Изменившиеся обстоятельства

– Вам не нравится? – спросила Элия. Станнис Баратеон хмуро посмотрел на нее: – Что? Она показала на тарелку. – С вашей едой что-то не так? – Все в порядке, – выдавил он. Она поджала губы. – Боюсь, я не очень хорошо знаю ваши предпочтения. Прошу за это прощения. Его лицо напряглось. – С этим блюдом все в порядке, принцесса, вам не стоит еще больше думать о моих предпочтениях. Так он все-таки заметил. Надеясь, что он не обнаружил на ее лице тревоги, она постаралась расслабиться. Но тут он посмотрел вниз и напрягся еще больше. – Что случилось, лорд Станнис? – в чем теперь было дело? Почему он всегда выглядит таким шокированным, когда она задает вопросы? У нее были свои беспокойства в отношении недовольств Станниса Баратеона, пусть речь шла и не о еде. Пусть она не сможет заставить его быть довольным, она могла попытаться. Конечно же, его тон был резким. – Под столом ходит кошка. Ее растерянность обратилась неловкостью. – А, это должно быть Балерион. Приношу извинения, мне следовало вас предупредить. И снова, изумление. Она скривилась, сообразив, что ее слова прозвучали глупо. Это совсем не было ей нужно. – Кот моей дочери, Балерион, – объяснила она. Ее объяснение было встречено еще большим изумлением. – Ваша дочь назвала своего кота в честь Черного Ужаса? А она-то радовалась, что он знает историю Таргариенов. Она подумала, что сир Джейме посмеялся бы над ней, если бы узнал. – Его так назвал принц Визерис, но они оба очень любят этого кота. Полагаю, все дети наслаждаются компанией животных. Он снова нахмурился, как обычно. – Но детей здесь нет. Нет. Она редко брала с собой детей, когда обедала с ним, и в этот вечер им особенно была нужна уединенность. – Веселые звери иногда слишком веселят детей. Я решила, что лучше будет оставить его со мной. У этого человека был маленький брат, он должен был понимать. И все же, глядя теперь на суровое лицо лорда Станниса, она задумалась, а стоило ли оставлять кота здесь. В конце концов, проблемы не в первый раз. Он уже напортачил с Эртуром. Он был так рад, когда вручил ей этот проклятый венок после победы на турнире в честь свадьбы Оберина. Она надеялась, что он отдаст его Серсее или кому-нибудь еще. Она не хотела его, но не могла найти причины отказаться. А потом вмешался Балерион. С одной стороны, она была рада, что ей не придется хранить эту корону, напоминание о венке, которого она не получила, но с другой, казалось, что Эртур снова погрузился в скорбь... Она едва не покачала головой. Она не собиралась обсуждать это со Станнисом Баратеоном, который, конечно же, странно на нее смотрел. К ее удивлению, он заговорил первым. – Я видел его. Принца Визериса, то есть. – Да? – возможно, он видел его, когда ее деверь был с лордом Арреном. Было большим облегчением видеть, что лорд Аррен с заботой относится к своему новому подопечному, но... – Он назвал меня "кузен". Она глотнула вина, чтобы затянуть с ответом. Он выглядел так, словно ему было неудобно. И Элия понимала. Такое обращение не было неверным, но в данных обстоятельствах лучше было попросить Визериса не делать так. Последнее, что ей было нужно, так это чтобы Роберт решил, что это какое-то издевательство над ним. – Мне будет нетрудно убедить его пользоваться более формальным обращением, если вы так хотите. И снова, неловкий взгляд. – Но почему он так говорит? Лорд Станнис выглядел так, словно надеялся никогда больше такого не слышать. И скорее всего не услышит. Лорд Ройс сопроводит принца Визериса в Долину, они уедут в тот же день, как лорд Аррен отправится в Штормовой Предел; и в тот же день уедет и этот человек, и Старки. Пока же ей пришлось отвечать лорду Станнису. – Полагаю, это было влияние вдовствующей королевы. Дорогая Рейла иногда рассказывала о своих кузенах. Несомненно, она рассказывала о них своему сыну. Эйрису бы не было дела, по крайней мере раньше. Единственный раз, когда Эйрис вспомнил о Визерисе, был тогда, когда он отправил его на Драконий Камень с Рейлой. Баратеон медленно кивнул. Спустя некоторое время он напряженно спросил: – Как она? Она все еще... Элия старалась не рассмеяться при виде того, как он не может закончить предложение, но все веселье пропало, когда стало понятно что он сожалеет, что задал вопрос. – Она пишет, что в порядке, но понадобится несколько месяцев, прежде чем она сможет вернуться, – ей пришлось сморгнуть набежавшие слезы. Она пообещала своего сына дому, чья верность была относительной, а дочь отдавала дому, дочь которого помогла унизить ее, она также дала еще и обещания от лица Рейлы. И теперь, когда Рейла вернется, Визериса не будет. Что она сможет сказать женщине, которая уже потеряла одного сына, а теперь и второго