Начало Путешествия

      Бескрайняя, куда мог дотянуться взгляд, водная гладь простиралась вокруг. Гладкая, словно зеркало, поверхность океана отражала в себе редкие перисто-кучевые облака, походившие на бесконечные караваны бедуинов пустыни. Казалось, что они строгим строем друг за другом пересекали эту безжизненную, на первый взгляд, обширную область планеты.       За этими «аэронавтами», состоящих из смеси переохлажденных водяных капель и мельчайших ледяных кристаллов, вот уже вторую неделю следовала крошечная точка на поверхности океана. Это лениво плыл корабль пиратов, правда из опознавательных знаков ничего об этом не говорило.       После неудачного разбоя команда поспешно заменила потрепанного временем и сражениями «веселого Роджера» на чистый, словно новый, Британский флаг, слегка колыхавшегося при слабо ощутимом дуновении ветра.       К слову, флагом на их борту всё же служил не классический «Веселый Роджер» в виде черепа и скрещенных под ним костей. Хотя такой имелся в наличии. В трюме корабля хранились несколько таких лоскутов тканей. Один из них походил на стандартный вариант, но с изображённым черепом в профиль. Также сохранялись и расположенные снизу кости. Второй же флаг, коим Уоллис с командой и пользовался последние пару лет, а также во время последнего сражения, и вовсе пестрил занятным изображением. На него было нанесено изображение пирата, который держит в руках песочные часы и готовится пронзить копьем человеческое сердце, вытканное красными нитями.       На борту пребывало лёгкое уныние, усугублявшееся от того, что пока на горизонте не было замечено ни единого маломальского судёнышка. Такая встреча позволила бы пополнить награбленное ранее. Что могло бы дать надежду на возвращение с дельным грузом, за который можно было выручить дополнительных деньжат.       Но из всего возможного лишь резвые дельфины изредка составляли им компанию в этом продолжительном и затянувшемся заплыве. При том, что он обещал продлиться ещё на длительное время, судя по тому, насколько паруса наполнялись воздухом, а точнее изредка колыхались под его тихим дуновением. Ведь одних только кое-как надутых верхних парусов, обеспечивавших скорость не более четырех-пяти узлов, такому кораблю совсем не хватало.       Такое стечение обстоятельств приводило в бешенство капитана, ежедневно требовавшего у океана невесть какой, но всё же бури. Крепкие порывы, гнувшие мачты, а также величавые волны, хлестающие борта, куда больше ему приходились по душе. Генри ощущал некий дискомфорт от того, что корабль находился вне зоны риска, плавно рассекая безмятежный океан.       — Проклятье по мою душу! Мы движемся столь медленно, что мне не стояло бы труда обогнать судно вплавь! Это всё из-за священника. Как только он ступил на борт, так сразу ветер перестал нам сопутствовать! — ходил Уоллис вдоль и поперек своей каюты, скрестив руки на груди и злобно бубня себе под нос. В краю же помещения, с правой стороны по направлению к выходу, на одном из двух стоявших там деревянных стульев тихо сидел квартирмейстер. Он молчаливо и внимательно выслушивал жалобы капитана. — Ну а что?! Вот что, объясни, тогда произошло, из-за чего так тащимся?!       — Хотел бы отметить, что он работает не хуже лучших из наших матросов, стоя бок о бок с ними…       — Ты про кого? — обратился Генри к квартирмейстеру, уже даже позабыв, о том, что он жаловался ему на священника. В голове его волновала лишь низкая скорость судна.       — Про священнослужителя.       — Ещё бы ему по судну ничего не делать! — буркнул Генри в его сторону.       Гарри пожал плечами.       — А, касаемо, погоды… Ну что ж, порой такое случается. Хотя и сам не доволен таким раскладом. Ничего не поделаешь, от нас она не зависит.       — Практически две недели, Гарри! О чём здесь речь?! Такого и нарочно не вообразишь! — это немного удивило квартирмейстера. Ведь капитан являлся одним из немногих среди пиратов, не отмечавшийся какой-либо суеверностью. Наоборот, он всю свою зрелую жизнь неодобрительно относился к людям, придерживавшимся и верующим в различные приметы, кои он считал страшилками для детей. Теперь этот самый человек стал не похож сам на себя.       — И всё же, как мною было сказано ранее, он знатный работник. Если идет намек на священника, — квартирмейстер всё пытался защитить того.       — Но скажи мне одно! Вот, ты точно можешь знать — сможет ли он взять клинок в руки, когда в этом будет необходимость?! — перебил его Генри, ярким возгласом.       — Побойтесь Бога! Ведь он не головорез, как мы. Его дело — проводить службы на судне. К тому же большая часть команды благодарна ему за это. Вы же сами знаете сколь это необходимо для них. Да и сколько лет к нам на борт не ступала нога священника…       — Вот именно! Столько же лет мы наводили ужас на противников. И сколько награбленного нам доставалось!       — Не вижу ни малейшей связи между тем, что добыто с крейсера и наличием святого отца на корабле, — Гарри пожал плечами в ответ и, наклонившись чуть вперёд, тихо добавил, — если кто и виноват во всём этом, так только Дик Томпсон. Вот с него и нужно требовать за всё, что с нами приключилось.       — Ох, за него ты не беспокойся! Эта портовая крыса получит свое, как только моя нога ступит на крепкую землю Британии.       — Захотел нам насолить по-крупному, по всей видимости. А что, если ему заблагорассудилось от нас избавиться?! — и капитан уселся за стол, подперев рукой низкий, чуть выступающий вперёд подбородок. Гарри же пересел на стул поближе к нему, обдумывая что-то про себя с небольшой улыбкой на лице, которой его собеседник не придал никакого значения.       — Не уж то так считаешь?       — А? — отрешено воскликнул квартирмейстер, — да тут и думать нечего! Вон как далеко пошел в компании. Зачем ему иметь дела с такими, как мы? Наверняка, Дику не хочется, чтобы это где-то всплыло. Где-то в кабинете начальника или чего больше, если окажется на званном ужине британской короны. А ведь этих, так сказать высокопоставленных особ, то и дело приглашают на всякие приемы во дворец.       — Хм, а может быть и так… — Генри призадумался, откинувшись на спинку стула и принявшись обдумывать все те действия, что могли привести к случившемуся с ним. — А что, если это дело рук Тича? Быть может мы наткнулись на другой корабль, а нужный нам ограбил этот мерзавец? Или вовсе сотрудничает с испанцами и предупредил их о том, что не стоит возить на крейсерах четвертого ранга столь ценные грузы… Хм, да и что могло там перевозиться кроме золота, о коем меня проинформировали… Я ведь этой собаке жизнь подпортил знатно. Извечно оказывался на шаг впереди. А эти губернаторы коррупционеры с островов не брезгуют вести дела с пиратами, даже столь кровавыми, как Тич. Да или взять нас, хотя бы. Но под нас нет доказательств…       — Они особо и не нужны в наше время. Сказали, что ты пират, и уже вечером дёргаешься на виселице. Делов-то! Поди ещё докажи, что это не так…       — Ладно, ступай отсюда, хочу остаться один, — после чего Генри погрузился в глубокое раздумье. Гарри же, кинув подозрительный взгляд на него, поднялся на ноги и зашагал из каюты, плотно захлопнув за собой увесистую дверь.       Столь лёгкая прогулка по океану продолжалась ещё четверо суток после произошедшего разговора. Корабль также мешкотно продолжал свой путь, оставляя позади слегка пенистый длинный хвост. Порой у людей на борту создавалось ощущение того, что вот-вот и они встанут на месте, а судно, словно упертый осел, настырно передумает двигаться дальше.       — Мда, такими темпами у нас скорее закончится ром и провизия, чем перед нами покажется хотя бы самый мизерный клочок суши, — проговорил Остин, обращаясь к сидевшему рядом юнге, опершегося спиной об фальшборт, близ носовой части.       — А что мы можем сделать? — преспокойно сказал юноша, не отвлекаясь от своего занятия. Задрав голову вверх, он поглядывал на чистый небосвод, на небольшом участке которого ярким пламенем светила звезда. Всё вокруг казалось столь безмятежным и, словно поддаваясь атмосфере, ему ничего не оставалось кроме, как расслабиться, не думаю ни о чём.       — В принципе… — призадумался плотник, развернувшись в сторону юнги. Затем, опёршись на левую руку, добавил, — думаю да. Не в наших силах, что-либо сейчас изменить, — после чего также поднял глаза к небу и, немного скатившись вниз, разлегся, как и его собеседник.       В таком ключе и продолжалось плавание, прежде чем всё не переменилось при приближении к акватории Азорских островов. Лёгкие дуновения ветра стали преобразовываться в крепкие порывы, усиливавшиеся по накату.       Они с лёгкостью раздули пожелтевшие от времени множественные паруса. Всё стало происходить столь стремительно, что пиратам пришлось спешно оторваться от своих дел и убирать импровизированные паруса, поставленные в надежде на то, что это положительно поспособствует скорости судна.       Команда металась от одного борта к другому, залезая на мачты, ослабляя верёвки и сворачивая часть носовых полотен. Океанское течение также заметно прибавило в своей динамике. Оно играючи подхватило корабль и, словно закрепив буксир, стало резво нести судно по поверхности воды, откуда порой выпрыгивали причудливые рыбы.       Вдали же виднелись пара V-образных фонтанов, взлетавших высоко вверх, капли которых рассеивались ещё в воздухе, ложась на поверхность лёгкой водной скатертью. От этих же крупных морских созданий доносился и громкий трубный звук, разносимый по округе. Они медленно плыли в сотне метров от судна и выстреливали в стороны массивные струи воды.       По своеобразному фонтану и уникальному сопровождаемому звуку представлялось возможным определить, что этими колоссами оказались северные гладкие киты из рода южных китов. И судя по количеству поднимавшихся струй, что показывались перед командой, рядом с ними находилась небольшая группа из пяти особей. При чем двое из них значительно превосходили по размерам остальных. Это выделялось не только по объему выстреливаемой из дыхала воды, но и по порой показывавшимся над поверхностью громоздким хвостовым плавникам, с всплеском и грохотом ударявшихся об водную гладь.       Капитан, до этого лишь изредка выходивший из своей каюты, почувствовав, что корабль прибавил ходу, решил всё же отложить книгу, кою с пристальным вниманием читал последние трое суток. Всё же прогуляться на свежем воздухе было бы не лишним.       Он подошел к двери, через щели которой со свистом задувал воздух. Капитан открыл её и ветер со всей яростью ворвался внутрь, подняв в воздух небольшую стопку документов.       — Проклятье! — ругнулся Уоллис, из рук которого чуть было не вылетела ручка двери, готовая со всей дурью вмазаться в высокий комод, что стоял по левую сторону от выхода.       Не возвращаясь, чтобы собрать разлетевшиеся вокруг стола документы, он вышел наружу, где работа кипела полным ходом.       — Вот чего нам не хватало! — словно малое дитя, он обрадовался всей это картине вокруг. — Вот оно, то самое, что украсит наше возвращение! Вернет нас к привычным ощущениям! Эй, Дэвид, где мы находимся? — подозвал жестом руки к себе старпома, стремительно пробегавшего мимо.       — Точно не знаю, капитан! Штурман направлял нас всю эту дорогу… Он вроде твердил, что заходим в южную акваторию Азорских островов! — напрягая голосовые связки, старался тот говорить громче, дабы перебить свист ветра.       — В южную?! — Уоллис резко переспросил его. После чего стукнул себя ладонью по лбу, да так звонко, что донеслось до канонира, шагавшего в паре метрах от него. — Чёрт меня дери, вот в чем была причина!       Словно свет во тьме, на него пролилась вся цепочка событий, приведшая к этой длительной прогулке по океану.       — Вот порой к чему приводит мое невмешательство, — пробубнил капитан себе под нос и направился с грозным видом куда-то прочь.       Лишь теперь пришло осознание того, что корабль только-только заходил в сильное океанское течение — Гольфстрим. Весь этот путь, что был проделан до этого, судно шло по диагонали с запада на восток, от северного пассатного течения до течения Гольфстрим. При этом пересекало так называемое саргассово море, расположившееся между двадцатью тремя и тридцатью пятью градусами северной широты, а также тридцатью и шестьюдесятью восьми западной долготы, занимая к тому же огромную площадь в шесть миллионов квадратных километров, что сопоставимо с территорией Австралии.       Обдумав и выстроив весь пройденный путь, шаг за шагом, у него в голове всё встало на места. Особенно, стал понятен фактор той погоды, что наблюдалась долгое время и являлась неестественной для стандартных морских путей. Ведь, это самое саргассово море и правда считалось некой водной пустыней. Оно отмечалось отсутствием практически сколь-нибудь сильных или даже средних по силе течений, со спокойным окружением и редкими осадками.       Позвав к себе всех необходимых членов команды, капитан, не вздумавший сбавлять оборотов, продолжал в гневе рвать и метать.       — Как вы умудрились повести судно через эти тихие воды?! Ни разу нас не сносило сюда! И что сейчас случилось?! На кой-то чёрт, я спрашиваю, направили корабль по этой морской пустыне?! Ума не приложу! — Генри отчитывал штурмана и рулевых, пытавшихся увести провинившиеся взгляды в сторону. Рядом же, в том же правом углу, что и ранее в разговоре с капитаном, сидел Гарри.       — Капитан, я посчитал, что можно держать курс по меньшей из дуг. Делал же эти расчеты исходя из того, что изначально направились против северного пассатного течения. Хотя должны были свернуть на северо-запад к Бермудским островам…       — И кто же в этом виноват, хотел бы я знать?!       Все трое пиратов переглянулись друг на друга, прекрасно осознавая, что ещё после шторма они перехватили корабль в не лучшей области океана. Хотя наличие чаек и подсказывало о том, что суша где-то близко, но никто и не подозревал до определенного момента, что та группа птиц, кружившая над ними перед нападением, оказалась на добрые четыреста морских миль восточнее острова Гваделупа. При том, что этот остров и Пуэрто-Рико разделяло ещё практически триста морских миль.       Получалось, что пираты напали на испанцев за семьсот морских миль до порта их швартовки!       — Общая. Всех нас… — проронил тихо штурман.       — Но кто-то должен понести ответственность за то, что произошло? — проговорил Уоллис, делая явный акцент на штурмана, стоявшего с перекрещенными впереди руками.       — Как ваш квартирмейстер, не могу не вмешаться в то, что Дирк не раз выручал нас своими знаниями о мореходстве… — хотел было вклиниться Гарри, но сразу был остановлен жестом капитана.       — Хотел бы напомнить, что из-за этой глупейшей ошибки мы потеряли практически три недели! И хочу также отметить, что плыть нам ещё более тысячи пятьсот морских миль, если действительно только заходим в акваторию Азорских островов! — всё не унимался Генри, недовольно размахивая руками по сторонам и толком не соображая, как они умудрились такое проморгать. — Ну что ж, сделаем так… — принялся он обдумывать последующие действия, возникавшие в его голове, — по пиратскому кодексу стоило бы вручить вам всем по чёрной метке, — эти слова напрягли всех присутствовавших, но Уоллис осознавал весь риск в данной ситуации. Ведь ему эти самые метки ранее не вручались лишь благодаря хитрости. И, как обычно, он сейчас также решил обыграть всё в свою пользу. — Даю вам четыре дня на то, чтобы добраться до берегов Британии, иначе пинайте на себя.       — Но… — было хотел возразить один из рулевых, как его сразу обрезал Генри.       — Ровно четыре дня! Не больше!       И на этом слове, капитан выдворил всех из своей каюты, поспешив за ними на палубу. Порывы воздуха сразу захлестали его по лицу, оставляя всё же приятное ощущение прохлады. Он лично стал следить за исполнением приказа, вполне способным закончиться плачевно для нескольких членов команды.При этом прекрасно осознавал, что с такой дерзостью его самого могло ждать плачевное будущее. Но в этом и был весь Уоллис. Человек, осмеливающийся рискнуть своей головой ради большего, чего-то смелого.       Гарри, надрывая глотку, громко выкрикивал указания матросам, ожидавших последовательных действий для выхода из возникшей проблемной ситуации. Часть из них кинулась вновь взгромождать дополнительные паруса, убранные всего за час до этого.       Во всех этих телодвижениях особенно нервничал штурман, вернувшийся в небольшое помещение под фордеком, куда вела скрипучая лестница, насчитывавшая ровно шесть ступенек. Он судорожно перебирал хранившиеся у него карты, пытаясь построить на них оптимальный маршрут. Но циркуль предательски соскальзывал с необходимой точки, угрожая проделать приличную дыру в бумаге. Его руки дрожали, и ему приходилось отмерять маршрут вновь и вновь. Над головой раскачивалась зажженная лампада, а по бокам помещения скрипели стеллажи с навигационными картами разных регионов мира.       Генри стоял с довольной улыбкой во весь рот от того, что видел перед глазами, и это придавало ему новых сил. Также вся эта сцена заставила подзабыть на некоторое время о неудачном налете и о всем том, что с ним и его командой приключилось после. На этих эмоциях капитан стремительным шагом направился к штурвалу, обойдя одного из матросов, подготавливавшего парусные канаты, перед тем как полезть закреплять их. Когда же Генри поднялся по украшенной узорами с животной тематикой лестнице, то попросил отодвинуться рулевого, вместо которого заступил за управление кораблём.       — Иди помоги остальным! Мы будем вовремя, клянусь своей бородой!       И в своих мыслях, оглядывая палубу, на которой вовсю кипела работа, в его голове закралась идея достигнуть конечного отрезка пути вовсе не через четыре дня. Хотя даже этот изначальный срок для покрытия столь внушительного расстояния казался недостаточным. Ему вздумалось глядеть на зелёные луга графства Корнуолл уже через трое суток! Непостижимый срок для этого исторического периода…       После того, как судно оказалось во владениях Гольфстрима, корабль ожидало плавание в стремительном и крупном по своим масштабам течении вплоть до самой Ирландии. После чего от «изумрудного» острова и центрального течения необходимо было отклониться вправо, в пролив Ла-Манш. Затем, обогнув графство Кент, зайти в устье реки Темзы, проходящей насквозь через Лондон. Именно в этом бурно развивающемся городе и основался центральный офис Ост-Индской компании. И именно в нем заседал Дик Томпсон.       Касаемо путешествия корабля Уоллиса, то ветер, к его огромному счастью, с каждым часом только усиливался. Небо начинало затягивать густыми облаками, черневших при дальнейшем продвижении.       Той же ночью, тучи стали бросать на водную гладь океана крупные, словно градинки, капли. С глухим звуком они барабанили по деревянному настилу корабля, рвавшегося вперёд с доброй полусотней членов экипажа.       — Капитан, позвольте вас сменить у штурвала, — обратился к нему худощавый с покатыми плечами и змеиной талией юноша, служивший у Генри рулевым, — вы практически сутки управляете судном, вам стоит передохнуть…       — Иди, Многорукий, лучше помоги команде чем-нибудь. Тут ты пока точно не нужен, хватило с тебя.       Пожав плечами, ему ничего не оставалось, как уйти и не мешать сосредоточенному на деле капитану.              Кличку же свою рулевой заработал за способность выполнять одновременно несколько вещей. К тому же он искусно мухлевал в азартных играх. Правда, порой сильно получал за свои выкрутасы. Но до своих пятнадцати Биллу, а его звали именно так, и в голову не могло прийти, что когда-либо окажется в той роли, что находился сейчас. Беззаботно помогая на ферме своим родителям близ города Порту, что в Португалии, ему не представлялось иного будущего для себя, кроме фермерства и торговли.       Всё резко поменялось, когда, однажды, его угораздило встретиться с Уоллисом на базаре в Лиссабоне. Там Генри сбывал партию серебра, выманенного у аборигенов в Южной Америке. Конечно, жизнь пирата была весьма интересна и имела свои соблазны, но с серебра из Америки он получал стабильный доход, хотя и значительно меньший, чем при грабежах. Порой такого рода торговля обеспечивала ему дополнительное алиби, если кто интересовался его плаванием к Новому Свету и родом деятельности.       Получив за товар достаточное количество денежных средств, он, прогуливаясь вместе с Гарри по портовому пирсу, решил сыграть в Перудо в одном из местных кабаков. Это было весьма неопрятное и прокуренное до последнего стакана место, где любили собираться разного рода оборванцы и разбойники. Предпочтение таким заведением отдавалось из-за сносной выпивки и совмещённого с кабаком дешёвого борделя, куда столь любили захаживать и простые моряки с торговых судов, что по долгу ходили в море.       Заприметив подходящих жертв, а многорукому они со стороны показались простачками, Билл решил их подозвать к себе. Такое обманчивое предположение было вызвано той опрятной одеждой, что сидела на вошедших в помещение гостях. Со стороны они походили на знатных купцов или служителей при дворце, просто зашедших не туда. Билл настойчиво стал приглашать их сыграть за свой стол, пообещав знатное количество выпивки даже в случае поражения. Попутно также объяснял правила, но был остановлен оппонентами, заявившим, что ранее им приходилось играть в Перудо и хорошо знакомы с правилами игры.       В начале партии они оба выиграли неплохую сумму и даже подумывали удалиться прочь, так и не дождавшись обещанной выпивки. Но Биллу удалось уговорить своих оппонентов сыграть ещё один раунд. Специальный раунд Мапуто, где, пользуясь ловкостью своих рук, он смог незаметно поменять номинал костей. Это в итоге позволило ему заработать всё то, что до этого Гарри с Уоллисом выиграли у него.       Но и на этом его хитрость не закончилась. Раздосадованные таким проигрышам, пираты, о роде их занятий Билли и не подозревал, резво согласились на его просьбу сыграть ещё один специальный раунд, как бы давая им отыграться. Но, когда Билл принялся исполнять свои фокусы, то неожиданно для себя, его рука соскользнула в сторону от стола. И многорукий выронил кость, которую пытался подменить, но при этом стараясь не подавать вида проваленного мухлежа, который всё же заметил квартирмейстер.       — Ах ты оборванец этакий! — Гарри сразу же схватил за шкирку обманщика, не ожидавшего столь грубой силы по отношению к себе. — Что это ещё за махинации такие?! -пытаясь получить от него объяснения, тряс мошенника словно тряпичную куклу. Да так, что у того чуть было глаза не повылезали наружу.       Весь кабак обратил внимание на то, что происходило за столом гостей, готовых было разорвать бедного юношу, дёргавшего головой из стороны в сторону. Он пытался отрицать все обвинения, но приводимые доводы только злили его оппонентов.       