Обреченные быть

Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого? Эрих Мария Ремарк «Триумфальная арка»

Грейнджер была очень худой. Не скелет, обтянутый кожей, но все-таки костей Драко различал явно больше, чем для неё задумывала природа. Вчера он её видел — не было времени разглядывать, сейчас он на неё смотрел. Она изучала Драко, пока тот притворялся, что спит; теперь пришёл его черёд. И он явно вёл по очкам. Гермиона выглядела беззащитной и, очевидно, чувствовала себя так же. Худая голая девочка с синяками на бёдрах, с обезумевшей душой его деспотичного отца внутри. Драко пытался представить её беременной и не мог. Она просто не выдержит, не справится. Она сломается, будто кукла — коллекционная фарфоровая кукла, с которой вздумали поиграть в дочки-матери. Драко медленно подошёл к ней, боясь спугнуть, и напрасно: она застыла под его взглядом, как кролик перед удавом. Он чувствовал себя мерзко. Драко не был удавом и не испытывал ни малейшего желания завладеть ее уничтоженной жизнью. Он понимал, что убедить её в этом почти невозможно, — её страх не рассудочный, животный, — но всё равно было обидно. Всё больше хотелось заставить её поверить ему. Драко не хотел думать о самолюбии, глядя на измождённое тело Грейнджер, но и видеть перед собой только жертву не желал. Он по-прежнему чуял в ней силу, которую она для себя похоронила; осталось заставить ее вспомнить об этом. Как это сделать, он не представлял. Кровоподтёки на её ногах убивали в нём веру в себя самого. Драко осторожно коснулся её щеки, провёл пальцем по скуле. Он стоял так близко, что слышал её дыхание; её грудь почти касалась его футболки. Он ловил её тепло — может, поэтому её кожа покрылась мурашками, отдавая это тепло ему? — Я хочу посидеть с тобой, пока ты будешь в душе, — сказал он тихо и поспешно добавил, видя, как расширились её глаза: — Просто посижу, не буду даже смотреть. Мне так спокойнее. Можно? Грейнджер не двигалась ещё с полминуты, потом молча кивнула. Драко убрал руку и отступил на шаг. И словно чары развеялись: она отвернулась от него и торопливо ушла в ванную, оставив дверь открытой. Драко подождал, пока польётся вода, и последовал за ней. Драко слушал шум воды за душевой шторкой и тихую возню Грейнджер. Он попросил её не применять заглушающие чары. Это ещё не было паранойей, но что-то вроде. Драко боялся повторения вчерашнего — и она, наверное, тоже, поэтому молча согласилась. Он старался не смотреть на шторку; разглядывал белый агрегат с окошком прямо перед ним, непритязательный серый коврик под ногами, деревянный шкафчик, откуда накануне взял полотенце. Да и плотная шторка не позволяла разглядеть что-либо кроме смутных теней. Но Драко снова и снова беспокойно косился на неё. Природа беспокойства его смущала. Разглядев Грейнджер под разными углами, он признался себе, что она ему совсем не отвратительна. Более того — она ему интересна. Драко потёр лицо руками, вздохнул и снова принялся созерцать интерьер. Кто знает, может, она зачаровала шторку и отлично видит, как он косится в её сторону. * * * Гермиона не могла сидеть в душе до скончания веков. Вымывшись дважды, она глубоко вздохнула, успокаивая колотящееся сердце, убавила напор воды и попросила Малфоя выйти, чтобы она вытерлась и оделась. Тот согласился постоять за дверью, и Гермиона ощутила облегчение. Лишь бы не видеть на себе его странного взгляда. Дождавшись щелчка дверной ручки, она отдёрнула шторку и ахнула, когда почти уперлась в Драко, стоящего с полотенцем в руках. Гермиона не успела опомниться, как он завернул её, вытащил из ванны и прижал к себе. Странно, но обёрнутая в полотенце с головы до ног она чувствовала себя защищённой от него, будто в броне. Малфой медленно поглаживал её спину и плечи, промокая воду. Потом вытащил палочку, продолжая крепко обнимать одной рукой, и высушил ей волосы. Все это время он молчал, никак не объясняя своих действий. Молчала и она, не зная, что сказать; боясь признаться себе, что она не против стоять так близко и чувствовать, как его пальцы перебирают её волосы. Гермиона слушала, как напряжённо он дышит, и боялась пошевелиться. В кровати её движения не довели до добра. Малфой глубоко вздохнул, еще крепче сжал её в объятии, резко выпустил и отступил к двери. — Извини. Я перестраховался. Даю