Обреченные быть

— Чарли... — Просто уйди. Оставь меня одного. Я — это уже не я. Я разваливаюсь на части, и ты не нужна мне. «Цветы для Элджернона»Дэниел Киз

— Колорум виридис [1]. Бурый камешек, висящий в воздухе послушно сменил цвет. Зеленоватая спираль тихо вращалась, поблескивая в рассветных лучах. Новый взмах палочки. — Колорум виридис. Серый с красными прожилками окрасился зеленью, удлинив гирлянду. Драко медленно подошёл, стараясь двигаться бесшумно, и остановился рядом с собакой. Колин мельком взглянул на него, взмахнул хвостом с тихим приветственным визгом, и снова уставился на парящие камешки. — Что ты делаешь? Грейнджер, в отличие от пса, не удостоила его взглядом. Она не сводила глаз со своей спиральной гирлянды. — Что это? — негромко повторил Драко. — Это мобиль, — не сразу ответила она. А, мобиль. Ну это сразу всё объяснило. — А... для чего он? Гермиона всё же смерила его недоверчивым взглядом. — Это первая игрушка, которую увидит малыш. Пока ещё ничего не умеет, кроме как лежать и смотреть. Он будет наблюдать за тем, как движутся разноцветные камешки. — Разноцветные? — Драко поднял брови, разглядывая красивую и абсолютно зелёную спираль. — Именно, — Гермиона цокнула языком. — Ты не знаешь о детях примерно ничего, да? — Вероятно, — Драко внимательно изучал её лицо. — Боюсь, и тебе нужно кое-что знать, дорогая. Твой мобиль зеленее моего школьного шарфа. На том хоть были серые полоски. — Что? — она хмуро покосилась в его сторону. Очередной камешек завис под её палочкой на полпути к веренице перекрашенных собратьев. Колин тявкнул, изнывая от нетерпения, и ткнулся носом в невидимую преграду. — Ты поставила защиту? — Да. Колин мешал. — Почему просто не усыпить его на время? — Не хочу лишать воли живое существо без крайней нужды, — её строгие интонации не смутили Драко, лишь больше насторожили. — Бог с ним, так что насчёт твоего мобиля? — Да что с ним не так? — Я, конечно, ни черта не смыслю в детях, но цвета различаю исправно. Он зелёный, Гермиона. Никаких разноцветных камешков. Ты всё выкрасила в зелёный. Вот что не так. Он красивый, просто не зови его разноцветным. Драко пожалел, что открыл ей глаза. Теперь Грейнджер замерла, глядя на своё творение, а пёс ворчал на Драко, уловив связь его интонаций с её реакцией. — Цыц, ты, — вполголоса рявкнул он, и щенок обиженно отпрянул. — Гермиона... — Ты прав. — Он всё равно классный. Ты... — Да без разницы, какой он, Драко. Его делала не я. Снова не я. Больно видеть слёзы в её глазах, но оставаться сейчас рядом было выше его сил. Грейнджер, скорее всего, нуждалась в утешении, но Драко чувствовал: если не встанет прямо сейчас и не уйдёт подальше, что-то взорвётся. Может, воздух между ними от порыва стихийной магии, а может, его голова. Он даже не стал подбирать слова. Смятение овладело им так внезапно, что куда именно идёт, он не соображал. Грейнджер не проронила ни слова, Колин остался с ней — естественно, все всегда остаются с ней, — и Драко остановился на краю обрыва, где ночью общался с Уизли. Он правда не заслужил повторения, за что? Вот сейчас — за что? Но шуршащая трава за спиной говорила, что одиночество ему не светит. — Доброе утро. — Он до сих пор не привык слышать издёвку в голосе Уизли. За те счастливые годы, пока они не виделись, тот научился, а Драко не был готов. Он просто промолчал, надеясь, что игнор отвадит рыжего. — Как шея? Не болит? Да к дьяволу, невозможно. — Передаёт привет твоим рёбрам. Уизли фыркнул, щёлкнув зажигалкой. — Думаешь, что умеешь бить, Малфой. Забавно. — Просто отвали, — не было сил на пикировку. Отвратительное состояние бесконтрольного хаоса мыслей и чувств. Почему нельзя