Неделимые стали

      В салоне так приятно пахнет мужским дорогим парфюмом, эти нотки мускатного ореха и кардамона наполнили мои легкие воспоминаниями. Прикрываю глаза, слегка откидываю голову и дышу им… Дима поглядывает на меня в полупрофиль, улыбается и едва заметно подмигивает. Щеки мои предательски наливаются румянцем, совсем как у школьницы, на которую обратил внимание красивый старшеклассник. Очень красивый...       В такие моменты я многое готова отдать, только бы он смотрел на меня так… глубоко и влюбленно, как раньше. В его взгляде читалось какое-то необъяснимое восхищение, любование, трепет. Дима во всем был тактичен и аккуратен, предельно нежен и всегда так по-джентельменски заботлив.       В последнее время все чаще думаю о том, что попросту не заслуживала такого внимания с его стороны тогда. И совершенно точно не заслуживаю сейчас. Хотя так нуждаюсь в нем, что практически не дышу от этой мысли. И мне ничтожно мало его, даже сейчас, когда он рядом, то и дело окутывает меня любящим взглядом.       “Я во многом перед тобой виновата”, — поджимаю губы, так и не решаясь произнести это вслух. Трусиха. Отчаянная. Когда я успела стать ею? — Ехать еще часа полтора, давай остановимся у кофейни? Возьму твой любимый, — звучит так ласково, что от удовольствия я приоткрываю рот в попытке вербально отреагировать на это заманчивое предложение. — Ты помнишь, какой я люблю? — спрашиваю, скорее, риторически, потому что нисколько не сомневаюсь, что он помнит. — Вот и проверим, — усмехается и тормозит у придорожной кофейни. — Я подожду здесь, — облизываю губы, сама того не замечая. — Не скучай! — шепчет и выскальзывает из машины. Вспоминаю наконец о существовании мобильника, за время поездки навязчивая мысль достать телефон совсем исчезла. Открываю сообщение от няни: “Тася спит, читали сегодня “Маленького принца”, теперь это ее любимый герой”. А следом фото моей малышки. Сладкой щечкой прижалась к подушке, а в ладошке нежно сжимает лапку своего любимого медвежонка.       Моя милая девочка, как же сильно я тебя люблю. Добрых снов, мое солнышко. В уголках глаз уже начинает скапливаться влага, но я замечаю приближающегося Диму. Старательно несет два стаканчика с кофе и бумажный пакет, очевидно, с разными вкусностями. — Как пахнет! — предвкушающе мурлычу, когда Дима снова оказывается рядом. — Угощайся, — заботливо протягивает мне стаканчик. — Карамельный, — отпиваю глоток и расплываюсь в улыбке, — спасибо, Дим… — Думаю, это тебе тоже понравится, — протягивает пакетик, а в нем мое любимое миндальное печенье. — Помнишь, как в перерывах между съемками грызли такие печеньки и наспех допивали кофе в гримерке? — Ну конечно, — проговариваю с хрустом на зубах, — именно там я их и полюбила. Так просто и так вкусно. Подушечкой большого пальца Дима касается уголка моих губ, заботливо стряхивает крошку от печенья, но не спешит отстраниться. Своей теплой ладонью гладит порозовевшую щеку, растирает накопившейся румянец, немного массируя, подхватывает выбившуюся прядь волос и заправляет ее за ухо. Помню, как он делал это на “Голосе”. Под предлогом “поправить” что-то на мне, просто касался легонько, нежно. И мне нравилось это порой до спазмов внизу живота. Нравится и сейчас…       Дима очерчивает контур скул, ведет уверенную линию до подбородка и едва касается венки на моей шее. Чистейшее наслаждение теплом разливается по всему телу. Так послушно оно реагирует на тактильную близость этого невозможного мужчины. Утопаю в моменте, когда его пальцы скатываются в ямочку между ключиц. Одобрительно подставляю себя под эти неожиданные ласки, но Дима плавно отстраняется и заводит машину. Инстинктивно отреагировала и уже готова была полностью расплавиться под его нежными касаниями. Несколько минут мы просто молчали, пока Дима не включил радио. You were always on my mind, You, you’re the one I'm living for You, you're my everlasting fire, You, you're my always shining star.       Ten Sharp, “You” — моя любимая из его репертуара . Кажется, Дима тоже любит эту композицию. Сталкиваемся руками в попытке сделать чуточку громче на припеве. Сплетаем наши пальцы и в унисон подпеваем. Совершенно киношный эпизод, но такой щепетильный, трогательный, касательный.       Музыка оказывала на нас какое-то необъяснимое влияние, раскачивала судно души, обдавая его парус попутным ветром. Мне казалось, мы слышим и чувствуем одно и то же. Хотя в музыке это невозможно — каждый человек улавливает что-то свое, слушая сердцем. Или пропускает мимо ушей. Но тут мы едины. Неделимы. Ни на атомы, ни на частицы, ни на разные слуховые аппараты. Always on my mind...