***
Чонгук отпрашивается с работы пораньше и его легко отпускают. Несмотря на отсутствие Пака, команда работает слаженно, хоть напряжение и витает в воздухе. Возможно, они знают о состоянии своего начальника и тоже переживает за него. Он паркует мотоцикл чуть дальше нужного ему входа. Почему-то кажется, что начальник услышит рёв мотора, поймёт, что к нему приехал Чон, и тогда не откроет ему дверь. Невозможно допустить подобного. Код от входной двери. Лифт. Нужный этаж. Дверь с написанными на бумаге цифрами. Звонок. Гук нажимает пару раз, прислушиваясь к мелодичной трели. Он ждёт, что из-за двери послышится знакомый голос, который спросит кто пришёл, но этого не происходит. Альфа снова нажимает на звонок и ждёт. Спустя долгих две минуты, дверь открывается. Чон ещё никогда не видел своего начальника в таком состоянии. Блондин выглядит чрезмерно бледным, с опухшими от слёз глазами, он кутается в серую кофту огромных размеров и, кажется, не понимает, кто перед ним стоит. До затуманенного алкоголем сознания медленно доходит. — Какого чёрта? — пьяно бормочет Чимин. — Можно мне войти? — мнётся на пороге студент. — Нет, проваливай, — Пак пытается захлопнуть дверь, но не получается. — Что ты… Договорить он не успевает. Чонгук вламывается в квартиру, захлопывая за собой дверь. — Прости, я не уйду. Давай поговорим? — обеспокоенно осматривает омегу Гук. — Ты правда думаешь, что я в состоянии сейчас разговаривать? — истеричный смешок срывается с пухлых, искусанных и обветренных сейчас губ. Чонгук молчит, разглядывая покрасневшие от слёз глаза омеги. — Хорошо. Значит, я пришёл пить, — стаскивает с себя кожаную куртку и ботинки. — Пить? Прекрати, ты не… — пытается остановить его хозяин квартиры. — Где у тебя кухня? — брюнет уворачивается от рук Чимина, пытающегося задержать его в прихожей. — Чонгук, господи, просто уйди отсюда! Не трогай меня! Не говори со мной! Не надо всё это, — блондин размахивает интенсивно руками, вот-вот сорвётся на новый виток истерики. Губа предательски дрожит, а в глазах блестят слёзы. У него не хватит сил сейчас спорить с этим наглым парнем. Просто пусть уйдёт. — Я прошу тебя, — жалобным, молящим шёпотом. Если честно, он готов упасть на колени, лишь бы парень ушёл. Прямо сейчас. Чонгук молча подходит, не смотря на протесты. И обнимает. Крепко. Сжимает в стальных объятиях, прижимает к своему мощному телу. Ждёт, пока Пак перестанет сопротивляться, пихаться. Чимин дерётся, возмущается, но вдруг сдается, утыкаясь носом в шею альфы, и не сдерживает больше слёз. Он содрогается рыданиями, сжимаемый сильными руками, дарящими тепло и поддержку. — Уезжай, я прошу тебя, — сквозь слёзы просит блондин. Его кулачки вяло колотят по широким плечам альфы. — Уезжай. К своему парню. Немедленно. Едь к нему. Будь рядом с ним! Тебя не должно здесь быть. Ты не имеешь право. — Я останусь здесь. С тобой, — твёрдо отвечает Чон, сжимая вздрагивающее от рыданий тело ещё сильнее. Чимин хочет возразить. У него масса аргументов. Доказательств. Логичных доводов, что студенту здесь не место. Он должен, обязан уйти. Но он молчит, глотая солёные слёзы, жмурясь, и ненавидя себя за то, что цепляется холодными пальцами за толстовку Чона вместо того, чтобы прогнать его. Руки брюнета крепко прижимают к себе тело коричного омеги. Он медленно покачивает его из стороны в сторону, словно баюкая. Слушает хлюпанья носом, чувствует влагу от слёз на своей толстовке и сжимает чуть сильнее. Альфа утыкается носом в блондинистую макушку, пытаясь насладиться его запахом, но тот еле слышно. Прямое доказательство глубокого стресса омеги. Что так сильно надломило его? Гук хотел бы спросить, что случилось, но знает, что сейчас не время. Лучшее, что он может дать опустошённому до потери остроты собственного