Обреченные быть

Нас часто ждут именно там, куда мы возвращаться не хотим. Эльчин Сафарли «Я вернусь»

Гермиона собиралась, вернувшись домой, приготовить нормальный завтрак. Но переступив порог, поняла, что совершенно вымотана. Она даже не стала тратить время на слова: утреннего контакта с Роном ей хватило с лихвой. Просто отцепила собачий поводок от ошейника, скинула кеды, прошла в комнату и рухнула на кровать, успев заметить, что Малфоя там уже нет. Откровенно говоря, сейчас ей было плевать на это и на всё остальное. * * * Едва Грейнджер с рыжим покинули дом, в окно кухни постучали. Драко вздрогнул и вскочил с кровати. На подоконнике сидела небольшая нахохленная сова. Он отвязал письмо и отпустил усталую птицу, мимоходом подумав, как бы среагировал на сову пёс, останься он дома. Драко присел на край стола, развернул письмо и с тревогой вгляделся в летящие строчки. «Драко, здравствуй, малыш!..» Любое письмо от матери, сколько он себя помнил, начиналось с его имени. Не то чтобы это было чем-то необыкновенным, но Драко знал: как в письме его имя стояло первым, так и в сердце её он сам занимал первое место. Всегда. ...Надеюсь, твоё дело движется успешно. Уверена, ты хорошо питаешься и одеваешься по погоде. Как ты перенёс акклиматизацию?.. Чёрт, акклиматизация. В постоянном стрессе он напрочь о ней забыл. Может, он не чувствовал себя так паршиво, если бы принял какие-то меры. Ну зато питался он хорошо, когда еда вообще лезла в горло, и когда они вообще о ней вспоминали. ...Дела в магазине идут сносно. Я появляюсь там почти каждый день, и вроде бы нашла общий язык с твоими работниками. По крайней мере, ко мне уже привыкли... Драко улыбнулся. Он не сомневался в матери, но всё равно был тронут её ответственностью. К стыду, грызущему за то, что оставил всё на неё, он уже привык. ...Драко, ты должен знать: приходили люди из Отдела магического правопорядка. Проявляли излишний, на мой взгляд, интерес к твоему отсутствию; спрашивали о разном. Где ты, надолго ли, почему. Я держалась корректно, не беспокойся... Он не сомневался, что мать держалась корректно. Нарцисса отличалась завидным самообладанием. Драко представил, как она стоит — прямая, тонкая, отважная, — и с достоинством отражает нападки министерских. По его вине. В глазах защипало, и он моргнул несколько раз, прежде чем дочитать письмо. ...Драко, милый, боюсь, тебе придётся вернуться хотя бы ненадолго. Министерские вернутся, и, наверное, скоро. Ты ведь знаешь: их не интересуют дела в магазине. Им нужно, чтобы ты сидел на привязи. Не уверена, что смогу быть так же корректна с ними в следующий раз. Как и они со мной... Драко тяжело вздохнул и уткнулся лицом в скрещенные на столе руки. Он не может покинуть Грейнджер надолго. Игнорировать авроров, оставлять мать им на растерзание тоже нельзя. Нужно искать другой выход, и Драко его видел. Нежеланный, сомнительный, но единственный. Драко не помнит, как оказался на крыльце. Но этот вопрос перестаёт его волновать, едва он оглядывает небо. На востоке клубится тьма, незаметно приближаясь, обещая грозу. С запада врываются солнечные лучи. И Драко готов поверить, что день куда-то провалился, уступив место вечеру, но спасительная мысль гаснет и растворяется, стоит лишь присмотреться. Солнце поднимается из-за горизонта. Драко чувствует, как волоски на теле встают дыбом, и слышит скрип калитки. Он смотрит туда, ожидая увидеть Грейнджер и Уизли, но видит отца. Люциус Малфой входит во двор, и калитка громко хлопает за его спиной. Драко хочет встать, но не чувствует ног; он словно примёрз к доскам крыльца. Он до ломоты в висках вглядывается в отца, поражаясь колдографической чёткости. Бездонные пасмурные глаза; горбинка носа; впалые землистые щёки, покрытые щетиной. Широкий разворот скорбно опущенных плеч. Люциус медленно шагает по дорожке, гравий хрустит под его сапогами. Драко дрожит от захлёстывающей реалистичности происходящего. Он ещё раз пытается