неопытные морские разбойники уходили под воду, проделывая дыру в своем корабле из-за столкновения.       Жажда наживы захватила изнутри каждого из «джентльменов удачи». Глаза сверкали от ожидания сражения, а хитрая улыбка расходилась от уха до уха. Всем не терпелось поскорее вонзить свои шпаги в сердца противников, выпустив им наружу добрую пинту крови. Кто-то даже дотачивал и без того острейший клинок, дабы быть уверенным, что одним ударом будет способен вспороть брюхо и выпустить врагу кишки.       На борту же окончательно остановившегося судна испанцы в хаотичном порядке перебегали с места на место, мелькая в разных частях корабля. Многие спускались вниз и что-то передавали стоявшим на верхних палубах товарищам.       Между двумя кораблями оставалось около двухсот метров, когда послышались звуки выстрелов. Испанцы открыли огонь! Мушкеты один за другим разряжались, пуская пули в сторону флибустьеров. При всей же своей точности и мощности, а испанские мушкеты считались по этим показателям одними из лучших в этот период времени, на таком большом расстоянии они практически не наносили сколь значительного вреда. Итогом двух массовых выстрелов стало лёгкое ранение двух пиратов в плечо и бедро. Ими быстро занялся судовой врач, укрывшись вместе с ранеными в безопасном месте.       Преследователи же всё также соблюдали тишину стволов, выжидая в укромных местах. Это объяснялось лишь тем, что стрельба на таком расстоянии означала пустую трату боеприпасов. Оставалось лишь ждать.       Ситуация стала меняться, когда корабли уже разделял отрезок воды в сотню метров. Пираты вновь вернулись к борту и уже принялись поливать противника «дождём из пуль». Те же, не ожидавших такой прыти от врага, пытались хоть как-то ответить. Но уже после первой волны выстрелов с противоположного судна испанцы разом потеряли семерых стрелков. Трое из которых словно куклы, бездыханно перевалились через борт и звонко грохнулись в океанские воды, поспешившие поднять их тела к поверхности.       Генри направил практически затормозившее судно в сторону для маневра по заходу с правого борта. Расстояние между противниками снизилось до мизерных двадцати метров.       — Сейчас! — басовым голосом крикнул квартирмейстер, разряжавший мушкет в одного из противников, попытавшегося проскользнуть к лестнице на нижнюю палубу.       Под прикрытием залпов мушкетов абордажная группа начала перекидывать морских «кошек» через борта, цепляя и затем подтягивая к себе судно противника. Столь филигранная и слаженная работа стрелков и абордажной группы позволяла устранять врагов на подступах к закреплённым «кошкам».       Вся работа выполнялась быстро, что отразилась на испанцах, охваченных через мгновение паникой и не понимавших, что делать дальше. Ещё больше на них давила картина на верхней палубе, коя оказалась усеяна по меньшей мере телами тридцатью их товарищей, в то время как у пиратов насмерть оказались сражены в разы меньше. Кто-то в отчаянии и вовсе начал кидаться за борт, чтобы спастись от надвигающейся неминуемой смерти.       В округе послышался скрежет и треск древесины. После чего почувствовался лёгкий толчок. Борта судов столкнулись друг с другом. Первая абордажная группа оперативно стала перекидывать мостки, имевшие стрелообразный вид, а также при длине чуть больше пяти метров не достигали вширь и полутора метров. Что, в принципе, хватало сполна дабы по ним с яростными криками побежали по двое и трое членов абордажной команды за раз.       Вооруженные крупными тесаками, мачете, а также острыми абордажными саблями и кремневыми пистолетами, пираты представляли из себя мощную силу, вселявшая страх в любого, кто оказывался на их пути.       Топот тяжёлых сапог, под которыми слегка прогибались мостки, чуть ли не в следующей же мгновение дополнился звуками выстрелов из пистолетов, вспыхивавших яркими огнями в разных точках палубы. Над перебегавшими же пиратами и уже вступившими в бой начали летать их товарищи, раскачивавшихся на толстых канатах, словно приматы. Они с внушительной высоты прыгали прямо на испанцев, валя их на землю под натиском своей массы и затем вонзая в грудь сабли. Душераздирающие крики начали раздаваться вокруг. Но это было обычное для морей того времени событие.       