Близкие люди

Шли первые дни терапии, Джим перенёс некоторые вещи в новый дом, обустроив себе одну из тумбочек. Так волновался, словно боялся спугнуть этот миг, возможность отдохнуть от суматошных мыслей. Дома у доктора было чисто и без усилий юноши, всегда тепло и уютно, было видно, что порядок в голове Ливси влияет на его окружение. Днём помогая матери в трактире, под вечер Джим приходил к доктору за помощью и спокойным сном. После ужина следовал часовой разговор, в ходе которого доктор задавал вопросы о снах, просил выразить все чувства, что накопились у Хокинса и успокаивал, если в этом была необходимость. Конечно, тогда рана ещё не заросла, и день ото дня напоминала о себе внезапными срывами и слезами. Как пациент, так и врач настроились на долгую и постепенную терапию. Доктор был обходительным насколько это было возможно, посчитав своим долгом повернуть прошлое вспять и вернуть на небо солнце для юноши. Иногда Джим приходил уже в расстроенных чувствах. Проводя в трактире больше времени, чем нужно, он начинал забывать голос доктора, так боясь, что он снова исчезнет. Вскоре Ливси поговорил с миссис Хокинс, и она отпустила сына на несколько недель к доктору на полный день. Ей самой было не в радость видеть, как он с каждым днём всё неохотнее возвращается домой. Джим был счастлив, теперь он мог проводить намного больше времени в тепле, всегда мог зайти к доктору в кабинет, если сломленное нутро не верило в его возвращение. А с утра он мог спокойно досмотреть хорошие сны, которые теперь приходили ему чаще. Однако этой ночью один из давних надломов дал о себе знать. Сегодня Хокинс провалился в сон буквально за несколько минут, так спокойно было ему засыпать, зная, что завтра вставать рано не обязательно. Первые сны пролетели мимо него перемешанными образами из прошлого и настоящего, оставшись лишь ощущением в памяти, как от приятной книги с запутанным сюжетом. Во снах ему приходили невиданные животные, о которых ему рассказывал его негласный ментор, звенели монеты, и перекатывался через угрюмую долину глиняный кувшин с вином. Что значили многие из образов, приходивших ему, юноша не мог распознать и был рад этому. Кошмар появился не сразу, словно штиль перед бурей, сначала ненавязчивый сон прервался тёмной тишиной. И в этой тишине родилась отравляющая жизнь мысль. Джим очутился в кабинете доктора, окружение казалось чарующим: на полках книги были рассортированы по цветам, на стенах как обычно висели иллюстрации из анатомических атласов, на письменном столе хоть и отчасти творился хаос, и в нём был какой-то неуловимый шарм. Время тянулось, а юноша всё ждал, когда же появится его ангел. Судя по восходящему солнцу, было раннее утро, и Хокинс находился в ожидании нового разговора по душам. Обещал себе меньше плакать, чтобы не расстраивать доктора. Джим облокотился поясницей на стол, постукивая пальцами по твердому дереву. Тишина затянулась, и хотелось заполнить её хоть чем-то. Изредка юноше чудилось, что в коридоре кто-то ходит, однако, видимо это был лишь обман слуха. Полчаса вскоре перетекли в долгие часы ожидания, и позитивный настрой с каждой минутой всё угасал, юноша грустнел с каждым моментом всё больше. Это был один из тех снов, который ты не можешь изменить, ты заперт в одной локации без возможности выйти, твой разум загоняет тебя в рамки и смотрит, сколько ты протянешь. Ожидание становилось невыносимым, за окном солнце уже взошло, и можно было слышать крики чаек. Обычно они успокаивали Хокинса, он сразу вспоминал те спокойные дни, когда он со своими друзьями ещё только плыл на остров. Картинка в окне практически не менялась, солнце неприятно светило в глаза, заставляя их слезиться, а Джим всё смотрел в окно, не отворачиваясь, словно заворожённый. За дверью было слишком тихо, и пустота внутри начала разрушать и без того мизерные надежды на спокойный сон. Сквозь давящий на голову туман юноша услышал бодрые шаги в коридоре. На этот раз они казались настоящими, и он смог оторвать взгляд от оранжевого неба за окном. И вправду, шаги становились всё громче, затем он услышал отчётливый стук в дверь и обрадованно подскочил. За дверью спросили, можно ли войти, и Джим понял, что обознался. Однако после долгого ожидания он открыл дверь с чувством облегчения. На пороге стояла одна из служанок доктора, милая пожилая Анна. Она всегда была доброй к Джиму, спокойно общалась с ним на любые темы, спрашивала, как его самочувствие и иногда интересовалась, почему доктор спит с ним в одной кровати. Юноша всегда смущался и отвечал, что просто боится спать один и что относится к Ливси, как к отцу. Тогда Анна устало улыбалась и желала ему спокойной ночи. Мальчик был очень рад видеть её во сне, атмосфера