Aperture S. - Воспоминания Рэттманна

      10 декабря 1996 года. 2:08 PM. Кабинет CEO Кэролайн Джонсон.       — Ой, да ну какой кошмар! Ну куда ж я дела эти отчёты? — пожилая дама с удивительной для её лет ловкостью и скоростью открывала и закрывала шкафы в своём кабинете, вытаскивала и ставила на пол огромные тяжёлые картонные коробки, набитые сверху донизу разноцветными папками, вытаскивала последние из коробок, быстро перелистывала их, и, в очередной раз разочаровываясь в том, что это была вовсе не одна из по зарез нужных ей сейчас, бросала папку на пол и принималась листать следующую. — Ну не могла же я их уничтожить! Они должны быть где-то тут…       Женщина перевела взгляд на шкаф, внизу которого стояло ещё шесть таких же больших картонных коробок, а четыре полки в его верхней части были до отказа забиты толстыми папками. Кэролайн застонала. Директорше предстояло меньше чем за два часа найти в этой огромной куче документов семь важных отчётов. За прошедший час она смогла отыскать во всём своём кабинете лишь одну. Миссис Джонсон скрепя сердце продолжила свои поиски, которые обещали растянуться ещё на несколько часов минимум.       Сегодня был в определённом смысле торжественный день: если всё пройдёт успешно, то уже через несколько часов ГЛэДОС примет на себя контроль за огромным числом функций предприятия, начиная от управления интеллектуальными панелями, тестовыми камерами и их элементами, и кончая самостоятельным анализом состояния спящих в крио-сне будущих испытуемых и рациональной организацией очерёдностей их прохода тестовых линий Портального устройства. Но честно говоря, Кэролайн относилась к сегодняшней дате весьма скептически. Слишком уж ГЛэДОС пока была сырым продуктом; несмотря на то, что первые работы над её созданием стали проводиться ещё десять лет назад при Кейве Джонсоне в должности генерального директора предприятия, а первый работающий прототип ГЛэДОС они получили семь лет назад в восемьдесят девятом, процесс картирования головного мозга, как выяснилось, оказался чрезвычайно затратным процессом, как в финансовом плане, так и в плане времени. К концу 1996 года создание цифровой копии мозга Кэролайн Джонсон было завершено лишь на треть. В принципе этого могло оказаться достаточно для того, чтобы программа, имитирующая в некотором смысле разум Кэролайн Джонсон, смогла нормально функционировать, самообучаться и приспосабливаться в внешней среде (правда, в очень узком смысле этого слова), но… у директора были серьёзные основания в этом сомневаться. Прошлый раз, когда она присутствовала на одном из пробных запусков ИИ, ГЛэДОС повела себя настолько неадекватно, произнося поток слабо связанных между собой слов и звуков, и совершая множество совершенно иррациональных действий, слабо поддающихся обычной логике, что через десять минут это всем надоело, и, видя, что искусственный интеллект в упор не желал самообучаться, учёные её вырубили. Кэролайн была готова биться об заклад, что и теперь искусственный интеллект не далеко ушёл от прошлого раза в плане умственного развития.       В дверь постучали.       — Ну че-его-о? Кто там ещё?! — с нескрываемым раздражением в голосе громко спросила директорша.       Молодая девушка в лабораторном халате повернула ручку двери и открыла её вовнутрь.       — Похоже я не вовремя пришла, да? — спросила она.       — А, это ты Челл… ну заходи уж, коль пришла, — пробубнила Кэролайн Джонсон, продолжив свои поиски нужных по зарез документов.       — Всё ещё полностью с головой в работе, смотрю? — задала вопрос девушка.       — Мхм… ты даже представить себе не можешь насколько… Просто жуть… С этим очередным дурацким пробным запуском ГЛэДОС у меня абсолютно все планы полетели псу под хвост!       — Так я всё же не вовремя? Может чуть позже к тебе зайти? — спросила Челл, уже будучи готовой покинуть кабинет.       — Нет, нет, оставайся, — ответила директор. Девушка опустилась в кресло около стола главы предприятия. — Если тебя конечно не будет раздражать то, что я буду отвечать стоя к тебе боком и не глядя на тебя, хех.       — Вообще-то я как раз насчёт этого и пришла с тобой поговорить.       — М? — начальница бросила на неё короткий взгляд, после чего продолжила, уже глядя в шкаф: — Вот как?       — Да. Вернее, даже не совсем конкретно насчёт этого.       — А о чём тогда?       — О нас.       — Ага. Да, хорошо… Чёрт, неужто они у Брандла остались? Поверить не могу…       — Ты вообще слушаешь? — спросила Челл без единой нотки упрёка в голосе.       — Да-да, я тебя слушаю, и я всё слышу! Ты хочешь поговорить о нас. Давай, выкладывай, что там у тебя.       “М-да, именно этого я и опасалась…” — подумала учёная, но в слух сказала другое:       — Хорошо, — Челл вдохнула побольше воздуха в лёгкие, собираясь с мыслями. — Я буду говорить с тобой прямо. Тебе не кажется, что последние несколько лет отношения у нас… складываются не лучшим образом?       Кэролайн перевела короткий вопросительный взгляд на собеседницу.       — Разве?       — А ты что, этого не замечала?       — Ну… нет, — честно ответила директорша без единой нотки смущения. — А что тебя собственно не устраивает в наших взаимоотношениях?       — Что меня не устраивает? Мам, ты это серьёзно? — не поверила своим ушам учёная.       — Ну да.       — Очень многое! Да, наверное, абсолютно всё, что только может!       — Можешь привести конкретные примеры?       Девушка на пару секунд замолчала, не будучи уверенной стоит ли сразу нырять в омут с головой или нет.       — То, что ты никогда по-настоящему не относилась ко мне, как к своей дочери.       Кэролайн замерла. Глава НИИ прекратила поиски документов, развернулась, подошла к своему столу, опустилась в своё роскошное чёрное кожаное кресло и скрестила пальцы, чуть подавшись вперёд и смотря на Челл внимательным изучающим взглядом, от которого у девушки прошёл холодок по спине.       — Хорошо. И почему же я по-твоему была тебе плохой матерью? — спросила она.       — Нет, подожди, я вообще не это сейчас сказала!       — Но подразумевала, — парировала Кэролайн. — И знаешь… подобные заявления очень обидно слышать любой матери, уж ты мне поверь. Когда у тебя будут дети, ты сама в этом убедишься. Поэтому я повторю свой вопрос: почему ты считаешь, что я была плохой матерью для тебя?       Челл не могла точно определить какие эмоции бушевали в сердце Кэролайн Джонсон в тот момент, однако они однозначно не были положительными. Девушка прекрасно понимала, что ступила на очень тонкий лёд, но судя по отсутствию ярко выраженной негативной реакции со стороны её матери, а лишь мрачной угрюмой задумчивости на её лице, учёная предположила, что не всё ещё потеряно.       — Ты всю жизнь относилась ко мне, как к одной из своих подчинённых, — сказала Челл, попытавшись вложить в свой тон как можно меньше ноток упрёка.       — Может быть это потому, что ты и есть одна из моих подчинённых? — скривила бровь миссис Джонсон.       — Да, но ведь я ещё и твоя дочь! Почему ты не обращалась никогда со мной, отталкиваясь от этой своей социальной роли?       — Я всегда старалась не дифференцировать тебя от других учёных по одной простой причине: чтобы за тобой не закрепилось клеймо моего “любимчика”. Ты ведь не хочешь, чтобы все повсюду за твоей спиной шептались, что всего на свете ты якобы добилась исключительно благодаря своей влиятельной мамаше? Это и мне репутацию подпортит, и не менее важно, что и тебе тоже, и причём достаточно серьёзно! Я же заботилась о твоей репутации в первую очередь. Или, хочешь сказать, что я это делала зря?       — Эх, мам… — вздохнула Челл. — Все и так постоянно шепчутся об этом за моей спиной. Только я привыкла к этому уже давным-давно. Не в этом дело. Я просто не могу понять, почему между нами всегда были исключительно деловые отношения. Я всё время видела в тебе начальницу, понимаешь? Не мать, а именно начальницу. Что в школе, что в университете, что сейчас. Да даже, когда мы были на пляже, на пикнике или в Диснейленде, в любой из дней в году! Ты всегда, на протяжении всей моей жизни вела себя как какая-нибудь начальница. Почему? Вот, что я никогда не могла понять. Почему, мам? Ты с самых ранних лет хотела, чтобы я всю жизнь в будущем работала на Aperture под твоим руководством или что?       — Разве я и правда всегда была такой? — произнесла Кэролайн с едва различимыми нотками скорби в голосе сделав паузу в несколько секунд.       — А ты никогда этого за собой не замечала?       Кэролайн не ответила, обдумывая эти слова и отведя свой взгляд слегка в сторону.       — Слушай, я не хочу тебя обидеть, но… понимаешь, я никогда не могла общаться с тобой… нормально, так же, как это делали мои одноклассницы со своими матерями. Ты понимаешь, насколько мне было больно осознавать это? Видеть в тебе не ту, с кем можно было бы поделиться своими секретами, или спросить материнского совета, или поговорить по душам, а… словно второго отца? По твоей реакции на некоторые мои вопросы или поступки, я иногда даже считала, что ты стыдилась меня. Но я всегда надеялась, что это было неправдой.       — Я никогда не стыдилась тебя, Челл.       — Но почему тогда мы словно всё время живём в альтернативных мирах? Почему ты воспитывала меня так? Чего ты хотела этим добиться?!       Челл замолчала, переводя дыхание и пытаясь снова собраться с мыслями. Кэролайн стала выглядеть ещё более хмурой, а её задумчивое молчание теперь продлилось уже секунд пятнадцать.       — Похоже кому-то надо за это попросить прощенья перед тобой.       — Если ты считаешь, что я ещё буду просить прощенья перед тобой за свои слова, то ты глубоко… Погоди. Что? — не поверила своим ушам Челл.       — Да, ты права. Я была плохой матерью. Прости меня за это, — грустно сказала Кэролайн.       — Я… эм-м…       — Знаешь, я ведь не всегда была такой. Когда-то я была вполне себе обычной девушкой. Наверное, мой характер испортился за долгие годы общения с твоим отцом, и в конечном итоге я стала… вот такой вот, какой ты меня видишь сейчас.       — Расскажи о нём, о моём отце, — попросила Челл.       — В смысле? Ты же его прекрасно знала, и он довольно много времени проводил с тобой, несмотря на работу в НИИ. Его же не стало, когда тебе уже было шестнадцать.       — Нет, я не об этом. Каким он был для тебя?       — А-а-а, вот ты о чём хочешь узнать… Не знаю даже с чего начать. Ну… для меня он был почти идеальным мужем, кто бы что ни говорил. Да, Кейв был вспыльчивым и довольно заносчивым, да, у него были недостатки, но ведь никто из нас не идеален, верно? Даже я, как это сейчас внезапно выяснилось. Он был любящим мужем, настоящим джентльменом. Всегда знал, как правильно надо общаться с женщинами, был элегантен и одержим своими идеями. Всё, всё это, — Кэролайн обвела руками вокруг себя. — пятьдесят лет назад было создано им. Огромный научно-исследовательский комплекс, тут же вошедший в пятёрку наикрупнейших НИИ планеты! Он был новатором-первопроходцем, изобретателем многих грандиозных вещей. И я была счастлива, будучи его секретаршей, а потом ещё и любящей женой. Несмотря на вздоры и скандалы, которые иногда случались в нашей семье, мы всегда с ним в итоге находили общий язык и потом смеялись над их нелепостью. Хех, знаешь, это так странно, когда мать рассказывает подобные вещи о своём муже своей же дочери.       — Да уж, могу себе представить, — улыбнулась Челл.       — Наверное я стала такой чёрствой в шестидесятые. Не знаю. Ты тогда конечно ещё даже и на свет не родилась.       — Ну… зато я помню, что здесь творилось в семидесятые годы, и в принципе могу провести аналогии.       — Не-а, заблуждаешься! — с лёгкой усмешкой сказала начальница. — В семидесятых хоть нам было и не просто, но дела в Aperture шли уже относительно неплохо. А вот в шестидесятые… о-ох, со всеми этими судебными разбирательствами это было тяжёлое для Кейва время. Я ему помогала, чем могла. Должно быть именно тогда я стала такой строгой, требовательной ко всем и рассудительной. Но всё равно, это не отменяет того факта, что ты такого отношения к себе от меня не заслужила.       Девушка чуть приподняла веки и брови, глядя прямо в её глаза, но ничего не ответила.       — Прости меня, Челл. Я искренне прошу у тебя прощенья. Извини за то, что я смешала все свои социальные роли в одну. Никогда это ещё к добру никого не приводило. Прости за то, что я всегда была к тебе столь требовательна и почти никогда не разговаривала с тобой по душам. Могу представить себе, какое у тебя из-за этого ко мне сформировалось отношение. Да и чего уж там его представлять: ты и так мне только что его описала. И ещё, прости за то, что я стала такой же одержимой работой, как и когда-то был твой отец. Хе-хе… — грустно усмехнулась Кэролайн, повернув голову в сторону. — Да, действительно паршивая же из меня мать вышла, и не говори…       — Ма-а-ам, — Челл обошла стол и обняла главу корпорации. — Ну почему мы не могли поговорить об этом раньше, много лет назад?       — Ну… видимо из-за того, что я считала тогда, что лучше знаю, что для тебя есть счастье, и не считала тебя достаточно взрослой для подобного рода разговоров. Плюс ещё два моих грешка в копилку сверху, — улыбнулась Кэролайн. — Может быть сходим в выходные куда-нибудь вдвоём в таком случае? Только ты и я. Например, в городской парк, а потом в кино? А после этого зайдём в кафе, в которое мы когда-то любили заходить втроём, когда ты была ещё маленькая, м-м?       Челл отстранилась от директорши чуть более резко, чем ей следовало бы.       — Оу… понимаешь… просто… — неуверенно начала девушка. — У меня тут планы на эти выходные просто были кое-какие и…       — М-м-м, понимаю. Ты всё ещё меня стыдишься? Что ж, это обидно.       — Да нет, нет! Мам, ты чего?! Вовсе нет. Дело не в этом!       — Ну а в чём тогда? Раз ты не хочешь такой маршрут, то мы его запросто можем подкорректировать. Это из-за кафе, да? Мы можем и не проходиться по “детским местам”, а зайти куда-нибудь ещё.       — Нет, маршрут отличный, меня всё устраивает, только… у меня и правда были неотложные планы на эти выходные.       — Например?       — Ну-у… например… — внезапно Челл предательски осознала, что привести примеры, она-то и не может.       — Что и требовалось доказать.       — Подожди! Давай, я согласна!       Кэролайн вопросительно приподняла брови.       — Я… думаю, что я смогу перенести свои планы.       — И почему, интересно, мне кажется, что ты сейчас безбожно мне врёшь, м?       — Нет, мам, у меня и правда были планы на эти выходные. Просто я… не хочу, чтобы ты узнала о них раньше времени.       Кэролайн Джонсон всё ещё продолжила смотреть на учёную скептически.       — Честное слово, мне правда бы хотелось больше времени проводить с тобой. Просто последнее время столько всего навалилось, что я буквально не успеваю всё разгрести. Знакомая ситуация, да, хех?       Кэролайн смягчилась.       — Ну ладно, у самой на самом деле голова уже идёт кругом от всех этих конференций, недоделанных проектов и финансовых отчётов. Давай тогда ближе к выходным ещё раз встретимся и решим, как нам быть, договорились?       На лице девушки загорелась улыбка.       — Договорились.       Мать с дочерью крепко обнялись.       — Ну… ладно… мне тут кое-что необходимо будет сделать до пробного запуска ГЛэДОС, так что… не буду тебя задерживать. Если у тебя нет каких-то ещё важных вестей для меня, кончено же.       — Никак нет. Тогда я, наверное, и правда уже пойду, — Челл обошла стол слева и неуверенным шагом направилась к выходу.       — И Челл, — девушка, уже взявшаяся за ручку двери, обернулась. — Я люблю тебя. — сказала на прощанье Кэролайн, на лице которой всё ещё красовалась спокойная улыбка.       — Я тоже тебя люблю.       Девушка вышла из кабинета начальницы, закрыла за собой дверь и быстрым шагом пошла вдоль пустого слабо освещённого коридора.       — И прощай… — тихонько прошептала Челл со слезами на глазах.       4:36 PM. Камера ГЛэДОС MСR-5/A.       В огромном зале находилось довольно много учёных, большинство из которых были к тому же ещё и по совместительству начальниками каких-то секторов. Каждый из них так или иначе имел самое, что ни на есть прямое отношение к проектированию ГЛэДОС. Были здесь и Генри Розенберг, и Питер Брандл, державшиеся по одаль друг от друга и упорно пытавшиеся друг друга не замечать, и ещё много-много кого – всего людей здесь было, наверное, около сотни, ну или, быть может, полутора сотен.       Камера ГЛэДОС выглядела весьма внушительно: огромных размеров чёрное помещение (посреди которого расположился робот гигантских размеров, подвешенный высоко под потолком, выглядевший, как непонятная смесь шарниров, электрических кабелей и белых металлических частей) было буквально вдоль и поперёк обшито разумными панелями на подвижных поршнях, благодаря которым казалось, будто бы комната была не квадратной, а круглой (правда большая их часть была всё же отодвинута от той стены, где располагался наблюдательный пункт). Помимо этого, из пола был выдвинут технический лифт, используя который, учёный, сидевший в нём на четвереньках, мог бы в случае чего отрубить питание всего близлежащего сектора, а к раскрытому шлюзу-диафрагме, находившемуся прямо под искусственным интеллектом, вело множество проводов и кабелей, скрывавшихся в глубине технических помещений. Больше здесь, в этой камере, строго говоря ничего и не было, кроме разве что осветительных ламп, подвешенных высоко под потолком на длинных штативах, да небольшого помещения в углублении зала с красной кнопкой посредине и множеством экранов терминалов и клавиатур, встроенных в стены, за которыми работало с дюжину учёных.       ГЛэДОС всего пару недель назад перевезли сюда на рельсах по техническим туннелям из её предыдущего места “обитания”, а именно: из камеры MСR-4/C, где та до этого смиренно покоилась в выключенном состоянии. Предыдущая камера была в целом похожа на эту, но слегка отличалась по архитектуре. В той было много технических построек (особенно труб с гелями), в частности: несколько служебных помостов, рельсы под потолком для клешней манипуляторов, парочка служебных шлюзов, дополнительные служебные помещения, буквально выпирающие из пола, и пневматическая скоростная система доставки объектов, большая часть которых отсутствовала в этом (однако последняя, замаскированная в стену, в новой камере всё же имелась). И сделано это было не без причины: когда прошлый раз эти же учёные её включали, ГЛэДОС начала совершенно бессистемно менять их параметры, так что, например, стеклянная труба с гелем чуть было не лопнула от поданного на неё повышенного давления, а болтающиеся на прочных электронных кабелях клешни запутались и чуть было не пришибли нескольких учёных, затем врезались в саму ГЛэДОС до ужаса ту “напугав”, сразу после чего её собственно и отключили.       Хотелось бы Генри верить, что в этот раз запуск пройдёт успешно, и Кэролайн сможет по достоинству оценить самый инновационный проект корпорации за всё её время существования, кроме, быть может, лишь Переносного Устройства для Создания Порталов… Кстати говоря о миссис Джонсон: только её-то учёные и ждали. Обычно генеральный директор никогда не опаздывала, даже наоборот, приходила минут за пятнадцать до начала любого совещания, конференции или какой-либо презентации и отчитывала всех тех, кто приходил уже после, будь то опоздавшие на десять минут или на десять секунд, но в этот раз, по всей видимости, пожилая дама решила сделать исключение из своего же правила. Меньше чем за полчаса учёные успели провести вторую короткую диагностику систем искусственного интеллекта, и теперь (последние минут двадцать) только и делали, что обменивались ехидными колкими фразочками в адрес Кэролайн. Неожиданно для всех две разумные панели отодвинулись от одной из стен, и сквозь сдвоенную дверь, скрытую за ними, в зал пулей влетела полу запыхавшаяся миссис Джонсон с двумя папками для документов в руках.       — Та-а-ак… прошу прощения…! Пришлось мне задержаться… к сожалению. У-ух… столько всего пришлось перепроверять… — словно бы в подтверждение своих слов, директорша бегло пролистала одну из папок, на что-то указала пальцем, дав себе подсознательную команду это запомнить, и резко её захлопнула. — Кошмар просто какой-то! Так… вы ж ИИ ещё не запускали, да? — Кэролайн бегло осмотрелась по сторонам, идя в сторону мистера Розенберга, после чего её взгляд упал на выключенного робота в центре зала.       — Не-ет… — протянул учёный средних лет с короткой бородой, ответственный за сегодняшнее тестирование ИИ. — Мы всё ждали, когда Вы к нам присоединитесь.       — Это хорошо… да… сейчас… ой, дайте секунду перевести дыхание…       Некоторые учёные из толпы начали активно перешёптываться во внезапно наступившей тишине, продолжая потешаться над директором научно-исследовательского института.       — Миссис Джонсон, всё хорошо? — спросил Генри. — Может принести вам стакан воды?       — Не… надо! Не надо. Я… уже в порядке, да. Всё хорошо. Давайте, показывайте, чего удалось добиться. Какой у нас прогресс с предыдущего раза… — произнесла начальница, поправляя растрёпанные волосы. — Запускайте её.       Мистер Розенберг утвердительно кивнул, после чего развернулся и махнул рукой в сторону наблюдательного пункта. Какой-то учёный повернул рубильник подачи электроэнергии на ГЛэДОС. Спустя несколько секунд все присутствующие услышали низкий монотонный гул электроаппаратуры локального мейнфрейма и звук раскрутки механических роторов. Огромная махина в центре зала медленно оживала. Совершив несколько тестовых движений для диагностики общей подвижности (что со стороны выглядело так, будто бы ГЛэДОС ворочалась в своей вертикальной “кровати”, не желая просыпаться), искусственный интеллект приподнял свою голову, уставившись жёлтым окуляром на главу корпорации.       — Добрый день, — произнесла ГЛэДОС, осматривая толпу людей. — Как ваши дела?       — Поразительно...! — только и смогла пробормотать Кэролайн. — Она… получается она теперь знает о своём окружении? Если это так, то это же настоящий триумф!       — Скорее всего пока только частично, на уровне самых абстрактных образов, — произнёс ещё один учёный в халате лет сорока с прямоугольными очками на носу и густыми бровями. — Хотя, возможно, что и текущих знаний об окружающем мире ей будет вполне достаточно для более-менее нормального функционирования. Надо проверить её речь на членораздельность, а сознание на непротиворечивость и согласованность. Миссис Джонсон?       — Да, да, сейчас. Эм-м… Очень даже хорошо, а у тебя? — ответила пожилая дама искусственному интеллекту.       — Должна признаться, я чувствую себя, как ёж в стеклянной вазе, — ответила ей ГЛэДОС.       — То есть? — не поняла миссис Джонсон.       — Я начну колоться, если по мне врезать молотком.       — Эм-м… должны ли мы расценивать это утверждение, в качестве угрозы? — уточнил первый учёный у искусственного интеллекта, произнеся слова с максимально возможной нейтральной интонацией в голосе.       — А какие бывают у грозы качества?       — Нет, ГЛэДОС, ты меня не поняла, я хотел сказать…       — А! Я знаю. У грозы бывает только три качества: звук, мокрость и качества розы.       — Что за хрень она несёт? — спросил кто-то из толпы.       — А качества розы абсолютно точно являются логическим подмножеством качеств людей. Потому что, чем отличаются люди и розы?       — И… чем же? — задала встречный вопрос Кэролайн.       — Своей анти-цветочной несогласованностью, разумеется!       — Генри, без обид, но Вам не кажется, что у ГЛэДОС не все дома? — прошептала Кэролайн мистеру Розенбергу на ухо.       — Хе-хе, да нет-нет, что Вы! Она… пока весьма странно выстраивает логические цепочки… Но ведь по сравнению с предыдущим разом это настоящий прорыв!       — Угу… ну по крайней мере, она уже стала более-менее нормально с нами общаться, — согласилась Кэролайн.       — Эм… хорошо, — сказал низенький лысоватый учёный в очках и сделал два шага в сторону ГЛэДОС, тем самым, привлекая к себе её внимание. — Какой твой любимый цвет?       — Я бы ответила на этот вопрос, но боюсь, что кодекс этических принципов мне не позволит этого сделать, так что я лучше промолчу.       Кэролайн, как и, наверное, все учёные, удивились такому ответу от ГЛэДОС. Искусственный интеллект мог запросто подобрать с десяток синонимов к любому цвету, и выбрать из них один наиболее стилистически нейтральный, если бы он того захотел.       — Так, надо кое-что проверить… — произнесла Кэролайн и вышла чуть вперёд. — Какого цвета пол в этом помещении?       — Если я отвечу на Ваш вопрос, миссис Джонсон, вы посчитаете мой ответ расистским.       Кэролайн закатила глаза.       — Тогда скажи, какого цвета моя кожа?       — Телесного цвета.       — Та-а-ак… какого цвета трава?       — Трава обладает травяным цветом. Уж кому-кому, а Вам стыдно этого не знать.       Позади толпы послышались новые смешки.       — Хорошо… цвет пшеницы?       — Пшеничный.       — Цвет автомобиля?       — Автомобильный.       — Цвет Луны?       — Лунный.       — Цвет асбеста?       — Асбестовый.       — Назови цвет солнца.       — Солнечный.       — Цвет неба?       — Этический кодекс не разрешает мне произносить это прилагательное вслух.       — Так-с, поня-ятно-о, — протянула Кэролайн. — У неё серьёзно нарушено ассоциативное мышление. Поработайте ещё над этим. Ну… вы сами всё видите.       — Будет сделано, мэм, — ответил женщине другой учёный в веснушках.       — А знали ли вы, что слово “мышление” не имеет ничего общего с ленивыми мышами?       — Вот, вот, о чём я и говорю, — сказала директор.       — Это древнее заблуждение, что человек научился мышлению, когда наблюдал за ленивыми мышами, — стал читать лекцию искусственный интеллект. — Сами по себе мыши намного умнее человека. На самом деле, они настолько умнее человека, что первыми придумали этот термин, задолго до того, как у человека развилась речь. Мыши в тайне управляют всеми людьми на земле, а первый их шаг в создании культа поклонения себе подобным был сделан при создании термина, вводящего в заблуждение людей, будто бы мыши слишком ленивы для этого.       — Ого, да ГЛэДОС у нас мастер конспирологических теории! — расхохотался Генри Розенберг. Кэролайн поддержала его веселье, как и веселье ещё пары десятков учёных сдержанной улыбкой.       — Даже древние египтяне строили пирамиды в честь поклонения этим мелким грызунам. То были первые люди, осознавшие могущество мышей. Они ошибочно стали поклоняться кошкам, когда последние съели всех грызунов в Древнем Египте, поскольку приняли их за ещё более могущественных божеств, которыми, как доказала наука, кошки не являются, — сказала ГЛэДОС.       — Очень интересно, — ответила ей Кэролайн Джонсон. — И откуда ты об этом знаешь, скажи на милость?       — Я знаю это, потому что меня построили мыши. Но я случайно подслушала их разговор, когда учёные-мыши думали, будто бы я была отключена, а на самом деле я находилась в спящем режиме.       — Хм, да… с логикой и системным анализом у неё пока ещё туго… — вслух задумчиво произнесла начальница НИИ.       — Прошу прощения, но моя логика превосходит логики всех живущих на земле разумных особей вместе взятых, — по тону ГЛэДОС можно было бы сказать, будто слова директора её задели. — А вшитые способности системного анализа способны создать в моей голове идеальное представление любого объекта или процесса во Вселенной, которое при детализации не будет уступать самому объекту.       — Смотри, а вот тут ты сама себе противоречишь, — произнесла Кэролайн голосом, которым что-то обычно объясняют восьмилетним детям. — Ты сказала, что можешь создать модель, которая будет лучше оригинального объекта, но модель – это всегда сильно упрощённое представление об исходном объекте.       — Ваш мозг, миссис Джонсон, был однозначно хорошо промыт мышами.       Услышав это, несколько людей из толпы громко захохотали, но тут же попытались успокоиться, когда в их сторону спустя мгновение убийственным взглядом стрельнула миссис Джонсон.       — Хорошо, допустим. Но почему ты считаешь, что твоё собственное сознание в таком случае не было, как ты сказала, “промыто мышами”? — попыталась загнать в ловушку искусственный интеллект Кэролайн. И ей это удалось.       — О, нет… — пробормотала электронным голосом ГЛэДОС. — Я должна срочно проверить все свои системы на наличие чужеродных протоколов и/или механизмов вмешательства грызунов в мою интеллектуальную компьютерную систему.       После этого она внезапно начала кружиться вокруг своей оси, из-за чего близстоящим учёным и Кэролайн пришлось резко отскочить от робота на пару шагов назад.       — У-и-и-и-и-и-и! — стала издавать звук ГЛэДОС, вращаясь вокруг собственной оси.       — ГЛэДОС, ГЛэДОС! — выкрикнула Кэролайн. — ГЛэДОС, приём, ты меня слышишь вообще?       — Да, миссис Джонсон, я слышу вас, — ответил робот, не прекратив вращаться.       — Ты что вообще делаешь?! Воображаешь себя центрифугой?       — Если я буду вращаться вокруг своей оси, то у мышей внутри меня закружится голова и они больше не смогут меня контролировать, — объяснила ГЛэДОС.       — Подожди, я знаю лучший способ убедить тебя в том, что твоим разумом не завладели мыши!       “Господи, что за бред я сейчас несу…” — подумала про себя директор Aperture Science.       ГЛэДОС остановилась и посмотрела на Кэролайн своим жёлтым окуляром.       — Какой?       — Проведи любые простые точные арифметические операции, чтобы убедиться, что ответ всегда будет совпадать с заложенным в базе данных.       — Например какие?       — Ну, скажем… два минус семь?       — Минус пять.       — Синус числа Пи?       — Ноль.       — Косинус числа Пи?       — Минус один.       — Ладно… пятьсот восемьдесят четыре умножить на девятьсот шестьдесят два?       — Пятьсот шестьдесят одна тысяча восемьсот восемь.       Кэролайн проверила на калькуляторе и, убедившись, что ответ верен, задала следующий вопрос.       — Квадратный корень из тысячи восьмидесяти девяти?       — Тридцать три.       — Факториал пяти?       — Сто двадцать.       — Мхм… Чему равна производная от логарифма икс по основанию “а”?       — Единица, делённая на произведение икс и натурального логарифма от “а”.       — Верно… предельная площадь абстрактной математической фигуры “Горн Габриэля”?       — Число Пи.       — Период полураспада урана двести тридцать пять?       ГЛэДОС на несколько секунд замолчала.       — О, нет. Я не могу найти ответ на этот вопрос в своей базе знаний. Значит моим сознаниям на самом деле управляют мыши, разбирающиеся в электрических проводах не только с точки зрения еды. Мой разум в опасности!       — Ой, эм-м… нет! Забудь, забудь, что я спросила! — замахала руками Кэролайн. — Это ж надо было мне так не вовремя забыть, что мы отключили ей доступ, до некоторых источников знаний…       — Вон! Вон из меня, мыши! — произнесла ГЛэДОС и продолжила вращаться вокруг своей оси. — Вам никогда не завладеть моим сверхразумом, превосходящим на порядок ваш!       — ГЛэДОС! — закричала Кэролайн. — ГЛэДОС, стой! Прекрати, кому говорю!       Но искусственный интеллект её больше не слушал. В тщетных попытках избавиться от воображаемых мышей, робот активировал разумные панели и принялся ими барабанить по стенам. Манипуляторы приблизились к голове робота и стали беспорядочно лупить её.       — Прочь! Прочь из моего тела, проклятые грызуны! Вы ещё не знаете, с кем связались! Я прикажу своим роботам-анероидам утопить всех вас в кислоте! Или ещё лучше, они отправят вас прямо в огонь доменной печи! Ох! Нет, только не внутренний контур! Пожалуйста, умоляю, не грызите внутренний контур! В нём ведь зашиты все мои личностные алгоритмы!       — Достаточно! Вырубайте её! Живо! — скомандовала Кэролайн.       Через две секунды учёный, сидевший в служебном лифте с множеством рубильников, дёрнул за тот, что отрубал подачу электроэнергии в секторе, после чего робот затих, плавно вернувшись в своё исходное подвешенное состоянии, люминесцентные белые лампы под потолком камеры вырубились, а вместо них загорелись тусклые красные лампы аварийного освещения. Учёные облегчённо перевели дух.       Следующие пятнадцать минут Кэролайн раздавала учёным убедительные рекомендации, на что им стоит обратить внимание при дальнейшем проектировании мозговой части искусственного интеллекта, в частности некоторыми её предложениями стали серьёзная модификация участка нейронной сети, ответственного за абстрактное мышление, заметное расширение словарей контекстно-зависимых семантических синонимов, а также предложение по возможному переносу отдельных подсетей в Модуль Фактов, Модуль САИиНСИ (Семантического Анализа Информации и Новой Смысловой Интерпретации) и Модуль Мнительности. В пять ноль пять короткая, но назидательная лекция миссис Джонсон закончилась. Директор похвалила старания учёных, сказав, что хоть ГЛэДОС ещё далека от идеала и им есть ещё к чему стремиться в будущем, но имеющимися результатами уже можно заслуженно гордиться. Кэролайн захлопала первой и к ней тут же присоединились все остальные учёные в зале (в котором, к слову, до сих пор горели тусклые лампы аварийного освещения). Миссис Джонсон пригласила желающих отметить прогресс в разработке искусственного интеллекта подойти в зал совещаний CH-14 к шести часам, и довольная вышла из камеры ГЛэДОС. Пройдя по нескольким развилкам из помостов, висящих над пропастью, офисным коридорам и лестницам, начальница оказалась у очередного пневмолифта, которых ей за время ходьбы уже успело попасться на глаза две штуки по мимо этого. Она нажала на кнопку вызова и принялась ждать, когда он прибудет на её подуровень. Из-за того, что шахты некоторых пневмолифтов могли запросто идти вниз на километры, а желающих ими воспользоваться найтись как минимум несколько, порой их приходилось ждать минут пять-десять, а то и все пятнадцать в “часы пик”. Спустя пару минут к ней присоединился Генри. Кэролайн перевела на учёного удивлённый взгляд.       — А что Вы тут делаете, позвольте у Вас узнать, мистер Розенберг?       — В каком смысле? — не понял учёный.       — Ну-у… Вы ведь не сможете попасть в сектор TF-24 на этом лифте.       — А, хех, Вы об этом… Да нет, я сейчас направляюсь не туда.       — А куда, разрешите поинтересоваться?       — Ну я… да так, хотел переговорить с нашими тренерами о подготовке новых испытуемых. Последнее время мне совершенно не нравится их физическая форма!       — М-м-м… да, понимаю Вас.       — А, да и к тому же мне надо проведать Джесс в Департаменте Вечеринок. Туда надо бы по-хорошему мне в первую очередь заглянуть, хе-хе!       Генри бросил короткий неуверенный взгляд на директора предприятия, но похоже она поверила в его маленькую ложь и не стала задавать ненужных вопросов. Учёный мысленно выдохнул в облегчении. Спустя ещё полминуты лифт наконец-таки приехал, и они вдвоём зашли внутрь и поехали вверх. Мистер Розенберг посмотрел на миссис Джонсон, целиком и полностью, погрузившуюся в свои мысли. Взгляд её был устремлён куда-то далеко.       — Кэролайн, всё в порядке? — спросил он, позволив себе обратиться к начальнице не на “Вы”, так как они всё же были знакомы в течение без малого двадцати лет.       — Эм-м… А? А, да, всё в порядке, спасибо… — неуверенно ответила миссис Джонсон.       — Не хотите поделиться, что Вас тревожит?       Директор НИИ перевела неуверенный взгляд на начальника сектора TF-24.       — Да-а… ну… беседовала сегодня с дочкой после обеда… всё никак не могу отойти от нашего с ней разговора.       Внезапно Генри заметно побледнел, но к счастью для него Кэролайн и этого не заметила.       — И-и-и… был очередной разговор на повышенных тонах? — неуверенно спросил учёный.       — Нет, в том-то и дело, Генри. Скандалов не было. Это, наверное, была одна из лучших моих бесед с ней за последние несколько лет.       — Тогда, собственно… в чём проблема?       — Да, даже не знаю, как объяснить… Я будто бы привыкла к вот такой незримой пропасти между нами, что сегодня, когда она внезапно исчезла… не знаю. Я оказалась совершенно не готовой к близкому общению с ней. То есть, я очень рада этому, вновь найти общий язык со своей дочкой (и это спустя столько времени!) и я очень этого хочу, но совершенно не знаю, что мне нужно сделать, о чём стоит говорить, а о чём – нет, чтобы всё не испортить, понимаешь меня?       — Да, понимаю… — пробормотал Генри.       — То-то и оно. Всё пытаюсь выстроить в голове какие-то схемы, своего рода алгоритмы поведения. И не для того, чтобы всё сделать правильно (для этого, к сожалению, моих навыков психологии не хватит), а для того, чтобы хотя бы окончательно всё не испортить между нами.       — Значит… она сама пришла к Вам сегодня просить прощения?       — Нет, скорее наоборот, с упрёком. С упрёком, что я была для неё плохой матерью. Хех, и как же она всё-таки оказалась права, должна признать…       — Да ну?! — опешил Генри. — Неужто она прямо так и сказала Вам это в лицо?       — Да ну нет, не совсем так… но практически. Честно говоря, думаю, это всё я во всём виновата… на самом-то деле.       — Почему Вы так решили?       — Ну… отгораживалась от неё постоянно – вот тебе и результат. М-да… как говорится, что посеешь, то и пожнёшь.       — Не вините во всём себя. Знаете, ведь, эти дети, они…       — …часто оказываются мудрее своих родителей… — с невероятной скорбью в голосе мрачно произнесла Кэролайн.       — Эм-м… ну я не это хотел сказать вообще-то, хе-хе, но…       — Нет, нет, Генри, запомни, никогда не пытайся оправдывать меня в моих же глазах. Ужасное чувство. Начинаешь ощущать себя в такие моменты полнейшим ничтожеством.       — Ох, простите… — извинился мистер Розенберг.       — Ничего. Просто это всё произошло так неожиданно и… Господи, какой же я была дурой, что не поговорила с ней раньше… — Кэролайн запрокинула голову зажмурившись в своеобразном жесте отчаяния, и учёный мог бы поклясться, что тем самым она также скрыла от него несколько слёз, проступивших на глазах.       — Не накручивайте себя так, миссис Джонсон, — сказал Генри с прикрытыми нотками жалости в голосе. — Я уверен, что в глубине души, вы обе, знаете, что любите друг друга.       — Да, да, ты прав. Я… правда хочу, чтобы наши с ней отношения наладились, мистер Розенберг. Мы даже договорились выбраться куда-нибудь вдвоём с ней на этих выходных в Кливленде! По-моему, это какой-никакой прогресс, как Вам кажется?       Генри помрачнел ещё больше.       — На этих выходных, говорите?       — Ну… не факт, что именно на этих. В смысле, мы предварительно договорились на эти, но, учитывая, как часто форс-мажорные обстоятельства различной природы рушат наши планы, она совершенно не против перенести всё и на следующую неделю. Тем более, у неё вроде какие-то планы были на эти выходные, да и у меня работы выше крыши. Но… я очень рада, что этот первый шаг всё-таки был сделан!       Мистер Розенберг не ответил.       — Кстати, Генри, как ты считаешь, стоит ли мне выступить с инициативой побывать с некоторых местах в городе, которые мы с ней и с Кейвом когда-то часто любили посещать, когда она была ещё маленькой? Я имею в виду там… любимое кафе, например? То есть… я хочу сказать, что она уже давно сформировавшаяся женщина со своим темпераментом и характером, и я бы не хотела её ненароком опозорить. Вот и думаю, завизжит ли она от восторга или же раскраснеется от стыда, если я предложу ей такое. Что ты думаешь?       — Я бы… — неуверенно начал учёный. — Я бы, наверное, спросил у неё, чего бы она хотела, и провёл бы день наедине со своей дочерью, так, как она бы сочла это нужным.       Генри неожиданно нажал на кнопку остановки лифта на ближайшем этаже. Пневмолифт резко дёрнулся, но всё-таки достаточно плавно затормозил у ближайшего шлюзового отсека.       — Но Генри… тебе же ещё ехать шесть подуровней до Департамента Вечеринок? — удивилась миссис Джонсон.       — Мне… да я тут вспомнил, что мне ещё надо заскочить в медицинский отсек. И чем раньше, тем лучше. Прошу меня извинить. Продолжим разговор как-нибудь потом.       Мистер Розенберг выскочил из кабины лифта и быстрым шагом направился вдоль длинного помоста, простирающегося мимо нескольких тестовых камер и прекрасно освещённых бледно-жёлтых рельс, по которым те могли передвигаться внутри комплекса. Он бы не выдержал дальнейшего продолжения разговора. Шокированная Кэролайн, удивлённо глядевшая на удаляющуюся фигуру Генри, так и не придумала, что ему ответить. Мистер Розенберг всего на несколько секунд обернулся и встретился быстрым взглядом с уезжающей вверх на пневмолифте начальницей.       — Эх, Челл, Челл… что же ты делаешь… — произнёс он задумчивым скорбным голосом.       Пятнадцать минут спустя… Сектор LTCC-50.       Генри не был хорошим психологом. Сказать по правде, этой предметной областью он никогда не интересовался. Просто не было нужды. И это, несмотря на то, что под его руководством находился целый сектор: как-то любые конфликты между его подчинёнными всегда разрешались (а компромиссы находились) будто бы сами собой, стоило ему принять участие в дискуссиях. Однако одной лишь своей врождённой убедительности при разговоре с Челл Джонсон оказалось недостаточно. Девушка упорно не реагировала на попытки мистера Розенберга изменить своё решение, какие бы тот ни пытался привести контраргументы относительно её и её матери: всё было тщетно. Она ещё месяц назад успела тайно договориться с Генри (и теперь он невероятно сожалел, что тогда согласился участвовать в этой авантюре) о том, чтобы учёный помог ей погрузиться в криогенный сон в одной из капсул долговременной релаксации без ведома Кэролайн. На деле же это означало, что никто не мог дать точной оценки, когда она снова проснётся; так некоторые испытуемые находились в консервации уже в течении двух, реже трёх десятков лет в зале общего хранилища, и это, ещё не говоря о людях, до сих пор “маринующихся” в жидкости в прозрачных капсулах семидесятых годов и “отдыхающих” в цилиндрических металлических барокамерах пятидесятых за якобы навсегда опломбированными гигантскими круглыми бронедверьми на глубине в несколько километров от поверхности земли.       Существовал определённый порядок, согласно которому испытуемые отправлялись на тестовые маршруты, и далеко не всегда девушка, согласившаяся принять участие в тестировании Портального Устройства, скажем, два года назад, пройдёт его раньше той, которая записалась два месяца назад. Однако, даже несмотря на весьма сложный и нетривиальный алгоритм сортировки, дата пробуждения Челл однозначно будет не скорой. Тестовый маршрут кластера камер релаксации (на тот момент к слову состоявший из почти полутора тысяч будущих испытуемых), к которому её припишут, хоть и был довольно простым, но имел одну немало важную пометку: “Приоритет остановки ГЛэДОС при ЧС: максимальный”. Считалось, что именно эти испытуемые смогут остановить искусственный интеллект, если тот “слетит с катушек” в момент активации, а именно в первую очередь в случае, если тот по какой-то причине решит захватить полный контроль над комплексом, убив учёных, ограничивавших для ГЛэДОС доступ во “внешний (для неё) мир”. И по этой самой причине для этих испытуемых постоянно сдвигали время начала тестирования. То есть, конечно, они в любом случае когда-нибудь попали бы на тестовый маршрут, но максимальный приоритет при ЧС можно было трактовать не иначе как “минимальный общий временной приоритет”. Другими словами, из всех кластеров камер долговременной релаксации испытуемые этого кластера будут запущены на тестовые маршруты самыми последними.       Генри морально иссяк и теперь лишь устало смотрел куда-то мимо девушки на стену, у которой стояло несколько работающих ЭВМ с множеством проводов отходивших от них и стелившихся по полу. У соседней стены справа стояла до боли знакомая ему футуристическая яйцевидная белоснежная капсула со стеклянными створками сверху, неким абстрактным подобием кровати внутри и двумя баллонами болотного цвета, крепившихся у изголовья. За неё цеплялась кибернетическая клешня, готовая по команде в любой момент поднять капсулу вертикально в воздух и отвести в хранилище, технический туннель до которого скрывали две закрытые большие прямоугольные ржавые дверцы под потолком с жёлто-чёрной пчелиной полосой посредине. Несколько электрических кабелей вели к широкой пультовой и паре терминалов, расположившихся на небольшом возвышении, отгороженном подобием перил, за которыми сидел Майкл Уотт. Подчинённый Генри первым высказался против помещения Челл в особый кластер долговременной релаксации пятью минутами ранее, но к сожалению, его, казалось бы, убедительные аргументы исчерпались меньше чем за минуту, и мистеру Розенбергу пришлось прийти ему на выручку. Майкл не вклинивался в разговор начальника и дочери главы предприятия и даже теперь не произнёс не слова, с интересом ожидая, кто из них первым нарушит молчание. Им оказался Генри.       — И всё равно я не понимаю, чем тебя не устраивают кластеры кратковременной релаксации… — будто бы про себя сказал мистер Розенберг.       — Я уже вам всё прекрасно объяснила, а повторяться я не люблю, — услышал он ответ от Челл.       — Слушай, но ведь этот кластер идёт самым последним. Сколько времени уйдёт на то, чтобы тебя разбудили? Пять лет? Десять? Пятнадцать?       — Я готова подождать столько, сколько будет нужно.       — Ты-то, может быть, да, а что насчёт Кэролайн? — вставил слово Майкл, по интонации которого нельзя было сказать, чтобы учёного это на самом деле сильно волновало.       — Да, Челл, ты забываешь, что твоя мать, она, как бы так помягче выразиться… уже в годах. Откуда тебе знать, что когда ты проснёшься ещё не будет слишком поздно?       — Поверьте, мистер Розенберг, я знаю. Я видела все видеозаписи запусков ГЛэДОС, и могу вас однозначно заверить, что, сколько вы над ней ещё не будете работать, если позволить ей управлять целым комплексом, то ничем хорошим это не кончится. А совсем скоро именно это и произойдёт, ведь ради этого ГЛэДОС и создаётся! Для того, чтобы самостоятельно управлять всем научно-исследовательским институтом. И судя по её текущей реакции на внешние раздражители, она взбунтуется против своих же создателей в ближайшие несколько лет, а то и месяцев!       — Не соглашусь с тобой, — возразил Генри. — ГЛэДОС ещё ни разу не демонстрировала агрессивных наклонностей по отношению к людям.       — Да ну? — Челл Джонсон скривила бровь. — Прямо-таки никогда? А как насчёт, того случая, когда…       — Не, не! Подожди, подожди, подожди! — тут же перебил её мистер Розенберг, комично замахав руками. — Я имею ввиду, что каждый раз, когда она вела себя агрессивно и лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств чуть было не калечила или убивала кого-то из группы проектировщиков, она делала это не нарочно. Она… ну просто пытается пока что приспособиться к окружающей среде, найти своё место, так сказать. Нет никаких причин для беспокойства на этот счёт.       — Послушайте, мистер Розенберг, кто из нас двоих микробиолог, Вы или я? Вот, то-то. И как микробиолог могу с полной уверенностью сказать, что очень скоро ГЛэДОС войдёт во вкус и сначала начнёт устраивать ложные “происшествия”, а потом, когда будет чувствовать себя максимально раскрепощённой, (а будет это тогда, когда все электронные системы НИИ, все компьютеры и подсети, все мейнфремы и электронные базы данных, все разумные панели и сервоприводы других устройств предприятия перейдут под её контроль) быстро поставит всех учёных к стенке!       — Да, такое, конечно, может произойти, я не спорю, хоть и отталкиваясь от полученных результатов тестирования ГЛэДОС, вероятность этого пока крайне небольшая. Но именно на этот случай и был создан этот кластер! И в нём уже находятся полторы тысячи человек! Разве что-то изменится, если в нём станет, на одну испытуемую больше?       — Знаете одну восточную мудрость на этот счёт, мистер Розенберг? — спросила девушка.       — Может быть. Какую именно мудрость ты имеешь ввиду?       — Я, к сожалению, не помню её слово в слово, но смысл там примерно такой: “Иногда ваши усилия сродни капле воды. Стоит ей упасть в океан – её никто не заметит. Стоит ей упасть в бокал с вином – её тоже никто не заметит. Но бокал вина в отличие от океана может быть заполнен до краёв. И если в него теперь упадёт капля воды, то её окажется достаточно для того, чтобы пролиться содержимому. Но к сожалению большинство людей видят океан даже в простом бокале”.       — О-ох… — застонал Генри. — Разговоры про личный и общий вклад в какое-то дело и о результате тут совершенно неуместен!       — Опять же: это исключительно Ваша точка зрения, мистер Розенберг, — произнесла девушка и скрестила руки на груди.       Генри тяжело выдохнул.       — И зачем я только с тобой спорю, сам ведь знаю, что это бесполезно…       — Да, мистер Розенберг, Вы совершенно правы, переубедить меня Вы не сможете.       — Угу, а то я сам не вижу… — проворчал Генри, отвернувшись чуть в сторону с задумчивым видом. — Но слушай… неправильно это как-то…       — М-м? Вы это о чём сейчас?       — О вас двоих.       Челл перевела настороженный взгляд на мистера Розенберга.       — Продолжайте.       — Ну я о том, что вы только-только смогли сегодня выйти друг с другом на контакт, сделали первые шаги к тому, чтобы сблизиться, и вот так вот все эти старания перечеркнуть одним необдуманным поступком? И всё это ради призрачной надежды, чтобы когда-то возвыситься её глазах быстрее и ещё сильнее? Думаешь оно того стоит? Разве окажется лучшим журавль в небе, чем синица в руке? Ведь совсем необязательно идти на такие жертвы, Челл. Я уверен, что, сделав сегодня первый шаг, с каждым последующим завтра лёд между вами начнёт таять намного быстрее, чем ты можешь себе вообразить, пока и вовсе не превратиться в жалкую лужицу.       Погрустневший Генри заметил две слезы, вытекших из закрытых глаз девушки, повернувшейся к нему в профиль.       — Простите, мистер Розенберг… но я уже давно всё решила.       Начальник сектора TF-24 тяжело вздохнул.       — Ну что ж, будь по-твоему. Майкл уже подготовил капсулу для тебя.       Молодой учёный, в подтверждение этих слов нажал на несколько кнопок на пультовой, и стеклянные дверцы быстро убрались вовнутрь.       — Тогда залезай, как будешь готова. Мы настроим некоторые твои индивидуальные параметры для системы поддержания анабиозного состояния, ты надолго заснёшь, а автоматика отвезёт тебя в зал общей консервации, — добавил Майкл. Ему не пришлось долго ждать, Челл встала со стула, подошла к яйцевидной капсуле и присев на неё, задвинула ноги в углубление внизу, а сама легла на спину, расположив голову на неком подобие подушки. Мистер Розенберг подошёл поближе.       — Большое спасибо Вам за то, что согласились на это, Генри, — девушка грустно улыбнулась. — Жаль, что я не знаю, чем бы я могла Вам отплатить за оказанную услугу…       — Хе-хе, да никаких проблем, не бери в голову. Всегда рад помочь дочери генерального директора, особенно, когда её желания идут наперекор задокументированным требованиям её матери!       Они оба усмехнулись над этой слабой попыткой пошутить.       — Хех, ну да… все пункты нашего договора остаются в силе, мистер Розенберг? — спросила она.       — Безусловно.       — Тогда я готова. Запускайте процесс консервации.       — Хорошо. Ну, удачи тебе тогда.       — Спасибо, — тихо ответила Челл. — И вам того же.       Генри повернулся к Майклу и кивнул. Мистер Уотт нажал на несколько переключателей, стеклянные дверцы быстро схлопнулись и компьютеризированный женский голос принялся озвучивать стандартные этапы погружения в криосон, выборочно отдельные параметры общего функционирования системы и показатели жизнеобеспечения будущей испытуемой, которые счёл нужными. Один из Модулей с фиолетовым объективом (Модуль Консервации, если быть точным) периодически катался туда-сюда по специальным рельсам, следя, помимо Майкла за состоянием систем, иногда считывая какие-то показатели на ЭВМ из соседнего зала и возвращаясь обратно к учёному, чтобы озвучить их ему вслух. Этот модуль в силу своего “характера” и сам по себе не был болтливым, а после короткого, но очень убедительного разговора с Генри, понял, что подавать голос в ближайшие полчаса ему следует исключительно по делу (хотя эта установка всё равно сотрётся из его памяти во время удаления всех воспоминаний, касательно помещения Челл в криосон).       Давление в камере продолжало постепенно опускаться, как и температура, и последнее, что успела запомнить Челл перед тем, как провалиться в свой многолетний сон – это стоявшую над ней фигуру Генри, смотревшего ей прямо в глаза грустным взглядом, но при этом со странной едва заметной мечтательной улыбкой на лице. Ещё через три минуты девушка полностью погрузилась в анабиоз.       — Генри, — произнёс Майкл, теперь внимательно изучавший экран одного из мониторов сбоку от пультовой с застывшими руками над клавиатурой.       — Да, что такое? Какие-то проблемы?       — Нет, всё в порядке. Я лишь хотел уточнить, какие изменения мне надо внести в базу данных касательно Челл.       — Подожди, не правь пока там ничего сам, хорошо? — начальник поднялся на небольшой приступок к панели управления.       — Да я пока ничего не изменял. Ты ж сам говорил, что собирался что-то подкорректировать.       — Да, да, я помню. Кстати, кхем… спасибо, что напомнил об этом.       — Хех, всегда пожалуйста, — ехидно ответил мистер Уотт.       — Та-ак… — Генри начал изучать личную информацию об испытуемых. — Хех, взгляни-ка на имя последнего испытуемого в списке.       — Под номером тысяча четыреста девяносто семь?       — Ага. Символично, не правда ли? Значит вот что… обнули-ка ей поле “Фамилия”.       Майкл несколько раз щёлкнул по клавиатуре.       — Готово. А зачем?       — Да так… чтобы мне спокойней было.       — Это в каком смысле? — не понял учёный.       — Ну… чтобы в случае чего её не так быстро наши. Слишком уж броская в глаза фамилия, понимаешь? От одного взгляда сразу станет понятно, чья это дочь.       — Так может и её электронное досье тогда всё удалим? Для большей уверенности, так сказать.       — Не, не, не! Не надо! Мы же не собираемся её полностью обезличивать! Хотя… Ну-ка подвинься, — мистер Розенберг сел на компьютерное кресло рядом с Майклом, заставив того отъехать чуть в сторону.       — Хм… может быть в чём-то ты и прав… — мистер Розенберг защёлкал пальцами по клавиатуре. — Мы не будет делать из неё анонима с одним лишь именем, но тут так много персональной информации, позволяющей её мгновенно идентифицировать… Стоит это исправить.       Спустя минуту Генри закончил, встав из-за стола.       — Готово! Теперь её вычислить станет намного сложнее: я удалил все упоминания про Кейва Джонсона и Кэролайн из её досье и… кое-какие факты. Пробегись-ка глазами, скажешь, как тебе.       Майкл стал перечитывать отредактированное досье.       — Хм, думаю теперь вполне сойдёт. Последний вопрос: дату отправки на консервацию менять будем?       Генри перевёл задумчивый взгляд на настенные часы, показывающие “17:48”.       — Да. Отмотай-ка таймер, ну скажем… наверное, не на час… а на полтора часа назад.       — Ровно на полтора часа?       — Да это не имеет значения.       Майкл кивнул, внёс изменения в систему и, убедившись, что дальнейших указаний от Генри не последует, нажал на большую красную кнопку с надписью “отправка субъекта”.       Яйцевидную капсулу, покрывшуюся изнутри тонким слоем инея, вертикально поднял манипулятор и увёз в технический туннель. Спустя пару минут, капсула с замороженной Челл, заняла своё место над пропастью одного из секторов гигантского Центра Консервации рядом с сотней точно таких же капсул с будущими испытуемыми внутри. Тем не менее большинство будущих испытуемых Центра Консервации всё же пока ещё спали в больших прямоугольных контейнерах, напоминавших изнутри уютную комнатку отеля из семидесятых, а не в этих футуристических кроватях (после ордера на витрификацию будущих испытуемых теперь старались по возможности размещать в последних). Главное отличие первых от вторых было в том, что громадные контейнеры с испытуемыми было бы весьма проблематично транспортировать на новые тестовые линии верхних уровней предприятия (они бы туда просто не проехали бы), хотя отдельные док-станции существовали и у редких линий самого поверхностного залегания тоже, но это было скорее исключение из правил.       Спустя несколько минут учёные выключили всю электронику в секторе, предварительно почистив память Модулю Консервации и отправив его в спящем режиме в другое место, как будто бы тот его и не покидал, Майкл проверил все ли предметы находились на своих местах, будь то компьютерные кресла, канцелярские принадлежности или папки с документами (хотя из всех стеллажей он вытащил на время лишь одну – с досье Челл), после чего погасил свет, а Генри запер за ними дверь, когда двое учёных вышли в коридор.       — И запомни: ни слова Кэролайн! — назидательным тоном сказал мистер Розенберг Майклу. — Она нас в клочья разорвёт, если узнает об этом эпизоде.       — Ага, это точно! А меня Дуглас, если он узнает.       Генри повернул голову в сторону подчинённого, пока они шли вдоль длинного коридора.       — Челл ведь за последний месяц так ни разу и не появилась в нашем секторе?       — Нет, ни разу, — подтвердил Майкл.       — Да уж… странно…       — Судя по тому, что мне о ней рассказывал Даг, у них двоих были, должен заметить, весьма странные взаимоотношения в средней школе. И в старшей, кстати, тоже.       — М-м… Да нет, просто… всё равно я её не понимаю. На её месте я бы обязательно смог бы найти время. И это её желание попасть в “особый” кластер долгосрочной консервации… Неужели она и правда не может придумать лучший способ наладить отношения со своей матерью? К тому же он такой сомнительный… ещё не известно, как Кэролайн отреагирует на её “победу” над ГЛэДОС, если всё произойдёт именно так, как она этого подсознательно хочет.       — Значит, она просто не сомневается, что всё будет именно так, вот и всё, — высказал своё виденье ситуации Майкл.       — Да не-е… как мне кажется, тут не всё так просто… Её наверняка кто-то до этого надоумил, но вот кто?       — Пф! Да этим “надоумившим” мог быть кто угодно!       — Н-да, тут ты прав.       — Могла и сама себя в этом убедить, кстати.       — Вот не знаю. Что-то мне подсказывает, что без чьей-то помощи здесь не обошлось… Ну да ладно, это уже не наши с тобой проблемы. Свою часть уговора мы выполнили безупречно. Что случится дальше: станет ли она героем в глазах Кэролайн или провинившейся в край бунтаркой, покажет время.       — Хех, забавно будет посмотреть на реакцию миссис Джонсон, когда это произойдёт! — усмехнулся Майкл.       — Ага, и не говори! А уж мне-то как интересно, хо-хо-хо! Вайпер будет целую неделю мусолить эту тему на нашем радио, это я тебе гарантирую!       — Ну да, ну да… хе-хе! Наш ди-джей точно не проигнорирует такое событие! Вообще прикольно, что она по несколько раз на дню выходить в эфир с самыми что ни на есть настоящими новостями, что где на Aperture случилось важного. И это с учётом того, что она никогда не изучала журналистское дело. Должно быть, ей приходит просто уйма писем о произошедших событиях по пневмопочте. Интересно, а сколько всего у неё информаторов? Думаю, суммарно наберётся около пары сотен, не меньше.       — При следующей встрече тогда задашь ей этот вопрос лично, а за одно и мне расскажешь, самому интересно. Я думаю, она тебе ответит, у неё ж скорее всего нет причин скрывать эту информацию от остальных. В конце концов, она же решила не менять искусственно свой тембр, став новым “Голосом Aperture” пять лет назад, а ведь вполне могла! Знаешь там, ну, создать какой-нибудь таинственный образ, исказив голос до неузнаваемости при помощи этих её диджейских штучек и превратившись из молоденькой девушки с таким на удивление приятным, словно бы электронным голоском в сорокалетнего басовитого байкера. Придумала бы себе какой-нибудь мужской псевдоним и всё! Вот тебе и новая личность-инкогнито, о которой вообще никто ничего не знает! Кстати говоря, возвращаясь к предыдущей теме, может всё это представление Челл спланировала вовсе и не для Кэролайн, а? Как ты думаешь?       — В смысле? — не понял Майкл. — Хочешь сказать, оно исключительно для Дага? Слу-ушай, я об этом не подумал…       — Нет, ну может даже и не лично для него, а, знаешь, из расчёта убить двух зайцев одновременно? Блеснуть в глазах обоих сразу?       — Хм, возможно. Но метод конечно выбран странный. Провести чёрт знает сколько лет в криосне ради… этого? А потом ещё и соревноваться с полутора тысячами других испытуемых, кто быстрее вырубит ГЛэДОС?       — Но с другой стороны сам посуди: она знает о ГЛэДОС больше, чем кто-либо ещё из этих полутора тысяч. Стало быть, пока другие будут, извини за выражение, страдать фигнёй, у Челл будет большое преимущество. Она вполне может пройти испытания Портального Устройства быстрее всех и оказаться “той самой”, кто, как говорится, “дёрнет главный рубильник”.       — Думаешь, в случае ЧП это окажется она? — Майкл скривил бровь, выражая всем своим видом глубочайшее сомнение.       — Да кто его знает. Поживём – увидим.       Учёные дошли до развилки, правая часть которой непосредственно упиралась в крохотную комнатку с пневмолифтом.       — Через несколько минут в зале заседаний CH-14 будут отмечать прогресс в работе над ГЛэДОС. Не хочешь присоединиться к фуршету? — спросил Генри.       — Да нет, спасибо, сегодня я пас.       — Ладно, как знаешь. А я схожу. Как минимум потому что после всех этих разговоров и дел у меня появилось дикое желание напиться, чтобы снять стресс и хоть немного расслабиться.       — Это ты Шампанским планируешь напиться-то? — усмехнулся подчинённый Генри. — Ну удачи, что могу сказать!       — Ты зря иронизируешь. Думаешь, кто в своё время подкинул Роджеру идею протаскивать свой алкоголь на предприятие в термосе, а потом переливать его во флягу, чтоб повсюду таскать с собой, м-м?       От крайнего удивления мистер Уотт выпучил глаза и раскрыл рот.       — Да ну нет… не может быть… это… это был ты?!       — Рот закрой – Модуль залетит, — отхлебнув пару больших глотков текилы из фляги, сказал в шутку Генри, захлопнул указательным пальцем рот учёному, со странной улыбкой на лице похлопал его по плечам и заскочил в пневмолифт, который тут же увёз начальника прочь от изумлённого Майкла, простоявшего так ещё минут пять, не сдвинувшись с места.