Темный лорд

Прихватив свои покупки, компания с мистером Уиз­ли во главе поспешила в лес, следуя за светом фонарей. Пятый смылся к Малофям. — Сто тысяч мест, — сказал мистер Малфой, поймав благоговейный взгляд Пятого. — По заданию Министерства здесь целый год трудились пятьсот человек. Маглоотталкивающие чары тут на каждом дюйме. Весь год, как только маг­лы оказывались где-то поблизости, они вдруг вспомина­ли о каком-нибудь неотложном деле, и им приходилось срочно убираться восвояси... — сказал он направляясь к ближайшему входу уже окруженному шумной толпой колдуний и волшебников. — Первоклассные места! — заметила колдунья из Министерства, проверяя билеты. — Верхняя ложа! Прямо по лестнице, Люциус, и наверх. —Лучшие места, мистер Малфой? — Именно, Пять. Узнав, где они сидят, Пятый попросил подождать его пару минут, а сам трансгрессировал к Краучу, не забыв прихватить с собой и зелье правды. Надо распросить про Крауча младшего поподробнее. —Ты слышишь меня? — тихо спросил Пятый, влив в рот Крауча пару капель кристально прозрачной жидкости - зелья правды. Мужчина моргнул. —Да, — так же тихо ответил он. — Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне, — спросил Пятый, — как твой сын оказался здесь, как он сбежал из Аскабана? Крауч судорожно вздохнул и монотонно заговорил: — Его спасла жена. Она знала, что умирает. Она упро­сила меня спасти его ради нее. Я любил ее так, как ни­когда не любил сына. Я согласился. Мы пришли навес­тить его. Дали ему Оборотное зелье с волосом жены. А она приняла зелье с волосом сына. Они обменялись вне­шностью. Крауч судорожно вздохнул и все так же моно­тонно продолжил: — Дементоры слепы. Они ощутили, что в Азкабан вош­ли один здоровый человек и один умирающий. Они ощу­тили, что вышли один здоровый и один умирающий. Я вывел сына, переодев в платье жены, на случай, если сквозь решетку нас видели другие заключенные. Жена умерла вскоре после этого. Она принимала Оборотное зелье до самой смерти. Она похоронена под име­нем сына и с его внешностью. Все были уверены, что она — это он. Крауч снова моргнул. — А что ты сделал, когда доставил сына домой? — спро­сил Пятый. — Инсценировал смерть жены. Тихие, семейные по­хороны. Эта могила пуста. Наш эльф выходила сына. По­том его скрывали. Его нужно контролировать. Я использовал множество заклинаний, чтобы управлять им. Когда он выздоровел, о думал только о том, чтобы отыс­кать своего хозяина... чтобы вернуться к нему на службу. — Как ты управлял сыном? — задал вопрос Пятый. — Заклятие Империус, — ответил Крауч. — Он находится под моим контролем. Я заставил его ходить круглые сут­ки в мантии-невидимке. Рядом с ним всегда была эльф. Она его тюремщик и заботится о нем. Она жалела его. Она убедила меня давать ему иногда возмож­ность развлечься. В награду за примерное поведение. — Стало ли кому-нибудь известно, что он жив? — тихо спросил Пятый, хотя знал ответ на этот вопрос. Берта Джеркинс. — Знал ли об этом кто-нибудь, кроме твоего тебя и домашнего эльфа? — Да, — ответил Крауч, и снова моргнул. — Знала колду­нья в моем департаменте. Берта Джоркинс. Она при­шла к нам домой с бумагами для меня. Меня не было дома. Винки проводила ее в дом и вернулась на кухню, к сыну. Она подслушала. Она услышала достаточно, чтобы понять, кто прячется под мантией-невидимкой. Я пришел до­мой. Она обвинила меня. Я наложил на нее мощное заклятие памяти, чтобы она забыла все, что ей удалось разузнать. Слишком мощное. Теперь ее память повреж­дена навсегда. —Расскажи мне о Чемпионате мира по квиддичу, — ска­зал Пятый. — Как он оказался тут и где находится —Это Винки меня уговорила, — все так же монотонно продолжал Крауч. — Она убеждала меня полгода. Он не выхо­дил из дому уже несколько лет. Он любил квиддич. Пусть он посмотрит, говорила она. Он будет в мантии-невидимке. Пусть он вдохнет немного свежего воздуха. Она говорила, что этого хотела бы его мать. Она говорила мне, что мать умерла, чтобы освободить его. Она спасала его не для того, чтобы я жил в заключении. Я в конце концов согла­сился.

