Вакуум

Март 1999 года. Гермиона сильнее вжалась в подушку и раздраженно оттолкнула от себя Драко. Его передернуло от осознания: если бы она этого не сделала, если бы позволила приблизиться, он, скорее всего, осмелился бы попробовать ее губы на вкус. Драко был уверен, что вкус показался бы ему отвратительным, мерзким. Возможно, горьким или кислым. Каким угодно, но не опьяняющим. Не изумительным. Не вкусом долбаного сливочного пудинга. — Ты всегда будешь у меня в долгу, Малфой, — Гермиона недовольно вскинула брови и направила палочку на окно. Начала медленно водить ей, безмолвно шевеля губами. Драко едва сдерживался, чтобы не раскрыть рот от изумления. Снаружи, на расстоянии нескольких шагов от дома, натягивался тонкий пласт защитного барьера. Гермиона и правда безупречно владела магией. — Уйди, мне нужно залечить ожоги на ногах. — Твое тело асексуально, Грейнджер. Ты можешь раздеться полностью, мне будет все равно, — кинул ей Драко и уже пожалел о сказанном, потому что теперь как бы сильно ни хотел абстрагироваться от образа обнаженного тела, тот уже почти полностью завладел сознанием. Горячая волна желания захлестнула сильнее, чем прежде, и Драко инстинктивно шагнул назад. — Послушай, то, что ты видел мою грудь, стало счастливой для тебя случайностью. Теперь будь добр, проваливай отсюда, — процедила сквозь зубы Гермиона. Принять ее слова и уйти, потому что она так захотела, — стало бы для Драко еще одним поводом возненавидеть себя. Он стоял у кровати, нервно сжимая и разжимая кулаки. Пытался подобрать слова, но в голове проносился пустой свист, чем-то напоминающий свист порывистого ветра. — Знаешь, Грейнджер, благодаря тебе я теперь, кажется, навсегда застрял тут, — Драко по-прежнему не знал, что сказать в излюбленной тактике нападения. Просто схватился за первую попавшуюся мысль. — И если ты думаешь, что я в восторге от перспективы провести с тобой еще хоть один день, то глубоко ошибаешься. Меня тошнит от тебя, — задрав подбородок, с выраженным отвращением произнёс он. — Ты можешь спать снаружи, — Гермиона не смотрела на него, медленно разглаживая складки на брюках. — Я тебе уже говорила, как сильно мне плевать на твои душевные терзания, на твое недовольство, на твое плохое настроение, — подняла на него глаза, — и на твою ненависть. Мне от этого ни горячо, ни холодно. Но если ты решишь создать мне проблемы, сделаешь только хуже. — Очень смешно наблюдать за тем, как ты пытаешься строить из себя сильную, холодную и равнодушную. Прямо-таки уморительно. Но я-то вижу тебя насквозь. Вижу, что на самом деле ты маленькая закомплексованная зубрила с выпирающими передними зубами. Девочка, которой необходимо знать все на свете, чтобы заполнить дыру внутри. Ведь она никогда не будет настоящей волшебницей. А знаешь, почему? — Драко наклонился к ней так близко, что случайно втянул мягкий запах, — потому что ты не достойна… Гермиона с силой влепила ему пощечину. — Я же говорил, — самодовольно усмехнувшись, он выпрямился. Развернулся и пошел к двери. Драко сделал это. Одержал победу в очередной словесной перепалке. Пусть она и была бессмысленной, пустой, но оставался важным сам факт: последнее слово было за ним. И этот незначительный триумф был единственным удовлетворением в удушливом мраке жалкого существования. — А когда непоколебимый, несгибаемый Малфой успел превратиться в истеричку? — насмешливо вдруг произнесла Гермиона. Драко остановился. Стиснул зубы и сжал кулаки. — За все то время, что ты находишься здесь, я не слышала ничего, кроме нытья. Почему ты не можешь оставаться таким же послушным, каким был с Волдемортом? — Лучше даже не открывай свой поганый рот, Грейнджер, — Драко озлобленно процедил каждое слово сквозь зубы. — Ну