Вакуум

В эту ночь Драко снова мучили кошмары. Проигрывались по кругу бесконечное количество раз. Одно и то же видение из ночи в ночь приобретало все более гипертрофированную форму. Вгоняло в нескончаемый ужас, из которого, казалось, невозможно выбраться. Разрубленные тела, пронзительные, душераздирающие крики отчаяния и невыносимой боли, жуткий гогот и преследующий повсюду запах крови, разлагающейся плоти и горелой кожи. Драко гулко простонал и распахнул тяжелые веки. Все та же лачуга, те же очертания предметов, то же громкое сопение волка. Стер со лба липкую испарину и приподнялся на локтях. Свернувшись в клубок, на диване спала Гермиона. Пальцы запутались в жесткой шерсти животного, лежащего на полу рядом. Из-под съехавшей набок кофты виднелись ключицы. Лицо выглядело таким же обеспокоенным, как и у Драко. Брови были сдвинуты у переносицы, под закрытыми веками беспрестанно двигались глаза. Грейнджер едва слышно стонала. Он вдруг почувствовал запах еды и обернулся к тумбочке: там стояла все та же тарелка, и все тот же горячий пар поднимался в воздух. Грейнджер наложила на блюдо заклинание непрекращающегося подогрева. Желудок скрутило продолжительным спазмом. — К черту, будь ты проклята! — прошипел Драко и дернулся к еде, не обращая внимания на боль, резанувшую по спине. Он ел с такой жадностью и с такой скоростью, что непережеванные куски целиком проваливались в желудок. Когда ложка звонко ударилась о дно, довольно облизал губы и упал на подушку. Плевать. — Да, глупо было бы умереть голодной смертью, — раздался тихий, холодный голос. — Можешь не переживать, я сделаю вид, что ничего не заметила, чтобы пощадить твою уязвленную гордость. — Иди к черту. — Это всего лишь еда. Не превращай это в проблему, — Гермиона поднялась с дивана и отправилась на кухню. — Будешь чай? — Какого черта? Что-то ты слишком добрая, — с недоумением Драко наблюдал, как она доставала небольшой чайник и разномастные кружки. — Особенно после всего того, что с тобой сделали. — Это не доброта. Это голый расчет. Ты мне нужен живым. — С чего вдруг? Поделиться секретами? Перебьешься, хрен я тебе что-нибудь расскажу. — А мне и не нужно, чтобы ты рассказывал. Я все вытащу из тебя сама. — Раздался резкий хруст: тонкая деревянная ложка переломилась пополам. — Только не говори, что будешь пытать меня. Чтобы Грейнджер, ярая защитница всех ущербных, причинила кому-то боль? — усмехнулся он, сам ни черта не веря своим словам. — Прежней Гермионы Грейнджер больше нет. Вы похоронили ее в стенах Малфой-мэнора, — она наполнила чашку и поднесла ее Драко. — Твой чай. Можешь не строить из себя непоколебимого героя. Мне плевать на твои душевные терзания. Впрочем, если ты возненавидишь себя из-за одной кружки чая, то я не буду против. — Может, напомнить тебе, как прекрасна была твоя клетка в моем доме? Или с каким удовольствием я наблюдал, как убивают твоих друзей? — Не смей даже заговаривать о них, — прошипела она и вжала пальцы в чашку. — А то что? Натравишь на меня своего блохастого волка? Лучше уж сдохнуть, чем торчать здесь с тобой. — Поверь, скоро твое желание сбудется, — на ее лице была все та же непроницаемая маска. Гермиона рухнула обратно на диван и запустила руку в волчью шерсть. Драко раздраженно выдохнул и, повернувшись на бок, вернулся к созерцанию пустой стены. Что-то подсказывало, что разглядывать прогнившие доски ему предстоит еще не один день. Кажется, он надолго застрял тут: между страхом смерти и страхом потерять самого себя. Он боялся, что внутренний стержень, который все еще поддерживал его, окончательно сломается. Драко терзали противоречия. Всё, через что ему пришлось пройти, закаляло его характер, превращало живое сердце в холодный металл, учило выкручиваться из любой ситуации. Всё, через что ему пришлось пройти, помогало выживать, но ломало и меняло так сильно, что он боялся утратить собственную волю. Остаться хорошо выдрессированной, неуязвимой, выносливой марионеткой в руках искусного кукловода. Он так