тебе минуту, а после вхожу, идёт? Гермиона кивнула, глядя на него во все глаза. Малфой решительно развернулся и вышел, на этот раз закрыв дверь за собой. Она уложилась. Драко ждал, прислонившись к стене. Гермиона остановилась прямо перед ним. — Идём пить кофе, или тебе тоже нужно в душ? — Обойдусь, — бросил он и направился в кухню. Гермиона постояла пару секунд и последовала за ним. На этот раз кофе удался. Оказалось, Драко любит чёрный, с молоком и без сахара. Его вкус показался Гермионе довольно непритязательным, она подспудно ждала от Малфоя каких-то вычурных пристрастий. Впрочем, это было удобно: она сама пила такой же. — Знаешь, у нас с тобой появилось что-то общее, — усмехнулась она, левитируя чашки на стол. Драко внимательно наблюдал за процессом, явно опасаясь, что у неё дрогнет рука. Гермиона не оправдала ожиданий, приземлив чашку ровно перед ним и не пролив ни капли. Малфой посмотрел на неё вопросительно. — Мы пьём одинаковый кофе. Он отреагировал, подняв брови. Просто сидел и молча пил её кофе — на её стуле, за её столом, под её крышей. И она — с синяками от его пальцев на ногах. Неожиданно захлестнуло обидой. Всё это чушь, и тепло его рук ей померещилось. Он ничего не способен ей дать, лишь забирать, будь он проклят. — Послушай, — голос дрожал, но она продолжила: — Ты не имеешь права со мной так обращаться. — Драко встрепенулся и поднял глаза. — Я не собираюсь терпеть бойкот от Малфоя в собственном доме и... и... — слёзы подступили к горлу, мешая говорить. — Господи, — Драко провёл рукой по лицу, и шумно выдохнул. — Грейнджер... Ты вообще не так все поняла. Он встал со стула, подошёл к ней и опустился на корточки рядом. Гермиона сжала зубы, борясь со слезами. Малфой вытащил палочку и аккуратно развёл полы халата у неё на коленях. Она вжалась в спинку стула, жалея, что не надела сразу джинсы. Драко положил ладони ей на бёдра и мягко развёл их в стороны. Гермиона оцепенела и закрыла глаза. Донеслось тихое бормотание, кожу обдало горячим воздухом. Она опустила глаза и увидела, как Малфой водит палочкой вокруг багровых пятен, и они постепенно бледнеют. Гермиона заворожённо прислушивалась к заклинанию, глядя на исчезающие синяки. Когда Драко закончил, она поняла, что почти не дышала. Он убрал палочку, но остался сидеть рядом. Гермионе было не по себе, пока его лицо находилось между её ног. Она ощущала на коже его дыхание. Заклинание отработало, но тепло не ушло, наоборот — разгоралось. Она попробовала сдвинуть ноги, но Драко снова положил руки ей на бёдра, останавливая. Его ладони заскользили по ногам, поглаживая и словно обнимая. Гермиона затаила дыхание, боясь повторения утренней агрессии. Она сознавала, что агрессия исходила не от него, но все равно боялась. Будто они шли по минному полю, с самого начала, с момента встречи. Она судорожно вздохнула, когда руки Малфоя легли ей на спину, над резинкой трусиков, и осторожно скользнули под неё. Он по-прежнему не поднимал головы, словно избегал встречаться глазами, словно опасался разбудить дьявола внутри неё и позволить ему взять контроль. И хорошо, что не поднимал. Гермиона не хотела, чтобы он её сейчас видел. Ей все труднее было справляться с собой: дыхание сбивалось, лицо горело. Внизу — там, где пальцы Драко гуляли по её заднице, губы касались бедра у самого края трусиков, а его дыхание обжигало через тонкую ткань, — наливалась горячая тяжесть. Она откинула голову назад и еле слышно застонала. Малфой выпустил её, но только для того, чтобы подняться на ноги. Гермиона открыла глаза и увидела над собой его расширенные зрачки. Захотелось немедленно спрятаться от этих глаз, но уйти сейчас было выше её сил. Она беспомощно смотрела на него, стиснув, наконец, колени. Драко наклонился, подхватил её на руки и понёс на кровать. * * * Оторваться от Грейнджер оказалось невозможно. Драко собирался всего лишь исправить свою ошибку и залечить её синяки, и сделал это, но после ему захотелось проверить гладкость её ног на месте сведённых гематом. И чуть дальше, под халатом... и выше, под трусиками. Ему казалось, если он поднимет голову, что-то случится. Люциус поймает его взгляд и снова перехватит контроль. Или она сама оттолкнёт его. Было куда лучше здесь внизу: прикасаться губами к её горячей коже и чувствовать, как