Serendipity

День прямого эфира всегда немного волнительный. Каждую неделю всего один день, подготовка к которому длится все остальные шесть, не считая плавающих выходных. И каждый раз — как в первый. Может, уже не должно быть волнения. Может, уже не должно быть предвкушения. Но вот уже два года Чимин ведёт эту передачу и каждый раз всё ещё испытывает нежный трепет перед тем, как радушно улыбнуться в камеру и поприветствовать зрителей. Чонгук впервые участвует в самом процессе создания телепередачи. Он впервые смотрит, как режиссёр прямого эфира регулирует процесс, как он командует: какой камере переключиться на зрителей, кого из присутствующих в студии гостей показать, какой момент поймать; когда дать возможность телезрителям увидеть крупным планом идеального ведущего, что так тепло, подавшись вперёд, комментирует последний фильм гостьи, известной всем в Южной Корее; когда переключить камеру на актрису, что сейчас сидит с гордо выпрямленной спиной, но уже через секунду смеётся искренне в ответ на эмоции Пака, который честно рассказывает свои реакции. Через экран режиссёра Чонгук видит результат недельной работы всей съёмочной группы, каждого их выбора и принятого решения в отношении декораций, костюмов, освещения, абсолютно всего. Эфир проходит прекрасно. Команда сосредоточена. Всё идёт в рамках сценария. Чонгук теперь знает, что сценарий — работа Чимина. И его прекрасная импровизация в процессе течения передачи восхищает. Время шоу подходит к концу. Зал оживлённо реагирует на тёплый откровенный диалог Пака и госпожи Инхва. — Я хотела бы поделиться с Вами, Чимин, и с вашей аудиторией, — мягко начинает госпожа Чон и в её голосе не слышно неуверенности, только усталость. — Да, конечно, мы готовы выслушать Вас, — скрывает растерянность за нежной улыбкой ведущий. Они уже должны были прощаться. — Дело в том, что, как уже многим известно, я отменила своё участие во всех съёмках и проектах на ближайший месяц. Я отказала и господину Паку, — актриса смотрит не в камеру, а в зал, где её словам внимают гости. — Но ему удалось убедить меня прийти. Я хочу отдать ему должное, он не настаивал, не преклонял меня дать согласие, никаких изворотливых увещеваний, лишь искренность и поддержка, которую он вовремя оказал мне. О личных причинах моего планируемого отпуска, я не готова говорить сейчас, но хочу выразить Вам, Чимин, — Инхва поворачивается снова к ведущему, смотрит ему в глаза, — и Вашему другу, искреннюю благодарность. За помощь. И за то, что вы сдержали своё обещание, — во взгляде женщины так много мудрости и искренней благодарности, что блондин становится слишком чувствительным. — Когда я смогу открыто сказать о причинах такого решения для своей карьеры и заявить на всеобщее обозрение о происходящем со мной, я бы хотела сделать это на Вашей передаче, господин Пак. Доставите ли Вы мне такое удовольствие, пригласив меня снова? Пак Чимин вот уже два года ведёт свою собственную передачу. Он вот уже шесть лет работает на телевидении, три с половиной из которых он является ведущим. И впервые за все годы своей карьеры Чимин ощущает, что сейчас не может справиться с эмоциями. — Конечно, — выдыхает он, голос слегка хрипит. — Конечно, госпожа Чон, — повторяет он уже увереннее, чистой тональностью, — это будет огромная честь для меня, для всей нашей съёмочной группы и для наших телезрителей! Блондин встаёт, чтобы поклониться актрисе. Та немедленно поднимается с кресла, чтобы обнять омегу. Зал взрывается аплодисментами. Чонгук смотрит на монитор, где Пак со сверкающими от выступивших слёз глазами, обнимает гостью, так же не сдерживающую свои эмоции. Камера скользит по залу, показывая, как многие зрители прижимают платочки к глазам, улыбаются в восторге от происходящего и эмоционально делятся впечатлениями с теми, кто сидит рядом. Если бы Чон смотрел это сидя дома у телевизора, он бы подумал, что это часть сценария. Но зная реальность, он