Скрипнет калитка Стихнет молитва Вернулся б до мая — Умру, обнимая
аффинаж - май
Дальнейшая часть операции прошла как в тумане. Если на том краю города, исходя из перешептываний и переглядок, случилось что-то экстраординарное, то в противоположной части все прошло спокойно. Даже слишком, выразительно округляли глаза верующие. Раненые были, но их количество и степень повреждений представлялись несравнимыми с тем, что происходило ранее. Куда страшнее были последствия всей защиты Троста. Бесконечные дни Грета безвылазно проводила в госпитале, вместе с другими бывшими кадетами помогая медсестрам следить за пострадавшими, менять компрессы, делать перевязки и зашивать разошедшиеся раны. Если же все солдаты находились в состоянии спокойствия, то будущие врачи не оставались без дела: всегда находился дефицит в чистых повязках, новых настойках или вовсе в свежем супе. Но не перевязками одними наполнялись ее дни. То ли благодаря экзаменационным результатам, то ли работе во время обороны, но на нее обратили внимание. Несколько раз Грете повезло поучаствовать в операционной бригаде в качестве медсестры. Ей казалось, что бесконечный поток солдат навсегда отбил у нее чувства страха или удивление, но нет: новый опыт оставил яркий эмоциональный отпечаток. Отпечаток смешанный, но скорее положительный. Странно было мыслить подобным образом в сторону хирургии, но наблюдение за лечением человека и даже вытаскиванием с того света настраивало на позитивный лад. Не только операции дарили ей смешанные чувства. На третий день службы в госпитале нашлась Ханна. Живая и невредимая. Так показалось Грете, когда она зацепилась взглядом за рыжие волосы, пробегая по палате в поисках костылей. Когда спустя полчаса она наконец смогла вернуться к подруге, все оказалось хуже. Физический урон был поправим: синяки и зашитая рана на ноге. Произошедшее забралась глубже: Ханна замкнулась в себе. Это открытие сильно ударило по Грете. Конечно, она была безумно рада, что Ханна вообще жива. До этого момента девушка не знала ничего ни о ней, ни о Франце. Списки найденных ежедневно обновлялись и каждый вечер после госпиталя Грета с дрожащими руками их проверяла, но они не давали ответов. Потому обнаружившаяся Ханна стала подарком свыше. Но вот ее недуг. Душа не тело, у военных врачей были дела поважнее, а лечение у новомодных, не так давно появившихся психологов стоило баснословных денег. Грета понятия не имела что делать. Пытаться разговорить? Ей и раньше трудно давались разговоры по душам и откровения, а что делать с человеком, который вовсе не реагирует? Пустить на самотёк? Нет, сдаться она никак не могла. Грета перевезла Ханну в комнатку в общежитии медчасти, и по вечерам пыталась до нее достучаться. Ранее открытая, болтливая, во всем ищущая хорошее Ханна и замкнутая, нервная, переживающая многое в себе Грета — они словно обменялись ролями в собственном микросообществе. Ханна молчала. За все то время, что они провели в городе, она не произнесла не слова. Она не полностью ушла в себе: девушка сама одевалась, ходила в туалет, даже пила, но ни к чему не проявляла интереса. Все время она проводила перед окном, уставившись на улицу. Искала ли она кого-то или находилась в своих мыслях? Грета, днем пропадавшая в госпитале, по вечерам пробовала ее разговорить, но безуспешно. Спустя два дней в списках погибших нашелся Франц. Всю ночь Грета не сомкнула глаз. Следующую неделю она молчала. В их с Ханной комнатушке на вязкой, безнадежной тишине можно было вешаться. В госпитале она лишь односложно отвечала докторам и пациентам. Одним вечером, впервые за неделю разрыдавшись из-за уроненной вилки, она решилась вновь говорить с Ханной. Теперь это был монолог. Сначала было сложно и неестественно — Грета не привыкла столько говорить, особенно о неважных на ее взгляд вещах, как сколько бинтов она перестирала или сколько раз пациенты нагрубили ей, — но постепенно язык развязывался. Она говорила обо всем: о буднях в больнице, сложных и не очень пациентах, о новых коллегах. Лишь бы эти несколько вечерних часов между работой и сном Ханна чувствовала, слышала, что она не одна. В ход даже шли забавные истории со времен обучения: как девочки вместе с Сашей Браус втихую делили остатки хлеба, как тайком бегали к ночной реке плавать и любоваться луной, как Йегер вечно сцеплялся с Кирштайном, а Ханна на фоне насмешливо улыбающейся Греты пыталась их остановить. Порой девушке казалось, что во время таких историй Ханна оживает: то легонько головой качнет, то большим пальцем дернет. Грета ежедневно перед сном, словно молитву, повторяла себе, что со временем Ханна придет в себя, станет прежней собой. Что сама Грета все это выдержит. Пройдет время и она станет отличным доктором, тогда то они и заживут. Но дни шли, а лучше никому не становилось. Через три недели Грета сорвалась. Все это время она крутила в голове письмо мисс Монтель.«Грета. Я знаю, что сейчас тебе не до сражений, на твоих плечах ответственность за твою подругу. Но помни — если однажды ты найдешь в себе силы помочь в освобождении всех нас от ужасных чудовищ, что причинили столько боли, — напиши мне. Двери моего отряда всегда открыты для тебя».
