Обреченные быть

«Я знаю: это смесь дьявола с моей кровью». М.А. Булгаков «Морфий»

Драко снился кошмар. Он бежал из Хогвартса через Запретный лес; впереди мелькала шевелюра Беллатрикс, за спиной слышались торопливые шаги Снейпа. Драко спешил, изо всех сил стараясь не отставать от тетки, но двигать ногами становилось все труднее. Он запнулся о корягу и рухнул на землю, больно приложившись грудью. Не в силах подняться, Драко загнанно дышал, чувствуя, как в щёку впивается какой-то сучок, а одежду пропитывает сырость влажного мха. Он подумал, что можно остаться лежать здесь — может, о нем забудут. Но мокрая одежда раздражала, и касаться этого странного мха не хотелось: он был омерзительно тёплым, словно Драко утопал в бульоне. И сладковато пахло железом. Морщась, он пересилил себя и приподнялся. Пальцы и ладони были в чем-то испачканы. Драко поднял руки повыше и в отблесках огня от горящей хижины Хагрида разглядел, что они тёмно-красные. Он закричал, прежде чем успел додумать до конца. Но о нем действительно забыли: никто не отозвался. Драко вскочил на ноги, но поскользнулся в крови и снова упал, зажмурившись и продолжая кричать. Когда он решился открыть глаза, Запретный лес исчез. Он лежал в постели Грейнджер, в её комнате, и никакого мха. Только лежать все равно было мокро. Драко поднёс к глазам руку и вернулся в кошмар: ладонь и пальцы блестели красным. Сон слетел моментально. Драко резко сел, в голове застучало. Бледная до синевы Гермиона дышала часто и неглубоко. Драко вздрогнул: её предплечье выглядело кровавым месивом. Трясущейся рукой он попытался стереть кровь и разглядел очертания черепа и змеи. Метка была словно процарапана изнутри, из-под кожи. Драко в два прыжка оказался у стола, где оставил палочку, и вернулся к Грейнджер. На секунду прикрыл глаза, изо всех сил стараясь сосредоточиться, глубоко вздохнул и начал водить палочкой по рваным краям раны-клейма. — Вулнера Санентур, — Драко бормотал монотонно и нараспев, повторяя интонации Снейпа. Он смотрел на Грейнджер, а видел напряженное лицо декана, склонившегося над ним в заброшенном туалете для девочек. — Вулнера Санентур... Когда Лорд выжигал Метку на его руке, было очень больно. Но не больнее Сектумсемпры Поттера. Драко помнил ощущения, словно это было вчера, помнил, как быстро расходились края взрезанной кожи, как прилипла к груди и животу намокшая рубашка; какой горячей оказалась кровь и как много её было. И жуткая, невыносимая слабость — ещё хуже пронзительной боли. Он не смог никого позвать и просто сдох бы в этом туалете. — Вулнера Санентур. Вряд ли Грейнджер долго лежала со вспоротой рукой, раз ещё дышала. Драко не знал, был его сон просто сном, подстроившимся под ощущение от намокшей простыни, или его вызвал отец. Чтобы не дать Грейнджер умереть. Вспышка ярости едва не сбила его, и Драко усилием воли отогнал ненужные мысли. Он успеет предаться воспоминаниям о светлой юности после того, как вернёт Грейнджер к жизни. Глубокие царапины медленно превратились в уродливый рисунок из шрамов. Можно попробовать что-то сделать с ними потом. Главное, из Гермионы больше не вытекает кровь. От запаха Драко мутило. Кровью пахло в подвалах мэнора, где Лорд любил пытать магглов и полукровок. Чёртов маньяк, помешанный на крови. Драко до сих пор иногда слышал их крики по ночам. Грейнджер задышала ровнее. Её лицо слегка порозовело и перестало напоминать посмертную маску. Драко судорожно вздохнул, заставляя себя осознать, что главная опасность, похоже, миновала. Он очистил её кожу, потом занялся постелью и собой. Через несколько минут о случившемся напоминал лишь ненавистный медный запах, повисший над кроватью, как болотный