Наиболее отчаянная и ожесточенная борьба завязалась сразу после того, как на борт врага вступили все абордажные группы. На носовой части корабля, отстреляв все снаряды в пистолях, окутавших небольшой дымкой всех находившихся в эпицентре баталий соперников, заблистали и зазвенели клинки. Холодный металл со свистом разрезал воздух вокруг себя. В кой-то момент, испанцам даже удалось притеснить нападающих.И, именно в это самое время, на верхней палубе несколько испанцев с боем, глубоко ранив двоих пиратов, прорвались к перекинутым через борта мосткам и уже было хотели сбросить их в море, но тут же вмешался «беспалый» Дэвид.       Отточенная сталь клинка рассекла горло ближайшему противнику. Его товарищ пырнул Дэвида корабельным багром, но тот вовремя отпрыгнул в сторону.       — Да уймитесь, вы, грязные собаки! — пират изящным выпадом поразил испанца в стык между пластинами кирасы.       Оставшиеся солдаты замешкались. Раздался новый выстрел и один из оборонявшихся упал замертво с простреленной головой. Инициатива вновь перешла к флибустьерам. Абордажная команда с гиканьем оттеснила противника вглубь к центральной мачте. Бравый пират, изящным взмахом шпаги проткнул одного из них, сразу же принявшись за другого, пока его товарищ разряжал ещё два пистоля с противоположного борта в замахивавшегося с оружием в руках третьего испанца.       Вскоре бряцание металла раздавалось по всему галеону. Завязался жаркий неразборчивый рукопашный бой. На деле же команда пиратов с юношеской простотой расправлялась с одним неприятелем за другим. Они с лёгкостью уходили от ударов противников, в промахе бивших порой своих же товарищей, после чего получали прицельные заушении, а также апперкоты, от которых испанцы без сознания падали на деревянный настил.       В это время Генри, стоявший на капитанском мостике, скрепив руки за спиной, внимательно наблюдал за происходящим на соседнем судне.       — Чудесно! Просто чудесно, — повторяясь проговаривал он себе под нос, выпучив вперёд грудь, словно великий полководец. Чуть наклонив голову в сторону, он внимательно прислушивался к окружению. Звон металла и жалобные выкрики испанцев ублажали его ухо, как ничто другое на свете.       Хотя больше этому он предпочитал слушать игру на скрипке. Сколько не пытался научится, но всё же это занятие могли себе позволить лишь люди благородных кровей или весьма обеспеченные. Да и таланта к игре на ней у него никогда не замечалось. Поэтому даже в возрасте, когда он мог себе это позволить, не возвращался к урокам на этом музыкальном инструменте, отложив подальше свои детские мечты.       Дикие и басистые вопли его команды, рубящей врагов с яростью в глазах, раздавались с галеона по меньшей мере на протяжении ещё двадцати минут.       Звуки сабель и клинков, окрасившихся в кровавый цвет, утихли, сменившись на возгласы и тихое хрипение умирающих противников. Каждого из них пираты принялись добивать длинными штыками, не обращая никакого внимания на прошения о пощаде.       В итоге, когда Генри перешел по абордажному мостку на соседнее судно перед ним предстала палуба, основательно залитая багровой кровью и забитая множественными трупами. Часть оказалась изуродована до неузнаваемости. Среди них также без движений лежали девять человек из команды Уоллиса.       «Слишком много», — задумался Генри про себя, глядя на окровавленное лицо одного из молодых юнг, коему в ожесточенной схватке с двумя врагами вспороли живот.       Аккуратно перешагивая через тела, он подошел к противоположному борту, откуда оглянулся на округу. Недолго поглядывая в сторону, вновь развернулся к команде.       — Обыскать корабль! Прочешите всё сверху донизу, нам не нужны здесь лишние выжившие глаза! — после чего капитан направился к лестнице, спускавшаяся на нижнюю палубу, оказавшуюся также залитой кровью. До этого перед ним спустились пятеро крепко сложенных матросов, начавшие переворачивать всё вверх дном, обследуя каждый уголок помещения. Позади же плелся квартирмейстер, оглядываясь на тёмные углы, куда не проникали лучи солнца, бившие через трещины в боковой обшивке.       