Три строчки сложно было назвать письмом, как и их содержание мало походило на призыв или пропаганду, только вот после пережитого в Тросте они глубоко засели в голове Греты. Тогда, в пылу работы во время обороны, она лучше всего прочувствовала свою нужность людям. Днем она ухаживала за солдатами, пострадавшими во время защиты Троста. Ночью к ней приходили видения тех, кто не смог выжить. Не только разорванные и неестественно изогнутые тела, но люди, которые могли бы преодолеть это. Могли бы, но их не успели спасти. Что же происходит в разведке, куда так неохотно идут, если в Тросте, крупном центре с военным лагерем под боком, не хватило врачей? Сколько солдат умирают от того, что доктор не смог разорваться надвое? Им нужен был врач, и она хотела быть нужной. Как только неожиданная волна страха и безнадежности спала, а руки перестали трястись, Грета написала корявое согласие и добежала до закрывающейся почты. Спустя пять дней пришли приказ о переводе Греты Доу в Разведкорпус и письмо от мисс Монтель с указанием прибыть в Каранес. Ни причины, ни однострочного разъяснения — ничего. Всю дорогу до города Грета то пыталась понять, связан ли Каранес с разговорами о планирующейся Экспедиции за стены, то сбивалась на мысли о Ханне. Мысли были стыдными. Оставить ее в Тросте было не на кого, а сама по себе Ханна не выжила бы. Но в Джинае — городе на юге Розы — жили ее родные; это было единственное, что Грета о них знала. Ни адреса, ни имен — до этого она даже не могла отправить родителям Ханны весточку, что последняя жива. На утро после отправки письма она собрала подругу и отправилась вместе с ней в ее родной город. Встреча прошла тяжело: мать Ханны долго рыдала от облегчения, что дочь жива, и горечи за ее состояние, а брат сверлил взглядом то тихо сидевшую Ханну, то растерявшуюся Грету. Гудок паровоза выбил Грету из неприятнейшего воспоминания: мать Ханны, все еще в слезах, благодарила ее за возвращение дочери, а ее брат молча кивал на робкую просьбу писать о любых изменениях. Каранес ждал. Ждала и Грета. Впрочем, реальность оказалась интереснее самых смелых ее предположений. Завтра Разведкорпус отправлялся в 57-ую Экспедицию за Стены. Дальнейшее скомканное объяснение мисс Монтель, найденной поздно вечером в коридорах Штаба, не успокоило. — Как прекрасно, что ты решилась и перевелась к нам, — женщина шагала по коридору так быстро, что Грета еле поспевала. — Самое время, уже завтра Экспедиция, а в моей части как всегда просторно. Ох, капрал, это вам..., — она вручила бумаги проходящему мрачному мужчине. — Но тебя завтра с нами не будет — ты уже не успеешь пройти подготовку, да и с моей стороны брать тебя туда будет безответственно. Поэтому… Монтель резко влетела в один из кабинетов, оставляя Грету в томительном ожидании. Вылетев, женщина бегло продолжила: — Но ты нужна будешь здесь! Когда мы вернемся, любая медицинская помощь будет кстати. Так что тебе нужно только ждать. До встречи! На следующее утро Грета не могла унять тревогу. Та волнами колыхалась в груди, не давая сосредоточиться на завтраке. Голодная и взволнованная, Грета влилась в толпу провожающих. Веселые, верящие во все это «спасение», из-за чего вообще они радовались? Солдаты шли на смерть, а горожане махали руками и улюлюкали в честь этого. Все это совершенно нелепо. В проезжающих мимо солдатах Грета искала знакомые лица. Она ожидала увидеть Эрена, должно быть Микасу и, возможно, еще пару бывших кадетов, но на деле ей был знаком каждый третий. Девушка крепко сжала кулаки. Что за черт, почему так много новобранцев? Толпа уже разошлась, а Грета все продолжала стоять. Ей тоже стоило