Обреченные быть

Я запомнила, что никому не была нужна, и всю жизнь сомневалась, что может быть по-другому. Шоколад был моей единственной любовью, и он меня ни разу не предал. Одри Хэпберн

Драко разглядывал макушку Грейнджер, её волнистые волосы, рассыпавшиеся по столу. Из-под них выглядывал пергамент, исписанный крупным корявым почерком. Как сам Уизли. Грейнджер оказалась права: письмо прислал рыжий, и да, он собирался навестить её в самом ближайшем времени. В пятницу. Пятничные визиты грозили стать традицией. Драко был охвачен смятением, пытаясь сообразить, как ему поступать, но в хаосе мыслей выделялась одна. Он не хотел сбегать и отсиживаться в отеле. Если верить Грейнджер — и своим глазам, — Люциус действительно не станет причинять ей физический вред. Теперь не станет. И, может, Драко мог бы оставить её одну на несколько дней. Но он н е х о т е л. Тем более, наедине с Уизелом. Драко слушал, как бессильно вздыхает Грейнджер, уткнувшись лбом в скрещенные руки, как бормочет что-то жалобно-вопросительное, и думал: а что, в сущности, он знает о них? Драко вспоминал, как обожгло позорной обидой его лицо, уши, шею и даже, казалось, кожу под гладко прилизанными светлыми волосами, когда Поттер прилюдно пренебрёг его предложением выбрать правильных друзей. Драко не мог после этого выбросить их из головы — Поттера и его новых друзей, выбранных взамен отвергнутого Малфоя. Не мог ходить мимо, не задевая; не мог не искать их взглядом, где бы ни находился, а найдя, кривить губы и старательно поливать презрением. Не мог — потому что внутри саднила обида. Наверное, самая серьёзная за всю его долгую одиннадцатилетнюю жизнь. Драко был обидчив с раннего детства, сколько себя помнил. Но отказ легендарного полукровки ранил его больнее, чем он ожидал. И как он мог не ненавидеть тех, кого великий мальчик поставил выше него? Сын предателя крови и дочь магглов — Драко не понимал. Он ревностно следил за троицей с Гриффиндора год за годом, но знал, по сути, лишь то, о чем знала вся школа. Это сводило его с ума. Их настоящая жизнь оставалась для него непостижимой загадкой. Как празднуют Рождество в нищенском гнезде Уизли? Где проводит лето грязнокровка? Как живётся Поттеру в маггловской норе? О чем они разговаривают в своей башне, так непохожей на родные подземелья Слизерина? О чем смеются, грустят, чего боятся — по-настоящему?.. Драко не мог перестать думать об этом. Такие разные и чужие; с каждым годом пропасть между ними росла. И он в отчаянии понимал, что никогда не заглянет даже в замочную скважину их неприступных дверей. Тогда как эти два нахала — Поттер и Уизли — запросто просочились в слизеринские владения, когда им понадобилось кое-что разнюхать. Не без помощи своего долбаного мыслительного центра, разумеется. Грейнджер всегда была у них мозгом. Чтобы это понять, Драко хватало того, что он видел и слышал. Поттер отвечал за везение и был Поттером. А вот Уизли — что этот чёрт делал рядом с ними двоими? К слову, Драко был уверен, что между Поттером и Грейнджер рано или поздно завяжется любовь. Кто знает, что чувствовал бы он сейчас, будь письмо на столе написано Поттером. Они вместе — это было хотя бы логично... но Уизли? Драко помнил, как заорал рыжий в Выручай-комнате: «Это моя девушка, придурки!» и бросился за Крэббом. Он даже не сразу сообразил, о чём это вообще, да и не тот был момент, чтобы размышлять на отвлечённые темы. — ...