почему же? Что последует за твоей угрозой? Ты жалкий трус, Малфой. Я не боюсь тебя. Сука… долбаная сука… И снова этот проклятый свист в голове. — Я сомневаюсь, что твой защитный барьер такой уж безупречный, — Драко медленно достал палочку, и лицо Гермионы неестественно вытянулось. Видимо, она забыла про неё из-за почти непрекращающейся боли. — Этот дом сможет найти любой хороший волшебник, — он задрал рукав и воткнул кончик древка в Темную метку. — Ты не успеешь сбежать. — Гермиона, прищурившись, приподняла руку. Он криво усмехнулся. — Даже если ты попробуешь напасть на меня, я все равно успею вызвать их. — Ты этого не сделаешь, — она говорила медленно. Настороженно. — Ты сам не хочешь быть обнаруженным. — Мне нечего терять, Грейнджер. — Мне тоже. Уверенность, витающая в воздухе, вдруг растворилась. Драко, слегка растерявшись от слов Гермионы, шагнул назад. Она поднялась и опустила ноги на пол. Упершись ладонями в матрас, подняла взгляд. Изучающий, цепкий, затянутый пеленой нарастающей ярости. И эта ярость чертовски заводила. Грейнджер была чертовски хороша в гневе. Снова захотелось прикоснуться. Обжечься о прожигающее насквозь негодование. Попробовать на вкус злость, слизать капли ненависти, накрыть губами все эти яркие эмоции. Забыться и заставить забыть про отвращение. Гермиона коротко выдохнула и встала на ноги. Сдержанно вскрикнула и упала, едва успев уцепиться за матрас. Повисла над полом и раздраженно подула на прядку, упавшую на лицо. Драко дернулся, но не позволил себе сделать первый шаг. Он должен был оставаться на месте, должен был смотреть и наслаждаться ее мучениями. Должен был впитывать ее боль в себя, как лучшее лекарство от всех недугов. Должен был. Гермиона, протяжно застонав, медленно опустилась на пол и облегченно выдохнула, когда колени коснулись половых досок. Драко нервно провел пальцами по волосам и в два широких шага пересек расстояние между ним и Гермионой. Наклонился и ухватил ее под руки. — Не смей прикасаться ко мне, — прошипела она и дернула плечом. — Просто заткнись, Грейнджер. — Если ты немедленно не отпустишь меня, я тебя… — она воткнула кончик палочки ему под ребра и, подняв голову, раздраженно выдохнула в лицо. — Я тебя убью. Долбаный сливочный пудинг. Она пахла им вся. Драко инстинктивно вдохнул глубже, втягивая в себя как можно больше отравляющего сознание аромата. Хотелось, чтобы мозг отключился и перестал анализировать происходящее. Хотелось провалиться в чертов вакуум и не чувствовать вообще никаких запахов. Гермиона раздраженно облизала губы, и у Драко вдруг помутнело в глазах. Сбежать. Немедленно. Как можно дальше. Он рывком поднял ее и посадил на кровать. Кончик палочки сильнее вонзился в плоть. Драко посмотрел на покрытое красными пятнами от гнева и боли лицо и попытался проглотить желание снова коснуться. Не смог. Протянул пальцы и, едва касаясь, прорисовал короткую линию на щеке. Грейнджер нахмурилась и, сразу же отстранившись, со всей силы ударила его по руке. — Я тебе говорила, не смей трогать меня! Какого черта ты вообще себе позволяешь, Малфой? — Ты ебаная катастрофа. Как ты вообще этот год прожила с такой любовью к самоуничтожению? Взгляд Гермионы случайно упал на его мантию, и она почти впала в ступор. Драко в недоумении смотрел, как медленно она протянула пальцы к его плечу и что-то ухватила. Поднесла к своему лицу и стала напряженно изучать. Волос. Черный, длинный, жесткий. — Палочка! — крикнула пронзительно Гермиона, отчего Драко непроизвольно дернулся. — Где палочка, Малфой? — Какая еще палочка? — Лестрейндж! Я обезоружила ее и успела поймать палочку. Господи, — она резко вскочила с кровати и громко застонала от боли, упершись ладонями в матрас, — где она? Только не говори, что