сразу потеплела. Служанка практически ничего не сказала, на её лице не отражалось ни одной эмоции, хотя обычно улыбка была с ней постоянно. Джим понял, что что-то не так. Не говоря больше ни слова, Анна протянула Хокинсу запечанный конверт и поспешно удалилась. Джим заволновался, но старался не поддаваться панике. Он подошёл к столу, положив на него письмо, и с удовольствием зашторил чёртово окно, вид из него наводил какую-то непонятную летнюю грусть. Вернувшись к столу, юноша кинул взволнованный взгляд на письмо, его любопытство не давало ему просто бросить его куда-нибудь и забыть. Всё же его передал доктор, и ему хотелось прикоснуться к нему хотя бы через написанные им строки. Аккуратно взяв желтоватый конверт в руки, Джим разорвал печать и раскрыл его, дрожащими пальцами достал письмо. Оно не было большим, всего несколько абзацев. Начав читать, юноша не мог сдерживать слёзы: Джим, я очень долго думал, представлял и понял, что у нас нет будущего. Да и у этого города тоже. Твои сны заставляют меня возвращаться на остров, который я бы хотел забыть. Не жди меня, Джимми, и постарайся не очень скучать, это не принесёт тебе радости. Забудь обо мне, выкинь меня из головы. Твой доктор». Джим не верил тому, что прочитал, он вцепился руками в бумагу, словно надеялся, что это какой-то шифр или розыгрыш. Неправда, это всё неправда. Доктор не мог так поступить, он никогда бы не уехал, не попрощавшись. А, так же…уже было. Его ментор бросил его также, как три года назад. Не выдержал. Джиму было стыдно за себя. Если бы он не плакал столько и не лез бы к доктору за объятиями, даже когда он был занят. Он бы…не уехал. Всё потерялось в тумане, всё потеряло смысл, не было больше той ниточки, что связывала молодого человека с реальностью, давала его сломанному разуму свет. Тишина вернулась, мальчик опустился на пол, обняв свои колени. В четырёх стенах не было никого, кто бы заметил и утешил. Ожидание ломало его изнутри. Сколько ещё ждать? Год или два? Доктор сказал забыть его, может, он уехал навсегда и не хочет никогда больше его видеть. Джим закрыл глаза, зажмурив их так, что стало больно. Тишина потихоньку расступалась. И только спустя несколько минут через сон он почувствовал нежное похлопывание по плечу. Очнувшись, юноша ещё долго не мог прийти в себя. Также, как и во сне, он сидел на полу, обнимая себя за колени, только он был в спальне. Через темноту молодой человек видел сначала только чьи-то очертания и затем только услышал тихий голос: –Джим, Джим, очнись, пожалуйста. Посмотри на меня, –это был его голос, его ментора, он никуда не делся, а был рядом с ним, оберегая его сон. –Доктор? –говорить выходило плохо, слёзы мешали. Доктор опустился на колени рядом с юношей, подхватил на руки и осторожно посадил обратно на кровать. Джим только посмотрел на него снизу вверх и, подвинувшись ближе, обнял со всей силы. Доктор был настоящим, от осознания этого кружилась голова, и сводило живот от счастья, –мне снилось, что вы…уехали, я ждал…и ждал, и вы наказали мне забыть вас. Но я не мог! Доктор обнял юношу в ответ, сам еле сдерживаясь, чтобы не пустить слезу. Он и вправду волновался за Джима, и видеть, как с каждым днём собственный разум ломает его подопечного ещё больше, было невыносимо. Ливси хотелось показать ему всю свою привязанность, хотелось быть всегда рядом и проверять, как юноша себя чувствует. –Я тут, я тут, –прошептал доктор, поглаживая Джима по спине, тот всё никак не мог успокоиться, –я никуда не исчезну, Джим, я обещаю. Я буду здесь, чтобы ты всегда мог прийти и попросить помощи. Я здесь, здесь, мой мальчик. Ливси говорил и говорил, пока юноша хватался за него, как за последнюю спичку в холодной комнате. Тонкие пальчики сжимали ткань ночной рубашки, лбом он утыкался в грудь доктора, не в силах прекратить. Потом мальчик начал шептать, как обычно пересказывая свой сон с начала, пока сильная рука поглаживала его по голове. Когда рассказ был окончен, за окном немного посветлело. Джим слегка расслабился, сон отступил, и он смог посмотреть доктору в глаза. В них отражалось море сожаления, его ангел чувствовал тоже, что и он сам: боялся, что его ошибки сделают больно самому близкому человеку, боялся, что тот исчезнет, не справится с болью. Осознание пришло в миг, и Джим заговорил: –Я очень рад, что вы здесь. Не могу представить, что бы я делал здесь без вас. Спасибо, –мальчик закрыл глаза, потихоньку проваливаясь в сон от усталости. –Это моя обязанность, не стоит благодарности, –Джим только прошептал, что любит его и будет любить всегда, –спи, чудо. Я рядом. Джим не ответил, снова провалившись в дрёму. Тогда доктор положил его голову на подушку и снова аккуратно обнял, сам закрывая глаза.