поставить на паузу абсолютно всех, ему просто нужно немного времени. Безвременья. — Какой суровый, — не унимался рыжий. — Плохо спал? — Плохо. — Стоит попробовать лаконичную откровенность. Многих обезоруживало. — Странно, воздух здесь — пить можно, — Уизли жмурился на солнце, как омерзительный рыжий кот. — И тишина. — Исключая твой храп, — Драко мысленно пнул себя ногой. — Попроси Гермиону, наложит заглушающие чары, — хмыкнул Уизли, нимало не смутившись. Похоже, действительно выспался. Хотелось убивать. — А Поттера беруши спасают? Или как он тебя выдерживает? Может, проще обеззвучить тебя? — Рискнёшь? — рыжий повернулся и смотрел Драко в упор, противно ухмыляясь. — Слушай, Уизли, — не справляясь с дрожью в голосе и плюнув на это, Драко тоже повернулся к нему. — Отъебись от меня, пожалуйста. Ты, может, от меня этого слова больше никогда не услышишь. Ты же человек, правда? Вот сейчас не доставай. Я хочу побыть один, — он постарался вложить в каждое слово максимум убедительности. — Вот тут мы совпадаем, — подтвердил рыжий, жадно изучая Драко. Будто выбрал его подопытным растением на травологии. — Но я, знаешь, не могу себе такое позволить. И хер знает когда меня отпустят. Так что не мечтай. — Я же обозначил срок — когда, — в отчаянии уцепился за его слова Драко. Бесполезно, конечно, тот лишь закипел. Надо было иначе строить фразу... — А ты не хочешь проведать Грейнджер?! В палатке её нет. Это сработало: Уизли вскинулся, отвернувшись от обрыва. Но, прежде чем уйти, посмотрел на Драко, а тот поймал его тревожный взгляд. И провалился в ещё неизведанные глубины. — Драко, убери отсюда этот сброд, — велит тётка, указывая на егерей, которых вырубила минуту назад. — Если самому их прикончить характера не хватает, оставь их во дворе, я потом займусь. Ну ей-то хватит «характера», точнее, кровожадности и садизма. Драко с замиранием сердца смотрит на самого себя: ещё бледнее Беллатрикс, вымотанный и перепуганный. Жалкое зрелище, но любой бы устал и боялся на его месте. Любой, кто не его сумасшедшая тётка. — Не смей так разговаривать с Драко! — взрывается мать, но Белла орёт в ответ, чтобы та заткнулась, и об их серьезном положении. Она истерит, и прожигает палочкой ковёр, и вынуждает Нарциссу приказать Грейбеку вести пленников в подвал. Драко захлестывает паническая волна, когда он слышит, как Белла приказывает оставить в холле грязнокровку. Радостный смешок оборотня добивает, и Драко исступленно кричит: — НЕТ! Лучше меня, меня оставьте! Беллатрикс наотмашь бьёт его по лицу, звон в ушах оглушает, рот наполняется кровью. Драко сглатывает, едва слыша обещание взять его следующим, если Гермиона не переживёт допроса. — ...предатели крови немногим лучше грязнокровок... — доносится до него, как через вату. Чокнутая ведьма договаривает: — Отведи их в подвал, Грейбек, и запри хорошенько, но погоди распускать зубы. Драко трясёт. В голове несутся страшные отрывочные видения; в них Гермиона в луже крови, с разорванным горлом, остановившимися глазами, неподвижная безжизненная кукла. Всё это до смерти реально, и ему страшно, как никогда в жизни. Это новый страх, совсем другой, он боится не за себя и чувствует убийственную беспомощность. Беллатрикс вытаскивает из складок мантии серебряный кинжал и неуловимым движением перерезает веревку. Гермиона в чудовищной беде, всё происходит прямо сейчас, на его глазах, и он абсолютно ничего не может изменить. Но он пытается. Безуспешно. Его попытки вырваться лишь злят конвоира. Пока их волокут в подвал, Драко не видит дороги. Перед ним лишь Гермиона, которую тащит за волосы сдвинутая на всю голову истеричка-убийца. Её чудесные пышные волосы, он