все это было зря. — Да я откуда знаю, где эта долбаная палочка! — он мягко схватил Гермиону за руку, придерживая. — Не было там ничего! — Ты идиот, — она выдохнула и, направив древко на ноги, стала прорисовывать руны. Зашипела и стиснула зубы, продолжая залечивать ожоги. Делала все быстро, отчего заживление приносило видимый дискомфорт. — Мне нужно вернуться в то место, куда мы аппарировали. Господи, как же больно, — не выдержав, застонала Гермиона и запрокинула голову. Тонкие жилки пульсировали на обнаженной шее, и Драко, не отрывая от них глаз, сильнее сжал пальцы на руке Грейнджер. Едва ощутимо наклонился вперед и чуть не захлебнулся в окутывающем аромате. Он не знал, что происходило с его сознанием. Не знал, как реагировать на то, как отзывается его тело. Не знал, как сильно должен был себя ненавидеть за это. Не знал, что сказать, что сделать и что чувствовать. Он был в оцепенении, не мог сдвинуться с места. Оставалось лишь сжимать пальцы на мягкой коже и исступленно рассматривать проклятую пульсирующую жилку. — Анестесио, — сдержанно прохрипел Драко, направив на Гермиону палочку. Она облегченно выдохнула, медленно подняла голову и повернулась к нему. Нахмурилась, изучая его лицо. Казалось, пыталась что-то понять, и он ощущал этот тягучий взгляд кожей. Чуть подался вперед и поднял глаза на Грейнджер. Она была так близко. Слишком близко, чтобы сдерживать очередной порыв, за который он был готов провалиться в ад. — Представляю, чего тебе это стоило, — усмехнулась она и, отвернувшись, продолжила залечивать ожоги на ногах. — Можешь не благодарить, — раздраженно огрызнулся Драко и отпрянул назад, наконец, разжав пальцы на ее руке. Развернулся и направился к выходу. Сбежать! Это было единственным желанием: убраться туда, где не будет ни Гермионы, ни ее проклятого, отвратительного запаха. Драко случайно опустил глаза и посмотрел на палочку так, словно увидел ее впервые. Он так увлекся их с Грейнджер небольшой ссорой, что до этого момента даже не придавал значения тому, что палочка все еще принадлежала ему. И с осознанием этого в голову закралась мысль: он мог, наконец, уйти. Разрушить чертов барьер и сбежать. Гермионе, по всей видимости, от болевого шока отбило все извилины. Потому что если до сих пор она не забрала ее, значит, забыла о ее существовании. В это слабо верилось, но надежда уже поселилась где-то в глубинах сознания и взывала так громко, что заглушала все остальные мысли. Драко мог поклясться, что уже чувствовал запах свободы. Он не знал, как она пахнет, но точно ощущал это благоухание. Ускорил шаг, боясь, что оно исчезнет. Что это? Проклятая романтика затронула прогнившую, почти загубленную душу? Захотелось рассмеяться. Желчно. Безудержно. Истерично. Когда он стал гребаным романтиком? Когда, блядь? И неужели после того, что он пережил, вообще был способен хоть на какое-то проявление сентиментальности? Драко был уверен, что червоточина в нем никогда не рассосется и будет лишь гноиться от гнета мрачных воспоминаний. Раны имели свойство затягиваться, но шрамы не исчезали никогда. Они оставались на теле и в душе навечно, напоминая о тех временах, когда на их месте кровоточила плоть. Драко почти коснулся дверной ручки, как палочка вдруг мягко выскользнула из руки. — Сука… — почти зашипел. — Я не настолько дура, Малфой. — Пошла ты к черту. *** Гермиона поймала его палочку и стала перекатывать в ладони. В меру упругая, лишенная любых вычурных вырезанных узоров, но выглядящая внушительно. Возможно, устрашающе. Несмотря на то, что она изменила свою преданность Малфою, все равно казалась непредсказуемой. Такой же, как и Драко, который принадлежал Гермионе физически, но сопротивлялся до последнего, отбиваясь от унизительного