запаха Чимину — поддержку. Он оставляет осторожный поцелуй на волосах Пака и слегка отстраняется, чтобы посмотреть в его глаза. Те впервые не закрыты цветными линзами. — У тебя красивые глаза, — мягко улыбается Чон, одной рукой ведя по щеке блондина, второй — продолжая обнимать его, удерживая как можно ближе к себе. — Обычные, — отворачивается Пак. — Красивые, — настойчиво повторяет альфа, обхватывая подбородок парня пальцами, настойчиво поворачивая его к себе. — Зачем ты здесь? — тихо, сглатывая ком в горле и очередную порцию слёз. — Чтобы быть рядом с тобой, потому что тебе плохо, — спокойно, поглаживая подушечками пальцев красивое лицо. Они смотрят в глаза друг другу. Так много хочется сказать, но они молчат. Не имеют права даже думать о том, что рвётся словесным потоком, который приходится уничтожать в себе. Чонгук тяжело сглатывает, наклоняется. Чимин закрывает глаза, слегка отстраняясь, сжимая пальчиками кофту Чона. Альфа касается губами щеки омеги. Пак отвечает на это лёгкое прикосновение румянцем на щеках и едва пробивающимся запахом булочки с корицей. Чонгук улыбается мягко и оставляет ещё один поцелуй на другой щеке блондина. Он прижимается губами к нежной коже дольше, чем достаточно для дружеского безобидного поцелуя. Совсем немного правее, и он коснётся его губ. Сахарных. Пухлых. Соблазнительных до безумия. Сладких. Чимин открывает глаза и резко отстраняется. — Ты знал, что я в разводе? Вопрос разрывает момент очарования. Пак отходит, заставляя альфу отпустить его. Он отворачивается, будто одного вопроса достаточно и ответ не нужен, идёт в сторону кухни. — Нет, — Чонгук пытается понять, как относится к озвученной сейчас новости. Он идёт следом за блондином, останавливается в дверях кухни, оглядываясь. Уютно. Цветочные узоры на стенах. Ненавязчивые, не приторные. Подобранная в единый тон молочного цвета мебель. — Вино? Соджу? — спрашивает омега, как ни в чём не бывало, заглядывая в холодильник. — Сок? — усмехается на последнем слове. — Вино, — садится на ближайший к нему стул Гук. Он мог бы отказаться, но знает, что тогда разговор даже не начнётся. И ему придётся уйти. — У меня только красное сухое, — покачивает бутылкой перед его лицом Пак. — Отлично, — кивает Чонгук.***
— Все вокруг говорят мне, что я красивый, — ухмыляется Чимин. Между приходом альфы и этой фразой уже почти бутылка красного и болтовня ни о чём. — Но это не так. Абсолютно нет. Все нагло врут, не понимая, что так нельзя делать. — Ты очень красивый, Чимин, — разглядывает омегу перед собой Чон, отвечая искренне. — У меня щёки, — жмёт руками своё лицо блондин. — Стоит мне забросить диету, как они снова появляются. Я молчу про то, что если у меня не хватает времени или сил на тренировки в спортзале, то выпирать начинают не только щёки. — Обожаю твои щёки, — тепло улыбается Гук. Он тянет руку, чтобы коснуться лица омеги, провести по очаровательным щёчкам. — Мой первый муж тоже так говорил. А потом ушёл. К стройному, с впалыми щеками и идеально худым животом. Так, что рёбра видно, — отклоняется от прикосновения хозяин квартиры. Встаёт, чтобы открыть новую бутылку вина. Возится со штопором. — Чимин, я не твой бывший муж, — Чонгук встаёт, чтобы отобрать бутылку и открыть её самостоятельно. Он делает это быстрее и спокойнее, чем Пак. — Да, я знаю, — омега отворачивается. Он садится обратно на стул, кутаясь сильнее в свитер, поджимая ноги под себя. Стажёр наливает вино. — Мы были женаты пять лет. Почти шесть. Три года назад мы развелись. Это очень сильно надломило меня. Я доверял ему. Всецело, безоговорочно. Я был уверен в нём, в его чувствах, в нас с ним. В нашем будущем. У нас были планы. Он был моим лучшим другом. Он был моим самым близким человеком. Он прошёл со мной потерю моей