отчётливо помнит их гладкость, это причиняет невыносимую боль, хотя, кажется, сильнее болеть уже не может. Может. — Надеюсь, она мне оставит от девчонки хоть шматочек! — вкрадчиво делится Грейбек, подгоняя пленников. — Ну хоть пару укусов мне обломится, а, рыжий? Драко на грани обморока. Ему незнакомо это состояние, он никогда ни за кого так не боялся. До острой физической боли, до тошноты. Он пытается взять себя в руки, представить — хотя бы представить! — как палочка чудесным образом снова у него, как он расчленяет оборотня, как хлещет кровь, покрывая стены проклятого замка. Потом добирается до Беллатрикс, и... ...и его вместе с Гарри вталкивают в сырое подземелье. Отчаяние Драко взламывает все возможные границы, разливаясь далеко за пределы сознания, затопляет тёмный подвал. — ГЕРМИОНА! Вне себя от страха и боли, он способен лишь орать, срывая голос. Гарри взывает к его разуму, но Драко почти не слышит. Достучаться удаётся Луне — она здесь вместе с Олливандером. Драко замолкает от неожиданности, пока сверху не доносится надрывный крик Гермионы. Беллатрикс тоже кричит на неё, но он не разбирает слов, потому что снова начинает орать. — ГЕРМИОНА! ГЕРМИОНА!!! Луна пытается освободить их, ковыряя веревку гвоздём. Наверху Беллатрикс терзает его любимую расспросами о мече. Гермиона не сдаётся — откуда у неё столько силы?.. Драко не чувствует в себе такой стойкости. Он готов рыдать, и ползать в ногах у Пожирателей, и подставиться клыкам Грейбека... готов на всё, что может представить. Только бы она больше не кричала. Только бы её нежной кожи, её волос не касались поганые клешни. Драко рвётся на новый душераздирающий крик — это сильнее его, — и Луна роняет гвоздь. — Пожалуйста, Рон, стой тихо, — просит она. — Я ничего не вижу... — Делюминатор! — озаряет его. — У меня в кармане делюминатор! Там полно света! На мгновение из отчаяния швыряет в надежду. Из делюминатора вырываются шары света и зависают над ними, не находя дома. В подвале оказываются ещё жестоко избитый Дин Томас и полуживой Крюкохват. Луна радуется свету, а Драко снова слышит мерзкий голос проклятой ведьмы: она вопит о своём сейфе и требует от Гермионы правды. Та не выдаёт, лишь снова страшно кричит. — ГЕРМИОНА! Беллатрикс обещает прирезать её своим кинжалом. Драко тоже держался бы до смерти и ничего не выдал. Будь только Гермиона в безопасности, только не так, как сейчас. Под страхом её смерти он мог бы... мог бы сдаться. Ради того, чтобы она жила. Жизнь за жизнь, свою за её. Но ему не позволили выбирать, и всё, что ему остаётся, — сходить с ума. — Готово! — Луна, наконец, справляется с их путами. Драко бежит по подвалу, вглядываясь в потолок, ищет лазейку. Не находит, пытается аппарировать без палочки. Луна объясняет, что они здесь давно и перепробовали всё, но её слова почти не касаются сознания. Наверху Белла визжит: «КРУЦИО!» Крики Гермионы отражаются от каменных стен и множатся, множатся, разрывая его сердце в клочья. Драко захлёбывается слезами, в кровь разбивает кулаки о влажные и шершавые камни подземелья. Надеясь, что боль тела хоть немного утишит душевную боль, но нет, это не работает. Гарри в отчаянии роется в мешочке Хагрида, кричит в осколок зеркала, где мерещится Дамблдор, зовёт на помощь. Рациональная часть Драко всё же фиксирует происходящее. Шизанутая тварь наверху снова визжит, Гермиона сквозь рыдания уверяет, что меч — подделка, и тут звучит новый голос, заставляя Драко оборвать собственный крик и вслушаться. Люциус Малфой. Предлагает привести из подвала Крюкохвата и прояснить подлинность меча. Гарри тоже слышит, бросается к гоблину и молит солгать. На лестнице за дверью слышатся