она вздрагивает, отзываясь. Грейнджер издала тихий стон, и Драко не выдержал. Отгоняя мысли об утренней неудаче, он понёс её на кровать, положил и напрочь забыл, что хотел позволить ей быть сверху. Не сейчас, когда он дрожит от желания, не сейчас, когда она ему отвечает. Непослушными пальцами Драко кое-как развязал пояс её халата, замер на секунду, оглядывая уже знакомое, но не узнанное тело. Грейнджер отвернулась и зарылась лицом в подушку. Так не пойдёт... Драко резким движением содрал с себя футболку, рванул ремень, не глядя бросил на пол. Он жаждал чувствовать её кожей. Нависнув над ней, он осторожно убрал волосы с её лица и провёл пальцем по щеке. Гермиона приоткрыла глаза, избегая смотреть на него. Драко склонился и провёл губами по её шее, коснулся виска, потом щеки. Она повернулась к нему, и он поцеловал приоткрытые губы. Господи... его словно швырнуло в юность. Первый поцелуй, первые свидания, нерешительные прикосновения, жаркое дыхание и невыносимый трепет внутри. Грейнджер была трогательно отзывчива. Вряд ли отец целовал её в губы. Драко яростно мотнул головой, и Гермиона тревожно распахнула глаза. Он успокаивающе погладил её по волосам и снова поцеловал. От неё правда невозможно было оторваться. Никто ещё не возбуждал его так, как она, вынужденно неопытная, необъяснимо нежная и беззащитная. Драко прижался к ней всем телом, наслаждаясь ощущением её гладкой, горячей кожи. Бесило, что второпях он не разделся до конца, но он был не в силах оставить её даже на миг. Это смахивало на внезапную одержимость, но думать об этом сейчас он точно не хотел. Грейнджер безотчётно выгнулась, прижимаясь к его паху. Чертыхаясь про себя, Драко приподнялся, нашарил ширинку и дёрнул молнию. Гермиона издала тихий жалобный звук, словно обижаясь, что он отстранился. У него перехватило горло. Оставшись в расстегнутых джинсах, он стянул с неё трусики, не впервые отмечая, как хороши её ноги. Она отвечала его идеалам: небольшая грудь, длинные ноги и эта худоба. Драко мог сокрушаться «ах как она исхудала», но в черной глубине души всегда любил, когда видны кости. Почти фетиш. Гермиона дышала прерывисто и тяжело, сводя его с ума. Драко повернул её на бок, спиной к себе; положил ладонь на её лобок, погладил и скользнул пальцем ниже. Она захлебнулась воздухом и отпрянула, вжимаясь в него. Драко со свистом втянул воздух сквозь зубы, едва не кончив. Он крепче прижал её к себе, лаская другой ладонью грудь, зарылся лицом в волосы, успокаивающе шипя ей в ухо, и снова осторожно шевельнул пальцами. Грейнджер немного расслабилась и позволила ему проникнуть внутрь, и ещё немного, и ещё... Они почти перешли Рубикон, подумал Драко, теряя остатки самообладания. Он стянул трусы, насколько позволяли джинсы, приподнял её ногу и приставил ноющий член к её промежности; поводил и осторожно надавил. Она ахнула, словно споткнулась на ровном месте. Драко закусил губу, забыв как дышать. И Гермиона со стоном подалась ему навстречу. Почти в беспамятстве, короткими аккуратными толчками он вошёл до предела и понял, что больше не выдержит. Он выскользнул из неё и снова вошёл до конца, уже одним движением, и успел повторить, а потом она вскрикнула и сжала его внутри, и Драко содрогнулся, прижимаясь к ней ещё крепче, на грани возможного. Они долго лежали так, слившись воедино, успокаивая дыхание. Драко гладил её по плечу, руке, груди; водил ладонью по изгибам талии и бедра. Её кожи хотелось касаться бесконечно. Грейнджер дышала ровно и прижималась к нему, не пытаясь освободиться, и он не хотел покидать её тело. Драко никогда не отличался постельными подвигами. В Хогвартсе он старательно распространял слухи о собственной неотразимости, на деле обладая довольно заурядными возможностями. Он не был особенно жаден или похотлив, и в мужском окружении порой приходилось немного играть, изображая самца. Но сегодня с Грейнджер он почувствовал себя на вершине мира. Она не тянулась к нему, ничего не требовала, и это возбуждало за двоих. Драко впервые спал с женщиной, которая его боялась. Она боялась, он чувствовал, и не был удивлён. Не прошло и суток, как он успел дать и не сдержать обещание. И если бы это было единственным для неё поводом не доверять ему — Малфою. Драко зарылся в её волосы и коснулся губами шеи. Она