боялся потерять свое «Я», что лишь усерднее держался за него. А сейчас Гермиона захотела подчинить Драко себе, высосать все полезное и выплюнуть пережеванную оболочку. Он отчаянно пытался найти в себе силы, чтобы бороться. Он и без того был достаточно унижен. *** — Повернись на живот, — Грейнджер бесцеремонно стянула с него рубашку и подтолкнула в бок. — И сделай одолжение: не разговаривай. Совсем. Ни одного слова не произноси. — Я сам буду… — Силенцио, — она взмахнула палочкой. — Так-то лучше. Драко сыпал безмолвными оскорблениями, возмущенно взмахивая руками. — Если ты не успокоишься, мне придется обездвижить тебя. Еще несколько минут борьбы, и он наконец затих, уткнувшись носом в подушку. Грейнджер зачерпнула из банки мазь, которая источала тошнотворный запах, и стала короткими касаниями наносить ее на пораженную кожу. Когда покрыла все раны, взмахнула волшебной палочкой. Мазь полностью впиталась, не оставив следа. Гермиона занесла кончик древка над позвоночником, над изрезанными местами. Драко облегченно выдохнул, когда постоянно сопровождающая его боль наконец стихла. В мыслях неохотно благодаря свою спасительницу и ненавидя себя за очередное проявление слабости, стиснул зубами наволочку. Ненависть разрасталась внутри так стремительно, что вскоре сдавила каждый орган. Драко будто напитывался этим отравляющим чувством и уже не мог дышать. Захлебнувшись воздухом, откинулся на бок и закашлялся. Выплюнул на простыню вязкие багровые сгустки. Гермиона перешла на другую сторону кровати, прочертила древком по его ребрам и резким взмахом направила на них толстую кривую линию. Заклятие легло на грудь большим серебристым пятном, которое спустя несколько секунд проникло внутрь. Послышался легкий хруст. Драко вцепился пальцами в старый матрас. Безмолвный крик застыл на приоткрытых губах. Глаза закатились под веки. — Твои кости срастаются. Этот процесс займет несколько дней. И да, он будет достаточно болезненным, — она взяла пустой стакан и ленивым движением руки наполнила его водой. — У меня закончилось обезболивающее зелье, поэтому придется тебе потерпеть. Когда кости срастутся, займемся твоим легким. Драко яростно сыпал проклятиями, пытаясь докричаться до нее, но все слова бились о невидимый барьер заклятия немоты. Грейнджер, задумчиво раскачивая бокал в руке, кинула на него раздраженный взгляд. Казалось, ей нравилось это вынужденное молчание, поэтому она поджала губы и всмотрелась в гневное лицо. Наверное, пыталась решить: снимать заклинание или нет. Ухватив Драко за затылок, она приподняла его голову и поднесла стакан к губам. Он поморщился, самостоятельно сел и скинул ее пальцы с затылка. Забрал бокал с водой, жадно опустошил его и швырнул на пол. Звон бьющегося стекла разнесся по комнате. Волк, почувствовав угрозу, бросился к кровати. Драко, инстинктивно дернувшись, откинулся назад и уперся лопатками в металлическую спинку, но Гермиона резким движением руки остановила зверя у самой постели. — Все в порядке, слышишь? — она принялась гладить волка по загривку. С острых клыков скатывались толстые нити вязкой слюны. — Успокойся. Может, хочешь поохотиться? Сейчас самое время. Принесешь что-нибудь к ужину. Давай, Амилиус, — Гермиона подвела его к выходу и, выпустив за порог, захлопнула дверь. — Еще раз закатишь истерику, Малфой, пожалеешь. Слова потоком срывались с его губ, но ни одно не обретало звуковую оболочку, и это только пуще злило Драко. Полным ненависти взглядом он жадно следил за каждым движением Грейнджер. Как она скинула мантию и потерла затекшую шею. Как рухнула на диван и взяла книгу с подлокотника. Как лениво перелистывала страницы, предварительно облизнув палец. Как откинулась на мягкую спинку и подогнула под себя ноги. Как распустила тугой пучок и, прикрыв глаза, стала перебирать спутавшиеся густые кудри. Она двигалась настолько невозмутимо и обыденно, будто проводила вечер в собственной уютной квартирке после тяжелого рабочего дня в душном кабинете. Словно не было огромного