Вакуум

Обездвиженный заклинанием Драко покорно лежал на спине. Тяжелым взглядом он словно пытался расширить дыру в трещине дощатого потолка, пока Грейнджер проверяла целостность его ребер. Она водила палочкой по истощенному торсу и безмолвно шевелила губами. Шел уже восьмой день заключения Драко в этом доме, и он буквально сходил с ума. Единственным развлечением было разглядывание всех видимых расщелин, проломов и прогнивших дыр в стенах, потолке и полу. И если Грейнджер занимала свое время книгами и разговорами с волком, то ему, решившему не произносить больше ни слова, оставалось лишь прокручивать в голове воспоминания последних лет. Извлекать их, раскладывать по полочкам, анализировать каждое и засовывать обратно. Но как бы сильно он ни пытался навести порядок в своем сознании, там все равно царил хаос. Организованный хаос. Питался Драко по-прежнему только по ночам, когда Грейнджер спала. Она все так же оставляла еду горячей, что и поражало, и злило одновременно. Он знал, что Гермиона делает это нарочно. Хочет, чтобы он почувствовал себя лучше и привык к относительному комфорту перед тем, как растоптать окончательно. Она внушала странное чувство: что-то между беспокойством, страхом и яростью. И лишь ненависть стойко занимала первые позиции. *** — Знаешь, я все еще не понимаю, какого черта ты такая благородная, — недовольно процедил сквозь зубы Драко, когда Гермиона вдавила кончик палочки в солнечное сплетение. — И не прикрывайся той чушью, что ты несешь про месть. Ты слишком спокойна для человека, который жаждет отмщения. — Ты помнишь, как делали вы? — она провела древком по его груди и опустилась ниже. — Залечивали раны пленных, чтобы потом пытать их с утроенной силой, — проговаривая последние слова, вонзила палочку в живот, отчего Драко непроизвольно застонал. — Возвращали почти оторванные конечности на место и отрывали их снова. Кормили сытно, чтобы потом выворачивать желудок наизнанку. Я думаю, ты помнишь кровавую рвоту, заливавшую полы твоего дома. Вы предпринимали изощренные попытки подобия сымитировать заботу только для того, чтобы потом уничтожить. Драко поджал губы и отвернулся к стене, пока она продолжила залечивать разрыв на его легком. Излюбленные пытки Пожирателей смерти приводили его в тошнотворный ужас и вызывали отвращение. Каждый раз, когда его заставляли присутствовать на показательных истязаниях и не позволяли отворачиваться, внутри что-то безвозвратно разрушалось. Он не знал, что именно, но что-то очень важное и жизненно необходимое. Кажется, это был он сам. Теряя себя по кусочкам, Драко все равно до последнего не мог сносить мучения других людей. После каждой пытки его рвало до тех пор, пока не выходила одна желчь, обжигая горечью язык и губы. — Твое легкое в порядке. На восстановление понадобится около недели. — Блядь, хватит! — вдруг взревел Драко. — Ты больная! Круциатус окончательно вышиб твои мозги. Хватит строить из себя спасительницу. Мне не нужна ни твоя целебная магия, ни твоя жалость. — С чего ты взял, что я испытываю к тебе жалость? — Потому что она сочится из каждой сострадающей клетки твоего тела. Ты не умеешь причинять боль. И тем более не умеешь убивать. Хватит держать меня за идиота. Чего ты, блядь, хочешь? Грейнджер молча отошла к шкафу и накинула мантию. Засунула палочку во внутренний карман, надела капюшон и покосилась на Драко, который буквально въедался в нее взглядом в ожидании ответа. Но продолжала молчать. Подошла к выходу и отворила дверь. — Ответь мне! — закричал он, вскакивая с кровати. — Как только ты восстановишься, — не глядя на него, негромко произнесла она, — ты проведешь меня в свой дом, — и скрылась за дверью, оставив Драко наедине с огромным волком. Она уходила каждый вечер. Пропадала на несколько часов и возвращалась уставшая и измученная, будто тратила это время на безуспешные и выматывающие поиски. Драко подошел к двери, стараясь не обращать внимания на пару желтых глаз, наблюдающих за каждым его движением. Едва коснулся