встать на ноги, цепляясь за перила, и ему удаётся. Люциус поднимается по ступеням, подходит вплотную к Драко, заставляя поднять лицо. Они почти одного роста, но отец всё-таки выше. От него пахнет дождём и землёй, веет холодом. Драко вспоминает, как со всех ног бежал к отцу, вошедшему с мороза под Рождество. От него так же веяло холодом, но в чистых волосах мерцали снежинки; сам он улыбался. Нынешний не улыбается. Но, чёрт возьми, он больше никогда не войдёт ни с мороза, ни из-под дождя; а сейчас — стоит прямо перед ним, так близко, так... Драко несмело поднимает руку, касается отцовского плеча. Люциус накрывает его пальцы ладонью, и Драко ощущает тепло. Горло внезапно перехватывает; на глаза наворачиваются жгучие слёзы, господи, совсем как расплавленный металл, больно... Драко порывисто прижимается к груди отца, укрытой такой знакомой боевой мантией; обнимает его за шею. Чувствует на спине, плечах тёплые и надёжные руки. Щёку царапает жесткая щетина, но Драко не пытается отстраниться. — Ты всё сделал правильно, Драко, — шепчет Люциус над ухом. Драко напрягается. — А ты, папа? Ты все сделал правильно? — он отстраняется от отца и всматривается в его лицо. Люциус молчит. — Я знаю, почему ты это сделал. Понимаю твои мотивы. Но что ты делаешь сейчас?! — Я был уверен, что ты понимаешь мои мотивы. Я приглядывался к Поттеру и его шайке с самого начала. Они стали его семьёй. Признаться, делал ставку на Поттера: был убеждён, что рано или поздно Грейнджер будет с ним. Уизли всерьёз не рассматривал. — Драко завороженно слушает хрипловатый разбойничий голос, боясь пропустить хоть слово. — Но она умеет удивлять, как оказалось... В любом случае, она была очень дорога ему, а когда с дорогим существом случается такое, — это адская боль, — Люциус качает головой, он выглядит так, словно точно знает, о чем говорит. — Боюсь, я слишком внимательно следил за этой девочкой. А она слишком пристально наблюдала за мной. — Ч-что это значит? — Драко старается, чтобы голос не срывался. Это трудно, потому что внутри всё дрожит от ярости и боли. Люциус мрачно усмехается. — Додумай. Так или иначе, она давно часть меня, а я — её часть. Мы слишком долго вместе, Драко. — Почему ты терзаешь нас сейчас, если я всё сделал правильно? — Я ответил тебе только что. Она слишком моя, Драко. И с этим ничего не сделать. С этим невозможно бороться. — И так будет до самого... рождения? Люциус щёлкает языком и качает головой. — Драко, я пленник. — Ложь, — шепчет Драко. — Ты — Хозяин. И постоянно напоминаешь ей об этом. Как же она смеет забыть, правда? Люциус отворачивает голову в сторону надвигающейся грозы, щурится на небо. — Папа, — говорит Драко, чувствуя, как непрошеные слёзы ползут по лицу. Он слизывает с губ солёную влагу. Плевать. — Отец. Я сделал то, чего ты от меня требовал. — Ты оправдал мои надежды. — А ты мои — нет. У Люциуса дёргается щека. — Но я прошу лишь, чтобы ты оставил её в покое. Оставил в покое нас. Разве не в твоих интересах, чтобы она была в порядке?.. — Ты влюбился в неё? — А ты? Люциус снова усмехается, трясёт головой, с силой проводит ладонью по лицу. — Глупый малыш... — Я не малыш! — взрывается Драко. Кровь шумит в ушах, мешая ясно соображать. Он будто отброшен в детство, снова неспособен адекватно противостоять отцу. — Ты не понимаешь, — снисходительно произносит Люциус и осекается. По лицу проходит судорога. Он сглатывает и продолжает: — Это иное. Драко не нужны его слова, он видит то, что за ними. Он глубоко вдыхает и выпускает воздух через ноздри. — Я хотел бы вернуться назад. Хотел бы сделать другой выбор... — Как далеко назад? — напряжённо спрашивает Люциус, вглядываясь в него. — ...