забрали у нее? Несмотря на понимание и одобрение Рейлы, это все равно будет вина Элии. Голос в ее голове говорил, что иногда жертвы необходимы, и пусть ей не нравилось это слышать, она говорила себе, что должна в это верить. Он снова заговорил: – Лорд Аррен упоминал, что принц Визерис не часто говорит о короле, только упоминает, что любил его. Она вздохнула. Обычно было тяжело заставить лорда Станниса говорить во время их обедов, и потому она была ошарашена его разговорчивостью. Хотя ей было интересно, что лорд Аррен пожелал стать учителем еще и этому Баратеону, она обеспокоилась, что еще мог сказать Визерис. Возможно, родители лорда Станниса знали лучшие времена, когда речь шла об их королевских кузенах, но Станнис Баратеон знал короля совсем другим. – За образование принца Визериса отвечала вдовствующая королева. Лорд Станнис снова нахмурился. – Говорят, что... Он сказал это с абсолютным отвращением. Этот человек не любил сплетни и сплетников, но в Королевской Гавани от них невозможно было укрыться, и она знала, что он хотел знать, что происходит. Всегда хотел, а она хотела бы, чтобы иные сплетни никогда не произносились. – О чем именно? – Что король был жесток с ней, со своей королевой, – это не был вопрос. К ее горлу подступил ком, когда она вспомнила синяки, царапины, слезы. Она встретила его острый синий взгляд. Они оба знали, что он задавал вопросы. И не было в замке ни одной прачки, что не слышала бы той или иной мерзкой истории, не было служанки, не видевшей ужасных вещей, не было стражников, не слышавших кошмарные вещи. – Очень многие и не подозревают о худших из привычек короля. – Это потому вы без любви говорите о нем? Станнис Баратеон говорит о любви? Она едва не рассмеялась. Чтобы скрыть это, она снова схватила кубок с вином. Да простят ее боги, что она говорит об этом. – Мне больно говорить так о покойнике, о человеке, который был мне свекром, но так оно и есть. – Почему? – она сделала еще один глоток. Конечно же, только Станнис Баратеон мог задать такой вопрос. Пусть он знал о приказах Эйриса об убийствах, она же эти убийства видела, и все, что было до них и после. Рейла могла помнить, каким Эйрис был в молодости, Элия же не испытывала неловкости с тем, чтобы с отвращением к нему относиться. С чего ей любить Эйриса? Он ее ненавидел. Он пугал ее. Он собирался ее убить. – Моя мать когда-то говорила, что в молодости король Эйрис был очарователен. Но когда я приехала в Королевскую Гавань, он уже редко пытался таким казаться. Не поймите неправильно, когда у него случалось настроение, он мог быть добр к моим детям, но в последние месяцы это случалось все реже и реже, даже в лучшие его дни. И это было до того, как я узнала о диком огне. Он снова нахмурился, но насколько она видела, он не был сердитее обычного. Малая радость. – Понимаю. Так вы его не простили. Раньше Эйрис издевался над ее "грязной кровью" и отсутствием таргариеновской внешности. Потом он насмехался над ней из-за бегства Рейгара. Она видела свекровь в тот день, когда они с Визерисом уезжали. Она помнила, как он смотрел на нее, этим жестоким подозрительным взглядом, требуя вручить Рейнис и Эйгона в его струпные, кровавые руки. Она должна была забыть все это потому, что он погиб жестокой смертью? – Некоторые вещи тяжело простить, даже если пытаешься. – Вы ведете себя так, словно простили, но ваши слова говорят иное. Она подавила улыбку. Одним из первых уроков по прибытию в столицу было то, что она не имеет более роскоши говорить прямо, но этот человек предпочитал именно прямоту. – Можно пытаться, выйдет или нет – совсем другое дело. – И поэтому вы захотели поговорить со мной о лорде Коннингтоне. Элия глубоко вздохнула, несколько утешившись тем, что он больше не хочет говорить об Эйрисе Таргариене. Но эта тема была столь же щекотлива, если даже не более. Свадьба сама по себе будет скандальной, и столь долгое откладывание менее скандальной ее не делало. И все же, ей хотелось надеяться, что присутствие Джона и Эшары не вызовет еще большей катастрофы. Возможно, так в итоге и выйдет, но она может попытаться. – Я не могла поручить это другому. – Вам следует спросить самого Роберта. Или Роберт уже отказал? – Баратеон воткнул нож в рыбу с большей силой, чем делал это обычно. Значит, надо быть осторожной. Она едва не фыркнула; она всегда была осторожна рядом с любым Баратеоном. – Мы с вашим братом не слишком хорошо знакомы, – она не хотела знать Роберта Баратеона, и ей не надо было делить стол с его братом, чтобы знать, что это взаимно. Элия кашлянула. – Было бы глупо с моей стороны считать, что я сумела бы его убедить, каким бы важным я не считала это примирение. Я еще не спрашивала его, я хотела сначала узнать