торопливые шаги, по ушам Драко бьёт собственный дрожащий голос: — Отойдите к стене! Без глупостей, иначе убью! Драко щёлкает делюминатором, пряча огни. Крюкохвата выволакивают из подвала, дверь снова захлопывается, её стук совпадает с громким треском: в подвале появляется маленький домовик. Внезапная надежда обрушивается лавиной, сметая остатки здравого смысла, и Драко почти запарывает их призрачный шанс, едва не заорав «ДОББИ!» Гарри вовремя хватает его за руку, и Драко хочется расшибить свою бесполезную башку о стену. Не способен помочь, хоть бы остальных не загубить. Гарри быстро обьясняет эльфу, что делать; убеждает Луну и Дина аппарировать с Олливандером в «Ракушку». Хлопок аппарации доносится наверх, потому что проклятый, ненавистный голос Люциуса велит сыну позвать Хвоста и проверить подвал. Это их шанс. Непередаваемое чувство завладевает Драко: он снова может что-то изменить. Спасти Гермиону. В голову ударяет адреналин. Сердце превратилось в паровой молот. Ладони зудят от жажды действия. Драко подбирается, как зверь перед прыжком. Наверху тишина. Внизу звенящее ожидание. — Надо будет на него навалиться, — шепчет Гарри, шелест его голоса бьёт по нервам сильнее крика. — Оставь свет. Схватка молниеносна. Гарри и Драко атакуют ослеплённого Хвоста, его серебряная рука душит Гарри, пока Драко изо всех сил вырывает из другой руки волшебную палочку. — Что там, Хвост? — Снова голос Люциуса, от которого кровь Драко вскипает ненавистью неведомой раньше силы. — Всё в порядке! — сипло орёт он в ответ не своим голосом. Гарри, задыхаясь, напоминает Хвосту, что тот его должник. Внезапно хватка серебряной клешни слабеет. Изумленный Гарри снова свободен. Драко, наконец, выдирает палочку из другой руки Хвоста. За минутную слабость тот расплачивается страшно. Драко и Гарри завороженно смотрят, как серебряные пальцы душат своего хозяина. Драко зачем-то поднимает отвоёванную палочку и произносит: «Релашио», но металлу всё равно. Наверху снова истошно вопит Гермиона, и в этот момент Петтигрю отдаёт концы. Драко и Гарри несутся вверх по лестнице, и вот уже видно Беллатрикс и Гермиону, недвижно лежащую у её ног. Проклятая ведьма допрашивает Крюкохвата. Получает ответ, хлещет гоблина по лицу, распарывая щёку, отбрасывает его, упавшего, ногой и с торжествующим видом собирается вызывать Волдеморта. Драко больше не в силах сдерживаться. — НЕ-Е-Е-ЕТ! Он врывается в гостиную, обезоруживает Беллу палочкой Хвоста, её палочку ловит вбежавший следом Гарри. Малфои и Грейбек оборачиваются одновременно. Люциус. Драко захлёбывается воздухом от всепоглощающей ненависти. Гарри Ступефаем отправляет того в камин. Драко всей душой желает применить к Малфою и Беллатрикс непростительное, но не успевает додумать: мысли обрывает визгливый вопль. — СТОЯТЬ, ИЛИ ОНА УМРЁТ! Ведьма. Бесчувственная Гермиона. Серебряное лезвие у её горла. Бессильная злоба, отчаяние бьют под дых. Драко замирает с палочкой Хвоста в кулаке, слушая шипение Беллатрикс: — Бросайте палочки. Или посмотрим, насколько грязная у неё кровь? Она прижимает кинжал, из-под лезвия выступают алые капли. Гарри швыряет ей под ноги её палочку. Драко бросает следом, оба поднимают руки. Стиснув зубы так, что сводит челюсти, он мельком смотрит, как сам собирает с пола палочки, повинуясь приказу тётки. И возвращается к Гермионе. Та по-прежнему неподвижна. Ему взбредает в голову, что если он сумеет не отводить взгляда, она обязательно окажется жива, и перестаёт моргать. Глаза наполняются слезами, но Драко плюет на это и видит лишь кровь на её шее. Белла несёт мерзости о том, как Лорд наградит Грейбека Гермионой — Драко больше не слушает, не кричит, не