А дальше - снежное поле

Утром Дик, как и велено, спускается во двор на тренировку, только Алвы нет. Дика это не слишком расстраивает, он проводит положенное время со шпагой в руке, с удовлетворением отметив, что шпага в левой больше не вызывает у него ничего похожего на вчерашний приступ слёз и неизбывной горечи. Всю ночь Ричард не мог заснуть, может быть, вернулась бессонница, мучившая его в тюрьме, может быть, сердце растревожено было предстоящей вечером необходимой экзекуцией, а к утру, измаявшись, голова была пустой и он помнил только, что должен спуститься во двор и взять шпагу. Все тревожные мысли смело привычными движениями, так необходимыми сейчас. Когда Дикон возвращается к себе, слуга готовит для него одежду в родовых цветах Окделлов и Дик смотрит непонимающе, а потом на него волнами накатывает страх. Нет, нет, нет! В голову приходит только одно место в Олларии, где имеет значение цвет его камзола. Где обращают пристальное внимание в родовых цветах ты сегодня или в цветах эра. Где важно выражение лица и есть ли страх в твоем взгляде. Дик старается скрыть надвигающуюся панику, но все равно неосознанно отступает спиной к двери и налетает на вошедшего Алву. - Ну, прямо мышонок загнанный в угол, - раздается над ухом и Дик, повернув резко голову, не успевает скрыть промелькнувшие эмоции. Из глаз Рокэ пропадает улыбка. Он тихо и коротко бросает "Простите" и отпускает локти Дика, за которые придержал, чтобы избежать столкновения. Тронув за плечо, задержавшись на кружевном воротнике рубашки, рука Алвы едва касаясь, скользит по спине Ричарда. - Сегодня Её Величество удаляется в монастырь в свое традиционное паломничество. Только в этот раз оно продлится чуть дольше. Мы с вами поедем на молебен. К сожалению, избежать сего действа вы не можете, а я не хочу. Дикон склоняет голову. Он не знает какой реакции ждёт от него Алва и просто не хочет сейчас смотреть ему в глаза. В храме Дику душно и муторно. Стоят они в первых рядах и Ричард прекрасно видит молящуюся королеву. Ни дать ни взять ангел Создателя. Он понимает, что до крайности напряжён, только тогда когда в локоть чувствительно вцепляются пальцы эра. - Дышите чаще, Ричард, а не то мне придётся вывести вас на воздух. Справиться с собой Дику удаётся. Разумеется, Алва тут же убирает руку, но до конца церемонию Дик чувствует призрачное прикосновение к локтю и это дает ему немного спокойствия. По возвращении Ворон мрачен, Дику тоже совсем не хочется разговаривать, эр только бросает ему короткое "Отдохните. Вашей рукой мы займемся вечером" и исчезает у себя. В своей комнате Дик ложится лицом в подушку и пытается понять что он чувствует. Ничего. Пустота. Он не обиделся на мышонка сегодня утром, он и сам понимал, что шарахается от каждой тени и неосторожного слова и только последним каким-то усилием воли не хватается за свою руку, не прижимает её к груди в бессознательных попытках уберечь от новых посягательств и боли. Эр Август на церемонии отводил взгляд, да и Дик не хотел бы смотреть ему в глаза, потому что он помнил! Помнил, как слышал его голос тогда в тюрьме, за закрывшейся за королевой дверью камеры. Дик тяжело встаёт и идёт, лишь бы не сидеть, лишь бы не оставаться наедине с этой пустотой, наедине с собой, и ноги сами приводят его к кабинету Рокэ. "Невыносимо ждать вечера" с пугающей его самого откровенностью Дик поясняет Алве свое появление. Но правда в том, что ему невыносимо всё. Муторно от всего и одновременно пусто. Дик не знает, что ему делать, и куда пойти. Он не может понять даже того, что он чувствует. Алва кивает ему на кресло и позволяет остаться, Дик садится возле камина и снова чувствует что-то вроде спокойствия. Через какое-то время, он замечает, что Алва сидит напротив. Эр протягивает Дику документ и поясняет в ответ на недоумевающий взгляд: - Королевский указ передающий мне, как вашему эру опекунство над герцогом Окделлом, то есть вами. Не хватает только подписи Ричарда. Дик знает, что Алва должен был сделать это сразу, когда взял Ричарда в оруженосцы. Ричард спрашивает об этом и получает короткое "Да". Он не осмеливается