Изменившиеся обстоятельства

В Башне Десницы было тихо. Джейме сидел за дверью в приемную его отца, с маленьким королем, спавшим на его коленях, а принцесса Рейнис играла у его ног с кошкой. Когда маленькая принцесса поворачивалась к нему и улыбалась, он не мог не ответить ей собственной улыбкой. Пока это все было намного предпочтительнее выслушивания бессвязных сумасшедших речей Эйриса о пожарах и поджогах. В том, чтобы присматривать за детьми, не было славы, но не было и ужасов. Его отец и принцесса Элия были в приемной, разговаривали, он их не слышал. Он, как и остальные в замке, часто видел их беседующими, проглядывающими какие-то книги. Строили планы, так они это называли. Джейме не знал, строили ли они сегодня планы на войну, на мир, на то, что придет после, или же на последствия, которые произойдут из-за последствий; но он знал отца, и он знал принцессу. Он знал, что не стоит спрашивать. Они сами скажут, если решат, что ему следует это знать. И кроме того, секреты недолго хранились в Королевской Гавани. Джейме почти на ощупь чувствовал любопытство Вариса и Пицеля касательно этих планов. Когда они спрашивали, о чем говорилось на этих встречах, им всегда отвечали, что это были "дела королевства" и "они просто исполняли свой долг", но никогда больше. Странно было отказываться делиться мнением с оставшимися членами совета, но он понимал, почему это должно было быть тайной. И он понимал, почему им не хотелось никому верить, а в особенности людям, что были верны Эйрису. Конечно, его отец никогда многим не доверял, а принцесса-регент, как оказалось, тоже научилась делать то же. В отличие от остальных, Джейме было неважно, что он не знает. В конце концов, не его дело влезать в дела государства; ему и не хотелось. Дело было не только в том, что ему это не нравилось, - он носил плащ, который означал, что он не должен даже пытаться. Ему хотелось громко расхохотаться, но он сдержался. Это бы обеспокоило детей, как и отца с принцессой Элией. Это было смехотворно, учитывая, что он сделал, но никто не нашел бы в этом ничего веселого, Джейме сам не находил. Поступки Эйриса заставили его действовать. Он не хотел нарушать клятву, как не хотел убивать человека, верившего ему, убивать человека, который видел врага за каждым углом. Джейме не чувствовал себя виноватым, но он и не радовался тому, что сделал, и не только потому, как это выглядело со стороны. Он снова посмотрел в приемную. Он никогда не говорил о смерти Эйриса. Им всем был нужен мертвый Эйрис, пусть никто в этом не мог бы признаться. Эйрис сделал достаточно, чтобы многие пожелали его смерти. Но это не значило, что он не помнил, что именно он всадил клинок в тело короля, и если кто и ответственен за то, что случится теперь после этого, из-за этого, пусть даже он не знает, что это будет, ответственен за это он. Скоро приедут остальные, и тогда все узнают, что это были за планы. Но Джейме был уверен, что не только планами они занимались. Ему нравилось думать, что он лучше их знает. Как и все остальные в Красном Замке, принцесса и отец старались отвлечься, и поэтому прикрывали свое беспокойство "планами и приготовлениями". Они делали то же, что делал теперь Джейме. Он никогда не был из тех, что радуется перспективе просто сидеть и выжидать, но сейчас требовалось именно это. Как сказала принцесса, одно прегрешение перед долгом было простительно, но не второе. Лицо Джейме напряглось, и он прижал ребенка ближе к себе. Он был не только уверен, что отец и принцесса строят планы. Они пытались отвлечься от ожидания, ожидания новостей от его дяди Кивана. Его дядя отбыл с довольно крупным отрядом на север, чтобы встретить Роберта и других двух лордов от имени юного короля. Если не удастся договориться о мире, то дядя и его люди смогут задержать их до прихода армии принца Оберина и подкрепления из Западных Земель. Пока не сообщалось об их встрече, не было никаких новостей о решении. Его дядя уехал не так давно, но Джейме это не нравилось. Джейме не любил ждать, но здесь ничего нельзя было сделать. И пусть они не говорили об этом, принцессе и его отцу тоже не нравилось ожидание. Он посмотрел назад на дверь. Если бы он был честным с собой, он бы сказал, что его не беспокоит открывающийся ему вид, но что даже в самом диком своем воображении не мог бы он представить, чтобы его отец и женщина, не являющаяся членом их семьи, сидели бы и разговаривали, не ведя при этом светской беседы на каком-нибудь пиру. Джейме криво улыбнулся. Он сомневался, что и его отец мог такое представить – а тем более говорить с женщиной о делах королевства и правления. Он вспомнил, как в детстве отец сидел с ним, учил его, как быть лордом в собственном праве; немногое из того теперь понадобится. Но даже если бы волосы принцессы были того же цвета, как у них, Джейме не мог представить, чтобы отец обсуждал бы с женщиной политику и планы на королевство, а тем более на долгие часы. Он помнил, как обижалась Серсея, что отец всегда говорил с ним, а не с ней. Он помнил, что иногда они говорили, но не так долго, как с ним. Как и остальные отцы их высокого статуса, отец отдавал обучение Серсеи на попечение матери и септы, к большому раздражению