туман. Драко предпочёл бы луковую вонь. Он спустился на пол, на ватных ногах подошёл к окну и распахнул его настежь. В комнату хлынула утренняя свежесть. Он до отказа наполнил лёгкие воздухом, задержал немного и шумно выдохнул. Стало легче. Драко медленно вытащил пачку сигарет, посмотрел с минуту и вернул на место. Это слабость. Ему понадобятся все его силы и ещё сверх того. Драко услышал за спиной тихую возню и обернулся. Грейнджер сидела по-турецки, и разглядывала руку. Она опустила голову, и он не видел её лица, скрытого волосами. Драко подошёл к ней и опустился на пол. — Думаю, от шрамов можно будет избавиться, — заговорил он осторожно. — Полчаса назад было не до красоты... — он помолчал, пытаясь угадать её реакцию. Гермиона подняла на него глаза: в них была тьма, и только. — Ты истекала кровью. Твоя рука... её будто вспороли. Ты была без сознания и бледная как смерть. — Я знаю, — Грейнджер вздохнула, провела по изуродованному предплечью ладонью, словно хотела стереть шрамы. Метку. — Мне снилось... Я видела его воспоминание. — Какое? — Драко обречённо напрягся, догадываясь. — Как принимал Метку сам. Не-ет, — она слабо улыбнулась и прикрыла глаза. — Я не покажу. Ты уже видел. Люциус хранил это воспоминание в думосборе. И показал накануне дня, когда Лорд пометил и тебя. Драко с дрожью вспомнил: так и было. Только было, как полагалось, он упал в воспоминание и видел молодого отца со стороны, и никто не видел его. Ему не пришлось проживать это самому, как в тех воспоминаниях, куда затягивала его Грейнджер. — Знаешь, почему твой отец не хранил это воспоминание в голове? Ему нравились идеи Волдеморта насчёт чистой крови, — Драко слышал, как тщательно она выверяет интонации. В её случае это был вопрос жизни. — Ему не нравилось тавро на его руке. На его священном теле, на идеальной коже. Его клеймили, как раба или скот. Избежать этого он не мог, как не мог сорваться с поводка, но мог позволить себе хотя бы не носить память об этом. Достаточно было постоянно видеть и чувствовать, — Гермиона снова усмехнулась. — Помнишь мою желтую комнату? И луковый запах, и музыку? Ну а думосбор был его тайным протестом. Драко молча слушал и разглядывал её: губы, подрагивающие ресницы, впалые щёки... красивая шея. Плечи, торчащие ключицы, от которых было трудно отвести глаза. Голая грудь, едва прикрытая одеялом. Он не ожидал, что так быстро возбудится снова. Теснота в джинсах сбивала с толку. Слишком рано повторять, она вряд ли готова. Не стоит и пробовать. Это не в его привычках. Он давно не подросток. Нет. Драко не выдержал и потянул край одеяла на себя. * * * Малфой застыл её врасплох. Когда одеяло соскользнуло с груди, Гермиона испуганно распахнула глаза и прикрылась руками, подтянув колени. Драко медленно погладил её по ноге. Он молчал и смотрел на неё странно. Боже... Ему понравилось её трахать, и он сделает её рабыней. Господи, нет. Для этого можно было найти кого-то поближе к дому. По коже ползли мурашки. Ему понравилось, и ей тоже. Но даже за это она уже поплатилась изувеченной рукой, едва не расставшись со своей жалкой жизнью. Гермиона не знала, что хуже: если бы она испытала отвращение от пережитого, или что ей было хорошо с Малфоем. Она совершенно запуталась, а его ладонь скользила выше, и кожа под ней загоралась. Не сводя с него взгляда, Гермиона медленно вытянула ноги. Драко высвободился из джинсов и трусов и залез на кровать. Несколько секунд он стоял над ней, опираясь на руки и колени. Она вглядывалась в его глаза. От возбуждения они темнели и казались почти чёрными. Как быстро она это запомнила. Малфой склонился и провёл языком по её губам. Гермиона приоткрыла рот, и он тут же