ваше мнение. Он поджал губы, прежде чем ответить: – Если бы вы не умели убеждать Роберта или не знали бы, как этого добиться, я не сидел бы сейчас перед вами. Теперь решено, что все будет так, как было до войны. Почему вам так это нужно? Он хорошо бы устроился в Дорне, подумала она. Он всегда изумлял ее прямотой и честностью. Она отогнала эту мысль. Она не хотела вмешиваться в дела Штормовых Земель больше, чем это нужно, боги знают, они не стоили этой головной боли, но она должна была попытаться ради Джона и Эшары. – Вопрос в отношениях, которые следует наладить. Он сжал челюсти. – Дело не только в примирении. Лорд Коннингтон сражался против собственного лорда. Она задумывалась, бывало ли у ее матери желание одновременно схватить что-нибудь и ударить человека по голове, и в то же время поздравить с столь твердым характером. – Вы считаете, что примирение невозможно, или что его не следует добиваться? – Уверен, в отношении человека, сражавшегося против моего брата, можно сделать исключение, – его рот снова был сжат в тонкую мрачную линию. – Война закончена, – она проигнорировала его взгляд и продолжила. – Я понимаю, как трудно преодолеть чувства, вызванные пережитым в недавнем прошлом, но лорд Роберт согласился на договор между советом и Штормовыми Землями, в особенности касательно тех решений, что раньше принял король. Лорд Коннингтон и сам пострадал от капризов прошлого короля. Его челюсть дернулась. – Что бы ни сделал король Эйрис, это не значит, что Роберту будет легче простить лорда Коннингтона за то, что он ослушался призыва его лорда и пошел войной против остального народа Штормовых Земель. – Дом Коннингтонов не был единственным. Возьмем к примеру Грандисонов, Феллов и Кафференов. Полагаю, они будут присутствовать на свадьбе, – одним из любимых занятий Эйриса было вопить о фальшивой верности и предательствах. Дома Штормовых Земель были частой темой его разговоров. Он скорчил гримасу. – Я знаю, кто и когда поклялся в верности. Эти дома вспомнили о своей присяге своему лорду, – он выпрямился. – О лорде Коннингтоне этого сказать нельзя. Роберт – глава моего дома, и это его свадьба. Это он будет решать, кого он пожелает принять в своих стенах. Боги знали, она не хотела обсуждать это больше, чем нужно, но сдаться так быстро значило показаться слабой, и она не могла себе этого позволить. – Вот почему я прошу вашей помощи, как брата и члена его семьи. – И все же, вы считаете, что это дело государственное. Если так, вы могли обратиться к любому другому в совете. Вам необязательно было обращаться ко мне, – несомненно, у него были причины не желать ее к нему обращения, но ей все равно пришлось бы это сделать, он должен был это признать. – Вы считаете, что налаживать отношения между домами Штормовых Земель должны только люди Штормовых Земель, и что на мне не лежит долг попытаться помочь? – Возможно, принцесса, если все, что вам нужно – наладить отношения между домами, то вам стоит обратиться к дяде Ломасу. Значит, пришло время правды. – Он посоветовал обратиться к вам. Сам он думает, что лорд Роберт не будет ему отказывать, но вы – вы удержали Штормовой Предел. Никто из важных лиц Штормовых Земель не сможет отрицать, что ваше мнение будет иметь больше значения там, где мнение лорда Ломаса значит мало. Он выглядел возмущенным, когда она закончила. Нет, поправилась она, Станнис Баратеон всегда выглядит возмущенным. Не мог же он удивляться, что она обратилась к нему не первому, ведь он сам предлагал это? Возможно, он раздражен тем, как его дядя спихнул на него это. Или же он решил, что она хотела сделать ему комплимент, и не поверил ей? Она подавила вздох. Кто знает, чего ждать от Станниса Баратеона. Он начал скрипеть зубами. Не в первый раз она задумалась, что это значит. Когда он заговорил, в его тоне было ужасное напряжение, но он все же заговорил: – Почему это так важно для вас, принцесса? Какая польза от всех стараний и разговоров о желании двигаться дальше, если люди не могут сделать что-то столь простое, как просто побыть некоторое время в одной комнате? Она была регентом своего сына, но едва-едва. Как она сможет продолжать, если член совета ее собственного сына отказывает ей? Она никогда не забудет, как стала регентом. Никогда не пожалеет о том, что скрыла обстоятельства, к этому приведшие, но теперь, здесь, рядом с этим человеком, потому что нужно было добиться чего-то, что многие сочли бы лучшим выходом. Не только ее жизнь стоит на кону, если она провалится, но эту правду она не могла сказать этому человеку. Но была другая, которой можно было поделиться. – Для меня это важно, потому что лорд и леди Коннингтон дороги мне. – Почему? – неужели дружбы было недостаточно? Посмотрев