ее, как сразу получил небольшой разряд тока. Отдернул руку и прищурился. Сделал шаг назад и вдруг силой пнул по дереву. Его тут же отбросило в середину комнаты. Он ударился головой об угол дивана и захрипел. Череп будто раскололо пополам. Встал на ноги, намеренно игнорируя угрожающее рычание за спиной, и снова бросился к двери. И снова был отброшен на середину комнаты. Третья попытка завершилась тем же, только теперь тупая боль проехалась по позвонкам. Драко протяжно застонал. Еле поднялся, взял стул и заковылял к окну у своей кровати. Разом выдохнул и бросил его в стекло, которое лишь едва прогнулось. — Сука! Сука! Сука! — он кричал, бил кулаками по стеклу и, кажется, совсем не слышал приближающееся разъяренное рычание. Потому что разъяренным зверем был он сам. Он так отчаянно хотел выбраться отсюда, что не позволял себе даже задуматься, что это невозможно. Ярость уничтожала последние частицы самообладания. Драко не мог смириться со своим положением. Должен был бороться. Должен был пытаться до тех пор, пока не иссякнут силы. Сдаться означало стать маленьким мальчишкой. Беспомощным и жалким. Именно поэтому Драко, переполненный гневом, продолжал крушить окно. Но оно не поддавалось. Лишь слегка звенела и вибрировала пленка натянутого барьера Защитных чар. Наконец волк схватил Драко за край рубашки и потянул назад. Драко дернул рукой. Амилиус тут же оглушительно зарычал, опрокинул его на пол и передними лапами вспрыгнул на грудь. Слюни стекали на лицо. Драко поморщился и замотал головой. — Отвали от меня, гнусная шавка! — захрипел он. Унизительный страх стиснул гортань. — Ты мне ребра сломаешь! Иди на хер! Но зверь лишь опускал голову ниже. Опалял кожу горячим дыханием. Драко видел налитые кровью глаза и горящие жаждой, которую волк, кажется, едва сдерживал. — Не буду я больше! — закричал Драко. — Понял я! Понял, что скорее сгнию в этой хибаре, чем смогу сбежать. Отпусти, блядь, меня! — злость смешивалась с паникой. Амилиус победно рыкнул и отошел в сторону. Драко с отвращением вытер слюни с лица и поднялся на ноги. Побежден. Загнан в угол силой, превосходящей его в десятки раз, и ничтожным животным разумом. Опозорен. Снова. Жалок. Снова. Встряхнувшись, он сразу же отправился в душ, точнее в его жалкое подобие, обустроенное прямо в большой выемке в стене. Не спеша скинул одежду. Бессменную, но чистую. Дощатый пол царапал босые ноги, угрожая оставить в грубой коже несколько заноз. Драко немного вывернул руку и провел пальцем по шраму на сгибе локтя. Кожа была сморщенной и потемневшей, словно кто-то выжег ему кожу, но Драко не мог вспомнить, когда это случилось и почему. Он зашел за тонкую облезлую ширму и открыл кран. Теплая вода приятно ударила по плечам и поползла по спине. Подставил голову под струи, уперся рукой в стену и тяжело выдохнул. Глупо было надеяться на то, что вода сможет размыть его до состояния мелкой лужицы, как и на то, что получится спустить все губительные мысли и эмоции в небольшой слив на полу. Он просто не двигался, позволяя воде точить изможденное тело. И только когда непрекращающиеся удары в одну точку стали болезненными, отстранился и уперся лопатками в стену. Запрокинул голову, стряхнул с лица крупные капли воды и потянулся к баночке, что стояла на небольшой полке. Открутил крышку, втянул тонкий аромат розового грейпфрута и ежевики. И вот это девчачье дерьмо придется наносить на тело? Драко поставил средство на место и взял с полки вторую похожую емкость. Снял крышку и понюхал содержимое: жасмин и апельсин. Пальцами зачерпнул гелеобразную полупрозрачную жижу. Выключил воду и не спеша стал размазывать средство по груди. Он опустился к животу, перешел к бедрам и медленно закатил глаза. Ему хотелось абстрагироваться от собственных касаний, представляя, что они принадлежат кому-то другому. Но вдруг стало противно прикасаться к самому себе, словно все отвращение, которое он испытывал к жизни, сосредоточилось на его истощенном теле. Драко разлепил тяжелые веки, рывками