рвётся. Лишь когда над их головами начинает дребезжать огромная люстра, выходит из транса и вместе со всеми смотрит вверх, тут же прокляв себя за то, что отвёл глаза. Но в следующую секунду люстра обрушивается, погребая под собой брошенную ведьмой Гермиону, и больше нет времени на рефлексии. Драко бросается вытаскивать её из-под груды осколков. Лицо саднит: он помнит, как порезало его тогда. Драко скашивает глаза: удаётся увидеть себя — согнувшегося пополам, меж пальцев струится кровь. Было больно... он так думал. Когда ещё не знал настоящей боли. Гарри отбирает у него палочки, прихватив и его собственную. Нарцисса оттаскивает сына подальше от беды, — как делала и делает всю его жизнь, — и целится в Добби. Но отважный домовик ухитряется вырвать у неё палочку, доведя Беллу до истерики. Всё это стремительно несётся вокруг Драко, который сосредоточен лишь на безвольном теле, которое тащит из-под обломков. Времени катастрофически мало, просто нет, но он до боли чётко фиксирует изуродованную руку Гермионы. Кровь не только у неё на горле; предплечье взрезано корявыми кровоточащими буквами. Драко ощущает, что мерзкая надпись вырезана в его сердце, в груди горит огнём. — Рон, держи! И ходу! — рявкает Гарри, и Драко ловит брошенную палочку, и прижимает к себе драгоценную ношу, не чувствуя веса. Ловит еле слышное дыхание, и душа взмывает в небеса. Жива, в его руках, никогда в жизни он никому больше её не отдаст. В следующий момент их пожирает вихрь аппарации, и Драко обнаружил себя ничком в траве, скулящим в слезах. Откуда-то издалека доносился истошный собачий лай. Драко пытался подняться, но ноги и руки дрожали и разъезжались, словно у новорождённого щенка. Сквозь пелену на глазах он разглядел, как с трудом садится Уизли, хватается за голову и поворачивается к нему. Драко ещё безуспешно пытался справиться с сердцебиением, когда рыжий подобрался к нему и молча размахнулся. Дальше Драко не видел уже ничего. Что-то хрустнуло в лице, рот наполнился кровью. С каждым новым ударом в голове вспыхивали жгучие молнии. Звуки стали отдаляться, заглушаемые шумом крови в ушах. Он утратил контроль над телом и неожиданно возликовал: он умирает. Уизли убьёт его, и всё закончится, сейчас. Больше никакого страха, никакой боли, никаких тревог. Дальше без него, он всё, всё. Может, по ту сторону он сумеет помочь отцу эффективнее. Они дождутся маму — она переживёт его ненадолго, — и снова будут вместе. Всё уйдёт, исчезнет, растворится в небытие. Они обретут покой, хер с ним, с счастьем. Просто покой и друг друга. Вот только... только она. Она. — Импедимента! Локомотор Мортис! Инкарцеро! — звонкий голос то ли слышался, то ли чудился. Драко смутно ощутил, как падает куда-то. — Аларте Аскендаре! — другой голос вздёрнул Драко вверх, почти лишив чувств окончательно. — Локомотор! Он понял, что плывёт по воздуху, приближаясь к обладателю второго голоса. — Десцендо! Драко снова оказался на земле и, наконец, потерял сознание. * * * Гермиона не понимала, как это произошло. Как и почему. Драко никогда не стремился влезать в голову Рона, вообще избегал к нему приближаться. Рон всегда был настороже и даже не пытался доверять Малфою. Что мог сказать или сделать Драко, чтобы Рон наплевал на всё вообще и задался целью его убить? В намерении Рона она не сомневалась. Достаточно было взглянуть на то, что несколько минут назад было лицом Малфоя. Достаточно было слышать тошнотворные хлюпающие звуки и хруст, когда кулак Рона механически, раз за разом превращал его в неузнаваемое месиво. Прибежав вслед за псом, который рванул к палаткам, будто его демоны гнали, Гермиона раздвоилась. Часть её окаменела в