чувствует восторг и, неожиданно, гордость за своего начальника. — Спасибо, — шепчет женщина на ухо блондина, крепко сжимая его. Они прощаются с телезрителями, держась за руки, улыбаются, не стесняясь того, что выпуск получился таким эмоционально взрывным. Прямой эфир завершён. Ведущий машет аудитории, благодарит всех за присутствие, кланяется, хвалит свою команду и уходит вместе с Инхвой, чтобы проводить её к машине, обнять ещё крепче в знак благодарности и попрощаться. Только ему и Чонгуку известно, сколько усилий стоило ей приехать на эту передачу, быть такой спокойной и столь откровенно говорить, даже смеяться. И только им двоим известно, какое это доверие со стороны актрисы пообещать рассказать всю правду именно в программе Пака. Инхва прекрасно понимает, что журналисты не отстанут от неё и её семьи, будут копать, выливать свои теории с надуманными, вымышленными доказательствами, поэтому единственный способ прекратить этот поток — сказать правду. Она даёт себе месяц, чтобы собраться с силами, справиться с этим всем и самостоятельно рассказать истину. Съёмочная группа и персонал убирают аппаратуру и приводят студию в порядок. Все оживлённо делятся впечатлениями, когда возвращается Пак. — Поздравляю вас, эфир получился потрясающий! — улыбается ведущий. Все аплодируют друг другу, выражая благодарность за совместно проделанную качественную работу. — Вы отлично потрудились и у нас с вами впереди целых два выходных! Команда ликует. Все действительно устали. — Как вы смотрите на то, чтобы сегодня вечером отметить это? — предлагает блондин и все соглашаются. Пока идёт бурное обсуждение места для вечера, Сокджин берёт под руку своего друга и уводит его. — Рейтинг выпуска отличный. Ты молодец, — хвалит Ким, пока они возвращаются к кабинетам. — Люди из съёмочной группы Даниэля снова были на записи? — интересуется Пак. — Да, — кивает Джин. — И Джисон тоже заходил. — Ему мало вчерашнего? — тяжело вздыхает блондин. — Он что-то активизировался, — хмурится Джин. — Ты же не рассказал об этом Намджуну? — тихо спрашивает ведущий. — Ну… — тянет старший, ещё несколько раз нажимая на кнопку вызова лифта, будто пытаясь его поторопить. — Ким Сок Джин, скажи мне, что ты не рассказал своему супругу, что твой начальник… — начинает гневно Пак, вытаскивая свою руку из хватки друга. — Какой он там мне начальник, — вздыхает Ким, заходя в лифт. — Ты что, не едешь? — Я жду ответ! — возмущается блондин. — Жди ответ в лифте, пожалуйста, — торопит его друг. — Зачем ты сделал это, Джин? — всё-таки входит в кабину лифта и яростно бьёт по кнопке нужного этажа Чимин. — Затем, что такое не должно оставаться безнаказанными, — отвечает брюнет, изящно откидывая пальцами чёлку с глаз. — Какого чёрта ты мне лапшу на уши вешаешь? Что происходит? — шипит коричный омега, искренняя мечтая сейчас ударить своего лучшего друга, и не отказывая в своих желаниях, как раз перед тем, как открываются створки лифта. — Не советую тебе лупить моего мужа, хоть это и в шутку, — голос Намджуна пробирает до мурашек, даже с учётом того, что Пак уверен — он вроде как относится к категории его друзей. — Я… — начинает, запинаясь, блондин. — Намджун, прекрати, выключай давай своего альфа-самца, — вытягивает застывшего Чимина за руку Джин, тут же стукая ладонью супруга по плечу. Тот лишь переводит взгляд на место «удара» и скептически приподнимает бровь. — Джун, когда ты включаешь эти свои вайбы терминатора, у меня ноги слабеют, — бормочет Пак. — Что ты тут делаешь? — Я тоже рад тебя видеть, Чимини, — улыбается. Интенсивный резкий запах кардамона отступает, но он даже не извиняется за применённое давление. Естественная реакция напряжённого альфы — давить своей энергетикой, запахом, взглядом. — А меня? — обхватывает шею своего супруга Джин. Он может много шутить, но устоять перед таким Намджуном, даже будучи замужем за ним столько лет, сложно. — Безумно, — шепчет в губы своего