положения пленника. Он защищался, как умел: нападал, оскорблял, давил на болезненные точки, пытаясь вывести на эмоции. Видел, что она не поддается, и бил сильнее. Гермиона же спустя почти год после освобождения поклялась себе, что больше никому не позволит вытащить наружу все, что изъедало изнутри. Она запрятала все свои эмоции так глубоко, что сама почти поверила в то, что не способна что-то чувствовать. Почти поверила, что превратилась в лед. Она подняла голову, когда дверь оглушительно захлопнулась. Усмехнулась и отложила палочку Драко на кровать. Упершись ладонями в матрас, слегка запрокинула голову и закрыла глаза. Боли не было, ожоги были почти исцелены, но облегчения не наступало, как и желания встать с кровати. Единственная мысль блуждала в голове: Малфой вел себя странно. То смешивал с грязью, то пытался помочь, то впадал в ступор, то был слишком эмоциональным. Гермиона поняла, что уже не знала, где была та черта, которой она разграничивала прошлого и нынешнего Драко. В Малфой-мэноре он был таким отстраненным от всего происходящего, что казалось, вообще не был способен что-то чувствовать. Делал, что приказывали, с выраженным равнодушием и безразличием. И ей казалось, что он должен был остаться таким навсегда. И те неизвестные ей обстоятельства, что произошли за этот год, буквально разрывали мозг. Драко снова стал живым. Тем же едким ублюдком, что раньше, но живым. Возможно, страх, который ощущался так сильно, поддерживал в нем жалкое подобие жажды жизни. Он боялся. Но чего именно, Гермиона не могла понять. Она не знала, чего можно было от него ожидать. Она неосознанно провела костяшкой указательного пальца по щеке. Вдруг резко убрала руку от лица и растерянно моргнула. Несколько минут назад Драко касался ее. Едва ощутимо, так противоречиво. Нежно? Хотелось притвориться, что это было лишь больной галлюцинацией, но холод его прикосновения до сих пор оставался на коже. Было омерзительно, отталкивающе, неприятно. Было еще одно ощущение, но Гермиона была готова закричать, лишь бы заглушить голос, собирающийся воспроизвести это слово в голове. И ей вдруг захотелось, чтобы Драко прикоснулся еще раз. — Ты не сошла с ума, — тихо простонала она и откинулась на подушку. — Ты сильная, всегда помни об этом. Не ради этого ты прошла такой длинный и тяжелый путь, чтобы позволять кому-то залезать в твою душу. Ты почти подобралась к цели. Нельзя останавливаться, — зажмурившись, ударилась о подушку затылком. — Нельзя! Соберись, Гермиона Джин Грейнджер! Не позволяй этому жалкому трусу все испортить! И она вдруг поняла, что в Драко не было больше никакой ценности. Судя по тому, как его встретили в собственном доме, никто не принял бы его обратно, поэтому не было смысла использовать его положение члена семьи Малфоев. К тому же она не смогла бы насытиться жгучим желанием отомстить, отыгравшись только на нем. Ей нужны были фигуры важнее. Гермиона, поднявшись с кровати, разгладила покрывало. Призвала из кучи на полу мантию и спешно накинула ее. Нашла волос Беллатрисы и бережно убрала его во внутренний карман. Оставалось найти ее палочку, и можно было, наконец, воплощать в жизнь долгожданный план, к которому она шла почти целый год через десяток попыток проникновения в дом Лестрейндж. Вопрос с Драко по-прежнему настойчиво висел в воздухе. Гермиона раздраженно выдохнула и села на край кровати. Дать ему возможность уйти — значит поставить себя под удар. Позволить остаться — поставить под удар ее твердость и непоколебимую решимость. Потому что она чувствовала это противоестественное, почти прозрачное притяжение. И знала, что оно могло вылиться во что-то разрушающее, что стало бы ощутимой угрозой всему, к чему Гермиона стремилась так долго. Схватив