скользнул внутрь, то едва касаясь, то впиваясь так, словно пытался выпить её душу, как дементор. Он больше не опирался на руки, и она чувствовала тяжесть его тела. Это заставляло сердце до боли колотиться о рёбра. Гермиона задышала тяжелее. Малфой сжал её грудь, припал губами к соску, вынудив коротко застонать. Она выгнулась, стремясь прижаться к нему бёдрами. Драко сел между её ног, разводя их в стороны. Гермиона захлебнулась воздухом, боясь и болезненно желая его подогнать. Малфой приподнял её и без промедления вошёл, и задвигался — напористо и размеренно. У неё зашумело в ушах, комната вокруг поплыла. Прерывистое хриплое дыхание Малфоя вводило её в транс, словно странная музыка. Кожа горела, но рука... Руку жгло, и жжение нарастало. Она снова посмела наслаждаться, и Хозяин напоминал о себе. Гермиона испустила яростный крик и что было силы впилась ногтями в бедра Малфоя. Тот сдавленно зарычал, дёрнулся внутри и обессиленно упал на неё. Гермиона переводила дух, потрясённо вслушиваясь в себя. Сердце колотилось, в ушах звенело. Мышцы мелко дрожали. Боль в руке утихла. Гермиона прогнала Волка. Заставила убраться в логово, пусть этим логовом и была она сама. Она ранила его дитя, но отбросила мысль о наказании. Он клеймил её Меткой Упивающегося смертью, но сейчас она упивалась своей победой. — Только не засыпай, — прошептал на ухо Малфой, и Гермиона с маху приложилась оземь. Плашмя, грудью и животом, когда из тела выбивает весь воздух, и лежишь выброшенной рыбой, разевая рот в никому не слышном зове. Волк не ушёл далеко. Он дождётся другого момента и напомнит ей, кто здесь главный. Она свернулась калачиком, прижимая к груди осквернённую руку, уткнулась в подушку и беззвучно заплакала. Драко повернулся и взял её за плечо. — Гермиона? Она сбросила его руку, но он тут же её вернул. От Малфоя не избавиться движением плеча. Может быть, сейчас он стерпит, даже если она его ударит. Ну как же, ведь ему хорошо: она только что ублажала его собой в третий раз за утро. И за это на нем не выжгут узоры, не пустят кровь во сне, обрекая на медленную смерть. Один Малфой имеет её снаружи, и за то, что ей это нравится, другой Малфой убивает её изнутри. Гермиону захлестнуло такое глубокое злое отчаяние, что она задохнулась и подавилась слезами, чувствуя себя подопытной крысой. Крыса — не волк, но когда её загоняют в угол, и она показывает зубы. Она схватила руку Драко и повернулась к нему. — Войди. На его лице отразилось непонимание, но он не был готов к нападению. Только не сейчас. * * * — Легилименс... Драко будто врезали под дых. Он стоит прямо перед Темным Лордом и смотрит в его кровавые глаза, тускло светящиеся яростью. Он только что вернулся из Азкабана — после года заключения, после бесплодной битвы с Дамблдором, когда уничтожил пророчество. Это свобода, но Лорд встречает его не с распростертыми объятиями. Лорд считает его единственным виновником проваленной операции и не задержится с наказанием. Драко предпочёл бы зажмуриться и представить, что ничего нет. И нет Лорда в его доме, рядом с его, Люциуса, женой и сыном. Вместо этого он стоит, не смея отвести глаз, и ждёт, в какую причудливую форму выльется гнев Хозяина. — Я много думал, Люциус, — вкрадчиво начинает тот, медленно обходя Драко. — Думал о тебе. Ты совершил ошибку, фатальную ошибку. — Мой Лорд, я... — И я тревожусь, Люциус, — продолжает Лорд, стоя за его спиной, заставляя кожу леденеть. — Все ли хорошо в твоей жизни? Все ли идёт так, как надо? Как ты хочешь? Ты удовлетворён своей жизнью? Лорд обошёл его кругом и снова стоит напротив, прожигая его взглядом. Драко сжимает кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах. Ему