Серсеи. И потом, когда сменились обстоятельства, и умерла мать, это были септа, тетки и другие женщины замка. У этой женщины не было ни матери, ни септы. И между отцом и принцессой нет родственных связей и не будет, но она и не была нужна. Их отношения были основаны на взаимной пользе и доверии к способностям друг друга. Его отец не поддержал бы неспособного регента, и никто не мог научить правлению лучше, чем лорд Тайвин. И пусть отец и Элия не были друзьями друг другу, они были очень учтивы друг с другом, и учтивость была им нужна для правления, а не эмоции. Возможно, именно поэтому их сотрудничество стало возможно, потому что они верили в долг, в особенности в долг перед семьей. Это скрепило их союз. Тут не на что было жаловаться. Джейме почувствовал, что рядом кто-то сел. Он улыбнулся: – Моя принцесса, вы закончили играть? – Да, – лицо маленькой принцессы было очень серьезным. Казалось, долго играть в Красном Замке не может даже ребенок. Его улыбка стала еще шире, когда она прижалась к нему и схватила своей маленькой ручкой его плащ. Когда показалось, что она не собирается отпускать, Джейме огляделся по сторонам. В приемной отца не было ничего, чтобы отвлечь ребенка, а кусок ткани недолго будет ее занимать. – Хотите, чтобы я вам почитал? – по тому, как принцесса устроилась рядом с ним, ему невозможно будет уложить короля-младенца, не помешав ей, и уже тем более невозможно было пойти и достать книгу, но он сделал бы это, чтобы не отвлекать тех, кого отвлекать не стоило. – Нет. Я устала. Я здесь посижу, – и ее глаза начали закрываться, и она еще теснее прижалась к нему. Он подавил смешок. Она определенно была дочерью своей матери. Не только она выглядела, как ее мать, казалось, они обе считали, что лучше знают, как его использовать, не спрашивая у него его мнения на этот счет. Будь девочка немного старше, он бы задумался, не унаследовала ли от матери еще и прямоту. Но пока, решил он, он был не против. Посмотрев на ребенка в его руках, на другого ребенка рядом, он подумал, что так легко было забыть, что они только закончили одну войну и теперь стояли на грани новой. Он был рад, что среди них есть хоть кто-то, кто может жить мирно, кого не преследовали мысли о том, что они сделали, кого не беспокоило все происходящее так, как их, что кто-то мог есть, спать, дышать, не волнуясь о возможности войны, о том, как ее вести. Звук шагов и закрытой двери заставил его поднять голову. Темноволосая женщина с нежностью смотрела на детей. – Сир Джейме, благодарю, что вы присмотрели за детьми. Я думаю, теперь мы справимся сами, – ее тон был извиняющимся, и он чувствовал в ее голосе нотку усталости, но ничто не говорило о том, о чем же шла речь на этой встрече, что длилась дольше обычного. Тем же тоном она продолжила. – Теперь я заберу их в свои комнаты, – когда она двинулась разбудить принцессу, Джейме покачал головой и протянул ей сына. Так было бы лучше, чем звать на помощь кого-то еще, и его долгом было их охранять. – Я провожу вас. Я понесу принцессу, если только я не нужен моему отцу. Она легко улыбнулась. – Нет, он сказал что-то о письме вашему дяде, лорду Тайгетту. Он кивнул и поднял маленькую принцессу, и они покинули Башню Десницы, остановившись только затем, чтобы она могла попросить проходившую мимо служанку отнести его отцу что-нибудь поесть, и после этого не беспокоить. Когда они пошли дальше, Джейме с любопытством спросил: – Мой отец хотел есть? Она ярко улыбнулась ему: – Он ничего не сказал, но я была бы плохой хозяйкой дома, если бы он не нашел еды, когда бы вдруг проголодался. Несмотря на всю выученную учтивость, на его лице, наверное, все-таки отразилось сомнение. – Понимаю; и поэтому вы взяли на себя ответственность проследить, чтобы он поел? Она искоса посмотрела на него. – Я предпочитаю не давать ему поводов для недовольства, и не хочу, чтобы голод отвлекал его от дела. На его лице появилась улыбка. Теперь он знал, что проведенное с его отцом время пошло ей на пользу, раз она так свободно это говорит. Он не знал, ссылалась ли она на недостаток интереса отца к чему-то столь обыденному, когда он занят важными делами, или же намекала на то, что к помощи его отца не следовало относиться, как к чему-то само собой разумеющемуся. Скорее всего, это было и то, и другое. С ее стороны было мудро, подумал он, неважно, сколько согласится она отдать другим лордам, чтобы успокоить, она понимает, что именно поддержка его отца была ей нужнее всего. Улыбка стерлась с его губ, когда он снова обдумал ее слова. Она могла с той же легкостью намекать на поступки ее мужа перед войной, или о том, как лорды были "недовольны" действиями Эйриса. Неважно, что заставило ее действовать так, ее доводы казались твердыми. Это был жизненно важный урок, в особенности для тех, кто находился у власти, понимать, что другим, даже тем, кто клянется в верности, что-то будет от них нужно, и можно потерять все, если не дать этого. Этот урок забыл Эйрис. – Вы думаете, это еще долго продлится? – Джейме снова повернулся к ней. Вопрос Элии его смутил. И все же, он не стал прикидываться дураком и спрашивать, о чем она. Он сомневался, что она это оценит. И все же, когда у Тайвина Ланнистера есть