Не оправдав надежд.

Наконец-то после еще часа мучений Федор закончил, отложив кисть в сторону. С уст слетело тихое. - «На сегодня достаточно.» От этих слов Николай, позволил себе облегченно выдохнуть и чуть расслабиться. Пусть Николай на холсте и выглядел обворожительно, но настоящему он не ровня. Работу Достоевский уже закончил, только вот взгляд отвести от парня никак не мог, да и чего уж скрывать – не хотел. Чтобы не заметить пристальный взгляд угольных глаз, нужно быть либо слепым, либо идиотом. Николай хоть и относил себя ко второму типу, но очевидное ему было очевидно. - Я бы хотел сделать еще пару эскизов, если не возражаешь? – не отводя взгляда от оппонента произнес Федор, как всегда спокойно и сдержанно. - Надеюсь, не прямо сейчас? Меня даже смены так не выматывают, боже, Феденька… у меня же ноги уже затекли и руки и все. Весь я затек. – в попытке вызвать хоть каплю сочувствия, пожаловался белокурый. Реакция со стороны брюнета последовала, не совсем такая, которую Николя ожидал, Федор рассмеялся. - Тебе лишь бы посмеяться! Тут человек умирает, а он! Ух, да как так вообще можно!! – возмутился блондин и хватая Доста за руку, притянул к себе. – Хватит смеяться! - У тебя прямо-таки талант смешить людей. Брюнет злобно оскалился, подавить смех все же удалось. Парень взглянул на свою руку, после на белокурого и уселся на того. – Я мог бы спокойно посмеяться всей своей гнилой душой, но ты меня прервал и такую чудную возможность я упустил. – брюнет облизнулся и приблизился к лицу блондина. – Покайся грешник или же пожалеешь. Теперь расхохотался уже Гоголь. Воспринимать Федора в серьез он не мог, хотя бы потому, что тот восседал на его коленях, раскраснелся и к тому же был раза в два ниже. Несмотря на это белокурый решил подыграть. – Ох, мне так страшно, но каяться я не буду, ибо зла не делал. - Ничего хорошего судя по всему тоже. - Да почему сразу ничего? Я творю чудеса в постели. – после этих слов блондин торжественно достал из кармана карты и перемешал. – Выбирай карту, а я ее угадаю. - Я не буду в этом учувствовать. - Если не угадаю будешь и дальше сверху. - Не участвую. - А, так ты хотел быть снизу? - Нет, и до сих пор не улавливаю с каких пор мы перешли на эту тему. – злобно фыркнул брюнет и взял одну из карт. - Манипулятор из тебя такой же фиговый, как и фокусник. – честно признался Федор. - Ахах, возможно, но ты ведь повелся. – самодовольно улыбнулся белокурый, продолжая. – Хм… карта у тебя в руке – бубновый валет? Федор нехотя покосился на карту. – Не верно. – и показал карту Николаю. – шестерка крести. – озарив белокурого злорадной усмешкой Федор замолчал. Сам не знал почему, может причина что-либо сказать еще не появилась. Нет, нет, надобности говорить не было. Он задул свечу, тьма тут же окутала обоих. Брюнет почувствовал только скользящие вдоль спины пальцы, а после теплое дыхание и тот желанный шепот. – Так ты согласен на эту авантюру? - Согласен. – тихо произнесет Достоевский и нарочно заденет плечо Гоголя, в наивной попытке прикоснуться к его коже. Федор вплетет свои тонкие пальчики в патлы блондина, осторожно прикусит ушко, опустится чуть ниже – к шее и с таким же воодушевлением поцелует. Внутри весь сгорал со стыда, как славно, что в темноте ничего не видно. Если закрыть глаза моментально обостряются другие чувства. Например, ты острее чувствуешь боль, лучше слышишь и содрогаешься от касаний. Так не с каждым, но Федора, буквально бросало в дрожь – стоило второму его коснуться или как-то задеть. Он словно ожидал удара. Что делает человек, когда чувствует опасность? Все очень просто – либо нападает первым, либо ждет, когда набросятся на его и надеется, что пронесет. Кажется, брюнет был именно вторым. Белокурый впивался в шею парня, нарочно прокусывая плоть – сначала не сильно, а лишь в ожидании реакции, которая последует. Дозволено ли? Если Федор не пытался его оттолкнуть или хоть как-то помешать процессу – он продолжал. До крови искусывал губы, заострял внимание на ключицах. Тихие стоны брюнета могли бы занять почетное место в плейлисте Николая. Дост смиренно ожидал возможности перехватить инициативу в свои руки. Он попросту не успевал за бариста, сердце отбивало бешенный и совершенно незнакомый ритм. Темноволосый спустился ниже у ног блондина, покрывая их робкими поцелуями. Белокурый ликовал, сдерживать себя он не привык и улыбку прятать не стал. Он обхватил волосы брюнета и притянул ближе к себе, хотелось посмотреть в выразительные горящие угли, только вот завеса тьмы, увы, не разделяла его желаний. Тогда он дернул штору свободной рукой, позволяя лучам хоть немного проникнуть внутрь. Белокурый ошарашенно взглянул на Федора. Возможно, силу он все-таки не рассчитал. Алые губы, уши и шея были искусаны до крови, следы от рук тоже местами остались, это пустяки. Николай никак не мог понять почему тот плачет, он не кричал, не пытался что-то предпринять, только зажмурился от ярких лучей. – Почему ты плачешь? Почему ты не сказал, что тебе не приятно, я бы сразу остановился. – обеспокоенно произнес Николай. – Извини, так увлекся, моя вина. - Нет, моя. – твердо произнес брюнет. - Хорошо, хорошо, но если ты не против – я все обработаю? – Федор кивнул и белокурый продолжил. – Говори в следующий раз, если что не так. - Следующий? - повторил Дост. - Что? - У нас будет еще… ну. - Если ты захочешь, то да. – улыбнулся Николай и легонько чмокнул того в лоб. - Хочу. Гоголь принес медикаменты и принялся обрабатывать все раны того, после заметил странные рубцы на ногах брюнета, а там и шрамы на руках. Спрашивать об этом он не стал, подумал, мол при желании тот и сам все расскажет. Шрамы были старые, а рубцам с неделю будет. Федора он знал не так уж и давно, но то что он не любил просвещать посторонних в свою жизнь – понял давно. Говорил он мало, требовал много. Возможно ему просто было интересно многое, а может причины были иные. В любом случае, Гоголь и не возражал.