делать? — голос Грейнджер вывел его из глубоких раздумий. Он моргнул и по её лицу понял, что фраза была длиннее. — Что, чёрт возьми, нам делать? — повторила она в растерянности. — Слушай, а почему ты, ну, была с ним, а не с Поттером? — Драко собирался сказать совершенно другое, но дурацкий вопрос вырвался как-то сам по себе. Она слегка покраснела и, похоже, разозлилась. Он бы тоже разозлился на её месте. Но сказанного не воротишь. — Это каким вообще боком тебя касается? Драко и хотел бы вернуть разговор в другую плоскость, но не удержался и фыркнул. Ну, действительно, звучало странно. Каким боком его касается прошлое матери его будущего ребёнка? Такая формулировка повергла его в шок. У него будет ребёнок. От Гермионы Грейнджер. Шок. — Извини. На самом деле, никаким. Грейнджер гневно сверкнула на него глазами, но промолчала. — Наверное, мне лучше вернуться в отель, — негромко сказал Драко, наблюдая за ее реакцией. Она закусила дрогнувшую губу. — На то время, пока Уизли будет здесь. Но я не хочу, — добавил он, не без удовольствия наблюдая, как мгновенно расширились её зрачки, будто полыхнули маленькие чёрные вспышки. — И не съеду. Вот так. Интересно, осознавала ли она, как облегчение читается в её позе, жестах и выражении лица? Или просто он успел так изучить её реакции? — Я не представляю, как ему это объяснить. — Я не представляю, как тебе помочь, не зная ничего о ваших отношениях, — заметил Драко. — Он знает?.. — Нет, — мрачно произнесла Грейнджер. — Ему мог рассказать только Гарри, но он этого не сделал. Я знаю. Драко поднял брови и развёл руками. Знает, так знает. Ей виднее. — Малфой, — она снова кусала губы, пытаясь собраться с мыслями. — Как? Как мне ему объяснить? — Как насчёт правды? — Нет! — Грейнджер снова испепелила его взглядом. — Ты не понимаешь. Он мой друг. У меня их совсем немного. Но... он больше, чем друг. Он любил меня. И... — она замялась, потёрла виски. — Боюсь, любит до сих пор. — Как трогательно, — процедил Драко, не понимая, когда успел закипеть. — Если я не ошибаюсь, любовь к тебе не помешала ему жениться? Как её звали... Лаванда? Такая кудрявая кукла. Совсем не похожая на тебя. — Не смей рассуждать о том, в чём ни бельмеса не смыслишь, — отрезала Грейнджер, раздувая ноздри. Теперь она побледнела и явно сдерживалась изо всех сил. Драко ощутил какой-то нездоровый азарт. — Конечно, не смыслю. Ты ведь не желаешь посвящать меня в подробности ваших высоких отношений. — Да почему я должна посвящать? Тебя! — она в сердцах скомкала пергамент с каракулями Уизли и швырнула в мусорную корзину. И в ярости аккуратистка, про себя усмехнулся Драко. — Может, потому, что нас кое-что связывает? Ты мне небезразлична. Кажется, он впервые вслух коснулся темы отношения к ней. Для Грейнджер это тоже прозвучало неожиданно. Чёрт, но ведь это уже факт. — Слушай, — пробормотала она, нервно приглаживая волосы, — нужно выйти. — Что? — не понял Драко. — Куда? — В магазин. У нас пустой холодильник. Драко молча таращился на неё, пытаясь найти в её словах сакральный смысл. Но она действительно имела в виду пополнение запасов. Он подумал и решил вернуться к разговору позже. Слишком непростым он получался для них обоих. Он не предполагал, как стремительно и незаметно пролетят следующие дни. * * * Малфой в супермаркете стал для Гермионы ещё одним новым развлечением. Доставляло удовольствие смотреть, как настороженно он оглядывает полки с продуктами, подозрительно вслушивается в рекламные объявления, едва не шарахается от магглов. Несмотря на то, что жизнь её усложнялась с каждым днём, Гермиона начала осознавать, что наслаждается присутствием человека рядом с собой. Непредсказуемого, раздражающего, нервного, опасного, интересного — живого. Постоянно, а не редкими наездами. И даже просто идти по магазину, задевая его локтем, случайно касаясь бедром; знать, что сейчас он рядом и останется с ней вечером, и ночью; и утром, проснувшись, она увидит его... ей это нравилось. — А что ты любишь? Гермиона слегка растерялась и обернулась. Малфой притормозил у холодильника с морепродуктами и хмурился, изучая ценники. — В смысле? — Что ты любишь есть? Ты сама. Не говори мне про овсянку и ростбиф, — он повернулся к ней и прищурился, склонив голову. — Это хорошая еда, но... Я люблю морских гадов, — он кивнул на