Тогда они оба взяли его под ручку, при этом остановить их никто и не стремился, несмотря на возгласы сопротивляющегося им юнца. Билли старался выскользнуть из заключения, словно змея извиваясь в разные стороны. Но мощные руки пиратов заковали его в крепкие тиски, не давая и шанса на то, что тот сможет ускользнуть от них.       — Какого чёрта?! Отпустите меня?! — буйствовал юноша, но всё понапрасну.       — Ничего, сейчас мы тебя научим, как обманывать нас! — гавкнул на него Гарри, от которого сразу прилетел увесистый удар в область живота.       Юноша, согнувшись пополам, повалился на землю.       — Что?! Такое тебе не по душе? — раздавался низкий голос Уоллиса, стоявшего над головой парня.       — Мало ли у кого могла упасть эта чёртова кость, — молодой человек всё ещё пытался объясниться, от боли сжимая руки на животе. Ему было тяжело дышать.       — Ты издеваешься над нами, щенок?! — не выдержав такой наглости, Гарри вновь прописал ему удар, пришедший теперь в область груди.       Многорукому в этот момент показалось, что его грудная клетка сломалась, а ребра разорвали ему лёгкие. Дыхание окончательно сбилось. Он стал цепляться руками за своих обидчиков, глотая быстро воздух беззвучно открывающимся ртом. От страха, ощущаемого внутри себя, глаза его полезли из орбит. Никогда ранее ему не доводилось оказываться настолько близко к смерти. По крайней мере, так ему казалось.       Но вот, кислород вновь стал поступать в лёгкие, грудная клетка словно встала на место, и он смог глубоко, с хрипом, глотнуть воздуха.       — Фууух, фуух, — раздавалось сопение и тяжёлое дыхание с его стороны, прежде чем Билли смог сказать что-либо, — заберите…фуух… заберите все мои деньги, чёрт возьми… — дышал и говорил он неровно, в любой момент рискуя упасть в обморок. Но, сжимая кулаки, терпел всю причиненную ему боль. — Возьмите всё! Обшарьте карманы, но прошу оставьте меня в покое…       — Ты думаешь, что так легко можешь откупиться?! — согнув одно колено к земле, Генри присел рядом с ним. — Нет. Ты просто не понимаешь кого пытался обдурить.       — Прошу вас… — повторял он без устали, корчась от горящей боли внутри груди.       — В твоей смерти я не вижу смысла. Об этом можешь не бояться. Поэтому за то оскорбление, что ты нанес нам своей выходкой, я предлагаю тебе отработать прощение у меня на судне, — эта фраза немного взбудоражила квартирмейстера, считавшего, что паренька нужно прикончить и дело с концом.       Конечно, Билли понимал, что в случае отказа, его обидчики попросту перережут ему глотку, или всё равно поволокут на судно против его воли, а затем выкинут за борт где-то посреди океана. И это размышление привело его к наилучшему варианту — согласиться на отработку повисшего на него «долга». И вряд ли он изначально, весь побитый, когда вступал на борт корабля, мог предположить, что с течением времени настолько приживётся на нем, позабыв о прежней жизни на суше и об обиде на капитана с квартирмейстером.       Теперь же, когда многорукий Билл заматывал канаты, капитан зорко посматривал в ночную даль, манившую своей неизведанностью. Округу всё сильнее окутывало серым мраком по мере наплыва дождевых облаков, усиливавших количество выпадающих осадков до тех пор, пока это не переросло в небольшую бурю с проливным дождём. Несомненно, такой расклад только радовал Генри, направлявшего судно вперёд.       — Эй юнга! — окликнул Уоллис молодого, худоватого на вид темноволосого парня, проходившего внизу на раскачивающейся центральной палубе.       — Да, капитан! — сразу ответствовал он.       — Иди-ка сбегай, позови мне штурмана, да скажи, чтобы дух его был тут через пару минут!       — Будет сделано, капитан! — и с этими словами матрос, осторожно переступая с ноги на ногу, быстро направился к носу корабля. Затем, спустившись в небольшое помещение к навигатору, пропал из виду Уоллиса.       Штурман, в этот момент, стоя в полумраке и опёршись на стол, отмечал ориентировочное местоположение судна на карте, попутно измеряя оставшееся расстояние. — Эй, Снежок, тебя капитан вызывает! Да говорит поскорее, что-то видимо срочное, — обратился к нему юнга.       — Сейчас буду… — не оглядываясь на того, буркнул Дирк.       — Лучше тебе поторопиться, ты явно отличился чем-то…       — Я тебе что сказал?! — в более грубой форме отмахнулся он от юноши, который пожав плечами, взбежал глухими шагами по лестнице, выйдя обратно на верхнюю палубу.       К слову, стоит сказать, что практически сразу за ним, побежал и навигатор, понимавший, что может закончить свои дни в желудке у акул, части которых он всё же предпочитал видеть у себя в похлёбке. Выйдя из своей каюты, дождь хлёстко окатил его с ног до головы, и, ещё не успев дойти до квартердека, уже оказался насквозь промокшим.       — Капитан, вызывали?       — Да, Дирк! Доложи-ка мне, где, по-твоему, мы сейчас пребываем?       — Я мерил скорость каждые двадцать минут, затем соизмерил это всё на карте и…       — Дай четкий ответ на мой вопрос, чёрт побери! — громогласно перебил его Генри. — Я же не просил рассказывать, чем ты занимался всё это время…       — Да, капитан. Мы уже в более чем трёхстах милях по северо-востоку от Азорских островов.       — Прекрасно! Эй, Многорукий, поди сюда! Охота передохнуть, — и с этими словами к нему подбежал Билли, уже давно закончивший с канатами. Он оперативно перенял управление, в то время как Уоллис, промокший насквозь, пошагал к себе в каюту.       Глаза его немного щипали от усталости, а также сильно покраснели из-за напряжения. В руках, встряхиваемые для прогонки крови, ощущалась сильная слабость, перекинувшаяся затем на всё тело.       Начавшийся же шторм не сильно оправдал надежды капитана, рассчитывавшего в начале на куда более крепкие порывы, а также усиленное течение. При том, что волны вздымались на несколько метров вверх, глухо хлеща судно по обеим бортам, не принося никакой пользы в плавании.       Дойдя до помещения, Генри обессиленный и в мокрой до последней нитки одежде, прилипавшей к телу, сразу же рухнул на кровать, со скрипом провисшая вниз. Глаз зацепил лишь часы, стоявшие рядом. Качка убаюкивала его. В течение последующей минуты он засопел и уснул крепким сном.       Ветер свистел в дверных щелях, а корабль продолжал мчаться вперёд.       Окончательно же выспаться Уоллису не дало само тело, кое изнывало от усталости, при этом резко отошедшее ото сна. Капитан глянул одним глазом на часы, тикавшие на небольшом деревянном комоде близ его кровати. Всё ещё сонный мозг с трудом сосчитал, что прошло лишь три с половиной часа после того, как было передано управление кораблём.       Уоллис, тяжело выдохнув, приподнялся. Мокрая одежда на теле доставляла неприятный дискомфорт. Но он не думал переодеться. Красные глаза, в коих лопнул не один капилляр, плавно скользили вдоль каюты, где скрипела часть мебели, слегка раскачиваясь в стороны.       Встав на ноги, да столь резко, что в этот момент в глазах потемнело, он опёрся на стоявший рядом комод. Потихоньку приходя в себя, прошагал аккуратно к двери. Его вновь окатило водой, по лицу хлёстко ударил поток небольших капель, словно маленькие иголки, впившиеся в плоть.       Судно здорово раскачивалось из стороны в сторону, подхватываемое порой волнами глубокого океана, но всё это нисколько не смущало Генри. Его волновало лишь одно — множественные свёрнутые паруса.       — Будь я проклят морским дьяволом, что это видят мои глаза?! — заорал он во всё горло, как только мог. — Какой щенок посмел такое сделать?! — грозно оглядывал капитан молодых ребят, видневшихся на палубе.       — Томас сказал нам убрать часть полотен, — ответствовал с робостью в голосе юнга, заставший сонного Уоллиса, шатавшегося на ногах.       — В смысле сказал?! Вот так взял и решил?!       — Он же парусный мастер, и отвечает за…       — В мое отсутствие лишь двое здесь решают, что да как должно быть. Но никак ни этот Томас! Где он, чёрт возьми?! Гарри, Дэвид, вы где? — Уоллис пытался докричаться до них сквозь свист ветра.       — Они внизу, капитан, — ответствовал юнга.       Генри свернул к лестнице и, перескакивая через ступеньку, в один момент оказался на нижней палубе, где его заместители вместе с частью команды были заняты тем, что повторно чистили оружие.       — Где Томас? — сразу же поинтересовался капитан.       — А что такое? — не понимая к чему тут парусный мастер, обернулся к нему, старпом, натирая до блеска пиратский меч, плавно проводя по нему мягкой тканью.       — Что такое, говоришь?! — Пыхтел тот в ответ, — да как он смеет ослушиваться приказов?!       — С чего это?       — Тогда, быть может, ты объяснишь, какого чёрта паруса свёрнуты? От тебя было дано такое распоряжение? Или же от тебя, Гарри?! — переключив свой устрашающий взор на квартирмейстера, встал он рядом с ним.       — Ничего о таком не слышал. Мы оставили верхнюю палубу пару часов назад и принялись чистить испанские мушкеты да клинки, — с недоумением на лице отвечал тот. — Притащите Томаса сюда! — крикнул затем на пару матросов, сидевших рядом с ними.       Как оказалось, парусный мастер находился в нижнем трюме, складывая парусину. Он не сразу понял с чего товарищи по команде, жёстко схватив того по бокам, поволокли его наверх.       — Эй, это ещё как понимать?! — выкрикивал и пытался вырваться он на ходу, но крепко сложенные ребята с лёгкостью тащили невысокого, чуть более пяти футов высотой, человека. Оказавшись перед тремя старшими по чину членами командами, они бросили его прямо к ним в ноги. — Что тут происходит? — привставая, поинтересовался мастер.       — Это у тебя хотел бы узнать, что ты себе позволяешь?! — наорал на него квартирмейстер.       Тот лишь выпучил глаза от удивления, совсем не догоняя, что от него требуют.       — Что именно? Мне в голову ничего оскорбляющего вас и не пришло бы…       — То есть ослушаться приказов капитана, старпома и квартирмейстера — это ты считаешь не оскорбление?! — яростно выкрикнул Генри. — Гарри, — обратился затем к своему квартирмейстеру.       — Да, капитан? — поинтересовался тот у него, не отводя глаз от Томаса, получившего удар сзади и упавшего вновь на колени.       — Какое у нас наказание для тех, кто осмеливается встать против приказов членов команды гораздо высших по рангу?       Тот в свою очередь понял, что это могло быть шансом отвести тематику обсуждений неудачного плавания, в коих могли обвинить и его. После чего он, ехидно улыбнувшись, ответствовал:       — За такую наглость и смертью было бы слишком простительно наказать…       — Вот именно! Но выбор у нас скудный в данный момент! — и в следующую же секунду Генри достал из-за пазухи квартирмейстера пистоль и выстрелил прямо в грудь парусному мастеру.       Тот жалобно вскрикнул, хватаясь ладонью за грудь в области ранения. Его руки тут же окрасились в красный цвет. Его рот быстро вдыхал воздух, и, задыхаясь, тот ухватился одной рукой за горло. Лицо его корчилось в предсмертных спазмах. После чего, спустя не более двадцати секунд, тело с глухим стуком упало на настил, распластавшись на нем без малейшего движения.       — Выкиньте этого предателя за борт! Чтоб мои глаза его не видели! — сказал Уоллис, отдавая огнестрельное оружие обратно квартирмейстеру.       — Побойтесь Бога! За что вы его так?! — возмутился священник, стоявший всё это время позади команды и решивший выйти вперёд.       — Это не твое дело, святоша! Занимайся лучше тем, что у тебя получается прекраснее всего!       — Бог вам этого не простит! — грозно ответил он капитану, — не рассчитывайте на то, что не воздастся каждому по его заслугам! А заслуги у вас, как я смотрю — не лучшие…       — С удовольствием буду ожидать суда Божьего, — лишь ехидно сказал ему в ответ Генри.       Сцена, развернувшаяся перед глазами команды, повергла их в небольшой шок. Новички были поражены столь стремительным развитием событий. Ну а бывалые, а Томаса с четырьмя годами службы на этом судне можно было отнести к ним, уже и ранее видели смерть товарищей от рук представителей их собственной команды. Они понимали в чём именно провинился парусный мастер и за что того наказали столь жёстким приговором. Это поддерживало дисциплину на корабле, порой скатывавшуюся от расслабленности.       После случившегося, капитан, всё ещё в противной прилипающей к телу одежде, не стал направляться обратно к себе, дабы продолжить смотреть те сны, что проносились в его подсознании. Вместо этого он заступил за штурвал, отдав приказ поставить все убранные паруса на место.       Как только они стали устанавливаться один за другим, преобразовывая мачты в распускающийся букет роз, судно значительно ускорилось. И вскоре уже рассекало водную поверхность со скоростью около двадцати двух морских узлов.       Не прекращавшийся всё это время дождь поливал округу до самого вечера. Но, к счастью команды, волны значительно поубавили в своей пылкости. Они еле доставали до трети бортов от высоты верхней палубы. К тому же крепкий ветер равномерно задувал во все паруса, не давая судну сбавить ход.       Несмотря на всю накопившуюся усталость, Генри за всё это время отлучался от штурвала разве только для того, чтобы перекусить. Не сильно налегая на солонину, ограничивался лишь парой горсток сухарей да супом из костей. Такой бульон готовился из всего, что могло попасться под руку. Будь то остатки съеденных кур, или выловленные в океане черепахи, чьё мясо обычно готовилось отдельно. Оно обжаривалось или же шло также в суп, но уже в черепаший с добавлением разного рода специй, кои Генри закупал у индийских торгашей, прибывавших десятками к британскому берегу.       Иногда же его команда получала пару бочек и от Томпсона в виде некоторого бонуса к сделке. В целом ни один член экипажа корабля не жаловался на кухню, куда более аппетитно и пахнувшую, и выглядевшую, чем на большинстве не только пиратских, но даже знатных судах.       Уоллис простоял у штурвала и всю последующую ночь, порой смыкая поочередно глаза. Таким образом он старался дать отдохнуть каждому из них, не отвлекаясь от горизонта. Хотя в паре моментов на него скрыто накатывалась двухдневная усталость. Но ударявшись о штурвал, резко очухивался. Промерзший и рисковавший получить воспаление лёгких капитан всё же дотерпел до утра.       В это время священник нес службу. Матросы один за другим спускались на нижнюю палубу, где в небольшой каюте их принимал священнослужитель. Пираты заходили к нему, чтобы раскаяться в содеянных за свою жизнь делах. Тем самым пытаясь очистить свою душу в откровенной исповеди. И некоторые плоды это приносило. На выходе из каюты каждый из членов команды словно светился. Они, как будто, сбрасывали камень с сердца, столь давивший порой на психику. С другой же стороны, такого рода исповедь словно сразу распускало им руки для совершения новых грехов. Тем самым всё это походило на некоторую карусель с двумя связующими и столькими же действиям в виде исповеди и совершения греха, за которой вновь наступала исповедь с очищением.       Какие только рассказы за всё это время довелось услышать священнослужителю, порой ужасающегося в своей голове. Среди команды пиратов оказались несколько настоящих садистов. Любители извращённо замучить жертву до смерти, не брезгавших в выборе инструмента. Были и ярые развратники. Хотя данная характеристика смело могла относиться к большинству пиратов, бороздивших моря. При этом во время откровений они даже не старались выбирать слова для описания своих преступных действий. Говорили прямо так, как оно у них и крутилось в голове. Были и скряги, предпочитавшие умереть, нежели отдать хотя бы пенс на благое дело или при дележе награбленного. Хотя второе вполне казалось логичным.       