намылил оставшиеся участки и открыл кран. И снова стоял под струями воды не шелохнувшись. Он не знал, сколько прошло времени — десять минут или целый час. Все лучше, чем возвращаться в комнату к зверю, который мог перегрызть ему глотку в любую секунду. Драко переборол отголоски страха и ненависти, резко отодвинул ширму в сторону и огляделся. Под рукой не было ни одного полотенца — только его одежда, скомканная, лежала на полу бесформенной кучей. Он тихо выругался и вышел из душевой, протягивая за собой рваные мокрые дорожки. Амилиус, дремавший на диване, тут же поднял голову, когда услышал хлюпающие звуки неторопливых шагов. Драко подошел к шкафу и потянулся к верхней полке. За спиной негромко захлопнулась дверь, и он обернулся. На пороге, оцепенев и приоткрыв рот, стояла Гермиона. Когда Драко, раздраженно стянул полотенце и повернулся к ней, опустила взгляд ниже. — Уже можно одеваться, или еще хочешь посмотреть? — усмехнулся он и обернул бедра махровой тканью. — Какого черта ты расхаживаешь по дому голый? — уже не глядя на него, Грейнджер направилась к кухне. — А какого черта в этом жалком подобии ванной нет даже полотенец? Там только твой вонючий гель для душа. Теперь буду пахнуть, как маленькая гриффиндорская девочка, — он хотел скорчить гримасу, но его лицо вытянулось, когда Грейнджер тихо хихикнула. Она выпрямилась и в мгновение стала серьезной. Драко прищурился, разглядывая ее лицо. Кажется, она мысленно ругала себя за несдержанность. Но он вдруг понял, почему. Скорее всего, Гермионе так не хватало живого общения в опустевшей жизни, что даже в вынужденном присутствии Драко здесь она пыталась отыскать положительные стороны. И, возможно, рядом с ним даже переставала чувствовать всепоглощающую пустоту и выедающее одиночество. Частично. Но с некоторым облегчением. Остаток вечера они провели в напряженном и неловком молчании. Грейнджер приготовила ужин, но даже не прикоснулась к нему и легла спать. Закуталась в толстый плед и стихла, видимо, провалившись в сон. Драко дождался, пока уснет волк, и поплелся на кухню. Приоткрыл крышку небольшой кастрюли и втянул насыщенный пряный аромат тушенного мяса. Еда остыла, но ему было все равно. Окунул ложку в жаркое, жадно облизал ее и закатил глаза от удовольствия. Драко не мог не признать, что Гермиона готовила восхитительно. И это было единственное, чем он мог наслаждаться в трухлявой лачуге. И за кратковременное наслаждение ненавидел себя еще больше. Он опустошил половину посуды и обернулся к Грейнджер. Лунный свет привычно освещал лицо и подсвечивал короткие, едва заметные волоски. Казалось, кожа мерцает и переливается жидким серебром. Зрелище завораживало, словно Гермиона была мифическим существом, могла заманить в свои сети любого, кто посмотрит на нее. Но это была всего лишь Грейнджер. Грязнокровка, зубрила и зануда. Стоило это осознать, и все волшебство тут же рассеивалось. Драко вдруг напрягся от мысли, внезапно пришедшей в голову. Стал тщательно вглядываться в Гермиону. Кажется, она спала очень крепко. Перевел взгляд на волка, который спрятал морду между лапами, и осторожно шагнул вперед. Случайно наступил на скрипучую половицу и замер. Когда реакции не последовало, бесшумно подошел к дивану и опустился на колени. Драко знал, что волшебную палочку Гермиона ночью всегда кладет под подушку или под себя. Наконец-то настал момент, которого он так ждал. Медленно завел руку под подушку, но ничего не обнаружил и скользнул ближе к груди Грейнджер. Почувствовал жар, исходящий от ее тела. Просунул пальцы под спину и застыл, когда она начала ворочаться. Выждал несколько минут, когда успокоилась, и принялся прощупывать матрас, почти задержав дыхание. Драко ничего не нашел и вытащил руку, но Грейнджер тут же перехватила ее и сплела их пальцы. Он гулко выдохнул от неожиданности и страха быть обнаруженным, откинулся назад и аккуратно высвободил ладонь. Привстал и внимательно всмотрелся в лицо Гермионы. Брови сдвинулись у переносицы, рот был