на что-то мнение, ничье другое мнение обычно не имело значения. – Нет, не думаю. Она серьезно кивнула. – Комнаты наших гостей уже готовы. – Наших "гостей"? – он не смог подавить улыбку. Это было просто нелепо. Джейме посмотрел на нее. Он всегда знал, что принцесса – верная жена и мать, но он также знал, что она может быть в какой-то мере жестокой. Элия, которая стояла сейчас перед ним, была вежливой хозяйкой дома, как и ожидалось бы от жены Рейгара. На самом деле, он слышал такие слова от нее раньше. И все же, от этого смысл слов не становился более нормальным. В конце концов, он решил не спорить с ней об этом. Слова – это просто слова. Она может звать этих лордов как ей нравится, это не изменит того, кто они есть, или кем будут, когда прибудут. Он сказал просто: – И это правильно? Она кивнула. Такая уверенная. Планы, конечно же. Они даже не знали, кто именно приедет в роли гостей, и приедет ли, но она подготовила комнаты. Он не смог удержаться от усмешки. На ее лице была кривая улыбка, но Джейме мог заметить печаль и беспокойство. – Правильно. Им где-то нужно будет остановиться. Не следует их оскорблять. Его невежливая улыбка стала шире. – Это умно. Эти "гости" и так были оскорблены. Учитывая, что случилось, и почему его дядя должен вести с ними переговоры, вряд ли их можно было оскорбить больше. – И комнаты гостей поблизости? Элия рассмеялась: – Боги, нет. Разве вы можете такое представить? Лорд Аррен, Баратеон и Старк поселятся рядом друг с другом в самом отдаленном от королевских апартаментов крыле. Я прослежу, чтобы их и их комнаты тщательно охраняли. Надеюсь, вы распорядитесь об этом, – он кивнул, и они обменялись улыбками. Не стоило искушать судьбу. – Мой брат займет ту же комнату, что занимал в свой последний приезд сюда, – и снова, этого следовало ожидать. Он не смог удержаться и спросил: – А леди Старк? Ее выражение лица стало каким-то закрытым, но ее шаги остались такими же твердыми. – Леди Старк займет вот эти комнаты, когда пребудет. Проследите, чтобы и их охраняли как следует, – она приподняла подбородок, вызывая его на спор. Кивнув головой, он показал, что спорить не будет. Они ничего не говорили, пока не уложили детей в ее комнате. – Когда прибудут наши гости, я хочу, чтобы вы стояли рядом со мной. Он прищурился. – Не с королем? – Мои дети будут в другом месте. Джейме приподнял бровь. – Ни вы, ни Десница не считаете, что там будет безопасно. Столь явное недоверие будет встречено без радости, но так оно и есть. Элия легко кивнула головой. – Пусть невежливо такое говорить, я не верю нашим гостям. Ее признание его не удивило. – И вы все равно зовете их гостями. Она пожала плечами. – Было бы неверно звать их врагами, если они ими не станут, но я не могу назвать их и друзьями. Я немного о них знаю, и потому не могу звать их приятелями. Но как-то мне их следует звать. Ну да, вежливая хозяйка. Джейме согласно кивнул. – Хорошо, я присоединюсь к вам. Никто не отказывает хозяйке дома, не имея на это причин, и у него их не было. И он боялся того же, что боялась она. – Я не сомневалась. Он едва не рассмеялся, вспомнив, что думал о ней раньше. *** Джон Аррен, лорд Орлиного Гнезда, ехал рядом с Робертом Баратеоном, лордом Штормового Предела и Недом Старком, лордом Винтерфелла. Они двигались от Трезубца к Королевской Гавани, и уже бы давно приехали, если бы не задержки. Даже после победы над Рейгаром и его войском оставались трудности. Трудно было перемещать целую армию, пусть даже довольно большая группа их солдат осталась в Речных Землях на отдых. Конечно, это было бы трудно даже когда позволяла погода, а тут разлился Красный Зубец. Говорили, что даже Солеварни полностью затопило. И кроме того, следовало составить планы, и позаботиться о них еще до того, как они прибудут в Королевскую Гавань. Пусть злость Роберта на Таргариенов не успокоилась с гибелью Рейгара, Джон и Нед решили, что лучше терпение. В конце концов, Рейгар, живой или мертвый, не имел особенного значение, пока королем был Эйрис, тот самый Эйрис, что был ответственен за гибель членов их семей и их людей. Но им следует сначала прибыть в Королевскую Гавань, чтобы разобраться с Эйрисом. Плохо было то, что между ними и Королевской Гаванью были Западные Земли и Простор, а Тирелл все еще осаждал Штормовой Предел, где были братья Роберта. И никто не знал, где держали Лианну. В этот момент они были все еще на севере от Королевской Гавани, к югу от Девичьего Пруда и к северу от Росби. Но как оказалось, здесь были не только они. Когда они подошли поближе, знамена стали видны. И при виде этих знамен они резко замерли. Знамена и войска под ними наполнили Джона тяжелым предчувствием. Джону не нравилось то, что он видел. Знамена Дома Кассвел из Горького Моста не удивляли, потому что это был Дом Простора, а Простор поддержал Таргариенов. Это другие знамена его обеспокоили. В особенности его взволновали красные знамена Ланнистеров с Утеса Кастерли, знамена Ланнистеров из Ланниспорта, золотые монеты на фиолетово-белом поле Пейнов, горящее древо Марбрандов из Эшмарка, эти знамена встревожили его. Западные Земли не вмешивались в войну. Почему они теперь оказались здесь, так далеко от дома, да еще