в его мрачное лицо, она подумала, что некоторым, возможно, этого мало. Эйнис изгнал Эшару, когда узнал, что она беременна, пропал Эртур, потом смерть ее дочери, и Эшаре пришлось выйти замуж за Джона не по любви... Эшара заслуживала счастья и спокойствия. Если она получит это в Грифоновом Насесте, то, возможно, сможет жить дальше. Пусть для нее самой будущего счастья не было, оно могло быть для других. – Леди Коннингтон прибыла ко двору, когда родилась моя дочь, чтобы быть моей компаньонкой, и она очень дорога мне. Она не должна страдать от недовольства лорда ее мужа, потому что не может за него отвечать. Лорда Коннингтона я знаю много лет. Как вы сказали, он сражался за короля, но я сомневаюсь, что он стал бы это делать, если бы не его чувство долга. – Что это за долг мог заставить его сражаться столь яростно против собственного лорда? – каким бы отрывистым не был его голос, он задавал верные вопросы. – Долг, происшедший из того, что гнев короля уже был направлен на него за дружбу с моим мужем. И король премерзко заплатил за его верность. Если мы с вами были заперты в своих домах, он был лишен своего дома. Мне не кажется это верным. Джон любил жить в Королевской Гавани, по крайней мере, любил раньше. В нем была какая-то сила, которой больше не было в человеке, вернувшемся из Эссоса. Пусть они не говорили об этом прямо, он винил себя за то, что не был на Трезубце с Рейгаром. Эртур был таким же. Воздух вокруг них просто сочился скорбью, и она даже не могла иногда на них из-за этого смотреть. Джон, по крайней мере, насколько она знала, хотя бы спокойно общался со своими родственниками, без неуверенности, которую Эртур испытывал к Эшаре и Элнару. Но и ему могло помочь возвращение домой. И все же, она сомневалась, что эти мысли что-то будут значить для Станниса Баратеона, и еще меньше для его брата. – Он явно не единственный пострадавший от гнева короля Эйриса. Лицо Баратеона могла быть словно вытесанным из камня, но чем напугает камень того, кто жил с драконом? – Мы оба знаем это, милорд, но если мы не окажем сочувствие пострадавшим от королевского гнева, то что хорошего от нас ждать? Он снова скривился. По-видимому, он не забыл. – Вы были в тщательно охраняемой крепости, и рядом с вами был королевский гвардеец. Разве это можно назвать "запертым в собственном доме"? – "в отличие от меня" он не произнес, но она это услышала. – Даже лучшие стражники могут пасть, как и любые могучие крепости. А насчет гвардейца, как он может защитить, если подчиняется приказам короля? Он прищурился. – Вы не доверяете королевским гвардейцам? Джейме Ланнистер сказал, что был с вами, когда погиб король Эйрис. Она помнила, как сир Джейме стоял над трупом Эйриса, помнила слишком хорошо. – Клятвы или нет, трое членов Королевской Гвардии помогли моему мужу опозорить меня, наших детей и мой народ, когда сбежали с невестой вашего брата на землю моей матери. Что касается сира Джейме, когда гвардеец не охраняет короля, он обязан охранять королевскую семью, но это мало что значит, когда король собирается сжечь весь город. Он сжал зубы и еще больше нахмурился. – Что вы имеете в виду? – Недавно мы нашли еще один тайник с диким огнем. – Я знаю. Весь совет теперь знал. Она не могла помешать лорду Станнису задавать вопросы, но она постаралась сделать все, что в ее силах, чтобы он задавал вопросы, на которые она могла ответить. Так было лучше для всех. – Он звал дикий огонь своим чемпионом. Использовал против тех, кого считал своими врагами, даже если врагами они на самом деле не были. После битвы на Трезубце кем еще он считал меня и моих детей, как не жертвами для его любимого чемпиона? От него волнами исходило недоверие. – Вы были его снохой, а ваши дети были его внуками, – какое наивное простодушие, подумала она. – А вы, милорд, и ваши братья, были сыновьями его кузена, – это было опасным напоминанием о том, что семейные узы не остановили Эйриса от требования головы Роберта, но ей надо было, чтобы лорд Станнис понял, как мало значило родство для Эйриса. – Вы хотите, чтобы я поверил, что вы были в опасности? – она видела гнев и подозрение в том, как он отодвинулся. Неважно. Даже если он выбежит из комнаты, он будет помнить. – В лучшем случае король Эйрис был непредсказуем, и он нечасто бывал в лучшем состоянии, – когда она не могла заснуть, это было не потому, что ей так легко было приказать сиру Джейме сжечь тело. Хотя он буравил ее тяжелым взглядом, она продолжила: – Да, я была его снохой, но кроме копий моего брата, он мало видел от меня толку. Десять тысяч копий и смерть моего дяди было недостаточно для него. Что касается моих детей, у короля Эйриса был собственный сын, которого он отправил в