приоткрыт, кончик языка едва заметно скользил по зубам. Драко был почти уверен: ей снится кошмар. И знал, какой именно. Потому что ему всегда снилось то же самое. Только в своих снах она видела, как разрушается мир вокруг нее, а он ощущал, как рушится мир внутри. Одни и те же события они переживали по-разному, наблюдая их с разных ракурсов и совершенно разными глазами. Их отличало слишком многое. Она боролась, даже когда лишилась всего. Он поддавался страху больше, чем отчаянию. Она хотела отомстить, он хотел сбежать. Драко бы возненавидел себя еще больше, если бы смог признаться, что слишком слаб перед ее внутренней силой. Он отогнул плед, слегка приподнял ее ноги и осмотрел диван. — Ты не там ищешь, — Гермиона поправила покрывало и поджала колени. — Ты же понимаешь, что я никогда не… — Прекрасно понимаю твое желание сбежать. Я бы делала то же самое, но тебе все равно не выбраться, пока я сама этого не захочу. Она говорила так спокойно, так тихо, словно все происходящее ее не волновало. В Малфой-мэноре за попытку бегства ее бы уже кромсали на части с особым остервенением. А потом сшивали обратно, чтобы покромсать еще раз. *** Гермиона еще несколько раз пыталась проникнуть в голову Драко, но каждый раз ему удавалось отбивать атаки, как только она пробиралась к нужным ей воспоминаниям. Иногда она уходила из дома на несколько часов, оставляя Драко с волком. Но сегодня она ушла со зверем, предварительно укрепив и без того мощные блокирующие и Охранные чары. Как только дверь за ней захлопнулась, Драко вскочил с кровати и принялся обыскивать каждый уголок дома в поисках хоть какого-то волшебного артефакта или порт-ключа, который смог бы помочь ему выбраться. Он перевернул все, вытряхнул каждый ящик и заглянул в каждую щель, но ничего не нашел. Совсем ничего. И все, что мне остается, — вернуться на кровать и покорно ожидать возвращения своей хозяйки. Эта мысль привела его в такое бешенство, что он, разъяренный, бросился на кухню и перевернул шкаф с посудой. Звон чугуна и металла проехался по черепной коробке: утварь покатилась в разные стороны. Несколько кружек разбились на мелкие осколки, неподалеку в свете свечей блеснуло лезвие. Драко силой пнул старый комод, откидывая его ногой, и уперся рукой в стену, переводя дыхание. В ослабленных после травмы легких неприятно покалывало. Опустил голову на грудь и устало заморгал. Кажется, он начинал вживаться в роль заложника, и это приводило в ярость. Драко выздоравливал — и при этом становился слабее. И казалось, вот-вот сдастся под напором обстоятельств. Под гнетом отравляющих эмоций. Размышляя, Драко осматривал комнату, как вдруг его внимание привлекла едва заметная выемка над плинтусом. Драко упал на колени, схватил нож и принялся расковыривать маленькое отверстие. Небольшая дощечка с треском отлетела в сторону, и что-то сверкнуло в тусклом свете заколдованных свечей. Драко просунул два пальца в щель и подцепил тонкую цепочку. Вытянув, поднес к лицу: массивный золотистый кулон — он покачивался из стороны в сторону, и большая буква S в виде змеи, переливалась россыпью сверкающих изумрудов. Медальон издавал негромкий, режущий слух скрежет. — Немедленно положи на место! — за спиной раздался угрожающий голос, Драко замер и тихо выдохнул. — Это медальон Салазара Слизерина? — он не спеша обернулся, удерживая цепочку в поднятой руке. — Настоящий? — Не твое дело, — огрызнулась Грейнджер и взмахнула палочкой. Древний артефакт выскочил из сжатых пальцев и, пролетев через всю комнату, опустился в ее раскрытую ладонь. — Что ты здесь устроил? Она убрала его в карман и начала медленно разрезать воздух древком, наводя порядок. Драко продолжал сидеть на полу и растерянно разглядывать изъеденные доски. — Это крестраж? — не поднимая взгляд, негромко произнес он. Грейнджер застыла с поднятой рукой и приоткрыла рот в тревожном удивлении. Потом нервно сглотнула, опустила палочку и оторопело сделала шаг назад. — Откуда ты знаешь про крестражи? — наконец, нарушила она