и рядом с Домом Простора? Когда они подъехали ближе, он понял, что их ждали. На их пути был не особенно большой отряд, но достаточно крупный, чтобы Джон понял, что следует быть осторожным с тем, что их там поджидает. Когда они подъехали достаточно близко, им навстречу вышел брат лорда Утеса Кастерли, лорд Киван Ланнистер. Киван Ланнистер заговорил первым: – Лорд Баратеон, лорд Аррен, лорд Старк, добро пожаловать, мы вас ждали. Джон уставился на него. Этот человек говорил так, словно приглашал их на обед. Джон мучительно старался понять, какие у Ланнистера могли быть причины вмешаться во все это. Роберт скривил губы. – Ждали нас? Зачем? Дайте нам пройти. Лорд Киван только приподнял голову. – Боюсь, я не могу пропустить вас, пока мы не обсудим кое-что. Джон нахмурился. – Лорд Киван, у нас дело в Королевской Гавани. О чем может говорить с ними лорд Киван, и для чего он мог их здесь ждать? На это Ланнистер усмехнулся. – Я только что оттуда прибыл. Могу заверить вас, милорды, что мне следует сообщить вам кое-что важное. Роберт фыркнул: – Что там обсуждать? Мне нужно в Королевскую Гавань. Там еще один дракон, которого я собираюсь прибить. Джон Аррен сжал плечо Штормового Лорда, чтобы успокоить его. Им не следовало ссориться с Ланнистерами. Если бы Киван Ланнистер был из таких людей, он фыркнул бы в ответ, но в его лице Джон видел что-то странное. – Я точно не собираюсь пропускать вас туда, если именно таковы ваши намерения. Мы не будем сражаться. Вам не причинят вреда, если только вы не нападете первыми. Но вы выслушаете то, что я скажу. Прошу, милорды, уверен, вы едете уже давно. Вашим лошадям не помещает передышка. Бросив один взгляд на войска за лордом Киваном, Джон махнул Неду и Роберту, и они спешились и прошли за Ланнистером в охраняемый шатер. Если они поговорят, разберутся, и смогут двигаться дальше, то Джон готов был выслушать. Он достаточно уже повоевал, и не хотел теперь сражаться еще и с Ланнистерами. И в любом случае, ему было любопытно. С самого начала встречи он пытался понять, что именно хотел сказать лорд Киван. И пусть Нед воздержался от разговоров, Роберт заговорил снова, со злобой: – Ну, и в чем дело, Ланнистер? Вы не имеете к этому отношения. Иди, ползи назад к скале, из-под которой вылез. Не желаю вообще ничего от тебя слушать, когда ты всю войну прятался в своем замке. Или твой брат вдруг передумал и теперь решил снова начать целовать покрытые драконьим навозом сапоги? Вместо того чтобы оскорбиться, лорд Киван выглядел так, будто с трудом старался не закатить глаза. Джона это удивило. Когда он заговорил, его тон был таким ровным, что показался почти пугающим; на взгляд Джона, это было совсем как тон его брата. – Не то чтобы это имело значение, король не носит сапог, и уж тем более у моего брата не развилась привычка их целовать. И кроме того, принцесса-регент скорее солнце, чем дракон, а солнца не испражняются. Они растерянно уставились друг на друга. Ничего из того, что сказал этот человек, не имело смысла. Сапоги, солнца, принцесса-регент? – Боюсь, я не понимаю, что вы говорите, – первым обрел дар речи Джон. – Прекрати болтать загадками, Ланнистер! – выплюнул Роберт. – Говорите прямо, милорд. Мы уже достаточно здесь задержались, – в первый раз заговорил Нед. Будь это другой человек, такое движение губ, как у лорда Кивана, было бы сочтено усмешкой. Он кивнул Неду. – Конечно, лорд Старк. Как я пытался сказать... – бросив взгляд на Роберта, Киван остановился, а потом снова повернулся к Джону. – Король взывает к миру. Роберт расхохотался. – Я столь же сильно желаю мира с Эйрисом, как желал его с его сыном. Выражение лица Ланнистера полностью повторяло обычное выражение лица его старшего брата, но Джону показалось, что лорду Кивану хотелось рассмеяться Роберту в лицо. Но вместо этого он просто сказал: – Боюсь, шансы на мир с королем Эйрисом невозможны, – прежде чем Джон успел перебить его, Киван Ланнистер поднял руку, останавливая. – Милорды, я хотел сказать, что нет причин отказываться от мира, потому что не о короле Эйрисе я говорю. Джон выпрямился, встревоженный и растерянный. Как Эйрис не может быть королем? Лорд Тайвин захватил трон? Его глаза расширились, когда лорд Киван заговорил снова: – Я говорю о короле Эйгоне Таргариене, Шестого Его Имени, законном короле Вестероса. А вернее, я обращаюсь от лица его регента, которым, в связи с его возрастом, согласно нашим обычаям, является его мать, принцесса Элия Мартелл из Дома Таргариен. Джон оглянулся на Роберта и Неда, когда услышал заявление Ланнистера. Они двигались на Королевскую Гавань, чтобы свергнуть Эйриса, но как получилось, что его сменила вдова Рейгара? Роберт первым обрел дар речи, он фыркнул. – Не держите нас за дураков. Эта дорнийская потаскуха не имеет ни сил, ни надежд кого-то свергнуть. Что случилось с драконьей мерзостью? Лорд Киван посмотрел на Роберта взглядом человека, медленно теряющего терпение. – На моей памяти принцесса Элия не вела себя никак иначе, кроме как настоящая леди, – Джон проследил за взглядом, который Киван ненадолго обратил на Неда, Нед отвернулся. Джон едва не вздохнул. Вспоминая, с чего именно началось все это, Джон едва не прослушал, что сказал