омеги Джун, тут же целуя, слизывает блеск с его губ, крепко сжимает его талию, прижимает как можно ближе к себе. — Эй, мы на работе, и сейчас вернётся вся команда, может, хоть в мой кабинет зайдёте? — закатывает глаза ведущий, чувствуя усиливающиеся запахи кардамона и майорана, смешивающиеся так сильно, что не различить. Он оборачивается, чтобы заметить косые взгляды остальных сотрудников. — На вас люди смотрят. — Пусть подавятся своей завистью, — бормочет Джин, отрываясь от самых вкусных в мире губ, чтобы получить ещё один лёгкий поцелуй, и шлепок чуть ниже поясницы. — Идём, — улыбается Намджун, а его муж в этой улыбке видит много обещаний. Прикусывает губу, и заходит, наконец, в кабинет Пака. — Так, зачем ты здесь? Чтобы помиловаться со своим мужем и заставить нас, одиноких, никому ненужных омег завистливо пялиться, как голодные на кусок сочного стейка? — уточняет Чимин. На его губах играет улыбка, но внутри именно сегодня что-то колит при виде этой идеальной картины семьи. — Я здесь, чтобы напомнить Джисону, что тебя есть кому защитить, — смотрит на него альфа. Пак теряется. Щёки краснеют от смущения. Вроде за годы дружбы с этой парой, пора привыкнуть к заботе с их стороны, но нет. Не привык. — Прекращай. Я справлюсь, — улыбается неуверенно блондин. — Конечно, справишься. Убьёшь его, когда он изнасилует тебя. Ты этого ждёшь, Чимин? — неожиданно резко спрашивает Намджун. — Что ты такое говоришь? — ошарашенно спрашивает Пак. — Я говорю, как есть. Он альфа. Хватит играть в храброго омегу. Рядом с такими, как Джисон, это не прокатит. Ему надо показать, что тебя есть кому защищать, иначе он не успокоится. Его положение, положение его семьи и то, что он альфа, а ты — омега, дают ему право на те действия, которые, как тебе кажется, не посмеют совершить с тобой. Не забывай, что до сих пор остаются альфы, убеждённые в том, что они имеют право на любые действия в отношении омеги, даже против их воли, — Джун словами бьёт, а Пак и ответить не может. Молча смотрит на супруга лучшего друга и молчит, придавленный правдой и снова включившимися вайбами альфы. — Ты думаешь, бороться с желчью управляющего состава канала — то же самое, что и бороться с влечением Джисона к тебе? Он не остановится ни перед чем, Чимин, и тебе пора понять это. Ты не скроешься, не убежишь. А если он окажется рядом, когда природа возьмёт своё, всё может закончиться максимально отвратительно для такого ранимого человека, как ты, — продолжает грубо Ким. Блондин лишь молча сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, молча глотая боль, которую причиняют сейчас эти слова. — Он может разодрать не только твоё тело, но и твою душу. И тогда я уже не смогу помочь тебе. А ты не сможешь себя после такого восстановить. Тебя чуть не сломали уже. И поверь, это не сравнится с тем, что может устроить для тебя этот ублюдок. Пак чувствует, как его накрывает волна отчаяния, жалости к себе и безысходности. — Чимин? — неожиданно распахивается дверь его кабинета. Блондин поднимает взгляд и видит запыхавшегося стажёра. В его глазах беспокойство. Зрачки расширены. Он тянет носом воздух и поворачивает голову в сторону Намджуна. Два тяжёлых запаха сталкиваются, словно бойцы на ринге. Может ли топлёное молоко источать запах агрессии? Это же запах тепла, заботы и детской радости. Оказывается, может. Джин и Чимин молчат, оба ощущая тяжёлую борьбу двух альф. У Намджуна дёргается щека. Ядовитая ухмылка, оскал. Его тошнит от запаха грёбаного молока. Будто его топят в молочном озере. У Чонгука срывается утробный рык, предупреждающий. Нос свербит от запаха кардамона, будто в глаза эту дрянь насыпали и в горло забили. Зубы скрипят, хочет сплюнуть. Все природные инстинкты Чона кричат, что этот светловолосый мужчина возле Джина причинил боль Чимину. Омега ощущается подавленно. Стажёру даже кажется, что он чувствует боль, разрывающую изнутри омегу. Но явных повреждений он не