шоке. Другая начала действовать автономно. Остановив и связав Рона, она увидела, как Драко катится к обрыву, задерживается на краю и исчезает. Ей показалось, что в тот же миг она умерла. Душа покинула тело и устремилась вслед за ним. Это длилось доли секунды, — а затем вступил Гарри. Едва услышав его голос, Гермиона смотрела лишь на него. И у неё не вышло бы сработать более чётко и хладнокровно. Краем сознания она вспомнила, как долго отказывалась от магии, как давно не пользовалась не то что боевыми, а и бытовыми заклинаниями. Позвоночник сковало льдом, холод разлился дальше по затылку от мысли, что Гарри могло здесь не быть. Если бы он поддался их давлению и улетел домой. Если бы не послал их рассуждения туда, где совы не летают. Безмолвно наблюдая, как поднимается из пропасти неподвижный Драко, как сосредоточенно и осторожно Гарри тянет его по воздуху к себе, Гермиона клялась себе никогда больше не диктовать ему, как поступать. Раз и навсегда отказаться от попыток контроля. Только не Гарри. Это знание могло стоить ей неизмеримо дороже. И ей было все равно, намеренно ли он тащил Драко из пропасти вверх ногами. Она простила Гарри любой умысел. Гарри не дал ему умереть. Снова. Гермиона не приблизилась к Рону ни на шаг — сняла заклинания с того же места, где стояла. После того, как убедилась, что Гарри рядом с ним и контролирует его. И она бросилась к Драко. Позволила себе всего несколько секунд на осмотр, проглотила рвущееся на волю рыдание. Призвала свою сумку с аптечкой и приступила к врачеванию. Прямо там, где лежал, перемещать его она боялась, боялась даже коснуться неосторожно. ...И словно не было всех этих лет. Словно лишь вчера с поля боя. Словно в памяти открылись шлюзы, и хлынули знания, которыми она так тщательно овладевала всю прошлую жизнь. Только теперь к её опыту добавился неизмеримо больший — его опыт. И его знания. Она чувствовала себя всемогущей. Страх ушёл, осталась сосредоточенная вера в собственные силы. Впервые в жизни она и Люциус не стремились уничтожить друг друга. Звучало странно даже в мыслях, но они будто работали бок о бок, слаженно и выверенно, как команда. Не было времени об этом думать, да и не нужно: всё её существо просто пронизывало понимание. Понадобился час, чтобы прийти к уверенности: Малфой выживет. К шрамам оставались вопросы, были и прочие нюансы, но он не покинет этот мир. Гермиона отдавала себе отчёт, что сам он может не обрадоваться такому исходу, но плевать хотела на это. Он был нужен ей как воздух, больше воздуха. Ей и Люциусу. Гарри спас ему жизнь, она не позволила ему умереть после этого. Они трое — как тогда; предельно странная группа. С них всё началось, и снова возвращалось. Кто-то неумолимо стирал минувшие годы, стремясь соединить начало и конец. Только их история не заканчивалась. Невнятный хрип вывел из транса. Она всмотрелась в Драко: он шевельнул губами, но глаза оставались закрытыми. Гермиона взяла его за руку, склонилась и невесомо коснулась потрескавшихся губ. Его ресницы дрогнули, или ей показалось. Неважно. Он дышал, сердце билось. Нос вправлен, выбитые зубы потребуют больше времени. Но она справится. Пока можно смыть кровь, её слишком много. Нужно смыть. Она хочет видеть его лицо таким, каким оно должно быть и было с утра. Гермиона выпрямилась, посидела пару минут, собираясь с мыслями и принялась приводить Малфоя в порядок. * * * — Почему? Гарри смотрел на Рона, стараясь уложить в его образ новые стороны. Он видел друга в разных ситуациях и состояниях. Думал, что знает его вдоль и поперёк — получи, дурак. Никогда и никого нельзя просмотреть насквозь. Никого и никогда, как бы близок он ни был. Рон