лорд Киван. – Король Эйрис мертв. Джон в шоке оглянулся на Неда и Роберта, которые тоже переглянулись. Эйрис был мертв? – Как? – резко раздался вопрос из-за их спин, голос сира Барристана Селми. Они повернулись и увидели рыцаря у входа в шатер. – Сир Барристан Селми! Мой племянник и принцесса-регент будут счастливы знать, что вы в добром здравии. На слух слова лорда Кивана казались простыми, но в них был скрытый смысл. Этот рыцарь клялся защищать короля и его семью, и вдруг его обнаружили в обществе тех, кто восстал против короля и, следовательно, против его семьи и его братства. Сир Барристан опустил глаза, по его лицу разлилась краска. Сир Барристан кивнул, но он не мог смотреть в глаза лорда Кивана. – Король Эйрис сгорел. Роберт расхохотался. – Сгорел? Лорд Киван пожал плечами. – Как сказала принцесса-регент, бывший король слишком любил свой огонь. Он столь сильно обгорел, что скончался. Джон обратил внимание на то, как говорил лорд Киван. Если Ланнистер столь беззастенчиво повторяет слова вдовы Рейгара, то у лорда Тайвина Ланнистера не вызывали беспокойства обстоятельства смерти короля, хотя ему был неприятен бывший король. Роберт, скривив от отвращения губы, спросил: – Так драконья мерзость сдохла, и теперь ты служишь младенцу? Голос лорда Кивана был немного напряжен, когда он ответил: – По праву и по традициям, потому, что его отец умер раньше короля, главным наследником короля Эйриса становится его единственный внук, но его леди-мать, принцесса Элия, будет править королевством до его вступления в возраст, – Джон подумал, что в других обстоятельствах это было бы приемлемо, но в этот раз обстоятельства были не обычные. И словно он не сказал ничего такого вызывающего хлопоты, лорд Киван просто продолжил: – Принцесса-регент считает, что эта война длится уже слишком долго, и если я могу полагаться на ваше молчание... – он бросил еще один взгляд на Неда, а потом повернулся к Роберту, и сказал прямо. – Если на свете и есть кто-то, кто не хотел бы, чтобы все это случилось, в особенности эта война, так это она. Джон посмотрел на Неда и Роберта, обдумывая намек в этих словах. Он пытался вспомнить, что он знал о женщине, которая была теперь вдовой Рейгара. В последний раз он видел ее в Харренхолле, но тогда он волновался о Роберте, не о жене Рейгара. Лорд Киван сказал так, словно снова начал терять терпение: – Милорды, вам многое надо обдумать, но задумайтесь об окончании войны. Она страстно желает встретиться с вами в Королевской Гавани, но она желает видеть жесты доброй воли с вашей стороны, – Джон нахмурился. Это было вежливым способом сказать, что эта женщина чего-то от них хочет. Они не ссорились с Элией Мартелл, но Роберт убил ее мужа, кто знает, как она отреагирует, когда Роберт встанет перед ней. – И чего она хочет? – спросил Джон. – Чтобы вы прекратили сражаться и признали ее сына королем. Ну конечно. Лорд Киван продолжил: – Были отправлены вороны с сообщением о смерти Эйриса, о том, что Верховный Септон благословил короля Эйгона на царство, а также о том, что мой лорд-брат принял должность Десницы Короля. Вскорости даже Ночной Дозор узнает о новых обстоятельствах. Джон закрыл глаза. "Седьмое пекло", – подумал он. По праву и обычаям наследования, мальчик был законным наследником. Рейгара любили в народе, даже несмотря на его поступки. С его смертью эта любовь перейдет на его страдающую вдову и детей. И как вовремя сделал свой ход лорд Тайвин. Он не помогал Эйрису, но на глазах у всех пошел на помощь его внуку. Это многое будет значить как для простонародья, так и знати. И если царствование мальчика признали септоны, то за ними последуют другие. Будет трудно уговорить всех, что королем должен стать Роберт. – А если мы не согласимся? – прорычал Роберт. Наклонив голову, лорд Киван сказал так легко, словно говорил о погоде: – Она не хочет продолжения войны, но если понадобится, она будет воевать. Джон уставился на него. Они уже достаточно навоевались, и воевать теперь с врагом, который и не враг им на самом деле? Роберт злобно и недовольно фыркнул. – Почему? Как? Какими силами? Будь это другой человек, можно было сказать, что лорд Киван состроил гримасу. – Король Эйгон, ее сын – законный король Вестероса, – будь это другой человек, паузу, которую сделал Ланнистер, можно было назвать "драматической". – Ее брат идет на север с армией. Джону это не понравилось. Судя по нахмуренному лицу Неда, он подумал то же. Но Роберт рассмеялся. – И что? Дорнийцы отправили армию с Рейгаром. Сильно ему это помогло. Лицо Роберта засветилось триумфом, но лорд Киван выглядел скучающим. – Принц Доран не любил короля Эйриса, а еще меньше – оскорбления от Рейгара, – он снова остановился и снова посмотрел на Неда, потом опять посмотрел на Роберта и ровно сказал. – Эйрис держал в заложниках его сестру и племянников. Эйрис больше не существует. Дорнийские принцы выполнят долг перед своей сестрой и ее детьми, как выполнил бы любой другой, – еще один взгляд в сторону Неда, с приподнятой бровью. – Я не сомневаюсь, что величина отряда, сражавшегося рядом с принцем Рейгаром покажется незначительной в сравнении с той армией, что сейчас движется маршем под командованием принца