идти, готовиться к будущей работе в местном госпитале, но что-то тревожное держало ее здесь. Вдруг они вернутся? Вдруг что-то случится совсем скоро, а ее не будет рядом? — Гре… Гретель? Это же ты? — раздался из-за спины женский голос. — Эм… Госпожа Кирштайн? Да, это я, Грета, — девушка улыбнулась. Перед ней стояла крепко сложенная женщина, нервно теребящая платок корзины. — Что вы здесь делаете? Разве вы не из Троста? — Да да, я приехала проводить сына. Не стала показываться ему на глаза, — женщина опустила взгляд, а Грета смущенно кивнула. — Но и не проводить его, не увидеть, особенно после… после того ужаса я не могла. Грета понимающе кивнула. Невпопад вспомнилось, как ее мать сбежала в тот поход «против титанов» после прорыва Шиганшины. — Не хочешь чаю? Мне советовали прекрасную чайную, здесь недалеко. Грета не позволила себе отказаться.***
— А почему ты здесь? На твоей куртке же эмблема Разведкорпуса. — Я только неделю назад перевелась сюда, поэтому меня оставили в городе. Но я же будущий врач, поэтому я буду полезна после их возвращения, — глянув на лицо г-жи Кирштайн, Грета резко сбавила энтузиазм в голосе, — или нет, они же теперь используют новую систему, да и эта ситуация с Эреном и его… кхм… силой… в общем, думаю, буду перевязывать царапины. — Да, точно, — г-жа Кирштайн перевела обеспокоенный взгляд на улицу. Они сидели у окна милого заведения, ожидая своего заказа. — Ты думаешь, все закончится без жертв? Грета лишь кивнула в ответ, ее голос лишь выдал бы ее. Нужно было срочно сменить тему. — Как ваш дом? Ничего не пострадало? — О, на второй этаж нашего дома упал титан, но это ничего! Какой-то благотворитель из-за Сины выделил деньги на ремонт района, так что в скором времени этаж отстроят лучше прежнего. — Голос женщины был чересчур воодушевленным. — Да и не это главное, правда ведь? Что дом, всегда можно найти новый! Это мелочи… Ох, деточка, прости, — г-жа Кирштайн дотронулась до дернувшегося плеча Греты. — Ты потеряла кого-то? От неловкого ответа и слез Грету спасла официантка с чаем и какими-то замысловатыми пирожными. — Надо же, я никогда не ела такой красоты. Только видела на витринах во время патрулей в Тросте, — ее голос почти не дрожал. — Это называется эклер! Что-то новомодное из Сины, подруга советовала попробовать, только недавно начали делать и у нас. Грета откусила маленький кусочек. — Надо же, это… — у нее не было слов. Этот десерт ворвался в ее жизнь, полную картофеля, тушеных овощей и хлеба, и произвел вкусовую революцию. — Так сладко и мягко, словно ангел касается твоего рта. Не удержавшись, Грета откусила сразу половину и закашлялась. — Даже, кхах, слишком… сладко… — Запей чаем, дорогуша, — г-жа Кирштайн тихонько смеялась, наблюдая за спешно глотающей девушкой. — Да, мне ентот эклер тоже по душе. Хотя и не дотягивает до моего фирменного пирога. Заходи как-нибудь, как будешь в Тросте, заодно Жана с собой прихватишь, — она хитро подмигнула. Грета моргнула и быстро отставила чашку, чтобы не облиться. — Спасибо большое, госпожа Кирштайн, это… это очень неожиданно и приятно! Как и это приглашение на чай, конечно же. Вы так добры, — залепетала Грета. В носу защипало. — Да ну что ты! Мне всегда приятно пообщаться с добрым человеком, особенно после того, как ты меня поддержала тогда, — г-жа Кирштайн вновь тепло улыбнулась Грете. Слишком тепло и даже по-домашнему ласково. Пришлось резко вскинуть голову к потолку. — Что-то случилось? Я тебя чем-то задела? — голос женщины звучал обеспокоенно, словно ей не было все равно на Грету, словно она… волновалась о ней. — Можешь рассказать мне, если хочешь. — Нет, нет, что вы, вы прекрасны, дело вообще не в вас, просто, — Грета грубо вытерла глаза и вдохнула, — просто я так давно не пила чай и не ела такой вкуснотищи, и никто уже давно не... Не дождавшись продолжения, г-жа Кирштайн переспросила: — Не что, милая? — Нет, ничего, просто давно не говорила по душам, - Грета легонько улыбнулась и уставилась на чашку в руках. — Ты уверена? Иногда полезно выговориться, чтобы чувства не завалили тебя. — Все хорошо, спасибо вам. Я, наверное, пойду, мне еще нужно в медчасть.***