безопасность, того, у которого не было моей "грязной крови", как он это называл. Возможно, драконы не горят, но горят солнца. И этот дикий огонь, помните, милорд, он считал дикий огонь своим чемпионом. На это он скованно ответил: – Принцесса, я не могу и не буду вмешиваться в дело лорда и леди Коннингтон. Твердость Станниса Баратеона была столь же раздражающей, как и ошеломляющей новизной, но ей не нужно было, чтобы он считал ее врагом, или стал ей врагом. – Благодарю за прямоту, лорд Станнис, я повинуюсь вашим желаниям, и больше не буду об этом с вами говорить. Прошу вас, – она жестом показала ему продолжать трапезу. К счастью, он снова обратился к тарелке, и она задумалась, насколько оскорбленным ее словами он считает себя. Удивительно, как часто ей приходилось об этом беспокоиться. Они больше не обмолвились и словом, пока не пришел Оберин, и тогда он ушел, бросив на прощание: – Принцесса Элия, принц Оберин. Когда они остались одни, Оберин упал на кресло и задрал на стол ноги. Она хотела сказать ему, чтобы он не разваливался так, но решила поберечь дыхание. Ее брат явно собирался что-то сказать. – Мне не нравится, что ты ужинаешь с ним наедине. Она с трудом подавила очередной вздох. – Почему? Это ведь не в первый раз. Оберин закатил глаза. – Да, я знаю, ты часто ужинаешь с разными членами совета, и потому у тебя нет времени на меня, но почему с ним? Мало того, что он Баратеон, – он скорчил гримасу и продолжил, – он еще и не особенно-то и веселый. Она едва не рассмеялась, увидев, какую рожицу скорчил брат. Она отлично знала, как может разъярить человека Станнис Баратеон. – Ты имеешь в виду, Доран не сказал тебе быть как можно более дружелюбным с нашими северными соседями? Ее брат снова закатил глаза. – Боги, ты моего возраста, или ровесница нашего брата? Как можно более строгим тоном, она возразила: – Полагаю, в подобные времена пришло время показать, что это я родилась раньше тебя, пусть и всего на один год. При виде его лица, она снова рассмеялась. – Смейся, сколько хочешь, но ответь на вопрос, – буркнул Оберин. От его слов она только громче рассмеялась: – Мне не нужны веселые сотрапезники. Мне нужно, чтобы они были умными. И он умен. Кроме того, чтобы я еще могла с ним делать? Пригласить его прогуляться со мной по саду? – одна такая идея казалась смешной, она не могла себе такого даже представить. Сегодняшнего ужина было более чем достаточно. – Почему ты ужинала с ним наедине? – Он из тех, кто предпочитает уединение, – и темы, обсуждаемые ими, тоже требовали уединения. – Ты не могла оставить рядом с собой королевского гвардейца? Несмотря на недовольство в голосе брата, она рассмеялась его беспокойству. – Братец, если бы лорд Станнис был человеком, способным напасть на женщину, а мы оба знаем, что он не таков, он не стал бы делать это, когда все знают, что он находится здесь со мной, и за дверью стоит стражник. И все могут подтвердить, что его слова ранят глубже, чем могла бы вилка. Он скрестил руки на груди: – Рад, что ты видишь здесь повод для смеха. В том, что она обсуждала с лордом Станнисом, не было ничего смешного, но она не хотела, чтобы кто-нибудь подслушал. – Мы обсуждали с ним его планы сменить поставщика дерева для кораблей королевского флота, и поговорили о некоторых более личных делах. – Только не говори, что ты взяла его в наперсники, – Оберин смотрел на нее почти в ужасе. Этот вид ему не подходил, решила она. – Нет. Просто мы поговорили о том, что лучше не знать многим другим, кроме тех, кто уже знает. У него есть вопросы, которые лучше было задавать в тайне. Веселье пропало из голоса Оберина, когда он спросил: – Например? – Эйрис, конечно. Станнису Баратеону не нужно, чтобы я говорила о нем дурно, но он настаивал, что хочет кое-что узнать. Нахмурившись, Оберин обдумал это. – Полагаю, так и есть. Но ведь дело не в этом? Вряд ли хоть кто-нибудь воспоет хвалу Эйрису. – Я просто хотела узнать, что он скажет об Эшаре и Джоне. Его брови взлетели к линии волос: – И что сказал наш кислый мастер над кораблями? – голос Оберина прозвучал не слишком оптимистично. Она покачала головой: – Он сказал, чтобы я обратилась напрямую к Роберту. Он считает, что это за пределами его влияния - вмешиваться в подобные дела. – Ну конечно, наконец-то приближается свадьба. Не могу поверить, что ты велела мне ехать. Она откинулась в кресле. – Один из нас должен поехать, и я знаю, что последней, кого захочет видеть в своем доме Роберт Баратеон, буду я, – и мнение этого человека было самой малой из причин, почему она не должна была ехать. – По крайней мере, я знаю, что ты повеселишься. Он усмехнулся. – Думаю, мне следует оскорбиться, что моя собственная сестра так жаждет от меня избавиться. Элия