Оберина. Роберт и Нед молчали, а Джон яростно думал. Ситуация становилась все хуже и хуже. Заговорил Нед, тон его был мрачным: – Что если мы не признаем ребенка королем и не прекратим войну? Лорд Киван посмотрел на них, он не хмурился, но взгляд его был тяжелым. – Тогда будут сражения, которые никому были бы не нужны. Она хочет своему сыну мирное королевство, с вашей поддержкой и вашим благословением, но если вы продолжите сражаться, и развяжете новую войну, вы никогда больше не увидите свою сестру, – он повернулся к Роберту. – А вы никогда не увидите своих братьев. – У нее Лианна? – Роберт был в ярости, и все, что мог Джон, так это держать его. Лицо Неда дрогнуло при упоминании его сестры. – Она в безопасности? Губы лорда Кивана дрогнули в подобии усмешки. – Леди Старк в лучшей безопасности, что может предложить ей общество нескольких Королевских Гвардейцев и армия Оберина Мартелла. Джон замер на секунду, даже Роберт был ошеломлен, а Нед выглядел так, словно был готов снова начать скорбеть. И все же, казалось, что лорд Киван еще не закончил. – Принцесса-регент настаивает, что хочет положить конец вражде, которую начали другие, и с вашей поддержкой хочет оставить все это позади и двигаться дальше и хочет быть уверена в тех же намерениях с вашей стороны, – и словно чтобы подчеркнуть сказанное, лорд Киван продолжил. – Мы собираемся все уладить. Предпочтительно, на доброй основе. Теперь Джон полностью все понял. Они строили планы, но и другие их строили, и эти другие собирались воплотить их в жизнь. – Лорд Киван, спасибо, что поговорили с нами. Мы тщательно все это обдумаем. Лорд Киван кивнул, выглядя удовлетворенным, но Джона это не одурачило. Этот Ланнистер верил им не больше, чем поверил бы его брат. – Я надеюсь в скором времени получить ответ. Принцесса и Десница считают, что это длится уже слишком долго. С этими словами Ланнистер вышел и оставил их наедине с их мыслями. *** Оберин Мартелл посмотрел на потемневшее над ним небо, на дорогу перед ним, рот его был сжат в тонкую мрачную линию. Темнота, не темнота, он жаждал двигаться дальше. Его сестре и ее детям было нужно, чтобы он двигался дальше вместе со своими людьми, но в этом не было смысла. Пусть эта мысль внушала ему отвращение, было уже поздно, чтобы двигаться дальше, неважно как его кровь пела ему, что он должен двигаться вместе со своими людьми дальше. Ему и его людям следовало отдохнуть, иначе от них не будет пользы. Он принял решение и велел разворачиваться на ночь. Он мрачно смотрел, как его послушались и по его приказу начали разворачивать лагерь. Даже в темноте вдали он мог видеть очертания остановившейся повозки. Один только ее вид возбудил в нем ярость, и ему понадобилась вся сила его воли, чтобы удержаться от того, чтобы сжечь ее. Его лицо потемнело. Этой повозке не следовало тут быть. Как и этой "леди" внутри нее. Он специально решил не видеться с ней. Он не знал, как отреагирует, если увидит ее, но даже одного вида повозки хватало ему, чтобы вспомнить, как Лианна Старк и Рейгар Таргариен многократно оскорбили его сестру, осквернили его родину, поставили под удар жизни их всех. Если бы он мог, он бросил бы ее вместе с повозкой в песках Дорна. К сожалению, не ему было решать, что делать с девчонкой, и теперь ему пришлось играть роль посыльного, перевозящего этот хлопотный груз. Он предпочел бы доставить своей сестре подарок получше, но его сестра хотела Лианну Старк, и его сестра ее получит, вместе с армией. Это было все, что могли дать ей он и Доран. Жаль, что Роберт Баратеон лишил его шанса преподнести Элии голову ее мужа. Он знал, что предпочел бы снести ее сам, но увы, его лишили этой роскоши; его больше не было, но его сестра и ее дети все еще были в опасности из-за того, что натворил этот тупой дурак. Этот тупой мертвый дурак. Оберин фыркнул: неблагодарный мерзавец был уже мертв, но последствия его безрассудства приходится разгребать им. И все же, его сестра и брат были правы, Рейгар был потерян, но Лианна Старк могла пригодиться. Он налил себе кубок дорнийского вина, прикончил его одним глотком и налил еще. Если он собирается тонуть в отчаянных мыслях, то с тем же успехом он может напиться. Чем еще ему заняться ночью? Услышав шаги, он поднял голову. При виде белой одежды и знакомой ему фигуры человека, приближающегося к нему, лицо Оберина стало еще мрачнее. – Мой принц, – голос сира Эртура Дейна прорезал тишину, окружавшую Оберина. Взглянув на человека, которого он знал столько лет, он не сдержался и прошипел: – А, так теперь, когда мы возвращаемся в Королевскую Гавань, это опять "мой принц", не так ли? Оберин не должен был, но он обрадовался при виде расстроенного вида Эртура. О, он отлично понимал, что следовало выполнять приказы Эйриса и Рейгара, а тот приказал им оставаться с этой шлюхой, но все же, он мчался через Вестерос к Королевской Гвардии, чтобы помочь своей сестре, после того, как нашел Эртура, радостно играющего роль придворного при женщине, что была причиной позора Элии. Он не мог забыть, что именно из-за драгоценного эртуровского Рейгара Элия и ее дети были в опасности. Он не мог этого простить. – Мой принц, пожалуйста, сейчас не время... Бывший и так уже на