не нравится, к чему он клонит. Это пугает его до тошноты. Но нельзя подавать вида... Лорд увидит все, что захочет, но он не станет облегчать ему задачу по доброй воле. Ни на миг. — Люциус? Я жду ответа. Разжать зубы. Глубоко вдохнуть и выдохнуть. — Нет высшего смысла в жизни, чем служить вам, мой Лорд. Позвольте уверить вас, что все в порядке. Я полностью удовлетворён моей жизнью. — Лжёшь, — вкрадчивый голос превращается в угрожающее шипение. — Что с тобой не так, Люциус? Может быть, в твоей семье разлад? Семья — очень важная часть жизни, — со значением произносит Лорд. Словно понимает, о чем говорит. — Может быть, твоя жена не даёт тебе должной поддержки? Может, твой сын не выказывает должного уважения? По позвоночнику пробегают ледяные пальцы. Дыхание перехватывает. — Мой Лорд, уверяю вас: в моей семье царит понимание. Хозяин укоризненно качает головой, будто отчитывает проштрафившегося малолетку; неожиданно резко взмахивает палочкой, и щеку Драко обжигает огнём. Горячие капли стекают по шее за ворот тюремной робы. Он едва не ломает себе пальцы, удерживаясь от того, чтобы схватиться за лицо. — Я все ещё думаю, что ты лжёшь, Люциус, — Лорд тяжело вздыхает, показывая, как он расстроен разговором. — Ты не совершил бы таких вопиющих ошибок, если бы твоя жизнь тебя устраивала. В твоей душе нет покоя, а тело... — он окидывает его оценивающим взглядом. Сверху вниз и обратно. Несмотря на пульсирующую боль и отвратительную горячую сырость под робой, Драко готов поклясться, что физически чувствует, как его кожи касается ненависть Лорда. Он старается держать спину ещё прямее, лицо — ещё неподвижнее. Он невыносимо устал, но страх и адреналин держат его в спасительном напряжении. — Не может ли быть так, что твоё тело теряет былую форму? — продолжает Лорд, вопросительно глядя ему в глаза. Драко отрицательно мотает головой, опасаясь вызвать новую вспышку гнева, если откроет рот. — Я почему-то не могу верить тебе, как прежде, Люциус, — вздыхает Лорд, сокрушенно качая головой. — Что-то подтачивает мою былую уверенность. Ты беспокоишь меня. Я должен убедиться, что ты в порядке, что твоя ошибка — досадная случайность, которая не должна повториться. Драко не просто холодеет, теперь ему судорогой сводит живот, и не от голода. — Докажи мне, что говоришь правду, Люциус, — Лорд взмахивает рукой, предлагая ему доказать. — Покажи мне, что ты действительно удовлетворён. Я должен убедиться. Драко парализован. Нет, не может быть. Лорд не может требовать от него... Лорд может все. Раньше Драко только слышал о таком от других и брезгливо сторонился подобной информации. Раньше его это не касалось. До провала в Отделе тайн. — Люциус, — воркует Лорд, его глаза опасно вспыхивают. — Я хочу видеть, что ты удовлетворён. Позвать твою жену? Драко вздрагивает. Накатывает паника. — Или ты предпочитаешь иное? — В голосе Лорда неподдельная озабоченность. — Я могу пригласить сюда кого-нибудь, если не возражаешь, — он задумчиво рисует палочкой узоры в воздухе, созерцая застывшего Драко. Воздух тихо искрит. — К примеру, Грейбека. Что скажешь? Он давно на тебя облизывается, если ты не заметил. На лбу выступает испарина. Руки, сжатые в кулаки, сводит от напряжения, но Драко боится шевельнуть пальцем, чтобы не сломать невидимый стержень, на котором он все ещё чудом держится. Неслышно ступая, Тёмный Лорд подходит к нему вплотную и вглядывается, склоняя голову, как чудовищная птица. — Так что, Люциус? Позвать сюда твою жену? Или сына? Что тебя больше мотивирует? Мое время дорого. Я не могу бесконечно тратить его на неудачника вроде тебя. Коту надоело играть с мышью. Пришло время её сожрать. Драко просто ждёт, едва