и чтобы ты был жив. Отца снова перекашивает, он закрывает лицо рукой и на некоторое время замирает. — Я бы тоже хотел вернуться, Драко. Поверь, куда сильнее, чем ты. — Оставь нас в покое, отец, — Драко старается, чтобы в голосе звучал металл, а не мольба. Люциус смотрит в небо. — Мне пора. Надвигается гроза. Не стоит тебе попадать под этот дождь, Драко. — Я буду с ней до самого... рождения. — Я тоже. Он спускается с крыльца и уходит по дорожке, которая неизвестно когда превратилась в каменистую дорогу, а калитка исчезла вместе с забором, и тротуаром, и городом за ним. Драко тупо смотрит в удаляющуюся спину отца, потом поворачивается: дома нет. Есть доски крыльца, на которых он стоит, и дверь. Драко чувствует, что крыльцо существует, пока он на нём; и лучше взяться за ручку двери, пока она ещё здесь. Обхватив дверную ручку пальцами, он слышит, как за спиной ударяются о крыльцо первые тяжёлые капли. Драко оборачивается, и порыв ветра швыряет ему в лицо горсть ледяных игл. * * * Гермиона открыла глаза и напряглась, ожидая привычных спазмов в желудке, но их не было. Вслушалась в себя, боясь поверить, что чувствует себя неплохо и даже выспалась. Она осторожно поднялась с кровати, обошла её, с удовольствием потянулась до хруста в позвонках. Запоздало подумала, что не стоило, но голова уже закружилась. Гермиона неловко оступилась, ловя равновесие. — Осторожно. — Руки Малфоя удержали её за талию. — Спасибо, — она криво улыбнулась, нервно кивнула. — Резко встала... — Как ты? — он развернул её к себе, с тревогой изучил лицо. — Ты бледная. — Зато меня не тошнит, — теперь она не могла скрыть ликования в голосе. — Меня не тошнит! — Ого, — Малфой улыбнулся в ответ, заражаясь её состоянием. — Это хорошая новость. — Ты тоже бледный, — заметила Гермиона. — Выспался, пока нас не было? Малфой убрал руки, и она поежилась: без них ей стало прохладно. — Не выспался. Видел отца, — он потёр лицо, потряс головой. Гермиона почувствовала, как леденеет внутри. Она тоже отступила на шаг. — Он сказал, что будет с тобой до... до самого рождения. — Ребёнка, — уточнила Гермиона. На лице Малфоя отразилось непонимание. — До рождения ребёнка, Драко. У меня в животе ребёнок. Это можно говорить вслух. — Ладно, — он втянул воздух и шумно выдохнул. — Слушай, мне придётся уехать. Ненадолго. Гермиону снова бросило в холодный пот. Очевидно, она изменилась в лице, и Малфой поспешил объяснить: — Пришло письмо от матери. Дела в магазине требуют моего присутствия. Увы. — Чёрт... — Ноги внезапно стали ватными. Она села на кровать, глядя на Малфоя и не зная, что сказать. Мысли превратились в кисель. — С тобой останется Уизли, — Малфой присел напротив, взял в руки её холодные пальцы. — И будет ещё кое-что. — Что будет? Стук в дверь не дал Малфою ответить. Он быстро вскочил на ноги и вышел, чтобы вернуться через минуту, неся четыре одинаковых коробочки. — Как раз вовремя. Идём, покажу, — он кивнул в сторону кухни. Рон уже сидел за столом с кружкой чая. Может, они разбудили его разговором, может — проснулся раньше. Но обнаруживать себя не стал. Малфой сгрузил на стол коробки. На каждой была буква «М», напоминающая символ Министерства магии. Гермиона и Рон молча наблюдали, как Малфой вскрывает коробку. — Это ваши, — он подтолкнул к ним по коробочке. — Открывайте. — Телефоны, — сказала Гермиона, разглядывая блестящий чёрный аппарат. — Я видел такое, — добавил Рон. — Отец приносил с работы. — Должен признать: твой отец не глупостями занимался, возясь с маггловскими устройствами, — неохотно сказал Малфой. — Не иначе дракон в горах сдох, — пробормотал Рон, раскрыл телефон и нажал кнопку запуска. Гермиона сдержала смешок и взглянула на Малфоя. У того дёрнулась щека, но он предпочёл пропустить шпильку мимо ушей. — Меня не устраивает скорость совиной почты. Раз уж мы застряли в этой глуши, нужно быть на связи всегда. — Куда-то собрался, Малфой? — хмуро спросил Рон. Гермиона не могла определить, чего больше в его глазах: страха или облегчения. — Да. Дела дома. Неотложные дела. Теперь она следила за Малфоем и чувствовала, что тот будто оправдывается и злится на себя за это. Она собралась с духом и спросила: — Сколько дней это займёт, Драко? Он