груза воспоминаний и боли за спиной. Словно не она осталась в гнетущем одиночестве после смерти друзей. Словно не у нее отобрали все, что создавало смысл ее жизни. Что создавало саму жизнь. — Почему ты делал это? Почему следовал приказам Волдеморта? — опустив глаза, она взмахнула палочкой в его сторону, чтобы снять заклятие немоты. — Может, потому что мне это нравилось? — поморщившись, произнес Драко и облизал губы, словно пробуя слова на вкус. — Ты лжешь. Я помню выражение твоего лица, когда нас пытали. — Отъебись от меня, Грейнджер. — Неужели ты даже не пытался что-то изменить? Вмешаться? Не дать их убить. — Я не собираюсь перед тобой душу выворачивать, ясно? — Я тогда почти поверила в то, что ты этого не хотел. Тебе просто было страшно, потому что ты слабый. Самый слабый из всех, кого я знаю, — она все еще не глядела на него, прокручивая палочку в руках. — Как же ты жалок! Лучше бы они убили тебя. — У тебя еще есть шанс избавить меня от своего общества. Сделай это сейчас, — выплюнул он в ее сторону. Гермиона криво усмехнулась. — Вы отняли у меня все. Я хочу отплатить тем же. Слишком спокойный тон. Угрожающе спокойный. Драко нервно сглотнул. И не потому, что испугался ее угрозы, а потому, что в самом деле считал себя мразью. Когда беспомощно наблюдал со стороны за пытками знакомых ему людей. Когда оттаскивал их, искалеченных, обратно по камерам. Когда сам против воли выполнял жестокие приказы. Он ненавидел себя постоянно, но никогда бы не признался в этом ни одному человеку. Он должен был оставаться сильным. И не важно, насколько сломленным себя ощущал. Но Гермиона оказалась права: он позволил страху сковать себя, завладеть разумом и выжечь в сердце дыру. — У тебя нет никаких шансов, Грейнджер, — он попытался ухмыльнуться, но лишь криво дернул уголок рта вверх и в сторону, отчего лицо прорезало странное подобие улыбки. Гермиона промолчала. Кажется, заставила себя проглотить раздражение и нарастающий гнев. Она встала с дивана и постояла в оцепенении несколько секунд. Сделала пару шагов к кухне, задумчиво прокручивая палочку. Будто перебирала языком перекатывающиеся во рту слова. Тысячи слов, которые копила в себе целый год. Он знал, что либо никогда не услышит их, либо они опустошат его, подобно урагану. Ее напускное, непоколебимое спокойствие раздражало. И Драко очень хотел, чтобы ей было хуже, чем ему. Он ненавидел свое положение. Свое тело. Свои мысли. Ненавидел свои эмоции. Ненавидел этот дом и этого волка. Но больше всего ненавидел Грейнджер. Потому что каждый раз, глядя на нее, он вспоминал тот ужас, через который им пришлось пройти. Пусть они сражались по разные стороны баррикад, плохо было им обоим. И сейчас Драко решил применить свой излюбленный принцип: лучшая защита — это нападение. Он руководствовался им каждый раз, когда чувствовал себя уязвленным или затравленным, слабым или побежденным, отвергнутым или обманутым. Ему было жизненно необходимо вызвать в Гермионе хоть какие-то эмоции. Ее спокойствие изводило хуже самой страшной пытки. Он не знал, о чем она думает. Не знал, на что способна и что может выкинуть в следующий момент. Драко чувствовал, что она опасна в своем демонстративном безразличии. — Прошло больше года, а я до сих пор помню твои крики, Грейнджер, — он протягивал каждый звук, словно смакую невероятно вкусную, тягучую карамель. — И это лучшее, что было в моей жизни. Если не считать звука треснувшей о камень головы Поттера. Он мог поклясться, что слышит, как хрустят костяшки на сжатых кулаках, как скрипят друг о друга стиснутые зубы, но Гермиона терпеливо стояла, повернувшись к нему спиной. Ее выдержка бесила. Драко нервно покусывал губы. — Надо было записать это на колдокамеру, чтобы потом просматривать от скуки. Черт, это большое упущение! Он бил в самое больное, самое чувствительное место. Бил оглушающе. Четко в цель. В самый центр гниющей раны. — Знаешь, они хотели развесить тела твоих друзей прямо перед Министерством магии, но в последний момент Темный