замечает, поэтому подозревает, что давление было на эмоциональном уровне. От мыслей о том, что сейчас этот незнакомый ему альфа унижал или оскорблял Пака, внутри взрывается волна ярости, накрывающая с головой. Руки сжимаются в кулаки. Он уверен, что сейчас замахнётся и ударит этого козла. — Эй, — тихо выдавливает Чимин. Он весь покрылся испариной. Джин переводит взгляд на друга и подскакивает, сопротивляясь молчаливому приказу: «сидеть рядом», исходящему от его альфы при попадании в его зону чужака. — Хватит! Сил хватает только на два слова, руки дрожат. Пак слизывает испарину, выступившую над верхней губой. Сокджин подносит кружку воды. Блондин жадно пьёт, не сводя взгляд с Чонгука. — С ума сошли, — шипит старший омега, придерживая кружку, чтобы друг её не выронил из ослабевших рук. Волны двух запахов постепенно отступают. Гук тяжело сглатывает, крепко сжимая кулаки. Он отрывает взгляд от незнакомца и смотрит на Чимина. Его от самого Пака кроет. Он явно чувствует запах булочки с корицей. Выдыхает сквозь зубы, чтобы не сделать ещё один вдох, не сорваться. Едва дышит, издеваясь над собой. В голове туман. И весь туман состоит из Пак Чимина. Его губ, которые тот облизывает, неотрывно глядя в глаза Чону. Его рук, слегка подрагивающих, которые хочется снова согреть, даже если не надо. Его шеи, что сейчас так манит коснуться её губами… — Выйдем, — рубит грубо Джун, буквально выталкивая парня из кабинета. — Ты Чонгук? — ещё не успокоившись, но уже гораздо больше владея собой. — Да, — хрипло отвечает парень, сверля взглядом стеклянную дверь. Когда Пак опускает плотные шторы, чтобы закрыть свой прозрачный кабинет от чужих глаз — это, пожалуй, лучше, чем когда можно любоваться им каждую минуту. — Я Намджун. Муж Сокджина. Наслышан о тебе. И да, мы уже виделись, — наблюдает за парнем старший альфа. — Виделись? — Чон бы очень хотел посмотреть сейчас в глаза этого мужчины, что пытается отвлечь его внимание, но это чертовски сложно. — Да. Возле клуба. Ты тогда пытался наехать на Чимина, — хмыкает Ким. — Не наезжал я ни на кого. Это они наезжали, — поворачивается, наконец, стажёр, давя уже остывающий порыв врезать этому мужику. — Секс давно был? — неожиданно спрашивает мужчина. — Чего? — трещит по швам логика Чонгука. — Я, говорю, омегу давно трахал? — спокойно смотрит на него Джун. — Какое это имеет отношение? — не понимает вопросов студент. Но их разговор прерывают. Двери лифта открываются, слышится шум и топот ног. Команда возвращается на свои рабочие места. — Ладно. До встречи вечером, — кидает на парня последний внимательный взгляд Намджун, и возвращается в кабинет Пака, чтобы молча забрать оттуда своего мужа. Супружеская чета Ким заставляет всех оборачиваться им вслед. Высокий, широкоплечий, мощный альфа со светлыми с серебром волосами, источающий сильные волны давления и могущества обнимает за талию, прижимая к себе, изящно красивого, чуть ниже его ростом, стройного омегу с чёрными блестящими волосами. Пара смотрится настолько гармонично, будто с обложки журнала сошли. Омега явно подчиняется добровольно, льнёт ближе к высокому мужчине и мягко улыбается, принимая его давление легко, без сопротивления. Джин успевает лишь кивнуть Чонгуку, давая понять, чтобы тот зашёл в кабинет. — Можно? — заглядывает альфа, не уверенный, что его сейчас не выгонят. — Да, — спокойно, как ему хочется верить, отвечает Пак. — Ты в порядке? — уточняет брюнет, засовывая руки в карманы. Дурацкая привычка. Он держится на расстоянии от своего начальника, потому что не уверен, что неожиданная вспышка прошла. — Да, спасибо. Что ты хотел? — скрывает дрожь в руках, ведя ими по волосам, будто поправляя причёску, Чимин. — Мне показалось, что ты…что ты не в безопасности. Не знаю, как объяснить это. Я просто почувствовал волнение и пришёл, — поясняет Чон. Если быть честным, то он бежал. Даже не стал ждать лифт, бежал по лестнице. Сердце будто с ума сошло, стучало