холодильник, — а тебе они нравятся? Гермиона беспомощно молчала, чувствуя себя идиоткой. Она понимала, что не может ответить на простой вопрос. Год за годом она покупала и готовила себе еду, не особенно задумываясь над тем, хочет она этого или нет. Одно и то же — словно собачий корм привычной марки. Малфой, как ни в чём ни бывало, снова оглядел холодильник. — А почему они выглядят так странно? Где свежее? Тут есть живая рыба? — Это заморозка, — выдавила Гермиона, радуясь, что отпала необходимость отвечать на невозможный вопрос. — Чтобы можно было долго хранить в морозильнике дома. Малфой посмотрел на неё с сомнением. — Морозильник. Это вроде стиральной машины? — Ты видел его у меня на кухне. Большой металлический шкаф у окна — холодильник. В нем есть специальный отдел, где температура на порядок ниже. Это и есть морозильная камера. Я храню там мясо, рыбу, кровь, овощные и фруктовые смеси. — Что? — он вгляделся в неё с озадаченным видом. — Что ты там хранишь? — Я же сказала только что, — Гермиона начинала злиться. Не понимает элементарных вещей, а за идиотку держит её. — Мясо, рыбу, фрукты и овощи. Малфой посмотрел на неё странно и, кажется, хотел что-то добавить, но передумал. — Так есть здесь свежая рыба? Гермиона молча прошла с тележкой мимо него в сторону больших аквариумов, где медленно плавали серебристые рыбины и ползали огромные раки. Малфой последовал за ней. Гермиона не вспомнила, что она любит, — она об этом не забывала. Просто перестала держать это в голове, когда перестала быть собой. Сегодня она не хотела говорить: «Это любила она». Она снова была ею, как была ею всегда, но не имела права быть. Теперь она его вернула... не без помощи Драко Малфоя. Обедали они пастой с морепродуктами и большим салатом из свежих овощей; ужинали запеченной барракудой с пряными травами. И, конечно же, десерт: настоящий брауни. Шоколад — вот что боготворила Гермиона Грейнджер и могла потреблять в неограниченных количествах, если бы пожелала. В школе многие девочки завидовали и не верили, что ей просто повезло с генетикой. Гермиона пыталась объяснять про обмен веществ, но они хотели слышать рецепт зелья или секретные заклинания, и она махнула рукой. — Не день, а праздник живота, — пробормотала она, борясь с желанием облизать тарелку с шоколадными крошками. Такая малость — вкусная, любимая еда, — просто перевернула мир. Малфой довольно ухмыльнулся. — Я не думал, что ты любишь шоколад. — Интересно, почему? — Ну, не знаю. Это неправильная еда. А ты всегда была правильной. И шоколад у меня с тобой точно не вязался. Гермиона фыркнула. — Какая ерунда. — Ты тоже удивилась, когда узнала, что я торгую сладостями. Помнишь? «Ты — вечно с таким кислым лицом, и вдруг — сладости», — процитировал он, подражая её интонациям, и ей стало смешно. И правда ведь, сама грешит стереотипами, а ему делает замечания. — У тебя отличная память, — усмехнулась она. — Один-один. Малфой иронично поднял брови, но промолчал. Взмахнул палочкой и отлевитировал пустые тарелки в раковину. Гермионе нравилось, что он не чурался возни на кухне. Она ожидала от Малфоя иного. — Ты не чувствуешь себя домашним эльфом, когда моешь мою посуду и варишь нам кофе? Малфой взглянул на неё без улыбки. — Не чувствую. Нам пришлось распустить всех эльфов после войны. Я давно привык обходиться своими руками. Как организатор Г.А.В.Н.