справляясь с дыханием, чтобы не упасть на колени, если откажут ноги. Чем в большую ярость приходит Лорд, тем сильнее он цепенеет. Он не может подвергать Нарциссу такому. Мозг отказывается воспринимать мысль о появлении сына — здесь, сейчас. Иные варианты Лорда он воспринимает отстранённо, словно они были предложены не ему. В противном случае его психика с визгом и звоном разлетится вдребезги. — Мой Лорд, — шепчет он одними губами. — Пожалуйста... Слезы на щеках смешиваются с кровью. — Пожа-алуйста, — передразнивает Хозяин холодно и презрительно. — Давай, Люциус. Покажи мне, что ты в порядке. Докажи свою преданность. Заслужи моё доверие. Лорд поднимает палочку. За спиной слышатся шаги. Драко закрывает глаза. — Кто пришёл? — без выражения спросил он, так и не открывая глаз. Грейнджер молчала. — Кто? — Зачем тебе это знать? — Зачем ты мне это показала? — Хочу, чтобы ты больше узнал о своём отце. Драко скривился и едва не сплюнул. — Грейнджер! — Но это так! — Гермиона села на подушку, подтянула колени к груди и обвила руками, сцепив пальцы до побелевших костяшек. — Он не был идеалом, твой отец. Он садист и убийца. Но ко всему ещё и трус. Ты не знаешь его так, как знаю я! Ты видел, что он готов был сделать — с тем, кого привёл ему Волдеморт. С любым из вас, ясно? Лишь бы не ослушаться Хозяина. — Неправда... — Правда! Если бы Волдеморт привёл тебя, он бы просто наложил Обливиэйт после... — Нет!!! Звук удара резанул по ушам. Драко не успел понять, как в одно мгновение оказался перед ней и с размаху отвесил пощёчину. Грейнджер задохнулась. На щеке разливалась красная отметина. Драко посмотрел на свою руку, будто она была чужой. Пальцы дрожали, и Грейнджер дрожала, и Драко ждал, что сейчас отец начнёт её убивать. За то, что она показала ему и сказала. И, черт возьми, он ничего не сможет сделать, он не знает, что ещё сделать, чтобы обезопасить её от него и от самой себя. Ему хотелось выть от бессилия. Она внезапно рванулась, пытаясь спрыгнуть с кровати, и пнула его, но не сумела освободиться. — Подожди, — прохрипел Драко, согнувшись от боли между ног. Он крепко схватил её за плечи и не дал сбежать. Если она доберётся до палочки, возможно, ему конец. А потом ей. — Успокойся. Я не собирался тебя бить. — Конечно, ты ведь обещал не причинять мне боли, — прошипела она сквозь слёзы. Драко сильно закусил губу. Он обещал и снова обманул. — Собираться и бить — это ведь не одно и то же, правда? Похоже, твоё слово ничего не стоит, — добавила Грейнджер и криво усмехнулась. — Настоящий Малфой. Драко стиснул зубы до ломоты в челюстях. — Мне... трудно принять то, что я вижу и слышу от тебя. И я не могу быть уверен, что ты показываешь мне правду. Она побледнела. Это было жестоко, но честно. Умом Драко понимал, что всё — правда. Но сердцем принять не мог, и это тоже было правдой. Одному богу ведомо, сколько времени ему потребуется, но у Грейнджер этого времени больше нет. И у Люциуса тоже. — Прости, — он отпустил её и сел рядом, вцепившись в растрепанные волосы. — За то, что ударил, и за то, что до сих пор не могу до конца поверить. Это трудно. Я верю... и одновременно не верю, понимаешь... — Да, — она устало вздохнула, — знаю. Я тоже не могу перестать тебя ненавидеть и бояться, несмотря... ни на что. Но знаешь, Малфой, если ты ещё раз ударишь меня, я вышибу тебе мозги. Во всяком случае, попытаюсь. Драко промолчал. Он совершенно не планировал повторять, но, как показали последние дни, его контроль над собой не внушал прежнего доверия. Гермиона встала с кровати и пошла в ванную. Драко провожал её взглядом, и шестое чувство говорило ему: что-то неуловимо изменилось, и он, похоже, узнал об этом раньше неё.