Грете было неловко так скоро оставлять женщину, по доброте душевной оплатившую угощение, но и оставаться рядом с ней она не могла. "Все правильно, лучше уйти, не наговорив лишнего. Этой прекрасной женщине не к чему слушать твои бредни про чувства и одиночество. Скучаешь по мамочке, слабачка? Она правильно говорила: держи эмоции в под контролем, иначе никто не поверит, что в тебе есть сила. Никому нет дела до слабаков". Пытаясь отвлечься по пути в Госпиталь, Грета крутила в голове слова г-жи Кирштайн и их знакомство. В тот день они с Ханной и несколькими кадетами таскали коробки с припасами на склад рядом со столовой. — Три ящика, Микаса? Может, подразнить Эрена, что он в очередной раз оказался дамой в беде? — девушки неторопливо шли от повозки к складу. Ханна хихикнула и попыталась шутливо толкнуть Грету бедром. Тяжеленный ящик в ее руках заметно мешал телодвижениям. — Не стоит злить его раньше времени, все равно сегодня вечером будет концерт с его участием. Тем более, что сегодня Жан будет особенно злым. — Считаешь, стоит запастись берушами? — Боюсь, из-за проигрыша Кирштайна в кулинарном поединке даже они не помогут. Девушек прервала женщина, представившаяся мамой «Жанчика» и спросившая где же он. Эрен отправился провожать ее, а Грета хмыкнула. — Кажется, ты рано списываешь его со счетов. «Жанусик» то вызвал тяжелую артиллерию. Этим утром Кирштайн и Саша Браус в очередной перепалке, сами того не желая, подписались на кулинарный поединок: приготовивший вкуснейшее блюдо, получал... право быть правым? Странное соревнование, признаться, от не менее странного деда. Грета вспомнила кривоватую ухмылку командира Пиксиса, мечтавшего то ли о предстоящем ужине, то ли о свежезапеченных головах нерадивых кадетов и усмехнулась: ей, не раз дежурившей по кухне и с Сашей, и Жаном, итог был очевиден. Впрочем... — А знаешь, Ханнушка, - Грета поставила ящик и потянулась, - я меняю свое мнение. К "Жанчику" ведь примкнула не только его мама, но и Леонхарт. Кто знает, что у этой "тайны" на уме. — Ты говоришь так, словно хоть раз видела ее на кухне, - развеселилась Ханна. - Она же вечно как-то выкручи... Из-за двери раздался странный крик. Грета вслушалась: кто-то кого-то прогонял и весьма отчаянно. Только девушки двинулись обратно, дверь столовой громко хлопнула. Перед ними оказалась расстроенная, едва ли не плачущая г-жа Кирштайн. Ханна тотчас бросилась к ней. — Что случилось? Вас кто-то обидел? Садитесь сюда, — она подвела женщину к лавке. — Это ваш сын? — прищурившись, спросила Грета. — Он опять за языком не следит? — Не следит опять? — подбородок г-жи Кирштайн затрясся. — Мой мальчик вас обижает? Пожалуйста, не злитесь на него. Конечно, он бывает не подарок, но на самом деле он душка, просто он как… как луковица. — Воняет? Доводит до слез? — Грета не смогла удержаться, за что ей моментально прилетело по голове от Ханны. — Я думаю, госпожа Кирштайн о той притче про огров и заклинание. Что Жан такой же многослойный как лук, так ведь? Г-жа Кирштайн кивнула и утерла слезы платком. — У него есть друзья? Пожалуйста, подружитесь с ним, ему это очень нужно! Пока Ханна успокаивала женщину, в