Э. Гермиона ощутила удовлетворение. Она вспомнила разговор у кассы супермаркета. Малфой настоял на том, чтобы заплатить. — Мне не нужны подачки, — напряглась она. — Я не собираюсь тебе подавать, — парировал он. — Я живу под твоей крышей и пользуюсь твоими ресурсами. Ты готовишь нам еду, так позволь мне её принести. Гермиона с сомнением уступила, не найдясь с аргументами. Так и было, он прав. Но всё же что-то внутри неё противилось. Она много лет жила одна, но в то же время — во власти Хозяина. Даже безобидные попытки разделить с ней ответственность она воспринимала как посягательство на свободу. Гермиона не знала, изменится ли это когда-нибудь. В одном она не сомневалась: Малфой, явившийся в её жизнь — не совсем тот Малфой, каким она знала его в школе. И конечно, сейчас она знала его намного лучше, чем тогда. Благодаря его отцу. Но Малфоя, с которым она провела последние несколько дней, она узнавала сама. Если она его задела, извиняться не собиралась. Он, по всей видимости, и не ждал. — Чем займёмся? — он перехватил её взгляд, брошенный на часы. — Попробуем выспаться? — Было бы идеально, — Гермиона улыбнулась. — На свежую голову приходят удачные решения. Малфой согласно кивнул. — Кто-то идёт в душ, кто-то моет посуду? Гермиона снова улыбнулась. — Иди. Я решила вернуть в свою жизнь магию, так что потренируюсь. Малфой развёл руками. — Не думаю, что твоя квалификация сильно пострадала. Я быстро. Гермиона занималась посудой и думала, что, наверное, доверие между ними проросло крепче, чем она ожидала. Раньше она посчитала бы, что он съязвил насчёт квалификации, и услышала в этом сексизм пополам с шовинизмом... но она услышала то, что он сказал. Отказ от магии не умалил её способностей. И она снова улыбалась. * * * Если бы все оставшиеся дни могли быть такими, как сегодняшний, Драко, пожалуй, счёл бы это пределом мечтаний. На сегодняшний день. После пережитого в последние несколько... Оставшиеся до чего — он себе не обозначал. Заглядывать вперёд дальше нескольких часов было страшно. Такого он не испытывал даже в войну. Тогда было очень страшно, но не было так странно. Драко вышел из душа и увидел Грейнджер стоящей у открытого окна. — Эй, — окликнул он, и она обернулась. Может, из-за контраста заоконной темноты и тёплого мерцания ламп она показалась ему бледнее обычного. — Ванная свободна. — Хорошо, — она слабо улыбнулась и без промедления отправилась туда, по пути запнувшись о порожек кухни. — Ты в порядке? — Драко что-то неуловимо тревожило. Может, новообретённая привычка ждать беды в любую секунду сигналила о том, что хороший день затянулся. — Да, — отозвалась Грейнджер, не оборачиваясь, и закрыла за собой дверь. — Дай бог, — пробормотал Драко, раздумывая, не покараулить ли ему под дверью. Вместо этого он вытянулся на кровати и прикрыл глаза. Ощущение затишья перед бурей не покидало его. Немного погодя он скинул с себя джинсы и футболку и залез под одеяло, прислушиваясь к ровному шуму воды за стеной. Может, тревога окажется ложной. Может, им действительно удастся выспаться и изобрести удачное решение проблемы Уизли, которая никуда не делась оттого, что о ней не говорили. Пока Гермиона умывалась, Драко успел задремать. Его разбудил шорох одеяла и лёгкий скрип кровати под тяжестью её тела. Он открыл глаза и таращился в темноту перед собой, слушая, как она укладывается под одеяло. Грейнджер прижалась спиной к его спине, тихо вздохнула и затихла. Драко снова закрыл глаза, наслаждаясь её теплом. Ему казалось, он может пересчитать её позвонки, не поворачиваясь. Но спустя некоторое время всё же повернулся — обнять её и зарыться лицом во влажные волосы. Усмехнулся про себя: видимо, сушить их теперь его прерогатива. В который раз подумал, как волнующе она пахнет и прежде, чем смог отозваться на безмолвный призыв её тела, снова уснул. Он не знал, сколько прошло времени, когда она резко вскочила, сбросив его руку, и побежала в ванную. Вот оно, подумал Драко, не зря же он ждал. Не могло быть хорошо так долго. Сон как рукой сняло, оставалось надеяться, что они успели проспать достаточно, чтобы восстановить силы... но за окном было темно, ни намёка на рассвет. И тяжёлая голова не позволяла обманываться. Услышав из ванной характерные звуки, Драко тяжело вздохнул, помедлил немного, ища в себе зачатки бодрости. Звуки стали пугающими, и он бросился в ванную. Грейнджер