Сверху раздались несколько выстрелов. Добивали прыгнувших за борт испанцев, отчаянно пытавшихся спрятаться под кормой и носом крейсера. Некоторые из них от безысходности ныряли под сам корабль, но выныривая оттуда каждую минуту, дабы набрать немного воздуха. Пираты, смекнув о таких удальцах, просто дожидались, когда те поднимутся к поверхности воды и расстреливали растерявшуюся жертву. Часть испанцев, не рассчитав количества воздуха, всплывали спиной к верху, задохнувшись под дном. Даже по таким утопленникам матросы выпускали по пули, чтобы наверняка.       На всех уровнях судна продолжался тщательный обыск, просматривался каждый угол. Под ногами скрипели старые доски настила, разбавляющие крики погибавших за бортом людей. Ящик за ящиком вскрывался прямо на месте, но всё это оказывалось безрезультатно. Пираты с некоторой досадой продолжали рыскать и далее, но их надежда таяла с каждым обысканным метром.       Как оказалось, после всех поисков, никаких сокровищ судно и не перевозило. После подсчетов вся более-менее весомая добыча представляла из себя: пару сотен железных ядер да с полусотни относительно новых испанских мушкетов, к которым обнаружили большое количество боеприпасов.       — Мда, с этого много не выручишь, — раздосадовано произнёс капитан, оглядывая добычу, что перетаскивали на пиратский корабль.       — Может получится сбыть кому подороже? — поинтересовался Гарри, стоявший рядом с Генри, слегка при этом сгорбившись.       — Можно попытаться продать в испанских колониях… — предположил Уоллис, оценивая на вскидку сколько могут дать за один мушкет, — но такой товар безопаснее для своей же шкуры продать на чёрном рынке. А там, как ты помнишь, много вряд ли выудишь у этих бестолковых торгашей.       — Может всучим тогда тем арабам, что в Лиссабоне? — квартирмейстер всё пытался найти подходящий выход из сложившейся тяжёлой ситуации. И это было вполне понятно. Ведь ему полагалась доля от награбленного, и в его же интересах было продать всё это с большей прибылью.       — Нет, эти жадные торгаши пока не собьют цену до приемлемой для себя, ничего не возьмут. Никчемный идиот… Ах этот мерзавец… Ох и доберутся мои руки до тебя, Дик Томпсон! Я с удовольствием буду смотреть на твои последние вздохи! — выругался Уоллис, отойдя в сторону и с особой злостью постучав своим крепким кулаком по деревянному фальшборту.       Гарри, ждавший рядом, пока капитан выскажет всё, что у того накипело, поглядывал на остальных матросов. У всех на лицах читалась особая досада, усиливавшаяся из-за значительных потерь в их рядах. Но каждый из них в глубине души понимал, что это скорее случай из вон выходящих, вспоминая о щедрости капитана в прошлых плаваниях. Большинство из них ведь заканчивались с хорошей наживой.       Когда же Уоллис вновь обернулся и зашагал к абордажному мостку, квартирмейстер решил у него поинтересоваться:       — И что же теперь?       — Клянусь моим кораблём, он будет драить палубу на ней всю свою оставшуюся жизнь, отрабатывая все те потери, что я понес! И да, передай всей команде, что по прибытию в Англию мы всё равно получим свое.       Позади же них матросы отчищали судно от трупов, перетаскивая их поближе к борту, оставляя при этом длинные кровавые следы на настиле. Те члены команды, что были покрепче, сбрасывали тела в воду, ехидно переговариваясь между собой:       — Акулы сегодня будут довольны, хе-хе.       — Да, их ждет потрясающий обед…       — М-м-м, давайте, подплывайте ближе, тут на всех хватит! — кричал седовласый моряк в возрасте собравшимся у судна полудюжине голодных морских хищников, бившихся между собой за кусок плоти.       — И ещё вот что. Сожгите это корыто, как перегрузите всё к нам на борт, — уже переходя по мостку, слегка покачивавшемуся вверх-вниз, капитан обернулся и обратился к квартирмейстеру.       