обе палочки, она вскочила с постели и почти побежала к двери. Ласковый луч протискивался в ржавую замочную скважину и ложился кривой розоватой линией на пол. Гермиона ухватилась за ручку и потянула на себя, впуская в дом свежий промозглый воздух. Вечерний лес был залит нежным пурпуром закатного солнца. Яркие блики танцевали на сухих ветках и отсыревшей коре, переливались россыпью разбитых бриллиантов на тонком пласту липкого снега. Кружили в воздухе и танцевали с легким холодным ветром. Слегка прищурившись от лучей, Гермиона ступила за порог и огляделась. Недалеко от дома, прислонившись к массивному стволу, сидел Драко. Раздраженно лепил снежки и бросал их в дерево, росшее напротив. В каждый бросок он, казалось, вкладывал всю свою ярость. Глухие удары раскатывались гулом внутри защитного барьера и отзывались неприятной дрожью на коже. Растрепанные серебристые пряди в изящной небрежности ложились на лоб, бледная кожа была покрыта красными пятнами то ли от холода, то ли от злости, глаза блестели под яркими солнечными бликами. Малфой кусал нижнюю губу каждый раз, когда кидал снежок. Он выглядел странно привлекательным, и решение вдруг пришло само собой. *** Услышав скрипучие шаги, Драко поднял голову. Гермиона приблизилась к нему и протянула палочку. — Проваливай. Сейчас же. — Что за невиданная щедрость? Ты там головой ударилась, когда с кровати сползала? Хотя, — он резко выхватил у нее палочку и, вскочив на ноги, отряхнул брюки от налипшего снега, — какая мне к черту разница. — Если вздумаешь вызвать Пожирателей и выдать им мое местонахождение, я тебя отыщу даже на другом континенте. — Да-да, мне уже страшно. Расслабься, лакомый кусочек. Они найдут тебя сами, как только ты сунешься в Гринготтс, поэтому мне даже не нужно прилагать никаких усилий. Гермиона взмахнула палочкой, и в защитном барьере появилась небольшая брешь. — Я хочу, чтобы ты ушел немедленно и больше не попадался мне на глаза. Иначе в следующий раз я не буду тебя исцелять, а сразу убью. — Если ты ждешь благодарности, то можешь ей подавиться, — ехидно выплюнул Драко и вышел за пределы тонкой мерцающей пленки. Крепко сжав палочку, ускорил шаг, пытаясь осознать важность случившегося. Плевать, что освобождение было таким же унизительным, как и все эти дни плена. Плевать, что Драко перекатывал во рту сотни оскорблений, которые мог бы кинуть в ответ, чтобы оставить последнее слово за собой. Плевать, что ему некуда было идти. Плевать, что на мгновение ему показалось, что он не хотел уходить. У него была свобода. И это единственное, что имело хоть какое-то значение. *** Несколько дней Драко провел в Дырявом котле. Благодаря политике конфиденциальности банка он смог снять небольшое количество денег со счета, не привлекая к себе внимания. Ему также удалось убедить хозяина гостиницы не выдавать никому его местонахождение. Персональный номер, который ему достался, больше походил на обустроенный сарай, но это было в разы лучше той лачуги, в которой ему пришлось жить последние три недели. И даже спертый, тошнотворный запах не мог перебить того наслаждения, что Драко получал от своего уединения. Но он снова вернулся в исходную точку и не знал, что делать. Как бы сильно ни хотелось сбежать подальше от всего окружающего ужаса, была одна единственная главная цель — спасти родителей. Даже несмотря на испорченные отношения с отцом, Драко знал, что его поклонение Волдеморту перестало быть слепым. Теперь оно было, скорее, вынужденным. Вымученным. Единственным вариантом оставаться живым. Нарцисса же была самой настоящей жертвой обстоятельств, которая оказалась не в том месте и не с теми людьми. Она всегда была для Драко самой чистой, самой непорочной. Она не заслуживала того