фыркнула. – С моей стороны будет неверно никого не отправить. И кто может быть лучше, чем любимейший из моих братьев? Взгляд Оберина дал понять, что он слишком хорошо понимает ее мысли. Он улыбнулся: – Брата без собственного королевства, которым следует управлять, и у которого нет никакого чувства дипломатии? Когда она наконец подавила смех, она ответила: – Я отправляю брата, который любит меня, и которого люблю я. Как она и надеялась, Оберин хихикнул: – И полагаю, то, что моя жена – дочь Десницы короля, который тоже не будет присутствовать, отношения к делу не имеет? Она немного нахмурилась: – Это отказ? Ты не едешь? Серсея будет возражать? – Ну, ну, сестрица, успокойся, – усмехнулся Оберин. – Я знал, что должен буду поехать. Что касается Серсеи, она не будет против. Она очень даже хочет отправиться, после того, как мой тесть сказал, как важно, чтобы на свадьбе "присутствовал Ланнистер". Она едва не вздохнула с облегчением. – Кстати о Серсее, как она? Или ты покинул свою жену, потому что уже от нее устал? Он улыбнулся: – Моя жена со своим братом. Элия кивнула: – И? Оберин покачал головой: – Я видал умирающих повеселее, чем Джейме Ланнистер в эти времена. Она подозревала, что дело было не только в отъезде его сестры, что горе рыцаря было связано с женщиной, которая больше не была возлюбленной Джейме Ланнистера. Она не была уверена, но сир Джейме больше о ней не говорил, и она не спрашивала. Она задумывалась, знала ли Серсея, но тоже не собиралась спрашивать. Она ничего не могла сделать, даже если Серсея и знала, даже если она и рассказала Оберину о том, что происходит с ее братом, Элия не собиралась предавать огласке то, что сир Джейме рассказал ей в пьяной самоуверенности. В этом месте было много секретов, которые должны были оставаться секретами. – Почему бы ему быть радостным? – Его возлюбленная сестра вышла за меня замуж, разве этого мало? Элия не смогла удержаться от шутки: – И ты удивляешься, почему он так мрачен? Оберин фыркнул. – Ты отлично знаешь, что он пытался мне угрожать, когда узнал, что я собираюсь жениться на Серсее. – Ну, ты ведь постоял за себя, разве нет. Его губы скривились в улыбке. – О да. И тут его лицо посерьезнело. – Кстати, о сире Джейме. Я слышал, что он говорил с мастером над оружием, – ах, да, конечно, подумала она. Элия улыбнулась: – Слышал? Она попыталась сдержать смешок при виде раздраженного вида Оберина. – Да, он что-то говорил о тайных тренировках. – Не таких уж и тайнах, раз ты о них знаешь. И снова, раздраженный вид. – Не меня тему, Элия. Почему ему нужно где-то тайно тренироваться, где никто его не видит? Он обычно жаждет продемонстрировать всем свои умения. – Как и ты, – и она решила признаться. – А вот мои умения требуют работы. – Твои умения? А что с ними? С ними все в порядке, – и на лице Оберина отразилось неверие. – Джейме Ланнистер тянет руки к моей сестре! Она едва не задохнулась от смеха. – Ты закончила? – от его недовольного вида она только крепче расхохоталась. Когда Элия наконец успокоилась, она спросила: – Ты серьезно, Оберин? "Тянет руки к твоей сестре", о да, – взмахом руки она показала вокруг. – И куда он может меня увезти? Оберин хмыкнул. – Ну, если помнишь, он не хотел, чтобы я женился на его сестре. Теперь же, когда это случилось, он внезапно решает дать тебе уроки ножевого боя, хотя знает, что это я первым вручил тебе кинжал. С чего бы еще ему хотеть это делать? – Уверяю тебя, в этом нет ничего непристойного, – хихикала она. – О, неужели? – про себя она подумала, что столь сомневающийся взгляд не идет ее брату. – Полагаю, ему просто скучно. Он фыркнул: – Быть королевским гвардейцем для него недостаточно хорошо? – Не веди себя так, словно хорошо думаешь о королевских гвардейцах, – она не знала, сумела ли добавить голосу подходящее количество укора, но Оберина Мартелла нелегко было обмануть. Он скрестил руки на груди. – Этот орден меня не волнует, и я говорил не об этом. Решив оставить эту тему, она пожала плечами: – Он случайно наткнулся на меня, и я удивила его, когда наставила на него кинжал. Наверное, ему это показалось чем-то новым. Это просто милый жест. В ответ она получила недоверчивый смешок. – Да уж, именно так. Она кашлянула. – В любом случае, вся Королевская Гавань говорит о невероятном мастерстве сира Джейме и твоем. Почему бы и мне не попытаться улучшить свои навыки? – Ты такая забавная, сестренка, – и уголки его губ дернулись, несмотря на тон. – Для меня честь, что ты так считаешь, – она проигнорировала то, как он закатил глаза. – Кроме твоих соревнований с ее братом, как дела у Серсеи? Он усмехнулся. – Отец и мать приходили в отчаяние от того, что ни одна женщина не годилась мне в жены. Ты сделала хороший