Носители всех главных грехов, что мог вообразить священник, оказывались наедине с ним. Этот корабль представлял из себя плавучий ад, где команда являлась не скитальцами или мучениками преисподней, кои должны были наполнить собой практически каждый из девяти кругов ада, описанных Алигьери. Нет. Они являлись служащими бесами этого места, распространявших пороки везде, где ступала их нога. Но несмотря ни на что, священнослужитель отпускал им грехи, ибо следовал Библии своей, и особенно почитал сказание из неё — «не суди, да не судим сам будешь».       К тому же одним из утешений, что пытался найти священник, являлось, что насильниками и садистами среди всей команды оказались лишь единицы, что всё равно не делало это судно более чистым. Но ему становилось от этого легче, считая, что не всё ещё потеряно тут.       Флибустьеры же с почитанием относились к столь святому, по сравнению с ними, лицу, оказавшемуся на борту. А то, как они относились к разному роду суевериям, можно долго перечислять и рассказывать.       Из этих многих предрассудков Генри, например, не поддерживал обычай в виде пренебрежения приема ванны, часто ругаясь с отдельными личностями поэтому поводу. Морские разбойники считали, что вода могла смыть всю удачу в плавании. Поэтому пираты порой не мылись месяцами, оставляя на себе всю ту грязь, что зарабатывали за это время. От таких суеверных порой исходила весьма тошнотворная вонь.       — Да говорю тебе, всё это невезение с добычей лишь из-за того, что капитан решил окунуться с мылом перед выходом в море! — восклицал седовласый мужчина средних лет, чуть сгорбившись вперёд. Его крупное и грубое лицо было усеяно шрамами, заработанными в жарких баталиях, в коих довелось поучаствовать за свою немалую жизнь.       — Возможно. Словно ему не известно этих правил… не мог немного подождать?! Мыло да губка от него никуда не делись бы. К тому же, нюхни, давай… — матрос гораздо более младший, чем его собеседник, пододвинулся к последнему поближе, чтобы тот мог принюхаться к его запаху. У того от столь неприятного аромата аж лицо перекосилось, а из глаз были готовы потечь слёзы. — И я о чём! Какое амбре! А бодрит-то как, чёрт возьми!       — Ага, противника загонишь в могилу, лишь стоит поднять руку вверх…       — Ха-ха-ха, — раздавался приглушенный смех троих матросов, резко умолкших после этого.       Корабль, как и предполагалось резво нёсся по синему океану, волны которого успокоились. Это позволило набрать ещё скорости, благодаря чему покрывались значительные расстояния с каждым последующим часом.       Уоллис же, окончательно передавший управление обратно рулевому, посапывал из своей каюты, уткнувшись лицом в мягкую подушку из бархатистого шёлка, кою ему удалось выторговать у одного араба на рынках Генуи.       Правда, в отличие от некогда великой и одноимённой республики, нынче этот город пребывал в упадке, как и Испанская Империя. В силу того, что, как и их некогда лучшие союзники с пиренейского полуострова, они сильно зависели от поступающего в казну американского золота. Поэтому, хотя рынки Генуи и ценились, они не имели той известности и размаха, что ранее. Но превосходные по качеству товары можно было раздобыть там и поныне. Причём по весьма приятным ценам.       Лампада слабо покачивалась над письменным столом, поскрипывая слегка на железном кольце, к которому была подвешена. Ветер же всё ещё с лёгким свистом рвался внутрь, задувая под дверь, и слегка скользил поверх разложенных на столе документов. Стрелки на часах уже давно показали полдень, когда ото сна начал отходить Уоллис, порозовевший на лице после столь добротного отдыха. Приподнявшись, он направился к гардеробу, изготовленному из толстых досок красного дерева, около метра в высоту с одной дверью, закрывающуюся на ключ. Шкаф крепко-накрепко был закреплённом к стене и полу помещения, дабы во время качки никуда не упасть.       Генри открыл его. Начал выдвигать ящик за ящиком и внимательно перебирать льняные рубахи и широкие «женские штаны», достававшие до лодыжек. Выбрав всё необходимое, он переоделся. После чего зашагал наружу, где потемневшие от воды доски верхней палубы сохли под тёплыми ласковыми лучами солнца. Оно стояло в зените практические безоблачного небосвода.       Капитан на секунду зажмурил глаза от яркого света. Так как в каюте практически все окна были закрыты тёмными шторами, пускавший лишь небольшое количество лучей, достаточных для лёгкого освещения, чтобы не спотыкнуться о что-нибудь на пути. Генри огляделся вокруг. Затем позвал к себе квартирмейстера со штурманом:       — Где сейчас находимся?       — Пока вы вешали на глаза чёрные метки, мы прошли около ста пятидесяти морских миль! — ответствовал сразу Снежок, получивший свою кличку из-за белоснежной кожи, лишь немного покрываясь загаром даже при припекающем солнце.       — Недурно, весьма недурно…       — Исходя из нашего расположения, а также силы попутного ветра, могу предположить, что Британский берег покажется прямо по горизонту в течение следующих полутора суток, — добавил Гарри слова, сказанные ему же самому навигатором полчаса назад.       — Ну что ж, для всех будет лучше, если это так. Хотя, я уверен, что столь мастеровитые моряки, как вы, способны уложиться и в один день! Тем более, как я отмечу, ветер вовсе не планирует сбавлять силу, — в ответ же оба его собеседника быстро переглянулись друг на друга с удивленным лицами. — Ладно, можете идти! — отмахнулся Генри от них, — пойду набью трюм в камбузе, а то чертовски голоден.       Судно продолжало мчаться по тёплому течению Гольфстрим с весьма недурной для парусника скоростью. И в этом, кроме установившейся практически идеальной погоды, также наблюдались заслуги инженерной мысли владельца корабля и главного плотника. Значительные нововведения заключались в нескольких вещах: дополнительных стойках под дном корабля, а также подвижной фок-мачте.       Первое нововведение позволяло выдвигать вспомогательные стойки для того, чтобы уменьшить площадь соприкосновения с водой. Таким образом, свести к минимуму трение об океанскую поверхность, порой значительно затормаживавшая судно. Эта технология была сходной с той, что используется на тримаранах. Хотя центральный корпус у последних значительно и отличается, но всё же эта незамысловатая уловка в конструкции предоставляла возможность достигать приличных скоростей.       Второе инженерное решение состояло в том, чтобы позволить мачте подстраиваться под изменяющиеся потоки ветра. Естественно, ограничив градус поворота. Ограничения необходимы были для того, чтобы реи и лисель-спирты не порвали сзади надувшиеся паруса при сильном развороте. Поворотный механизм здесь отличался от рулевого, построенного на основе штуртросовой системы. Вместо этого применялось несколько крупных шестеренок, управляемые двумя небольшими рычагами на нижней палубе.       Оба этих нововведения, естественно, приводили в восторг команду, которая, справедливости ради стоит сказать, сначала не сильно понимала их. Хотя большинство её членов так и не посвящались в эти технические тайны, дабы никто не сболтнул чего лишнего на берегу. Да и к тому же, пираты порой покидали судно, переходя на службу к другим. А такая информация, как схема устройства всего на корабле Уоллиса, могла лишить его конкурентного преимущества в плавании.       