душе Греты разливалась злость и жажда к насилию. Она даже нашла в себе смелость погладить женщину по плечу. — Пожалуйста, передайте Жану это, — перед уходом его мать протянула девушкам кулек и записку. — И не обижайтесь на него, прошу. — Госпожа Кирштайн, не переживайте, мы доставим все в лучшем виде. Он еще навестит вас. — Конечно навестит! — Ханна улыбалась уходящей женщине, тревожно посматривая в сторону разминающей кулаки Греты. — Что ты задумала? Надеюсь, не мордобой? — Я хоть раз кого-то била? — Нет. Но взгляд у тебя смертоносный постоянно. Освободившись лишь к вечеру, Грета отправилась на поиски Кирштайна в одиночестве: Ханна осталась дежурить в столовой. Жан никак не находился: его не было ни на кухне, ни в казармах, ни в продовольственных складах, в которых сейчас размышляла девушка. Мимо проскользнула Энни, прячущая что-то за спиной. — Эй, Энни, а где Жан? Ты для него это взяла? Холодный взгляд Энни прошелся по Грете, словно раздумывая, стоит ли ей отвечать. В конце концов она кивнула. — А где он сам? Никак не могу его найти. Энни вновь помолчала. Грета вспомнила, что Франц как-то сравнивал ее с Энни: мол, они производят одно и тоже впечатление, одинаково задумчивые и, «страшн… в хорошем смысле конечно же, только не бей!». Ради всего святого, за последние годы она дралась то только во время занятий, откуда все эти подозрения? — Он занят добычей ингредиентов. Больше мне не сообщил. И она ушла. Добычей ингредиентов? Звучало подозрительно. Да и что тогда Энни нужно было на складе? Стоп. Это же обычный склад, а есть еще… Через секунду Грета быстрым шагом неслась в сторону офицерской кладовой. Жан вправду обнаружился недалеко от нее, напряженно прячась за стеной. Грета подкралась к нему и тихо, но максимально угрожающе прикрикнула: — Кадет Кирштайн, какого черта ты здесь прохлаждаешься? Тот дернулся и резко развернулся, демонстрируя такой чистый испуг, что Грета не удержалась и заржала. — Ты какого хрена пугаешь? Наезд Жана быстро напомнил зачем она его искала, и прежняя злость сменила смех. — Жанусик, отправила бы я тебя на мать свою так залупался, да я здесь за другим. Какого черта ты на нее орешь? Ты хоть понимаешь, какой гнидой ты себя выставляешь? — отлично, жизнь в подземном городе не прошли даром, «бычить» она еще умела. — Чего? — взвился Жан. — Ты что несешь, тебя это вообще никак не касается! — А кого касается? — Грета разгорячилась. — Тебе так повезло с мамой: она настолько заботлива, не постеснялась и пришла в военную часть, лишь бы увидеть своего сына. Лишь бы передать ему частичку своей любви, — она всунула ошалевшему Жану в руки кулек с запиской, — а ты не просто этого не ценишь, но еще и обижаешь ее, выставляешь на улицу. Постыдился бы! — Повезло?! Да она позорит меня который раз, это невозможно! Сама бы испытала такое, еще не так отбрыкивалась бы, мораль внезапная. Чего ты вообще на меня накинулась, — пошел он в атаку, — не замечал, чтобы ты вместе с Йегером за честь и свободу стояла. — Да потому что больно смотреть, как ты не ценишь свою мать. Она любит тебя, заботится, переживает. Она просто жива в конце концов! Что тебе еще надо? — Грета остановилась, тяжело дыша. А вот здесь стоит сваливать, не хватало еще Кирштайну душу изливать. Жан удивленно таращился в спину уходящей девушке. К ее облегчению, ничего уточнять он не стал.***
Грета толком не помнила ни итого странного кулинарного поединка, ни конца этого вечера. Кажется, она сбежала куда-то в подлесок в поисках одиночества, но от чего она так скрывалась, Грета уже не знала. Впрочем, сейчас она бы с удовольствием вернулась в ту предсказуемую, животворящую пустоту