выбор. Элия беспокоилась. Серсея была Ланнистер, и с этим именем приходила гордость, а ее брат был лишь вторым сыном. К тому же, были дочери Оберина; но, во всяком случае, Серсея сочла их "интересными". Что ж, хоть это. Все же, она спросила: – Ты счастлив? Оберин придвинулся к ней ближе. – Довольно счастлив. Серсея Ланнистер – жена что надо, но это не значит, что я хочу оставлять тебя здесь. Элия сглотнула ком в горле. Она тоже не хотела, чтобы ее братья уезжали, но они были должны. – У тебя есть собственная жизнь и дети, о которых ты должен заботиться. Все веселье испарилось. Ее брат прошептал: – Я знаю. Доран сказал то же. Элия прикусила губу. – Доран сказал, что подготовка к отбытию почти закончена, – на секунду ее охватили печаль, и, к ее расстройству, зависть. Даже перед войной Эйрис отказывался отпустить ее домой, и она ни за что не смогла бы оставить детей. Наверное, теперь она многие годы не увидит Солнечное Копье. Оберин кивнул: – Да, готовы, но мы не уедем, пока не уберутся Старки и Штормовые Лорды. Она подавила вздох. Он хотел успокоить, но она не смогла принять это за успокоение. Она бы предпочла, чтобы ее братья остались с ней, но все знали, что они не могут оставаться с ней вечно, как бы она этого не желала. *** Элия была там, когда уезжали Старки. Она была комком нервов, хотя уезжали многие. Она бы хотела, чтобы Оберин и Доран были с ней, но они были заняты собственными приготовлениями к отъезду. На самом деле, с ней были Десница и лорд-командующий, а также Рейнис и Визерис, правда Визерис тоже уезжал в этот день. Лорд Аррен сообщил, что собирается привезти в Королевскую гавань жену, когда вернется. Она не спорила, только не после того, как Джон Аррен решил не брать Визериса с собой в Штормовой Предел. Как и ожидалось, прощание лорда Эстермонта было теплее прощаний лорда Станниса. Как оказалось, он мог показаться еще суровее, чем обычно. Зная, какое она имеет к этому отношение, она не стала затягивать. Но даже с ним было легче, чем видеть, как к ней идут Старки. Лорд Старк подошел первым, Лианна шла на полшага позади брата; они оба были одеты в черное, и выглядели такими же мрачными и неуютно себя чувстовавшими, как и она. Она вздохнула, чтобы успокоиться. Еще всего несколько минут. – Лорд Старк. Леди Старк. Я желаю вам доброго путешествия, – она хотела попрощаться как можно короче. Она не думала, что сможет выдержать еще, несмотря на то, что они жили в ее доме многие недели. Мрачным голосом Нед Старк ответил: – Благодарю вас, принцесса. – Прошу, сообщите мне, когда приедете в Винтерфелл, лорд Старк. Лорд Старк кивнул, чувствуя неловкость, лицо его сестры окаменело, но юная женщина ничего не сказала. – Так и сделаю. – А можно мне тоже вам написать, лорд Волк? – пискнула ее дочь. Нед Старк посмотрел на Рейнис, внезапно вспомнив, что она однажды станет его невесткой. Несмотря на то, что это именно она предложила руку своей дочери этому дому, она сама каждый раз с удивлением об этом вспоминала. Все же он попытался улыбнуться. – Конечно, принцесса, вы можете. Рейнис ярко улыбнулась, прежде чем шагнуть к септе, которая пришла ее забрать. Затем, хотя все в нем говорило о неловкости, он снова посмотрел на Элию и кивнул. Лианна продолжала молчать. Не было утешением то, что они уже сказали все, что должны были. – Я уезжаю завтра, – сказала темноволосая девочка, и именно девочкой она и выглядела, сидя рядом с колыбелью Джона. Ее взгляд был сосредоточен на сыне. – Я знаю, Лианна. – Без моего ребенка, – краем глаза она видела, как хмурилась нянька, но смотрела она только на девушку Старк. – О Джоне будут заботиться, – этого требовала ее честь. Пусть некоторые, несомненно, домысливали за нее, ей не было трудно дать это обещание. Будущее благополучие ее дочери зависело от того, как хорошо будут относиться к Джону. Взгляд девушки обратился к ней. Элия видела огонь в ее глазах. Прошла секунда, и девушка снова посмотрела на своего спящего ребенка. Наконец, Лианна сказала: – Нед будет ждать писем, – это не было вопросом, потому что уже давно было решено, что в Винтерфелл будут отправляться регулярные отчеты, но не в Штормовой Предел, по понятным причинам. Лианна будет писать, и она будет ей отвечать, но кроме некоторых кратких визитов, на этом будет все, по крайней мере, пока. – Но вы напишите мне, если понадобится. В ней снова разгорелся огонек раздражения при виде очередных сомнений. Она приняла Лианну Старк гостьей в своем доме, несмотря на ее побег с ее мужем. Это она будет видеть чужого ребенка в детской комнате своих детей. Она согласилась вырастить сына своего мужа. Иного терпения может и не хватить. Она вздохнула и попыталась напомнить себе, что Лианна все еще была