Вернувшись обратно к управлению, Генри мастерски начал подстраивать корабль под потоки ветра, держа крепко-накрепко в своих могучих руках деревянный штурвал.       Спустя несколько часов, во время которых команда развлекала себя разного рода играми и байками о своих похождениях, как в море, так и на суше, капитан начал отклонять судно вправо от течения, по наводке штурмана. Это могло означать то, что корабль покидал Гольфстрим, так как в дальнейшем течение огибало северные берега острова Ирландии и скалы Шотландских земель, уходя затем к норвежским фьордам.       Стояла глубокая ночь, когда судно сходило с главного течения планеты. Небо озарилось миллионами звёзд, сверкавших словно бриллианты, завораживая при этом часть команды. Особой же любовью к наблюдению за звёздным небом питал капитан.       Эти небесные светила вызвали у него искреннее восхищение. Они словно демонстрировали ему, что где-то там, в далёком космосе, есть нечто неизведанное, что поражает умы каждого. Эти звёзды давали ему пищу для размышления об устройстве мира. Он сравнивал их с бедуинами пустыни, но вместо жарких песков и высоких дюн, они путешествовали по необъятному небосводу, гораздо большего, чем кто-либомог себе вообразить. Генри казалось, что звёзды чем-то похожи на него, блуждающего по огромным просторам в поисках своего предназначения.       В такой атмосфере спокойствия корабль шел дальше по курсу. Но некогда сильные порывы ветра сменились спокойными потоками воздуха и скорость судна упала до семи узлов. Это нисколько не вывело из себя капитана, наблюдавшего за последними ночными небесными светилами, меркнувшим на фоне поднимавшегося солнца.       Он было уже хотел пойти обратно к себе в каюту, как сверху, из вороньего гнезда что-то неразборчиво доносилось, пока до его ушей всё же не дошло:       — Земля, впереди земля! Британия по северо-западу…       Эти слова обрадовали Уоллиса, который несмотря ни на что вместе с командой достиг берегов в запланированное им же самим время. Такое считалось на грани реального, никто толком не мог в это поверить, считая, что вперёдсмотрящий ошибается и принял какую-то скалу или туман за берега Британии. Но, чёрт возьми, вокруг стояла прекрасная погода без каких-либо намеков на туман!       Дирк быстро выскочил на палубу. Достал из-за пазухи четырёхколенную подзорную трубу, обитую дорогой кожей, и стал всматриваться вдаль горизонта, показавшегося на мгновение пустынным, пока не приподнял трубу повыше. Затем он убрал её и из его уст стало доноситься лёгкое бормотание:       — Невозможно, это просто невозможно…       Штурман вновь поднял подзорную трубу, продолжая вглядываться на видневшиеся вдали земли, обширно покрытые зеленью. К тому времени, когда он окончательно поверил в то, что видит, наверх поднялись и другие члены команды, бросившие пристальные взгляды на горизонт по левому борту.       — Ну что, скоро будем попивать холодный эль в пабах Лондона! — громогласно выкрикнул Генри, поднимавшийся на мостик капитана. Благодаря такому невероятному плаванию до берегов Британии от Азорских островов, он очутился в роли полубога в глазах всех остальных. Никогда ранее им не доводилось слышать о столь скоростном преодолении таких расстояний, не говоря уже о личном участии в столь головокружительном плавании.       — Ура нашему капитану! — крикнул один из матросов, подняв руки вверх.       — Да здравствует величайший мореплаватель семи морей! Ура-ура-ура! — раздались по всему кораблю громогласные выкрики из полусотни глоток.       Уоллис глядел на всё это, выпучив вперёд грудь, и с удовольствием принимал все эти приятные для уха возгласы, отдавая заслуги по большей части самому себе. После чего, когда все успокоились, Генри отдал приказ, чтобы большая часть команды как следует отмылась от грязи. Ведь нельзя было допустить, чтобы портовые служащие увидели на этом судне неухоженных и безобразных матросов, со стороны походивших на каких-то разбойников, хотя они таковыми и являлись.       Конечно, и на торговых судах порой матросы испускали не лучший запах после долгих странствий и скорее походили на каких-то дикарей. Но не один купец не допускал, чтобы большая часть команды находилась в таком состоянии по прибытию в крупный порт.       Поэтому, дабы не попадать под подозрения, наименее суеверных пиратов заставляли умыться, хорошо приодеться и работать всегда на верхней палубе при каждом заходе в порт. В то время, как остальные оставались на нижней в роли чернорабочих. Это дополнительно помогало Генри выходить сухим при проверках со стороны Ост-Индской компании, выдававшая ему лицензию на торговлю, дающая право на заход в Британские порты и право плавания под Британским флагом.       Пока судно убирали и драили, сам капитан направился в каюту, чтобы немного вздремнуть. При этом сам того не заметив, умудрился проспать около восьми часов, за которые на корабле навели отменный порядок, разрушенный слегка во время шторма в акватории Азорских островов.       Солнце уже вовсю жарило, под лучами которого нежились матросы, а часть глядела за своими товарищами, игравших в перудо. Особо жаркие баталии возникали, когда один из игроков долго тянул с подъёмом кружки, под которой находились кости. Кто-то же, наоборот, решил проводить эту жаркую часть дня на нижней палубе, покачиваясь в гамаках. Вскоре бодрым и выспавшимся по верхней палубе шагал капитан.       После уточнения координат оказалось, что плыть ещё оставалось около восьми часов до вод острова Уайт. При условии, что скорость останется прежней — восемь узлов. Поэтому, чтобы скоротать время, Генри присоединился к игре в кости лжеца, где умудрился просадить приличную сумму. Основная часть которой досталась «Ворону», спустившегося вниз, дабы не тосковать в эту жару.       Когда же судно начинало огибать графство Кент, на юго-востоке Британского острова, то Уоллис вновь заступил за управление, отойдя лишь для смены балахонов на себе.       Земля стала вырисовываться по обе стороны. Впереди начали возникать корабли всевозможных размеров и назначений. Среди них были и тяжёлые двухпалубные фрегаты, и мощные трёхпалубные линейные корабли. Стояли на якоре и восточные двухмачтовые каравеллы, а также мелкие рыбацкие шхуны. Пиратский корабль, ничем не отличавшийся от других морских судов, входил в устье Темзы, чьи воды считались одними из самых загруженных в мире.       По правую и левую руку также возникали небольшие деревянные пристани для малотоннажного морского и речного транспорта. Загружали их в основном пшеницей, овощами и фруктами, собранных с близлежащих полей, границ которым с берега реки, казалось, нет. Крупные же суда могли разгружаться и загружаться лишь в доках Лондона.       День уже давно оставил обеденное время позади, когда некогда неопрятный и грубый мужчина, стоявший теперь в дорогих одеждах за штурвалом, медленно направлял свое судно мимо собачьего острова, который активно застраивался складами и офисами разных компаний.       Этот, некогда пустой клочок земли, находившийся на окраине города, становился новым центром притяжения для международной торговли. Новая инфраструктура на нем не только позволяла разгрузить сильно загруженные доки Биллингсгейта, но и перетягивала на себя всё бОльшую часть всего товарооборота столицы. Это был грандиозный и амбициозный строительный проект Лондона нового времени, предназначение которого было вывести всю Британию на новый уровень коммерческой деятельности.       Доки на собачьем острове имели гораздо лучшую защиту, при этом пресекая деятельность воришек. Это всё позволяло поднять уровень престижа портов города на новые высоты. И именно здесь располагался частный док Ост-Индской компании.       