пределе Оберин наконец взорвался: – Так когда наступит время, Эртур? Было не время, когда Рейгар в первый раз опозорил мою сестру. Было не время, когда он сбежал с девчонкой, оставляя свою жену и детей с его безумным отцом. Было не время, когда он привез девчонку в Дорн. Было не время, когда Эйрис приказал прислать дорнийские копья на войну, которую развязал ради этой шлюхи его дурак-сын. Было не время, когда погиб дядя Ливин. Мы все теперь едем в Королевскую Гавань. Ну так когда же время, если не сейчас? Эртур становился все печальнее и печальнее с каждой фразой. – Мой принц, пожалуйста, я понимаю, что занимает ваши мысли, и что беспокоит вас, но ради справедливости, мои клятвы требовали верности... Оберин встал. – Несправедливо, сир! Ты, из всех именно ты, смеешь говорить мне о справедливости, клятвах и верности! Твоя служба безумцу длилась так долго, что ты больше не понимаешь, что значат эти слова? – он злобно рассмеялся. Он знал, что был жесток и, говорил слишком громко, но он не мог больше сдерживаться. Он был уже за гранью приличного поведения и заботы о том, что подумает о нем Эртур. Он был больше не в настроении выслушивать успокоения и нотации, не от него, когда он нашел его и его "братьев" самым бесстыжим образом в компании девчонки, которая была причиной позора и унижения Элии, когда члены его семьи все еще в опасности из-за глупости Рейгара и Эйриса, когда столько добрых дорнийцев были вынуждены отправиться воевать и погибли рядом с человеком, который оскорбил Дорн всеми возможными способами, и точно не теперь, когда Рейгар и Эйрис мертвы, и все стало столь зыбко. Почему он должен был быть добрым к Эртуру, который спокойно терпел всю эту мерзость? – Где была справедливость в верности твоего принца моей сестре? – он приподнял занавес, прикрывающий вход и показал на повозку. – Как вышло, что нам, дорнийцам, приходится разбирать весь этот бардак, когда это именно нас оскорбили, когда Рейгар привез ее в Дорн и держал там, на наших землях? Когда это нашим братьям пришлось отправить копья по требованию Эйриса, чтобы его безумная жестокость не обратилась против моей сестры, как обращалась против его собственной леди-жены? Где была справедливость, когда я нашел тебя в Дорне, когда ты остался там, вместо того, чтобы немедленно отправиться в Королевскую Гавань, как только узнал, что случилось? Не говори мне о клятвах, о несправедливости или верности, Эртур. Не теперь, когда вы с двумя другими охраняли здесь это, по приказу вашего драгоценного Рейгара, даже не подумав о моей сестре и ее детях в Королевской Гавани, которым на самом деле должна была принадлежать ваша верность. Это не ты сейчас охраняешь моего племянника. Можно говорить о верности клятвам, но верность мертвецу ценой жизни живых, немного стоит такая верность. Ты сам должен был это знать, так я думал раньше. Он знал, что был жесток, что истинная причина его гнева была теперь для него недосягаема, а эта девчонка была нужна Элии, но он был зол и на Эртура. Эртур начал ходить по шатру, он выглядел так, словно старается не дрожать. – Мой принц, пожалуйста. Я знаю, что заслужил ваши разочарование и гнев. Я принимаю их. Я знаю, что заслужил. Я смиренно принимаю ваше раздражение. Я так же был разочарован в Рейгаре, и так же зол, и мне причиняло боль все происходящее, но вы должны знать, что у меня не было выбора. "У него не было выбора". Оберин сжал кулаки, стараясь держать себя в руках, отвечая. Он хотел схватить Эртура и потрясти за такой пустой ответ. – Во имя богов, Эртур, как смеешь ты говорить, что у тебя не было выбора? Ты хотя бы пытался его остановить, напомнить ему о здравом смысле? Неужели он настолько спятил, что не прислушался бы к тебе или к другим? Когда ты нашел его, нашел их вместе, ты сказал ему, отослать девчонку назад? Почему ты никому не сообщил, даже собственному брату? Как ты мог оставаться в Башне, в Дорне, зная, что происходит? Эртур вздохнул, проводя рукой по волосам. Пусть его гнев уходил при виде печали, отчаяния и смирения на лице Эртура, ему все равно были нужны ответы на эти вопросы. – Ты думаешь, я не задавал сам себе все эти вопросы каждый день? Оберин, ты не можешь себе представить, как мне хотелось, чтобы я мог что-то сделать, а не просто сидеть в Дорне, понимая, как все это неправильно. Ты думаешь, я не хотел, чтобы всего этого никогда не случилось? Как я предпочел бы быть в Королевской Гавани, с Джейме Ланнистером, Элией и детьми, что я даже предпочел бы сражаться и умереть рядом с Левином? Что ты хотел, чтобы я сделал? Я клялся повиноваться Эйрису, и клялся повиноваться Рейгару. Я не мог пойти против них, хоть я и хотел. Оберин почти на ощупь ощущал вину, наполнявшую слова Эртура, и пусть он понимал, что говорит его друг, легче от этого не становилось. – Ты говоришь, что хотел бы быть с Элией и детьми? Ты не думал, что это значило для них? Ты не думал, со сколькими бедами им пришлось столкнуться, и сколько еще бед их может ждать? Голос Эртура был преисполнен злости и встречного обвинения: – Не думай, что я не передумал все то, что ты мне сказал. Мне ничего не оставалось, кроме как думать об этом. Поверь мне, когда я скажу, что мне было бы не легче, если