пахла детским мылом. Этот еле уловимый запах сыграл с его подсознанием злую шутку, воскресив в памяти Малфой-мэнор из первого воспоминания Люциуса, в которое она его втянула; вызвал к жизни и самого Люциуса... к участию в их неудачной попытке сблизиться. Драко глубоко вздохнул, только сейчас сознавая: им удалось обойтись без него, остаться лишь вдвоём. Значит, они что-то смогут. * * * Гермиона смотрела перед собой широко открытыми глазами, но ничего не видела. Она прислушивалась к ощущениям, прокручивая в голове только что пережитое. Второй раз в жизни она была с мужчиной, и впервые — добровольно. Почти добровольно... Второй мужчина — второй Малфой. Это её пугало, но думать об этом было бесполезно. Контрпродуктивно — сказал однажды Гарри профессору Слагхорну, когда тот пытался его остановить. Рон так смеялся, слушая его рассказ после всего, а она смеялась, глядя на Рона. Всё это было не с ней, не в её жизни. Но, привыкнув носить в себе неподъемный груз чужих воспоминаний — чужих жизней, — она имела право присвоить себе память Гермионы Грейнджер. Ведь это она была ею когда-то давно. А Гермиона Лост лежала в постели с Драко Малфоем, и между её ног высыхала его сперма. Все произошло так быстро, но тем сильнее была её тяга к нему, она будто вспыхнула и взорвалась. Тяга пересилила страх. Гермионе не с кем было сравнивать Драко, кроме его отца. Но и этого сделать она не могла, даже если бы захотела. Тогда, восемь лет назад в аврорате она растворилась в Люциусе. Он ведь не просто член в неё вставил — он прежде вынул из неё душу. И там она была безусловно и абсолютно счастлива принимать его полностью, как угодно и сколько угодно. Люциус стал её господином и полноправным хозяином в считанные минуты. И она до сих пор помнила всё до мельчайших деталей. Гермиона предполагала, что Драко не станет подвергать её Империусу; и он не мог стать Хозяином — это она успела понять за несколько дней с ним. Драко не был Люциусом. Но она помнила, помнила и боялась до дрожи, и победить этот страх было невозможно. Сейчас, лёжа в его объятиях, слушая его дыхание над ухом, Гермиона начинала гордиться собой — впервые за много лет. Она отважилась и выдержала; она снова выжила. И ей понравилось. Ей всё же не мерещилось его тепло: только что он это доказал, щедро его отдавая. На чем бы ни развели этот костёр, ненависти ли, похоти, привязанности — Драко удалось отогреть её пламенем. И ей было всё равно. Главное было здесь и сейчас: тёплые руки на её теле, тёплое дыхание на шее, тепло внутри. Гермиона перешагнула через себя и выжила, и не хотела больше ничего, только прижиматься к тёплому телу и ни о чем не думать. Она заслужила отдых, она так долго к этому шла, не ведая, куда идёт. И пройти предстояло немало... а сейчас ей нужно отдохнуть, даже если мир провалится в ад. Малфой шевельнулся внутри неё. Едва заметное давление вдруг снова стало нарастать. Гермиона напряглась, но потрясённо поняла, что отзывается. Драко задвигался в ней, медленно и мягко, и снова накатила горячая волна. На этот раз было немного иначе: не так порывисто, не так быстро, но ещё горячее. Вырвался стон, и она не пыталась его сдерживать. Ей было хорошо. Малфой приподнялся, завёл её ногу себе на плечо и оказался сверху, все это время не вынимая члена. Теперь она видела его лицо, его взгляд. И чувствовала его ещё острее. Он снова задвигался, не сводя с неё глаз, входя быстрее и глубже. Сердце билось сильно и часто, зашумело в ушах. Гермиона снова застонала, Драко склонился и жадно впился в её губы. Его язык в её рту творил с ней то же, что его член в её теле. Она не могла выдерживать это долго. Рука Малфоя сжимала её грудь. Гермиона вцепилась в неё ногтями, приглушённо вскрикнула и выгнулась ему навстречу. Он дёрнулся в ней — раз, и другой, — проникнув до предела, и кончил с коротким стоном. Она больше не хотела думать о страхе. Она в принципе не хотела сейчас думать или делать что-нибудь ещё. Малфой вытянулся рядом лицом в подушку, перекинув через неё руку. Этот жест заставлял её по-прежнему чувствовать себя собственностью. Но сейчас ей было безразлично. Слишком много новых эмоций в слишком коротком отрезке времени. Она была полна до краёв, и сил едва доставало, чтобы дышать. Гермиона закрыла глаза и благодарно провалилась в сон.