Тот лишь положительно покачал головой в ответ и приказал перекинуть ещё пару дополнительных абордажных мостков. По ним зашагали матросы с ящиками провизии, взятые для себя ради разнообразия, так как выручить за них толковую цену не представлялось возможным. В этих самых ящиках лежало большое количество вяленого мяса, а также несколько десятков бутылок хереса и розового чаколи. Но если первое при пробе пришлось по нраву раздосадованным пиратам, то второму они с удовольствием предпочли бы пару ящиков виски.       Генри тяжёлым шагом направился к себе в каюту, где расположился за громоздким письменным столом. На нем в небольшие стопки были сложены разного рода бумаги.       Стоило ему начать их раскладывать, как в помещение ворвался запыхавшийся юнга. На вид ему можно было дать от силы лет тринадцать или четырнадцать, не более, настолько молочными казались его кожа и лицо.       — Капитан, капитан! Мы обнаружили священника в одной из кают! — протараторил он столь быстро и неразборчиво, что Уоллис ничего толком не понял       — Что обнаружили? — он переспросил того, оторвав взгляд от читаемого им документа.       — Священника, сэр! — глотая буквы, быстро ответствовал юноша.       — А что в моем приказе о том, что нам не нужны лишние свидетели, тебе не понятно?       На что юнга умолк и опустил взгляд вниз. Затем робким голосом попытался возразить ему:       — Но, — подбирая в голове подходящие слова, он сделал небольшую паузу, — это же священник… носитель слова Божьего. Нельзя его просто убить…       — Ваша вера меня доконает! — звонко стукнул капитан по столу, да так, что свисавшая стопка векселей полетела вниз, рассыпавшись в воздухе и словно снежинки, качающиеся из стороны в сторону, направлялись к земле. — А ну беги назад и прикажи выбросить его за борт! — рассерженный из-за упавший на пол охапки документов, крикнул ему Уоллис.       — Капитан, исходя из того, что я наблюдал на одном из предыдущих кораблей, когда служил на нем, могу вас заверить, что это будет плохой идеей…       Генри отодвинулся из-за стола и, прошагав мимо разбросанных бумаг, бодрым шагом направился к выходу из своей каюты. Выйдя с гордо расправленными плечами и вздутой грудью, он оглянулся вокруг. На палубе в сформированном полукруге стояло порядка двух десятков матросов, поглядывавших в центр.       — И где он?! — в повелительном тоне проговорил капитан, на которого оглянулись пятеро членов команды. Полукруг слегка расступился и Генри открылся обзор на толстоватого мужчину, сидевшего на палубе.       Его сразу же подняли двое крепких матросов, подведя под ручки к Уоллису, стоявшего с уверенным выражением лица впереди прохода, ведущего к его каюте.       Незнакомец представлял из себя невысокого мужчину, сорока или сорока пяти лет от роду, с длинной тёмной бородой, росшей чуть ли не от самых нижних век. Даже при всём своем лишнем весе выделялся крепким телосложением. С шеи его свисала крупная цепь с большим позолоченным крестом, не представляющий из себя никакую ценность для продажи, так как сбыть такие вещи было достаточно сложно. Поэтому, Генри не стал обращать даже дельного внимания на этот религиозный атрибут.       — Подними глаза, — спокойным голосом окликнул его капитан, на что священник даже не подал никакого вида. Лишь отвернулся в сторону. — Хм, я смотрю у нас тут очень храбрый типаж попался. Думаешь силен духом?! — наклонившись к нему, добавил он, оскалив при этом свои кривоватые зубы тёмно-жёлтого цвета.       — Я служу господу Богу и подчиняюсь только воли его… Я не обязан выполнять твоих приказаний.       — На моем корабле все подчиняются мне! Мне и пиратскому кодексу! — не выдержав такой наглости с его стороны, Уоллис хорошенько приложился ладонью по лицу священника. На такое действие практически вся команда охнула, явно не одобряя этот жест, продемонстрированный капитаном по отношению к пленному. Да и не просто пленному, а священнослужителю. — Ты уверен, что можешь стоять выше моих указов?       — Я — нет, — сплевывая слюну вперемешку с каплями крови из разбитой губы, ответил тот, — но Господь! Он вправе стоять над нами всеми, ибо мы все дети его!       — Надеюсь, он будет милостив к тебе, когда с ним встретишься, — и капитан, отойдя от него на пару шагов, подозвал к себе Гарри, которому отдал приказ, повергший бОльшую часть команды в ужас, — пора ему устроить незабываемую прогулку по доске!       — Капитан, загляните вглубь своей души, ведь он может проводить службу для нас. Тут на судне! Сам Бог видимо послал его к нам…       — Молчи, глупец, и делай то, что тебе говорят! На моем судне уже долгие годы не было никого из его коллег, и впредь не хочется возобновлять эту традицию!       Такая настойчивость на своем со стороны Уоллиса не приходилась по духу и Гарри, весьма религиозному человеку, с особым трепетом относившийся к священнослужителям.       — Как квартирмейстер этого корабля, я не могу не заметить и высказаться, что на вашей стороне меньшинство! И вы меня вынуждаете прибегнуть к моему право вето по отданному вами приказу.       — Как ты смеешь угрожать мне каким-то вето?! На моем же судне?! Смотрю в тебе заиграла смелость?! Совсем не к месту! — в гневном тоне наорал капитан на него, размахивая своими кулаками близ головы Гарри Кидда. Тот, слегка подавшись назад, безмятежно смотрел на вопившего на него Уоллиса, моментом позже ощутивший на себе недовольные взгляды остальной части команды. По их выражению лиц отчетливо читалось сопротивление приказу капитана. И даже те, кто был максимально лоялен к нему, не собирались высказываться за. По крайней мере сейчас, после столь неудачного разбоя. — Значит, все желают, чтобы он жил? — хотя ответ на это был понятен и без какого-либо вопроса. — Ну что ж. Пусть служит на нашем судне, пока от него есть толк. А тебе я рекомендую смотреть в оба и начать становиться более покладистым, если жизнь дорога, — наклонившись прошептал Генри священнику эти слова с большой неприязнью.       Тот лишь еле слышно ответствовал ему:       — Если вы думаете, что я боюсь смерти, то глубоко заблуждаетесь.       — Если бы не боялся, то не прятался бы по углам… — после чего капитан повернулся к нему спиной и уверенным шагом направился к себе в каюту, дабы осмыслить всё то, что произошло сегодня.       Как только Генри скрылся за дверью, основательно хлопнув ею напоследок, команда вновь зашевелилась и закопошилась словно муравьи, активно перенося оставшуюся добычу с корабля испанцев. Также перед тем, как выкинуть трупы, они не забывали снимать с них разного рода мелкие украшения, кирасы и кожаные сапоги, отличавшиеся куда лучшим качеством, чем те, что носили пираты.       Обычно команда Уоллиса редко доходила до такого вида грабежа. Лишь самые жалкие из их числа делали подобное, что презиралось вышестоящими товарищами. Но при такой скудной добычи, что была извлечена из трюмов, приходилось прибегать и к такому унизительному разбою.       Вскоре всё, что имело хоть какую-то ценность, было перенесено на судно пиратов. На соседнем же корабле находились шестеро разбойников, принявшихся поджигать помещение за помещением, начиная снизу. Сухое дерево и детали фурнитуры легко охватило огнем. Разгоревшись получше, он словно живой начал прыгать с одной балки на другую, охватывая всё большую поверхность.       Как только матросы убедились, что существенная часть крейсера горела ясным пламенем, поглощавшим всё на своем пути, то переметнулись обратно к своим.       Поспешно отцепив морских «кошек» и перетащив обратно абордажные мостки, команда приступила к подъёму парусов.       Судно весьма лениво стало отплывать от быстро разгорающегося костра посреди океана. Пламя же вскоре поглотило все участки корабля. Оно испускало столь сильный жар, что нижняя часть правого борта пиратского судна даже успела чуть обуглиться. Но всё же не столь заметно, чтобы придать этому большое значение.       Перекрутив штурвал в левую сторону, носовая часть корабля последовало за ним, и двухпалубник, подхваченный укрепившимся порывом ветра, быстро стал удаляться от места сражения. Теперь он держал курс прямиком к берегам Британии.