ответил ему долгим тоскливым взглядом. Ни ярости, ни жгучей ненависти — ничего, что всегда загоралось в нём, едва речь заходила о Малфоях. Гарри не поверил бы, если не увидел сам, как пару часов назад его лучший друг почти убил Драко. Почти забил насмерть голыми руками. — Рон, — Гарри положил руку ему на плечо, готовый разделить любое признание, любую неподъёмную тяжесть. Это его специальность — вывозить невывозимое. Работа и хобби, всё едино. — Что там произошло вообще? — Он вломился ко мне в голову. — Гарри почувствовал, как по коже ползут мурашки. Мёртвый голос. Кто и кого на самом деле пытался убить?.. — Зачем?! — Не знаю, — Рон посмотрел на разбитые костяшки собственных кулаков. Разбитые о Малфоя. — Не знаю. Теперь думаю, что случайно. С ним случается разное... Странное. Обмороки, провалы. Больные сны. — То есть, это было не намеренно? — осторожно уточнил Гарри, переосмысливая на ходу. — Думаю, нет, — Рон уткнулся лбом в скрещенные на коленях руки. — Мы повздорили ночью. Слегка подрались. Я проснулся, вылез из палатки, а он сидит на том же месте. Где ночью... — Рон судорожно втянул воздух, медленно выдохнул. Гарри терпеливо ждал. — Где сигареты? Гарри прикурил и передал ему. Закурил сам. Пока Рон молчал, прислушался: из палатки, куда они с Гермионой втащили Малфоя, не доносилось ни звука. — Я подошёл, — отрывисто заговорил Рон. — Он был какой-то разобранный. Не в себе. Хотел быть один. Просил меня уйти. Что-то в нём такое было, знаешь, — он затянулся до отказа, окурок обжёг ему пальцы, но Рон не обратил внимания. — Он был как треснувшее стекло. Надломленный какой-то, — эти слова давались ему с трудом, Гарри видел. И напрягался вместе с Роном, проживая тени пережитого им. — Даже огрызался вымученно. Мне бы отъебаться, как он просил. Но я не знал, — голос прервался, он прокашлялся. — Не знал. Он сказал что-то про Гермиону, где она и не хочу ли я поискать. Я пошёл. Только зачем-то оглянулся на него. И всё. — В смысле «всё»? — Гарри сжал его руку. Не уходи в себя Рон, не уходи от меня. Расскажи до конца. — Упал, — Рон взглянул на Гарри, и тот невольно отпрянул. Столько боли в глазах — свежей боли, не застарелой, как он привык. — Упал на землю. Упал в собственное прошлое. Он втащил нас в тот день в его доме. Он стал мной. Когда нас взяли егеря. Когда Добби убили. Когда пытали Гермиону, — он сдался. Гарри обхватил его за плечи двумя руками, прижал к себе изо всех сил, не давая вырваться. Глухие рыдания взрезали сердце тупым ножом. Да, кинжал Беллы был гораздо острее, разил наповал. Боль Рона проворачивалась в сердце Гарри неуклюже и вероломно. Он внезапно ощутил жалость к Малфою. Не такую, как к Рону, но всё же он точно его пожалел. Эти два дурака неведомо чьей волей сделали друг другу максимально больно. Если бы попалось другое воспоминание — не это, где Рон потерял Гермиону, и вырвал из лап смерти, и обрёл заново. Годами, напиваясь вместе, они возвращались к тому дню снова и снова, и не нашлось силы, способной залечить эту рану. Если бы Рон не обернулся, уходя от Малфоя. ...Если бы Гарри не оставил Гермиону наедине с Люциусом много лет назад. Он нёс ответственность за их переломанные жизни. Даже за сегодняшнее — за едва не оборванную жизнь Драко. Он, Гарри Поттер, однажды погиб и воскрес; и все, кого угораздило быть ему близкими, ходили по лезвию серебряного ножа. И меч Гриффиндора не разрубит этот проклятый узел. Как он может что-то исправить, если сам переломан? Гарри пялился в роскошный вид, открывающийся с их обрыва, и не сознавал, что по щекам ползут жгучие слёзы, неспособные смыть ровно ни черта. [1] Colorum viridis — заклинание обращения цвета в зелёный