***

— Если я не слишком ошибаюсь, Мустафа пытается удалить с поля талисманы болгарской команды! — ком­ментировал Бэгмен, когда Пятый появился рядом с Драко. — Такого мы еще не видели... Ох, это может принять плохой оборот... И верно, болгарские загонщики, Волков и Волчанов, если Пятый хорошо помнил фамилии Болгаров приземлившись по обе стороны от Мустафы (судьи матча), затеяли с ним ожесточенный спор, указывая на лепреконов, кото­рые теперь радостно сгруппировались в слова «ХИ-ХИ-ХИ». Болгарские аргументы, однако, не произвели впе­чатления на Мустафу — он тыкал пальцем в небо, явно приказывая им вновь подняться в воздух, и, когда они от­казались, дал две короткие трели из своего свистка. — Ирландия пробивает уже два пенальти! — гаркнул Бэгмен, и болгарские трибуны отчаянно взвыли.— А Вол­кову и Волчанову лучше бы вернуться к своим метлам... Да... они улетают... а Трой берет квоффл... Теперь уровень жестокости в матче перешагнул все пределы. Загонщики обеих команд действовали без вся­кой жалости — Волков и Волчанов особенно усердство­вали, неистово молотя битами и не разбирая, бладжер или человек попался им под удар. Димитров налетел пря­мо на Моран, которая владела квоффлом, и едва не сбил ее с метлы. —Нарушение! — разом взревели ирландские болель­щики, поднявшись единой зеленой волной. —Нарушение правил, — эхом отозвался магически усиленный голос Бэгмена. — Димитров толкает Мо­ран — умышленный толчок с налета, — сейчас должно быть еще одно пенальти... Да, звучит свисток! Пятый хлопнул себя по лбу ладонью. Ему всегда хотелось играть за сборную факультета, но за сборную страны... Лепреконы опять взвились в небо и на сей раз изоб­разили гигантскую руку, делавшую очень неприличный жест в направлении вейл. Но те уже окончательно вышли из себя. Они бросились через поле и принялись швырять в лепреконов горстями что-то огненное. Глядя в омни­нокль, Гарри отметил, что теперь-то вейлы (девушки, толесманы болгарии) отнюдь не ка­зались потусторонне-прекрасными, напротив, их лица вытянулись в остроклювые, злобные птичьи головы, а из плеч прорезались чешуйчатые крылья. — Вот поэтому, мальчики, — закричал мистер Уизли где-то с низу и перекрывая рев толпы внизу, — никогда не гонитесь за одной лишь внешностью! Волшебники Министерства высыпали на арену, что­бы разнять сцепившихся вейл и лепреконов, но куда там! Впрочем, сражение на поле было сущим пустяком по сравнению с тем, что творилось в воздухе. Подняв голо­ву, Пятый увидел, как квоффл пулей перелетает из рук в руки и понял, что пришел в самый подходящий момент. — Левски... Димитров... Моран... Трой... Маллет... Ива­нова... снова Моран... Моран... Моран... МОРАН ЗАБИВА­ЕТ ГОЛ! Однако ликующие возгласы ирландских болельщи­ков были едва слышны за воплями вейл, которых теперь бомбили из своих волшебных палочек сотрудников Ми­нистерства, и криками разъяренных болгар. Игра немед­ленно продолжилась — Квоффлом завладел Левски, за ним — Димитров. Ирландский загонщик Куигли, круто развернувшись у пролетавшего бладжера, мощнейшим, как из пушки, броском направил его прямо в Крама — тот не успел во­время нагнуться и получил удар в лицо. Весь стадион протяжно охнул. По-видимому, у Крама был сломан нос, он был весь