бабушки. Я очень любил её. Невероятно сильно. Он прошёл со мной тяжёлый морально период моей практики в работе. Мы вообще многое с ним прошли. Институт, тяжёлые времена, когда не хватало денег, прохудившийся матрас на голом полу в нашей первой съёмной квартире. Его карьерный рост, — Чимин отпивает большой глоток вина, крутит ножку бокала в руке. — И потерю ребёнка. Последние слова выходят хрипло. Он топит их в ещё одном глотке. Залпом допивает только что налитое. Морщится. Отставляет пустой бокал, отворачиваясь к окну. Чонгук молчит, не сводя глаз с блондина. — На четвёртом месяце беременности у меня открылось кровотечение. Плод спасти не удалось. Он тогда был рядом каждую секунду. А потом внезапно замкнулся. Обвинял мою работу, стресс. Долго извинялся потом, прижимал к себе. У него был вспыльчивый характер. Но мы любили друг друга. Так мне казалось, — Пак не поворачивается. Смотрит куда-то в темноту опустившегося на город вечера. Чон молча наливает им ещё вина. — Я увидел его с новым мужем. И их ребёнком. Малышу уже два с половиной года. На полгода меньше, чем нашему разводу. Нашему концу. Они выглядят счастливыми. По-настоящему счастливыми. И я рад за них, — рассматривает бордовую жидкость в бокале. Так похоже на кровь. — В пятницу… — слова даются тяжело, но он продолжает, даже не зная зачем, — в ту пятницу…было четыре года со дня смерти нашего с ним ребёнка. Так глупо помнить эту дату. Эмбрион. Ещё даже не человек в полноценном смысле этого слова. Но он мог бы быть нашим малышом. И его не стало. Я помню эту дату, хотя всеми силами пытался её забыть. Я помню запах кровати в палате, где мне сказали, что всё, мы потеряли его. И сейчас он счастлив с другим. Они этим счастьем буквально светятся. И я задаюсь вопросом, а что тогда было у нас с ним? Ведь получается, у нас не было любви. Чимин снова отпивает из бокала. Маленький глоток. Попытка унять привкус горечи во рту. — Извини. Я обычно это не рассказываю. Никому. Что-то я разоткровенничался, — встаёт со своего места омега. — Почему ты считаешь, что между вами не было любви? — останавливает его вопросом, а хотел бы прикосновением, Чон. — Потому что невозможно любить двух людей, — пожимает плечами блондин, опираясь о кухонную столешницу. — Кто тебе это сказал? — Чонгук сжимает кулаки, давя желание, взять сейчас его за руку. — Я тебе это говорю. Любви не было. Была моя любовь. И она разрушилась. — Он говорил тебе когда-то, что не любил тебя? — Нет. — Ушёл к другому — не значит, что не любил тебя. Полюбил другого — не значит, что не любил тебя. — Невозможно разлюбить, если любовь настоящая. — Что такое любовь? Это чувство. Чувства проходят. И тогда остаются два голых партнёра. Они обнажены друг перед другом. Маски слой за слоем снимаются. Личность год за годом трансформируется, — спокойно отвечает Гук, не сводя глаз с блондина. — Почему просто нельзя не одевать эти маски? — возмущённо взмахивает руками омега. — Мы состоим из масок. Это не значит, что мы фальшивы. Иногда мы и сами не знаем себя настоящих, — пожимает плечами Чон и тянется к своему бокалу. — Ты слишком мудрый для своего возраста. А я слишком пьяный, чтобы говорить на том же уровне осознанности сейчас. Пожалуй, ты прав, но всё, что мне сейчас надо, чтобы кто-то сказал, что он козёл, а я ещё встречу свою любовь, — блондин устало потирает лицо, и отталкивается от столешницы, чтобы убрать со стола. — Чимин, как зовут твоего бывшего супруга? — останавливает суету омеги Чонгук, беря его за руку. — Мин Юнги. А его новый муж — Мин Хосок. И их малыш. Омега. Это омега. Они такие счастливые вместе, — мягко, но грустно улыбается Пак, невидящим взглядом упираясь в стену. Будто видит их прямо перед собой. — Чимин, — Гук поворачивает к себе омегу, подтягивает его