бы это Эшара была на месте Элии. Как тебе дороги Элия и дети, так же дороги они и мне. Ты думаешь, мне легко было оставить их, или вернуться к ним, с Лианной Старк за моей спиной? Ты думаешь, меня не пугает, когда я думаю, что мои любимые друзья думают, что я их предал? Остаться верным моим клятвам было самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать, и я молюсь всем богам, чтобы мне никогда не пришлось делать это снова. Но они же в порядке, ведь так? Оберин вздохнул и отвернулся, чтобы больше не видеть лица Эртура. – Она в Королевской Гавани с Тайвином Ланнистером, – он рассмеялся, но подавился смехом. – Это менее пугает, чем когда она была с Эйрисом, но ненамного. Я помню его поведение тогда, на Утесе Кастерли, и тогда, когда Эйрис выбрал Элию, а не его девчонку. Как я могу ему верить? Думаешь, он поддерживает ее только потому, что он так чистосердечен? – Я прекрасно знаю, каков Ланнистер, и что он сделал, но он не так глуп, чтобы теперь отступать. Его гордость ему не позволит. Оберин снова рассмеялся и покачал головой. Но в этих словах была истина. И все равно, спокойнее от этого не становилось. И словно Эртур попытался утешить его, он добавил: – Его сын присягнул Эйгону, он теперь в Королевской Гвардии. Он не захочет терять лицо перед сыном. Оберин фыркнул. – Что ты знаешь о сире Джейме Ланнистере? Эртур растерялся от вопроса. – Ты встречал его. Конечно же, ты должен бы иметь о нем мнение. – Это было, когда мы ездили на Утес Кастерли, с предложением о браке. Я не знаю, каков он как Королевский Гвардеец. Эртур задумался. – Юн, но прекрасно обращается с мечом. Хотя то, как он попал в наши ряды, потрясло его так же сильно, как нас... – они переглянулись, и вспомнили, как это случилось, прежде чем Эртур продолжил. – Он очень хотел служить. У него доброе сердце, и он всегда старался сделать все правильно, – Эртур говорил правдиво, но Оберин заметил, как Эртур отвернулся и почти прошептал последнюю фразу. В конце концов он сказал: – Хорошо. Пока было достаточно хорошо, пока Оберин не прибудет в Королевскую Гавань, все должно было быть "достаточно хорошо". В тишине ему в голову пришел еще один вопрос. – Вы ей сказали? Эртур растерянно посмотрел на него. – Кому что сказали? Слова застревали в его горле. – Лианне Старк. Вы сказали ей о его смерти? Что мы едем в Королевскую Гавань? Эртур некоторое время смотрел на свои колени, прежде чем снова поднять на него глаза. – Она знает, что мы едем в Королевскую Гавань, но в остальном Лорд-Командующий пока велел оставить ее в неведении. Он приподнял бровь. – То есть она знает, куда едет, но не знает почему. И не знает, почему сейчас? Она хоть спрашивала? Эртур не встречался с ним взглядом. – Она спрашивает, но ей тяжело было слышать о смерти ее отца и брата. Остальное... – он остановился, ему было неудобно. Оберин мрачно подумал, что его друг ждет от него сочувствия. Оберин сочувствовал тем, кто несправедливо пострадал от гнева Эйриса, но он не испытывал сочувствия к этой девушке или к мертвому мужу его сестры. – Понимаю. Но вы сказали ей, как именно умерли ее отец и брат? Что это Эйрис их убил? Эртур отвернулся. – Нет. Лорд-Командующий был прав, когда сказал, что она юна, и что такое трудно слышать в любом возрасте. Ей пойдет на вред, если ей станет нехорошо, пока мы еще едем. Об этом нелегко говорить, не то что слышать. Вспомнив, как именно они попали в эту ситуацию, Оберин фыркнул. – Если она достаточно взрослая, чтобы сбегать с женатым мужчиной, то она достаточно взрослая, чтобы узнать, к чему привел ее побег. Пусть даже последствия не были результатом ее прямых действий, – несмотря на то, что его гнев в адрес Эртура почти иссяк, он все равно не был в настроении смягчать свой голос, когда продолжил. – Так она не знает о Рейгаре и Эйрисе. Это было утверждение, не вопрос. Эртур покачал головой. – Нет. Пока нет. Ты не знаешь, что с ней будет, когда мы приедем в Королевскую Гавань? Оберин не скрыл гримасу на своем лице, но голос его был тверд. – Если все пойдет, как ждет Элия, – и надеется, подумал он, но не сказал, – несомненно, у Элии есть какие-то планы, но теперь после смерти ее отца, ее старший брат выберет, что делать. Так устроено в нашем мире, так следовало делать, и для всех было бы лучше, если она станет поступать, как полагается. Эртур вздохнул и согласно кивнул, но ничего не сказал. Хорошо. Этой девчонке давно следовало понять, что пусть она и живет привилегированной жизнью, вместе с привилегиями достаются обязанности, которые следует исполнять, какими бы нежеланными они не были. Рейгар это знал, проигнорировал это, и за это умер. Он не позволит упрямству этой девчонки разрушить больше, чем оно уже разрушило. Эртур встал и двинулся к выходу. Прежде чем он откинул занавес, Оберин откашлялся. Оберин посмотрел на него, взгляд был прям, голос тих: – Эртур, мне не нужно говорить тебе, что мое терпение уже на исходе. Скажи ей прежде, чем мы достигнем Королевской Гавани, или скажу я. Если твой Лорд-Командующий станет протестовать, скажи ему, что лучше пусть она свыкнется с тем, что происходит, пока есть время добраться до Королевской Гавани. И я сомневаюсь, что ей будет легче, если ей скажу я.