в крови, но Хасан Мустафа не давал свистка. Ему было не до того, и Гарри его не ви­нил — какая-то вейла метнула в него пригоршню огня и подожгла судейскую метлу. Разволновались абсолютно все... все, кроме Пятого, который тупо пожирал глазами Гермиону. Почему? Он и сам не понимал . — Тайм-аут! Эй, там, он не может играть в таком со­стоянии, посмотрите на него... — орало пол стадиона — Взгляни на Линча! — закричал Гарри. Ирландский ловец внезапно перешел в пике, и Гарри был совершенно уверен, что это не финт Вронского; на этот раз все было по-настоящему... — Он увидел снитч! Он видит его! Следи за ним! Не менее половины зрителей сообразили, что про­исходит; ирландские болельщики встали зеленой стеной, подбадривая своего ловца, но Крам уже завис у него на хвосте. Как он разбирал, куда лететь, Гарри не представ­лял, мельчайшие капли крови шлейфом отмечали в воз­духе его след, он поравнялся с Линчем, и вот уже оба вновь несутся к земле. — Они разобьются! — взвизгнула Гермиона, Пятый почему-то покраснел. Чертово взросление. — Нет! — прокричал Рон. —Линч может! — воскликнул Гарри. Он был прав: во второй раз Линч грохнулся о зем­лю со страшной силой и тут же исчез под ордой разбу­шевавшихся вейл. —Снитч, где снитч? — на всю ложу заорал Чарли. —Он поймал его! Крам его поймал! Все кончено! — воскликнул Пятый. Боже, как он себя ведет? Как идиот болельщик. — А кто-то утверждал, что не будет орать на всю верхнюю ложу, — раздался над ухом Пятого голос Малфоя младшего. — Кто-то утверждал, что он приличный и воспитанный. — Да замолчи ты. Крам, в красной, пропитанной кровью мантии, нето­ропливо поднялся в воздух — в его высоко поднятой руке искрилось золото. На табло зажегся счет: БОЛГАРИЯ - СТО ШЕСТЬДЕ­СЯТ, ИРЛАНДИЯ - СТО СЕМЬДЕСЯТ. До зрителей не сра­зу дошла суть произошедшего. Но затем постепенно, буд­то неимоверной величины нарастающий поток, гул на трибунах ирландских болельщиков становился все гром­че, громче и взорвался громовым воплем ликования. — ИРЛАНДИЯ ПОБЕДИЛА! - надрывался Бэгмен, ко­торый, как и ирландцы, был захвачен врасплох неожи­данным окончанием матча. - КРАМ ЛОВИТ СНИТЧ, НО ПОБЕЖДАЕТ ИРЛАНДИЯ! Бог ты мой, кто мог такое ожи­дать! —На кой ему понадобилось ловить снитч? — кричал Рон, прыгая и хлопая в ладоши над головой. — Остано­вить матч, когда ирландцы были на сто шестьдесят оч­ков впереди, вот болван! —Он знал, что им никогда не догнать Ирландию, — ответил Пятый сквозь шум, наклоняясь к Гарри и Рону, но мельком улавливая одобрительный взгляд Гермионы. На сердце стало как-то очень тепло и уютно... Боже, да что с ним такое?— Ирландские охотники слишком хороши... он хотел за­кончить матч на своих условиях, вот и все... — Он очень мужественно себя вел, верно? — сказала Гермиона, склоняясь через барьер, чтобы лучше видеть, как садится Крам. На сердце Пятого снова свалился ком... (ревности..