тишину. — От твоего Поттера, — раздраженно ответил Драко и поднялся на ноги. — Он рассказал — тебе? — ошарашенно уставилась на него Грейнджер. — Серьезно? Думаешь, мне есть какой-то интерес до рассказов жалкого избранного? Я случайно услышал его разговор с Дамблдором. — Подслушал. — Вот делать нехер. У меня были личные дела со стариком. — А, ну да. Прости, совсем забыла. Ты ведь хотел его убить, — закатила глаза Гермиона. — Десять очков Гриффиндору, — он отряхнул брюки от пыли и направился в сторону кровати. — Ты собираешься держать меня здесь вечно? Я могу хотя бы выйти за порог? И, кстати, знаешь, — поравнялся с ней Драко, — ты уже не сможешь беспрепятственно проникать в мою голову, как раньше. — Думаешь, ты мне нужен только для информации? — криво усмехнулась она и запустила пальцы в шерсть волка, который стоял между ними. — Это всего лишь часть. Хочешь выйти? Иди. Но предупреждаю сразу: не строй иллюзий. Сбежать не получится. Драко раздраженно щелкнул языком. Дернулся, когда волк направился к дивану. Подошел к двери, которая тут же отворилась, не успел он коснуться ручки. Свежий вечерний воздух приятно охладил кожу. Драко ступил за порог и глубоко вдохнул: запах сырой земли перемежался с тонким ароматом смолы и хвои. Кажется, именно так пахла свобода. Свобода, которой у него никогда не было. Которой, возможно, никогда не будет. Но Драко так жаждал ее, что наслаждался даже хрупкой иллюзией. Не спеша закрыв за собой дверь, вдруг сорвался с места и бросился в лесную чащу. Окрашенное багрянцем небо проглядывало сквозь пышные кроны деревьев. Подмигивающие мягкие лучи щекотали кожу, ложась на нее изогнутыми линиями. Весенняя прохлада ласково забиралась под ткань и целовала тело, оставляя после себя тонкие дорожки мурашек. Вокруг все просыпалось, двигалось и жило. Но был как минимум один человек, который не мог наслаждаться пьянящими ощущениями проснувшейся чащи. Не обращая внимания на резь в легких и боку, Драко бежал все дальше от дома, пока не врезался в невидимый барьер и не рухнул на спину. Рывком вскочил на ноги и снова подался вперед, надеясь пробить напором мощные чары, но снова ударился о незримую стену. Раздраженно вскрикнул и попытался снова. Он пробегал по периметру, проталкивался через толстую пелену защитных заклинаний, которая лишь упруго прогибалась под давлением его тела. Драко пробовал колдовать без палочки, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Обессиленный борьбой рухнул на землю, раскинув руки в стороны. Все было бесполезно. Все его усилия и желания разбивались о невидимый барьер мощной магии. Он до сих пор не мог поверить, что, сбегая из одной клетки, попал в другую и даже не успел насладиться хотя бы секундами свободы. Она просочилась сквозь пальцы, как песок, который жадно подхватил ветер и унес в неведомую ему сторону. Драко не хотел вставать. Холод кусал кожу, сжимал конечности до онемения, но Драко не двигался. Лишь рассматривал клочки неба, виднеющиеся между сухими ветками и царапающими, кажется, сам небосвод. Солнце медленно опускалось за горизонт, утягивая за собой полотно блеклого света. И даже когда мрак зацепился за кривые ветви и растянулся между деревьями, Драко все еще лежал на земле. Он перестал ощущать свое тело, но чувства переполняли изнутри, извивались и сплетались в клубки, словно ядовитые змеи. Вдруг что-то подняло его в воздух, и он медленно поплыл обратно в сторону дома. Драко не сопротивлялся, лишь прикрыл веки и тяжело дышал. Но даже несмотря на усталость, он не собирался сдаваться. Решил во что бы то ни стало стать сильнее. И если не получится сбежать, то хотя бы попытаться сломать несгибаемую Гермиону Грейнджер. Сломать и подчинить себе. Поменять их ролями и заставить ее страдать по-настоящему. Когда заклинание левитации опустило Драко на кровать, он открыл глаза. Гермиона стояла неподалеку от постели. В сумеречной темноте виднелся лишь силуэт — лицо было скрыто большим капюшоном. Казалось, она хотела что-то произнести или применить