кошмара, в котором жила последние годы. Мало кто заслуживал. Но Драко не волновала судьба всего магического сообщества. У него в приоритете были совершенно другие ценности, и в них не входило героическое спасение мира. *** Когда Драко ушёл, Гермиона смогла выдохнуть и вернуться к своей главной задаче. Больше ничего не отвлекало. Не давило и не лезло в голову непрошеными мыслями. Не раздражало до скрипа зубов. Ей удалось найти палочку Беллатрисы только на следующий день. Она возвращалась на место аппарации несколько раз и проводила там не меньше часа. Приходилось действовать быстро, потому что Гермиона не чувствовала себя в безопасности даже в защитном коконе. Обычно рядом был Амилиус, который всегда был готов разорвать любое живое существо в случае угрозы, но сейчас она была одна. Волк так и не появился после вылазки в Малфой-мэнор. Поиски волшебной палочки Лестрейндж увенчались успехом только через сутки. Палочка напоминала неистовый пожар, заключённый в стальную броню, который не мог вырваться наружу самостоятельно, но ощутимо обжигал руки. Гермиона чувствовала разрушительную силу, которую так и не смогла до конца приручить. Казалось, древко оставалось верным своей прежней хозяйке. Гермиона пыталась колдовать им, но заклинания получались не такими идеальными, как она привыкла. Палочка постоянно вибрировала так сильно, будто вот-вот расколется на щепки. На подготовку важной миссии ушло несколько дней. Было необходимо доварить оборотное зелье, чтобы принять облик Лестрейндж. Раздобыть где-то платье, похожее на одно из тех, что та обычно носила. Когда все было готово, Гермиона кинула волос в ампулу, встряхнула содержимое и, крепко зажмурившись, опустошила ее за несколько глотков. Спустя пару минут в зеркале перед ней было отражение Беллатрисы. Гермиона подошла ближе к зеркалу. С отвращением пропустила между пальцев чёрные кудрявые прядки, приподняла верхнюю губу, рассматривая прогнившие зубы, провела пальцем по заострённым скулам. Закатала рукав кофты и обвела контур Темной метки. Когда-то Беллатриса была очень красивой. Как жаль, что внешность никак не могла определять поступки. Жаль, что эта ведьма выбрала неправильный путь и возвела в приоритет прогнившие ценности. Гермиона засунула в маленькую сумочку несколько склянок с исцеляющими зельями, свою палочку и медальон Слизерина. Ещё раз взглянула на своё отражение в зеркале. Оглядела пространство в доме, глухо выдыхая, и пошла к выходу. Схватилась за ручку и застыла. В голову засело крохотное семя сомнения. Сможет ли она проникнуть в хранилище одна? Сможет не выдать себя? Хватит ли ей смелости? Решимости? Не отчаялась ли она? Гермиона встряхнула головой, словно отгоняя ненужные мысли. Вышла наружу и закрыла дверь. Ещё раз огляделась и аппарировала в Косой переулок. Неуверенно качнулась на непривычно неустойчивых каблуках. Кожаный корсет тесно облегал тонкую талию, отчего было тяжело дышать. Упершись ладонью в колючий камень, Гермиона опустила голову и глубоко вдохнула, пытаясь побороть нарастающий страх. — Доброе утро, мадам Лестрейндж, — незнакомый ей мужчина учтиво поклонился. — Доброе, — Гермиона выпрямилась и улыбнулась, — утро. Волшебник оторопело сделал шаг назад и окинул ее недоумевающим взглядом. Через секунду сорвался с места и скрылся за поворотом. Нервно сглотнув, Гермиона ударила себя по лбу и раздраженно поправила юбку. — Идиотка… Какое еще доброе утро?! Страх, подобно урагану стремительно заполнял внутренности, скручивал их словно в жгуты. Сердце, казалось, стучало посреди пищевода и подступало к горлу, вызывая едва сдерживаемые рвотные позывы. У нее был единственный шанс без какой-либо возможности на ошибку. На трясущихся ногах Гермиона добралась до банка и, вытерев