ближе, серьёзно глядя ему в глаза. — Мин Юнги козёл. А ты ещё полюбишь. Взаимно. И по-настоящему. И будешь ещё счастливее, чем этот козёл Юнги и его дурацкий муж. — Он вовсе не дурацкий, он довольно милый… — оправдывается, опуская взгляд на парня перед ним. — Чимин. Ты будешь счастлив, — Чон говорит спокойно, уверенно, надёжно держа его руки в своих ладонях. — Обещаешь? — тихо, неуверенно. — Обещаю, — кивает притягивая блондина, чтобы усадить его к себе на колени. Чимин не сопротивляется. Устал. Он кладёт голову на услужливо подставленное ему плечо, закрывает глаза, наслаждаясь теплом и ровным сердцебиением Чонгука. Тот держит его в своих объятиях, сжимает осторожно, словно сокровище, плавно перебирает пальцами взлохмаченные волосы блондина. Они проговорили несколько часов. Пак не помнит, когда последний раз так открыто говорил с кем-то, кроме Джина. Он крутит в голове слова Чонгука. Откуда в этом юном парне столько разумности, осознанности, столько ценных мыслей и выводов? Чимин уже давно отметил, что Чон смышлёный, быстро схватывает, обладает хорошими разносторонними знаниями. Но не ожидал от него таких глубоких мыслей о столь непростой теме. — Как ты обычно отдыхаешь? — внезапно задаёт вопрос студент. — В каком смысле? — выныривает из размышлений омега. — В смысле, как ты справляешься со стрессом после работы? С тяжёлыми событиями своей жизни? С эмоциями, которые вот так давят тебя? — поясняет свой вопрос Гук. — Разве непонятно ещё? Алкоголь. Слёзы. Джин. Размышления о бессмысленности жизни, — недовольно отвечает. К чему этот допрос? — Жизнь прекрасна, не допускай подобных мыслей, Чимин, — альфа мягко касается губами виска блондина. — Ты не пробовал иные методы преодолевать то, что так сильно выбивает тебя из равновесия? — Психотерапия. Спорт. Я всё бросаю. И возвращаюсь сюда. Мне не помогает. Я не знаю почему, — бормочет Пак. — Стоит научить тебя новым способам, — Чон улыбается в волосы блондина. — Что? Каким это ещё… — Тебе понравится. Я сделаю так, что понравится…***
— Этот парень просто сокровище! — восклицает Джин. — Выбирай выражения, пожалуйста, милый, — слышится рык сквозь холодный тон Намджуна. — Я серьёзно. Он смог успокоить Чимина за несколько часов. У меня не получилось сделать это за несколько дней. А я его лучший друг! — игнорирует приступ ревности мужа. — Если они, наконец, потрахались, то не удивительно, что Пак успокоился, — хмыкает альфа. — Господи, у тебя только секс на уме! — возмущённо повышает тон Сокджин. — А что? Разве не так? Как давно у Чимина не было нормально секса? — рубит фактами. — Намджун! — У тебя скоро течка. Я это чувствую, даже когда ты на работе. Даже по телефону, когда ты звонишь, я чувствую, как твой организм готовится принимать мой… — низким рокотом.— Прекрати, — стонет Джин, сжимая ноги под столом. — Я сейчас положу трубку. — Я знаю, что прямо сейчас твой член дёргается от каждого моего слова, потому что я говорю с тобой тем самым твоим любимым тоном, милый, — продолжает издеваться Намджун. — Я не шучу, я кладу трубку! — омега чувствует, как потеют ладони, сжимая телефон сильнее. — Уже послезавтра, так ведь? — Я отомщу. — Я приготовил для тебя сюрприз, между прочим. — Он не пригодится, если ты не замолчишь сейчас же. — Совсем скоро, чтобы унять твой жар, мой язык окажется в твоей сладкой…— Ненавижу тебя, — шипит, швыряя трубку Джин. Его щёки горят. Руки судорожно сжимаются. В брюках тесно и разрядки хочется сейчас же. Тело остро реагирует на всё в преддверии течки, так ещё и собственный муж издевается над ним, зная, что Джин не может просто взять и удовлетворить себя. Он на работе, да и его тело зло шутит с ним в этот период — ему будет неприятно, вместо долгожданного облегчения. Надо лишь потерпеть. До послезавтра…