очередное заклинание, но лишь не отрываясь смотрела на Драко, пока он обессилено вжимал пальцы в матрас. — У тебя когда-нибудь отнимали что-то очень важное? — вдруг тихо произнесла она, отходя к дивану. Драко молчал: что бы он ни назвал, его потери не сравнялись бы с утратами Грейнджер. — Никогда, — ответила она за него и опустилась на край дивана. Он потер глаза и силой вдавил в них пальцы. Он так жаждал тишины. Абсолютного покоя. Чтобы не слышать ни слова, ни звука, ни вздоха. Снова захотелось пробраться в вакуум и раствориться в первозданной пустоте. Казалось, Грейнджер хотела того же, поэтому остаток вечера они провели в молчании. Она читала книгу, потрепывая волка за шерсть, он рассматривал потолок, каждую неровность которого выучил уже наизусть. Чтобы быстрее уснуть, начал пересчитывать их в голове, дополняя местоположением изъяна и его краткой характеристикой. Четырнадцатая кривая трещина на третьей доске слева. Похожа на сломанный коготь. Он продолжал перебирать описания до тех пор, пока Гермиона не отложила роман в сторону и не легла на диван. — Спокойной ночи, Амилиус, — едва слышно прошептала она и накинула плед, укрываясь им с головой. Второй кусок плесени на середине восьмой доски. Похож на гнойный нарыв. Через несколько минут послышался тихий всхлип. Драко напрягся и нахмурился. Второй всхлип прозвучал громче и вдруг перерос в едва сдерживаемые рыдания. Драко привстал на локтях и всмотрелся в трясущуюся под натянутым покрывалом фигуру. Грейнджер плакала. Плакала сдавленно. Безмолвно. Он поморщился. Грудную клетку словно что-то растягивало. Не было радости или отвращения — скорее, что-то похожее на жалость. Сострадание. Растерянность. Горечь. Чувство вины. — Себя, — вдруг произнес он и не узнал собственный голос. Таким он был хриплым и царапающим. Чужим и звучал откуда-то сбоку. — Я потерял себя. Гермиона резко откинула плед и села, вытирая слезы. — Это не одно и то же, Малфой. Драко замолчал. Знал, что каждое лишнее слово отзовется в нем потом внутренними терзаниями. Знал, что еще сотню раз пожалеет о внезапном порыве и будет ненавидеть себя за совершенную глупость. — Почему ты оказался здесь в лесу в таком состоянии? — с нажимом спросила Гермиона, неотрывно глядя на Драко. — Решила залезть мне в душу? Отвали, Грейнджер, — он повернулся на бок и снова принялся изучать стену. — Я знаю все, что творится в твоей душе, Малфой. Ты не такой уж загадочный, каким хочешь казаться. — А ты не такая уж жестокая, какой хочешь казаться. — Теперь ты решил залезть мне в душу? — Я знаю все, что творится в твоей душе, Грейнджер, — передразнил он ее, наигранно закатив глаза. — Конечно, знаешь. В этом ведь есть и твоя вина. — Если бы не ты, вам удалось бы тогда сбежать. — Что? Ты хочешь сказать, что это я виновата во всем? — Какая сейчас вообще разница? — Для тебя нет разницы, но есть для меня. Вы убили всех, кого я любила, а виновата, по-твоему, я? — Ты могла спасти, по крайней мере, своих ебнутых дружков. — Они бы ни за что не сбежали. Как и я. Это в вашей семье норма — убегать, поджав хвост. — Ах, ну да. Вы гриффиндорцы все отбитые на голову. Лезете напролом, даже не оценив ситуацию. Надеетесь на свою голую храбрость. — Лучше умереть, оставаясь смелым, чем лизать ноги Волдеморту и прятаться от страха. — Все лучше, чем смерть. — Черт, ты даже не отрицаешь мои слова. Как же ты жалок. — Мы с тобой живем по разным правилам. И потом, ты ведь все-таки сбежала, поджав хвост. Почему? Между ними вдруг повисла тишина, протягивая липкие нити по комнате. Она оглушала. Давила. Гермиона, кажется, не могла найти слов для подходящего ответа. Она будто противоречила самой себе, и, видимо, осознание этого ввело ее в ступор. — Почему? — наконец, ворвался в безмолвие настойчивый голос. — Я не знаю! — раздраженно кинула ему Гермиона. — То есть ты не знаешь, почему поступила, как испуганная девчонка? Где же была твоя гриффиндорская смелость? — Я не помню, — произнесла она, замерев. — Я не помню, как сбежала.