липкие ладони о платье, вошла внутрь. У основания мраморной лестницы стоял охранник, в руках у которого был длинный золотой стержень. Детектор лжи. Как она вообще могла про него забыть? Он распознавал любые маскирующие заклинания и скрытые магические предметы. Гермиона замедлила шаг, судорожно перебирая в голове варианты, как можно было бы избежать проверки, но мысли лишь хаотично бились друг о друга не в способности выдать хоть какую-то идею. — Мадам Лестрейндж! Какая честь! — охранник склонил голову и слегка пошатнулся, когда Гермиона смерила его презрительным взглядом. Едва сдерживая неконтролируемую дрожь, она обогнула мужчину, чтобы пройти вперед, но он мягко ухватил ее за предплечье. — Процедура обязательна для всех, мадам Лестрейндж. — Как ты смеешь касаться меня! Убери свои грязные руки и дай пройти! — Мадам Лестрейндж, — настойчивее повторил он и вдруг рассеянно заморгал, — простите, что заставил вас ждать. Я ведь уже проверял вас? — Именно! — сквозь ее демонстративно властный голос пробивалось явное недоумение. Вырвав из хватки руку, Гермиона стремительно поднялась по ступеням. Она так и не поняла, что произошло и почему охранник вдруг решил пропустить ее, но все это было уже неважно. Впереди ее ждало настоящее испытание. Она вошла в просторный мраморный зал. Вдоль стен на высоких табуретах сидели гоблины, обслуживая посетителей. Чинно вышагивая вперед к главному старому гоблину, Гермиона с характерным для Беллатрисы высокомерием оглядывала присутствующих. — Мадам Лестрейндж. Надо же! Чем могу служить? — Я хочу посетить свой сейф! — Чем вы можете подтвердить свою личность? — Подтвердить? Вы считаете, это необходимо? Нахмурившись, гоблин схватился цепкими пальцами за край стола и наклонился вперед. Вдруг глубокая морщинка, залегшая на его переносице, разгладилась и он, растянувшись в блаженной улыбке, выпрямился. — У мадам Лестрейндж новая палочка. — Гермиона вздрогнула, когда справа от нее раздался низкий мужской голос. — Я пойду с вами. — Следуйте за мной. Она бросила косой взгляд на волшебника, который внезапно появился около нее. Это был высокий, крепкий мужчина лет сорока с темными кудрявыми волосами. В одной руке он сжимал маску Пожирателя смерти, в другой — палочку. Он не был похож ни на кого из окружения Гермионы, что лишь сильнее вгоняло в пространный страх. Но она не могла ничего сказать, чтобы случайно не выдать себя. Лишь коротко кивнула и последовала за гоблином, нервно сжимая палочку. Богрод тряхнул небольшим мешком и засеменил к одной из многочисленных дверей, выходивших в зал. Свистнул, и тут же из темноты, громыхая по рельсам, подкатила тележка. Все трое забрались в нее — Богрод впереди, Гермиона и незнакомый ей мужчина сели сзади. Она вдруг резко обернулась. Показалось, что из главного зала доносятся крики. Тележка дернулась и покатилась вперед, набирая скорость. Начался лабиринт запутанных ходов, которые вели все время вниз. За грохотом своеобразного транспорта ничего не было слышно. Мимо пролетали сталактиты, тележка мчалась куда-то в глубь земли. Не сбавляя хода, завернула за угол, и на полной скорости пронеслась под водопадом. Вода хлынула с такой силой, что Гермиона, захлебываясь, не могла вдохнуть. Судорожно убирая волосы с лица, пыталась открыть глаза. Вдруг тележка перевернулась, и все трое упали вниз. Резко рассекая воздух, на полной скорости они приближались к каменной поверхности. Внезапно движение остановилось, и они плавно приземлились на пол. — Гибель воров, будь она проклята, — раздался голос, который уже был немного выше, чем десять минут назад. Гермиона, откинув волосы за спину, повернула голову к мужчине и дрогнула в неприятном недоумении. — Малфой, какого черта ты тут делаешь?