помолчал, открывая и закрывая крышку телефона. — Не знаю. — Но... ты вернёшься? Он вздрогнул, и его взгляд ответил ей прежде слов. — Конечно вернусь! И так скоро, как только смогу. Гермиона отвела глаза, скрывая подступившие слёзы. Ей было страшно, очень страшно. — А когда улетаешь? — Сегодня. — Боже. Так быстро? Но когда ты успел взять билет? И телефоны... Малфой похлопал рукой по ноутбуку. — Быстро осваиваешь маггловские штучки, Малфой, — заметил Рон, не отрывая взгляда от собственной трубки. Судя по тому, как он в ней копался и удовлетворённо кивал, он и сам не отставал в освоении маггловских штучек. — Глупо отказываться от лишних удобств, — отрезал Малфой. — Весь волшебный мир осваивает маггловские штучки, и я не ортодокс. — Кто прошлое помянет, тому глаз вон, — пробормотала Гермиона в какой-то прострации. Драко исчезнет через несколько часов, а они сидят тут и болтают о какой-то ерунде. — Я попросил сразу установить в аппараты специальные карты для связи, так что они готовы работать. Давайте запишем номера друг друга и проверим, как это работает. Трубка Гермионы мелодично зазвенела, буква «М» на крышке засветилась. Она открыла крышку, и звонок оборвался. — Видишь, определился номер? Запиши его как мой, — сказал Малфой. — Твой у меня уже есть. Гермиона так и сделала, потом набрала номер Рона. — А четвёртый телефон? — Отвезу матери. Ну вот, — Драко потёр ладонями колени, вздохнул. — Вроде бы всё. Доктор Ходжес придёт к пяти. — А у него есть телефон? — заинтересовалась Гермиона. — Да. Он меня и навёл на эту мысль. Вот его номер, — Малфой вытащил из кармана кусочек пергамента и протянул Рону. — Запиши себе и звони, если что-то пойдёт не так. Он ответит в любое время суток. — Так он маггл, Драко? — Нет, — улыбнулся Малфой. — Волшебник. — Хорошо, — Гермиона слабо улыбнулась в ответ. — Так спокойнее. — Мне тоже. — Ты вызвал такси? — спросил Рон. — Вызвал, — Малфой подошёл к окну, взглянул на часы. — Должно подъехать через полчаса. — А вещи... ты собрал вещи? — Гермиона чувствовала себя совершенно потерянной. — Мне особенно нечего собирать, — усмехнулся Малфой и кивнул на сумку у порога кухни. — Путешествую налегке. — Ладно, — она сникла, не находя больше поводов задержать его. — Кофе выпьем? — Конечно. Рон предпочёл допивать свой чай. * * * Драко не любил прощаться. И в этот раз не стал затягивать. Его тянуло поцеловать Грейнджер, обнять и прижать к себе крепко, как в последний раз. Тревожно было оставлять её, но он надеялся на неё. И на Уизли — гораздо меньше. Вместо этого Драко сжал её руку, безжизненно лежащую на столе и поблагодарил за кофе. — Присматривай за ней, — сказал он рыжему. — Смотри за ней в оба. Уизли хмуро кивнул. Драко подумал, что ему, должно быть, тоже тревожно, если не страшно. — Я вернусь быстро. Звоните в любое время. Он взял свою сумку и вышел, не оглядываясь. Из окна отъезжающего такси он всё же бросил взгляд назад. Грейнджер и Уизли стояли на крыльце. Его рука лежала на её плече. Паспортный контроль, досмотр, посадку Драко прошёл, как в тумане. В самолёте не получалось ни задремать, ни почитать. Голова болела, и мешанина мыслей не давала расслабиться. Драко не видел Поттера несколько лет — не считая редких колдографий в «Пророке». И он не мог предусмотреть, как именно поведёт себя, встретившись. Не знал, какие чувства полыхнут и одержат верх; чего ждать от него и от самого себя, как не допустить ошибки. Драко был почти уверен, что козыри на руках у него, но ждать подставы, осечки, срыва давно вошло у него в привычку. Драко соскучился по матери. Он собирался научить её пользоваться телефоном и слышать её голос, даже находясь за сотни миль. И он очень скучал по Грейнджер. Прошло всего несколько часов, но внутри саднило место, откуда оторвали кусок его самого. Этого он не ожидал, хотя мог, кому он врёт? Драко отдавал себе отчёт, что сильно привязался к ней, куда сильнее, чем привык думать. И то, что с ней рядом