снова рвало, но теперь это напоминало агонию. Мимолетного взгляда в унитаз Драко хватило, чтобы заключить: она избавилась не только от ужина, обеда и завтрака, а, возможно, и от части своих внутренностей. Не тратя времени на брезгливость, он подхватил её, сползающую на пол, отвёл с лица грязные волосы, в которые недавно зарывался носом, наслаждаясь ароматом. Она дрожала и захлёбывалась. По телу то и дело пробегали судороги, заставляя мучительно сокращаться. Драко лихорадочно перебрал в голове заклинания, ища подходящее, чтобы хоть попытаться остановить это. Палочку он прихватил с собой уже машинально. — Дезинет Вомэре*! Грейнджер замерла на секунду. А потом её снова вывернуло, хотя, как показалось Драко, было уже нечем. Он покрепче обхватил её одной рукой и повторил заклинание, замирая от страха, что если оно не подойдёт, он может просто её добить. Она хватала ртом воздух с закрытыми глазами, но блевать, кажется, перестала. Пока она часто и неглубоко дышала, откинув голову, Драко попытался очистить её лицо и волосы, вполголоса бормоча заклинание. Грейнджер снова пробила крупная дрожь. В тот момент он почти распрощался с ней, но её больше не рвало. Он дождался, пока она отдышится, и постарался поднять её на ноги, приговаривая: «Тихо-тихо-тихо-тихо», успокаивая не то её, не то себя. Драко помог ей забраться в ванну и заново умыться. Без помощи ей было бы сложно — руки и ноги дрожали от слабости. Грейнджер сидела в ванне, обняв колени и упершись в них подбородком. Драко поливал её из душа; она не двигалась, просто, закрыв глаза, слушала журчание воды. Драко думал о том, какая она была весь этот день: непривычно бодрая, непривычно улыбчивая. Ему доставляло удовольствие смотреть, с каким аппетитом она ела. Следовало ждать такого финала, а не бездумно расслабляться. — Выходит, ты ошиблась? Он по-прежнему может причинить тебе физический вред. Грейнджер печально усмехнулась, качнула головой. — Нет. Не ошиблась. Я бы не умерла оттого, что меня вывернуло наизнанку, — она вздохнула, переводя дух. — И ребёнок... там ещё и не ребёнок, эмбрион... ему ничего не угрожало. А вот избавить меня от радости поесть любимой еды у него получилось, — она снова вздохнула. Тень улыбки исчезла. — Что ж, возвращаемся в колею. Никакого шоколада. У Драко сжалось сердце. Она сейчас говорила не о еде. Он завернул краны, сдёрнул с крючка полотенце и набросил ей на плечи. Грейнджер послушно встала и выбралась из ванны, но пошатнулась и ухватилась за его руку. Драко вздохнул, поднял её и понёс в комнату. Отнести в кровать худую и лёгкую Грейнджер ему не составляло труда. Его удручало её состояние, вынуждающее так делать. Он уложил её, обошёл кровать и уселся рядом. — Повернись на бок. Она молча послушалась. Драко взмахнул палочкой и аккуратно высушил её волосы. Глупо, но ему казалось: если что-то изменить, ситуация не повторится. Она легла спать с мокрыми волосами, и всё пошло не так. Теперь он высушит их, и плохого больше не случится. По крайней мере, этой ночью. В детстве такая хитрость работала. Грейнджер что-то пробормотала в подушку. Драко отложил палочку и вытянулся на кровати. Через некоторое время Гермиона вздохнула и придвинулась, вжавшись в него спиной. Драко обхватил её рукой поперёк живота и прижался ещё плотнее. Когда они лежали вот так, страх отступал. Её волосы снова лезли ему в лицо, но это было хорошо. Он зарылся в них лицом, незаметно, как ему казалось, прикоснулся губами к её затылку. Гермиона накрыла ладонью его пальцы и стала поглаживать. Драко понял, что можно изменить кое-что ещё, кроме высушенных волос. Он приподнялся на локте и поцеловал её шею. Она повернулась на спину, и Драко готов был поклясться: её глаза светились в темноте. Он устремился на этот свет, как ночной мотылёк. Больше этой ночью им ничего не помешало. _______________________ * вымышленное заклинание