кхм... что за бред я несу. Простите. У автора дикий ор. Автор не сдержался.) Целая толпа врачей пробивалась к нему через свалку дерущихся вейл и лепреконов. — У него ужасный вид... Пятый приставил омнинокль к глазам. Было очень трудно рассмотреть, что происходит внизу, по­скольку над всем полем в безумной радости носились лепреконы, но ему удалось различить Крама, окружен­ного медиками. Он выглядел еще более хмурым, чем ког­да-либо, и неохотно позволял врачам заняться собой. Вся команда собралась тут же явно в подавленном настрое­нии, они невесело пожимали друг другу руки. А непода­леку ирландские игроки плясали от радости, осыпаемые золотом слетевшихся к ним бородатых талисманов; по всему стадиону развевались флаги, отовсюду гремел ир­ландский гимн. Вейлы опять вернулись к своему прежне­му очаровательному облику, но вид у них был удручен­ный и печальный. — Что ж, они храбро сражались, — послышался мрач­ный голос позади Гарри Рона и Гермионы с пятым, (смотрящих друг на друга в упор и розовея щеками. Блин, автор видимо перечитался романтики. Ккой ужас. Пх) Он оглянулся — это был болгар­ский министр магии. —Вы говорите по-английски! — возмущенно вос­кликнул Фадж. — И вы весь день смотрели, как я объяс­няюсь жестами! — Ну, это было очень забавно, — пожал плечами бол­гарин. — Ирландская сборная выполняет круг почета в со­провождении своих талисманов, а Кубок мира по квид­дичу вносят в верхнюю ложу! — объявил Бэгмен. В глаза Пятому ударил слепящий магический свет, за­ливший ложу так, чтобы со всех трибун было видно, что происходит внутри. Прищурившись, он увидел двух взмокших волшебников — они внесли увесистую золо­тую чашу, которую и передали Корнелиусу Фаджу, все еще рассерженному из-за того, что весь день понапрасну рас­трачивал свои способности на язык жестов. — Давайте громко поаплодируем доблестным проиг­равшим — Болгарии! — громогласно предложил Бэгмен. И вот в верхнюю ложу по лестнице поднялись семе­ро потерпевших поражение болгарских игроков. На три­бунах прокатилась волна благодарных рукоплесканий; Гарри видел блеск и мерцание тысяч и тысяч объективов омниноклей, направленных на спортсменов. Болгары один за другим проходили между рядами кресел, Бэгмен называл имя каждого, и сначала им пожимал руку их ми­нистр, а затем — Фадж. Крам, шедший последним, выгля­дел очень неважно: вокруг глаз залегли черные тени, на лице запеклась кровь; он все еще сжимал снитч. Пятый об­ратил внимание, что на земле он чувствует себя гораздо неуверенней. У Крама было плоскостопие, и он заметно сутулился. Но стоило прозвучать его имени, как весь ста­дион разразился громоподобным, разрывающим уши ревом. Потом появилась ирландская команда. Эйдана (да, да. Надо вставить ЛеГеНдАрНоЕ имя пх) Лин­ча вели под руки Моран и Конолли; второе падение явно не прошло для него бесследно, парень основательно око­сел, но все равно улыбался от счастья, когда Трой и Куигли высоко подняли Кубок, а трибуны под ними бушева­ли от восторга. У Гарри от хлопанья онемели руки. И на­конец, когда ирландская сборная покинула ложу, чтобы сделать еще один круг почета на своих метлах (Эйдан Линч сидел позади Конолли, крепко обхватив его за та­лию и по-прежнему ошалело улыбаясь), Бэгмен напра­вил волшебную палочку на собственное горло и произ­нес: — Квиетус! Они будут обсуждать это годами, — про­хрипел он. — Вот уж действительно неожиданный пово­рот... Жаль, что так быстро закончилось... Ах да... я же вам должен... сколько там? Фред и Джордж перелезли через кресла и уже стояли перед Людо Бэгменом с радостными улыбками и протя­нутыми руками.