Уизли, отчасти успокаивало, но больше терзало. Лондон встретил Драко влажной моросью и пронизывающим ветром. Сырость заползала под воротник и в рукава. Он зарылся носом в шарф, закинул сумку на плечо и вышел из здания аэропорта, радуясь, что перелёт позади, а палочка снова при нём, и можно обойтись без такси. Спустя двадцать минут он стоял у ворот мэнора. Объятия матери всегда возвращали Драко в детство. Неизменно исходящий от неё лавандовый аромат, легкая ладонь на его волосах, сияющие для него одного глаза. «Драко, малыш...» — Так странно выходит, мама: одна моя проблема должна помочь решить другую мою проблему, — сказал Драко, когда они пили кофе после обеда. Странно: он летел сюда почти сутки, спал в самолёте кое-как, но меньше всего готов был сейчас отдыхать. Его словно лихорадило. — Когда тебе было четыре, Драко, ты приносил мне свои несчастья в ладошках, и мы делили их с тобой пополам, — ответила Нарцисса, не выпуская его руку. Будто боялась, что он исчезнет в любой момент. Так он и собирался сделать, поэтому виновато пожал в ответ её пальцы и грустно улыбнулся. — Мне уже не четыре, мама. К сожалению. Прости. — Ты совсем ненадолго, верно? — с тоской сказала она. — Да. Я вернусь, мам, только не очень скоро, — Драко собрался с духом и закончил: — Осенью. Его мать умела держать удар — только побледнела и закусила губу. — Не волнуйся, с магазином я всё улажу. — Ты уверен?.. — Да. Уверен. Произнеся это вслух, Драко понял, что иначе уже не выйдет. Он должен. * * * Кабинет Главы Аврората Письмо лежало перед ним на столе, и он перечитывал его уже в третий раз, пытаясь собраться с мыслями. «Гарри! Я так и не понял, о чём должен тебе рассказать и о чём — спросить. Ты, оказывается, знал, что тогда произошло. С Гермионой и Люциусом, мать его, Малфоем. Я тоже теперь знаю. Не знаю только, что я чувствую, что мне думать и делать, как всё это принять. Я сейчас в Австралии, у Гермионы. И знаешь, кто ещё здесь? Драко Малфой. Мы втроём живём под одной крышей, можешь представить? Попытайся. И мы тут надолго, Гарри. Когда будете с Джинни в Норе, попробуй объяснить моей маме и Джорджу, ладно? Придумай что-нибудь. Только и мне сообщи, чтобы я не попался на вранье. Ненавижу врать, теперь ещё сильнее ненавижу, потому что приходится. Такие дела, Гарри. Теперь ты знаешь, где я, ответь мне или... Не знаю. Хотел бы я хроноворот в руки и махнуть назад. Я бы не дал ей уехать. Почему ты молчал? Обнимаю тебя, друг. Рон.» Усилием воли Гарри заставил себя спрятать письмо в ящик стола, запер на ключ. Снял очки, потёр глаза, снова надел. Глубоко вдохнул и выдохнул, уставился на свои руки: пальцы еле заметно дрожали. Бесполезно. И молчать тогда оказалось бесполезно. Он давно чувствовал, что письма Гермионы фальшивы; пытался убедить себя, что это лишь его личная паранойя. И вот теперь точно знал, что эти годы врал себе и ей позволял ему врать. Точнее, позволял себе обманываться. Малодушно, как и тогда, в девяносто восьмом. Почему ты молчал? Ох, чёрт. Потому что не успел перестать быть героем-одиночкой. Потому что не вывез груза ответственности, свалившейся на него в детстве, и с годами лишь растущей. Потому что слишком дорожил Гермионой, чтобы здраво мыслить. Потому что ошибся. Прошлое догнало его, догнало их всех, и готовилось обрушить ему на голову контрольный удар. Так он чувствовал, а интуиции он доверял. «Но прошло несколько лет, Гарри. Почему же ты не пытался исправить ошибку?..» — прошептал в голове змеиный голос, однако минуту самобичевания прервал секретарь. — К вам посетитель, мистер Поттер. — Я же просил освободить мне утро, Шон. Почему... — Потому, — отрезал вошедший, отодвинув в сторону потрясённого Шона. — Это как нельзя кстати, Поттер, твоё свободное утро. Здравствуй. — Здравствуй, Малфой. А вот и удар. Хорошо, что он был хоть немного готов. Гарри прикрыл на мгновение глаза, снова глубоко вздохнул, беря себя в руки. Лучше поздно, чем никогда.