юна, и она была матерью, которая готовилась оставить своего ребенка женщине, которую считала соперницей. Она осторожно повторила те же слова, что много раз говорила прежде: – Клянусь, что напишу, и я верна своим словам. Теперь Лианна взглянула на повозку, в которой были дары на свадьбу. Лианна Старк предпочла бы вместо них увезти своего сына, но это было невозможно. Было слишком поздно. Ничего не сказав, они кивнули друг другу. Это было почти издевательство. Потом Старки отошли и поднялись на лошадей. В ней не было радости, когда Старки уехали. Не могло быть. Это был день, когда она отобрала двух детей у их матерей. Она не была должна Лианне Старк больше, чем уже обещала, но она пообещала. Она подумала о письме, которое лежало на ее столе, письме для Рейлы, и задумалась, так ли нервно чувствовали себя отцы, отправляющие сыновей на воспитание. Через несколько лет и она потеряет дочь, отдав ее Северу. Но теперь ничего нельзя было сделать. Она приняла решения, и должна была их придерживаться. Когда она пришла после этого в детскую, сир Освелл и сир Эртур настороженно посмотрели на нее. Она задумалась, сами ли они вызвались. Сир Герольд нахмурился, когда она объявила, что идет сюда, но ничего не сказал. Насколько это случайность, что именно эти рыцари были сегодня на посту. Они напряглись, когда она подошла к детям. Как будто верили, что она пришла по другой причине, не для того, чтобы посмотреть на своего сына и своего воспитанника. Она не знала, обрушиться на них с гневом или расхохотаться им в лицо. Какой же дурой и мерзавкой они ее считают? Даже если бы она была человеком, способным причинить зло ребенку, с чего бы ей нарушать мир, которого с трудом достигла? Она напомнила себе не реагировать слишком сердито. Вместо этого она присела рядом с колыбелью Эйгона, твердо намереваясь не двигаться, пока не устанет, или пока они что-нибудь не скажут. Она прожила достаточно долго, чтобы знать, что люди верят в то, во что хотят верить. Если они хотят опасаться ее без причины, пусть себе опасаются. Спустя несколько часов, она была еще здесь, когда раздался стук в дверь. Она не обращала внимания на тихие голоса, пока не услышала: – Принцесса? Она оторвала взгляд от двух младенцев с одинаковыми индиговыми глазами, и встретила изумрудно-зеленый взгляд. – А, сир Джейме. Чем я могу помочь? Немного поклонившись, он заговорил с формальностью, которой обычно не пользовался в их разговорах: – Я надеюсь, вы соблаговолите позволить мне сопроводить вас к вечерней трапезе в Большом Зале, – он оглянулся на своих братьев по ордену и, поколебавшись, продолжил. – Боюсь, ваше отсутствие на дневной было замечено двором. Она едва не вздохнула. В своем пренебрежении обязанностями она пропустила обед. Увидев надежду на лицах двух гвардейцев, она не смогла удержаться. – Благодарю, сир Джейме, но мне кажется, что я не очень голодна. Любой другой молча оставил бы ее, но не Джейме Ланнистер, который ярко улыбнулся. – Рискую показаться назойливым, но я пообещал вашим братьям и моему отцу, что провожу вас в Большой Зал, я поклялся честью шурина ваших братьев и честью королевского гвардейца. Последние слова сира Джейме были довольно нахальными. Пусть Оберин почти жаловался на фамильярность к ней брата его жены, она решила, что ее это не беспокоит, и уж точно не теперь, когда она видела, как напряглись Эртур и сир Освелл. Сделав выбор, она встала и протянула руку: – Понимаю. Что ж, с моей стороны будет неправильно ставить под сомнение вашу честь, – и хотя она говорила это для двух старших гвардейцев, она не отрывала взгляда от младшего. – Благодарю. Я очень ценю это, – весело улыбнулся сир Джейме. Лица сира Освелла и Эртура дрогнули. Возможно, они испытали облегчение, что она уходила, или же были разочарованы, что не смогли заставить ее уйти, а их младший "брат" сумел. Она не знала. И сегодня, ей не было до этого дела. Когда дверь за ними закрылась, рыцарь снова заговорил: – Через два дня вы снова станете моей ответственностью. – Вот как? – Я поговорил с мастером над оружием. А! Так вот в чем дело. Она фыркнула: – Так мне сказал мой брат. По его лицу скользнула усмешка. – Так он сказал вам это. Хорошо. Она приподняла бровь: – Вы устроили, чтобы он узнал. Несмотря на его прямоту, она знала, что ее брат мог быть проницателен. – Я сказал, что отвечаю за вашу безопасность, но всегда полезно, когда человек сам может защититься. Кроме того, кто лучше сможет научить вас, раз он уедет? Вспомнив сцену, случившуюся несколько мгновений назад, она слабо улыбнулась. – Вы слишком много себе позволяете, сир Джейме. Он рассмеялся. – Иногда кто-то должен слишком многое себе позволять. На секунду это показалось почти благословением.