Лорд передумал. А жаль, тогда… Ослепительный луч оборвал его на полуслове. В солнечное сплетение ударило заклинание, и Драко согнулся пополам, стиснув зубы и сдерживая крик. В грудной клетке стремительно разрасталось бешеное жжение и острая, мучительная резь. Он облегченно выдохнул, когда Гермиона опустила палочку. Несколько секунд действия заклятия представились ему долгими минутами. Поднял на нее взгляд и встретился с обжигающим огнем, что пылал так сильно, что Драко начало казаться, будто горит изножье кровати. В глазах Гермионы не нашлось ничего, кроме презрения. — Ты это заслужил, — с отвращением произнесла она. — И я бы с удовольствием посмотрела еще, как ты мучаешься. — Тогда какого хрена ты меня лечишь? — взревел Драко. — Больная ты идиотка! — Чтобы потом, когда ты поверишь, что спасен, наконец, уничтожить. *** Грейнджер, удерживая уголок страницы, беглым, но рассеянным взглядом перескакивала через строчки. На окнах не было штор, поэтому всю комнату заливал свет полной луны. Серебристые струйки ползли по стенам, залезали в трещины и дыры между досками, застревали в длинных волосках волчьей шерсти, скользили по мебели, заглядывали в книгу. Тихий стон вдруг прорезал сумеречную тишину, и Гермиона повернула голову к Драко. Его кровать стояла у самого окна, поэтому Гермиона могла видеть каждую эмоцию, отражающуюся на его лице. Тревога перемежалась со скорбью и отчаянием. — Прости! Я не хотел, чтобы так получилось. Прости, — казалось, он шепчет сквозь слезы. Она встала и неслышно подошла к кровати. Драко спал. Его душил очередной кошмар. За все те три дня, что он пробыл здесь, Гермиона ни разу не слышала, чтобы он разговаривал во сне, потому что всегда засыпала первая. — Я не смог ничего сделать. Я не смог, — он вдруг начал метаться по кровати. Громко вскрикнув, вскочил и распахнул глаза. На покрытой испариной коже проступили мурашки, белье прилипло к телу, волосы были взъерошены, а глаза горели безумием и нескрываемым ужасом. — У кого ты просил прощения? — прищурившись, Гермиона внимательно рассматривала его лицо. — Что? — он поднял на нее недоумевающий мутный взгляд. — Ты разговаривал во сне. У кого ты просил прощения? — Не твое дело. Какого вообще хрена ты здесь стоишь? — Легилименс! Он неестественно выгнулся и рухнул на спину. И снова эта боль, разрывающая на части изможденное тело. Из гортани вырвался крик. Драко все еще был слаб и едва ли мог отразить вторжение в свое сознание. Гермиона перебирала воспоминания с такой жадностью, что все его тело выворачивало наизнанку. Драко, привалился к стене и тяжело дышал. Судорожные рыдания застревали в гортани. Волосы липли к лицу, хаотично покрытому подсохшими мазками крови. Он резко взмахнул палочкой, закрывая себя в непроницаемый кокон, и упал на колени. Со всего размаха ударил кулаком о пол. Еще раз. Бил до тех пор, пока не разбил кулак в кровь. Потом закричал. Протяжно, истошно, душераздирающе. Он был на грани безумия. Размазывал свежую кровь по лицу, стирая слезы. — Прости! Я не смог… Внезапно Драко выкинул ее из сознания, собрав все оставшиеся силы. — Ах ты, сука! — прошипел он и стиснул зубы. — Не смей больше влезать в мою голову! Она наклонилась к его лицу так близко, что ему пришлось сфокусировать зрение на ее переносице, чтобы Гермиона не поплыла двойными кругами у него глазах. — Я выжму из тебя все до последней капли. — Тешь себя надеждами и дальше. Она выпрямилась и смерила его гордым взглядом. Таким же гордым, как в первый день их встречи в Хогвартсе, в первый день ее плена в Малфой-мэноре. Таким же гордым, как в последний раз, когда он ее видел. Гермиона оставалась несломленной до самого конца. Наверное, именно эта выдержка помогала ей сохранить рассудок и скрываться от всех целый год. И в ней был этот прочный стержень, благодаря которому она оставалась такой стойкой. В Драко это вызывало только зависть. Поэтому он так отчаянно ее ненавидел. Он хотел быть похожим на Грейнджер. Он хотел иметь хотя бы десятую долю ее силы.