спросить, почему сейчас и ещё страшнее спрашивать: если бы Алва сделал, как полагалось, никто не мучил бы Дика в тюрьме, желая заставить отречься от своего дома? Молчание его Алва понимает по-своему и поясняет, решив, вероятно, что Дика интересуют нюансы. "Если подпишете, будем с вами, как маленький Тайный Совет при малолетнем короле. Все документы, касающиеся вашей провинции и требующие решения, будут за подписью вашего дяди, как старшего мужчины в семье, моей, как вашего опекуна и, разумеется, вашей" и добавляет "Не торопитесь, обдумайте всё. Я бы на вашем месте не торопился с подобным решением". Дик кивает, идет к столу и старательно выводит под документом росчерк искалеченной рукой: имя, титул, сегодняшнюю дату, всё как полагается. Нужно было сразу. Сделать так нужно было сразу и оба они это понимали. Ворон жестом показывает Дику сесть и зовет слуг и лекаря. Сам же садится перед ним, загораживая Ричарду то, что делается в комнате. Дик примерно представляет как это будет. Он смотрит в синие глаза Алвы и чувствует его руки на плечах удерживающие на месте. Боль была огромной, но эту боль можно было терпеть. Сердце заходилось от накрывающего страха: вспомнилась мрачная камера в тюрьме, та самая, и ровно эта же боль в руке и невозможность отдернуть её, прижать к себе, унять, облегчить страдание. И как потом, в своей камере, он часами баюкал руку, стараясь отрешиться от ноющей тянущей, дергающей боли в покалеченных костях и мышцах. Теперь Дик также не может вырвать руку из тисков лекаря, но отдал её добровольно и это маленькое обстоятельство держит сознание на самом краю паники. Перед глазами плывёт, несмотря на выпитое зелье, заботливо поднесенное Алвой перед тем, как лекарь взялся за Дикову руку, а может именно благодаря зелью, тело его чувствует легкость, вместо всепоглощающего страха. Дик смотрит только на эра и ему кажется безумно важным сказать прямо сейчас: - Я не отдал яд. Рею Суавесу! Алва приподнимает бровь, немного удивленно, улыбается страшно и вкрадчиво спрашивает: - У тебя был яд еще и для Хуана? - Нет! - Дик мотает головой и тут же жалеет о резком движении. Алва замечает это и его руки стальной хваткой сильнее сжимают, не давая дергаться. - Он дал мне. Я не смог воспользоваться. Я должен вернуть! Алва хмурится и не хочет слушать сбивчивые объяснения Ричарда. - Тише, юноша, тише, не беспокойтесь ни о чём. Сейчас мы закончим и я расспрошу эту шельму, что за яд он тебе дал и зачем. - У меня в комнате! Две крупинки завернутые в платок. Он мне не нужен. - Тише, тише, Дикон. Потерпи ещё. Скоро всё закончится. Свет меркнет и Дик ещё успевает заметить встревоженный взгляд Алвы и испугаться. Он даже почти рад этому простому, нормальному страху, а не тому черному, всепоглощающему ужасу. Дик приходит в себя от едкого запаха, но когда Алва убирает от его лица платок смоченный резко пахнущей настойкой, снова соскальзывает в спасительное забытие. Он слышит, как его пытаются дозваться сразу и лекарь, и Рокэ, а ещё приглушенные ругательства на кэналлийском, но даже заставить себя не может открыть глаза и откликнуться. Окончательно очнувшись, Дик видит комнату в полумраке, которую с первого взгляда не узнаёт. Кто-то помогает ему полусидя устроиться на подушках, смачивает пересохшие губы и дает напиться крепкого травяного отвара. Рука покоится в тисках и Дику хочется обхватить её и прижать к себе, уверяя самого себя, что всё закончилось, но сейчас нельзя, нужно сдержать жалость к себе, хоть бы перед слугами. Рядом садиться Алва и рассеянно поглаживает Дика по волосам, а Ричарду, к стыду своему, совсем не хочется отстраниться от его теплых рук. Вероятно, убедившись, что лишиться чувств Ричард больше не пытается, Алва говорит, даже будто бы просит, вытерпеть ещё один разговор. Дик кивает, но на самом деле хочет только, чтобы его оставили в покое, позволяя, наконец, отдохнуть. Алва смотрит пристально и, медленно поднеся руку, снова касается волос Дика у лба и убирает с его лица взмокшие пряди. Наконец решив что-то и кивнув, не Дику - скорее своим мыслям, отворачивается и велит кому-то из слуг позвать Хуана.