бешеным галопом, крича об опасности. Молодой альфа, кажется, впервые в своей жизни испытал такой всплеск гормонов. Природа столь сильно взяла над ним верх, что уравновешенный обычно Чонгук даже немного испугался всего, что чувствовал в тот момент. За почти два года отношений с Тэхёном, он уже знает какого это, когда у омеги течка, когда у альфы гон, знает, как справляться с этим, умеет в целом контролировать свои порывы. Потому что быть бесконтрольным ему не нравится. Совсем. Но вот такое, ещё и в отношении чужого, по сути, омеги, он испытывает впервые. И не понимает, как ему сейчас на это реагировать. — Всё в порядке. Намджун доказывал мне действительно важные вещи, но немного переборщил, — криво улыбается блондин. — Сегодня вечером мы собираемся всей командой отдохнуть в одном прекрасном заведении. Приходи, если захочешь. Чимин не готов обсуждать то, что произошло. Он хочет быстрее попрощаться с Чонгуком, хотя его нутро омеги хочет закрыть сейчас дверь на замок изнутри и остаться с парнем наедине. И именно из-за этих животных желаний, он всеми силами пытается дать понять альфе, что ему стоит сейчас уйти. — До встречи вечером, — соглашается стажёр. Хотя всё внутри него вопит остаться. — Блять, ты влип, Чон Чонгук, — тяжело сглатывает брюнет, прислоняясь головой к стенке лифта, сжимая рукой стояк в штанах. Пак сидит, откинувшись на спинку своего кресла, прокручивая в голове произошедшее, пытается понять, в какой момент его стажёр из раздражающего своей самоуверенностью наглого пацана превратился в того, кто заставляет его тяжело дышать, покрываться испариной, а руки — дрожать. Он ведёт влажными ещё ладонями по брюкам, медленно дышит, приводя себя в состояние равновесия, и чувствует, как волна возбуждения отпускает. — Прекрасно, Пак Чимин, ты влип, — закрывает глаза ладонью блондин. Это наваждение придётся искоренить. «Как избавиться от притяжения к альфе?» — вбивает в поисковую строку интернета ведущий.

***

Тёплые струи воды смывают напряжение этого дня. Тело уже скрипит от чистоты, но Чонгук снова намыливает себя, тщательно смывая пену. Его мысли далеко отсюда. Перед глазами — блондин. И Чон искренне пытается прогнать этот образ из своей головы. Он резко выключает воду, злясь на себя, что не получается. Агрессивно хватает полотенце, чуть не выдрав с корнем вешалку, и шлёпает босыми ногами в комнату. Тело блестит влагой, мышцы перекатываются под кожей, пока он вытирает отросшие волосы, ероша их полотенцем. Он ловит свой злой взгляд в зеркале и замирает. Чего, спрашивается, злится? С того, что не может контролировать. Чонгук привык всё контролировать. В том числе себя. Свои эмоции. Свои реакции. Свои действия. Он не любит бесконтрольность, не любит хаос, не любит повышенную эмоциональность. Всё должно быть понятно и логично. В голове проносится мысль: понравилось бы то, что сейчас видит в отражении зеркала альфа, Чимину? — Чёрт, — швыряет полотенце студент, судорожно ища одежду в шкафу. Он натягивает спортивные штаны и майку, хватает телефон и звонит Тэхёну. — Как твои дела? — спрашивает, без приветствий, Чон. — Эм, — неожиданно мнётся Тэ. — Чонгук? У тебя всё в порядке? — Да. Почему ты спросил? Где ты? — прислушивается к шуму в телефоне альфа. — Я на работе, Чонгук, — вздыхает тяжело Ким. — Я написал тебе сообщение, что меня вызвали на дополнительную смену. Почему ты звонишь мне? — Почему я не могу позвонить своему парню? — снова злится Гук. — Я думаю, тебе стоит успокоиться и перезвонить мне позже. А лучше, я перезвоню тебе, когда смогу. Потому что, Чонгук, я на работе, — отвечает холодно омега и кладёт трубку. Чон удивлённо смотрит на дисплей телефона. Тэхён сбросил звонок. — Ахренеть, — бормочет он себе под нос. Он подрывается с кровати и снова открывает шкаф. «Извини. День был тяжёлый», — пишет быстро сообщение Гук своему парню, и откидывает телефон, придирчиво рассматривая вешалки и полки с одеждой.