Тихий гул становился громче по мере сближения судна с портовым настилом. Люди словно муравьи бегали в нескончаемом потоке. Копошились и занимались разного рода делами. Грузчики толкали тяжёлые тележки, нагруженные объемистыми мешками с пряностями и индиго, доставленной из отдаленной Индии. Приятный аромат витал вокруг, перебивавшийся порой запахом с местных мануфактур. Чуть дальше несколько арабов спорили с представителем компании о пошлине на свой товар, эмоционально вскрикивая с диким акцентом на ломанном английском. Пришвартованными здесь оказались и российские корабли, нагруженные парусиной и мехами пушистых зверей. Их они поставляли в Британию в больших количествах, славясь своим качеством и долговечностью. Стояли и датские корабли со свежим китовым мясом, добытым у берегов острова вечной зимы, как иногда называли так Гренландию.       К этому самому доку, служившим также одним из крупнейших базаров в мире, пристало судно пиратов. Матросы перекидывали швартовые на пристань, где их к кнехтам закрепляли работники дока.       Сразу после этого на широкий деревянный мостик, спущенный с корабля, вступил представитель Ост-Индской компании. Это являлось необходимой для того, чтобы снять записи о ввозимом грузе. По нему поднимался смуглый, невысокого роста индиец, с постоянной улыбкой на лице. На нем был надет белоснежный кафтан восточного стиля, под которым просматривалась розовая рубаха, а на ногах красовались розовые шаровары. За ним следовали двое мужчин типичной английской внешности.       — Добрый день! Разрешите представиться — Бабур Кокради! — заулыбался он во все свои желтоватые тридцать два зуба.       — И вам добрый день! Добро пожаловать на борт моего судна, — с добротой в голосе обратился к нему Генри.       — Спасибо, — после чего индиец аккуратно спрыгнул на палубу корабля вместе с помощниками и прошагал до каюты капитана. На палубе своими делами занимались десяток матросов, на коих никто и не обратил внимание из вновь вступивших на борт. — Насколько вам, может быть, известно, мне необходимы все записи о ввозимом на вашем судне грузе. Быть может вы не в курсе о том, что Ост-Индская компания наделена полномочиями на проверку судов самой Британской короной. И это распространяется на всю территорию Великобритании и её заморских колоний, — проговаривал Кокради по пути к каюте.       — Да, я об этом прекрасно осведомлен, так как не первый год веду торговые дела в портах Англии.       — Тогда, вы будете не против, если мы также осмотрим трюм?       — Для начала давайте я вам предоставлю все необходимые записи, кои у меня имеются в наличии. После — можете осматривать трюм сверху донизу, — ответствовал Уоллис, открывая тому дверь в свою каюту. — Прошу вас присаживайтесь, — указал он на стул, стоявший рядом с его письменным столом. Затем сам уселся на свое место и принялся рыскать в небольшой стопке бумаг. — Один момент, только найду декларацию по товарам, которые я купил у португальцев…       — Да, и заполните ещё вот эту форму, — протягивал индиец ему бумагу формата А4, кою взял у одного из своих помощников, внимательно оглядывавшихся вокруг, — она нужна для таможни порта.       — Точно-точно! Как я уже отметил, не в первый раз имею дело со всем этим… — проговорил быстро Уоллис, продолжая листать документы. — А, вот и необходимые бумаги! — воскликнул он и из центра этой стопки вытащил небольшую пачку бумаг. Затем протянул их представителю компании, попутно рассматривая ту форму, что отдал ему Бабур. — Гарри! Гарри! — закричал капитан во всё горло и продолжал это делать, пока квартирмейстер не появился на пороге.       — Да, сэр! Вызывали?!       — Принеси, пожалуйста, чернила, а то у меня закончились.       — Сию секунду, — тот мгновенно, словно ветер, исчез с порога каюты, захлопнув за собой дверь.       — Извиняюсь за такую ситуацию. Вот только заметил, что у меня практически не осталось чем писать.       — Да, конечно. Можете не торопиться. Торговля — дело тонкое, — быстро ответствовал Кокради и продолжил перелистывать бумаги на перевозимые товары. Они и в самом деле покупались капитаном судна в небольшом количестве. Всё это произошло при предыдущем отплытии из Лондона, по пути зайдя в португальскую колонию Кабо-Верде. Купленный тогда груз представлял из себя нескоропортящиеся продукты, при этом весьма ценившиеся в развитых странах Европы: кофе, сахарный тростник и розовая соль. Бумаг в силу объема самого груза было не очень много. Потому, к тому моменту, как Гарри сбегал за необходимым, представитель Ост-Индской компании успел просмотреть всё, что нужно. — Ну что ж, смотрю у вас весьма отменный груз. Где хотите его продать?       — Я вез эти товары специально для Ост-Индской компании, — ответствовал Генри. Индиец же переглянулся со своими помощниками, которые не совсем понимали, зачем компании такие никчемные объемы. — Также в наличии есть бумаги от Дика Томпсона… — капитан взял их в руки и передал пару листов, лежавших отдельно на другом краю стола.       И от этих слов проверяющий замер. Он был наслышан об этом лице, занимавшем не последнее место в структуре коммерческого подразделения компании. Хотя двое его помощников и понятия не имели, о ком идет речь. И неудивительно, ведь устроились они лишь в этом году, помогая Бабуру в его задачах, кои тот выполнял уже на протяжении последних шести лет. Не продвигаясь дальше по карьерной лестнице, лишь получая из года в год большее жалование и подчиненных.       Индиец потянулся за бумагами, кои протягивал ему Генри, осознавший, что до представителя компания всё прекрасно дошло и без бумаг. Бабур внимательно ознакомился с документами. Внизу каждой бумаги стояла рельефная печать компании, нанесенная при помощи сургуча.       Этот материал для печати делали из твёрдых смол и наполнителей, поддававшимся плавке простой свечой, после которого на расплавленной массе наносилась сама печать. Застывая, она становилась достаточно твёрдой и являлась подтверждающим знаком для документов этого периода истории.       Убедившись в достоверности и совпадения перечисленных товаров в ранее отданных бумагах, у индийца не осталось никаких вопросов. По его размышлениям капитан и его команда выполняли заказ компании.       — Ну что ж, как видно у вас есть весомые бумаги от нашего начальства. И всё по ним совпадает. Тогда… — взглянул проверяющий на своих помощников, — по всей видимости, нет необходимости в дальнейшем физическом осмотре, да и в заполнении формы тоже. Дубликат у вас уже имеется от Дика Томпсона, — промолвил представитель компании и, поднявшись со стула, зашагал по направлению к выходу.       — Спасибо. Уверен, что вам даже не интересно было бы пересчитывать несколько десятков мешков да ящиков. Если вы не против, то я останусь здесь, а проводит вас к мостику один из матросов, — и ещё не успел капитан договорить свою фразу, как в каюту вошел Гарри с небольшим стеклянным сосудом. Через его прозрачные стенки виднелась налитая в нее тёмная жидкость, кою ранее Генри просил принести. — О, Гарри! Ты как раз вовремя. Проводи, пожалуйста, нашего гостя. Всё прошло более чем отлично, и нам дали добро на разгрузку.       — А чернила?! — поинтересовался он, косо посмотрев на Бабура.       — Оставь их мне, пригодятся позже, — ответствовал владелец корабля.       — До свидания, мистер Генри Уоллис, — сказал индиец ему, и, подойдя к столу, пожал тому руку. После чего вместе с помощниками спокойно зашагал прочь. За ними же поспешно последовал квартирмейстер.       Капитан, стоявший за столом, лишь крикнул ему вдогонку:       — И вам всего хорошо, мистер Бабур Кокради! Рад прибыть обратно в Лондон!