Serendipity

— Твою ж мать! — стонет Пак утром пятницы. Он просыпается на влажных смятых простынях, чувствует неприятный зуд в анальном отверстии, отсутствие сил, одновременно зверский аппетит и тошноту. — Ну здравствуй, течка, — шипит блондин, разговаривая сам с собой, пока пытается встать с кровати, чтобы собраться на работу. — Тебя не ждали сегодня, но ты решила нагрянуть. Именно в день ответственного эфира. Прекрасно. Великолепно. Возле кровати на тумбочке лежит кофта Чона. Стыдно признаться, Чимин занюхивался ей перед сном, как заядлый наркоман. Он прекрасно знает, что это может означать, но гонит эти мысли прочь из своего поплывшего из-за течки мозга. Кое-как он умудряется собраться на работу, заглатывая блокаторы, берёт с собой всё самое необходимое. Прошмыгнуть незамеченным в собственный кабинет — одна из самых сложных задач, но он, вроде, с ней справляется. Осторожно опуская ноющую задницу на своё кресло, он прикусывает губу, устраиваясь поудобнее. Сейчас бы завернуться в одеяло. Блондин берёт в руки пульт, чтобы, как уже вошло в привычку за последние недели, закрыть шторы в кабинете. Мерное жужжание механизмов действует успокаивающе, сейчас он сможет немного расслабиться. Но он успевает заметить, как от лифтов прямо к его кабинету движется… — Джин? — удивляется Пак, наклоняясь к столу, чтобы успеть разглядеть, пока шторы совсем не опустились. — Привет! — врывается в его кабинет сияющий брюнет. — Боже! Что ты тут делаешь? — вскакивает со своего места Чимин, чтобы крепко сжать друга в объятиях. — Пришёл поддержать тебя. Как я мог пропустить эфир с Ибо? Тебе нужна группа поддержки. Намджун тоже подъедет, — тискает в ответ друга Сокджин. — Как я по тебе соскучился. Они обнимаются, не в силах отлипнуть друг от друга, когда вдруг Джин замирает, осторожно принюхиваясь. — Скажи, что мне сейчас кажется? Что просто мои мозги ещё не пришли в норму после течки и моё обострённое обоняние сейчас ошиблось? — отстраняется брюнет. — Всё в порядке, — нервно улыбается Пак и спешно движется к своему месту, автоматически прикладывая ладонь сзади, чтобы проверить, нет ли влажных следов. — Ты с ума сошёл, Пак? — шокировано смотрит на него Джин. — Нет. Всё под контролем. Я смогу. Ты же смог! — быстро сдаётся, переставая притворяться, что не понимает о чём речь, блондин. — Чимин, прости, но ты дурак! У меня был предтечный период. Течка у меня началась в пятницу ночью. И если бы я в том состоянии вышел вообще на улицу… — возмущённо повышает тон Ким. — Я справлюсь! — выставляет руку вперёд, чтобы остановить атаку друга, ведущий. — У тебя есть записанный заранее эфир. В чём проблема выпустить его и перенести эфир с Ибо, если у тебя течка началась раньше запланированного времени? — пытается понять логику Джин. — Нет. Я проведу эфир с Ибо сегодня. Иначе Джисон с потрохами меня сожрёт, ты сам прекрасно знаешь. — Плевать на Джисона. Мы оба знаем, что даже при нормальной течке, омегам в этот период не стоит долго находиться не то что на работе, на улице. А в твоём случае… — Мне важна моя передача. Я не позволю из-за сбоев в своём цикле дать повод Джисону уволить меня и разгромить моё детище. Нет! Сокджин некоторое время тяжело смотрит на своего друга. Имеет ли он право давить на него, принимать за него решения? Всё, что он может сейчас сделать — оказать поддержку. Но и свои эмоции по поводу сложившейся ситуации Ким убирать не собирается. — Мне надо время, чтобы перестать злиться на тебя, — тыкает пальцем в сторону блондина. — Спасибо, — одними губами шепчет Пак и, кряхтя, отворачивается к монитору ноутбука. — Я ни на шаг от тебя не отойду и буду злиться прямо здесь, — разваливается на диване Джин. — Я постараюсь вытерпеть твою злость, не разрыдавшись от переизбытка эмоций, — нервно смеётся Чимин. — Боже, ты такой дурак… — договорить старший не успевает. — Доброе утро, — после короткого стука, не дожидаясь ответа, в кабинет Пака входит молодой альфа. В его руках, конечно же, подставка с бумажными стаканчиками, от которых тянется приятный аромат кофе. — Доброе утро, «Чон — я не в силах дождаться ответа войдите — Чонгук», — закатывает глаза блондин, но благодарно тянет руку к стаканчику. — Я не буду тебя ругать, потому что готов сейчас на многое ради кофе. — Здравствуй, Гук-и, — ласково приветствует Джин вошедшего альфу. Чимин лишь разочарованно вздыхает. Его лучший друг сейчас так добр со стажёром, а на него — злится. — Сокджин-хён! — восторженно приветствует старшего омегу Чон, отходя от стола Пака, к которому почему-то хочется, наоборот, подойти ближе. Чонгук отмахивается от странных ощущений. — Если бы я знал, что вы здесь! Хотите, я схожу и вам за кофе? — Очень мило с твоей стороны, но Намджун-и скоро принесёт мне мой завтрак, — улыбается старший омега. — Ты хочешь сказать, что Джун тоже будет весь день сидеть в моём кабинете? — блондин искренне хочет возмутиться и напомнить, что в кабинете он работает. — Пак Чимин, ты считаешь меня недалёким умом? — кривится Джин, явно ещё злящийся на своего друга. — Я не собираюсь держать мужа в одном пространстве с течным омегой, даже если этот омега мой лучший друг и по совместительству упёртый баран, который к тому же имеет мазохистские наклонности. Камикадзе хренов. — Хён, прекрати, — стонет Пак, зарываясь руками в волосы, и склоняя голову к столу. — Стоп, что? — непонимающе смотрит Чон то на Джина, то на своего начальника. Он тянет носом воздух, с каждым вдохом всё ярче различая пробивающийся сквозь блокаторы насыщенный запах булочки с корицей. — Уже? Чимин приподнимает голову, чтобы устало посмотреть на стажёра. — Какого чёрта ты здесь, если должен быть дома? — голос альфы резко становится низким, слышится сдерживаемый рык. — А мальчик то шарит! — щёлкает в воздухе пальцами Джин, явно издеваясь над своим другом. — У меня сегодня эфир, напомню вам обоим, — хмурится Пак. — Так что, Чонгук, спасибо за кофе, а теперь иди работай. Сегодня ты в распоряжении Минсонга. Он мечтал заполучить тебя, до сих пор пищит от восторга после твоего вчерашнего выкрутаса. — Чимин, — пытается сдерживать альфу внутри себя Чон, — ты уверен, что это правильное решение? — Уверен, — омега достаёт из верхнего стола фильтры для носа, смотрит на них с отвращением. — А теперь иди работать, пожалуйста. Гук молча выходит, осторожно закрывая за собой дверь. Потому что иначе просто разобьёт её к чёртовой матери. — Его запах? — уточняет Сокджин, не без сострадания глядя, как Пак вставляет фильтры в носовые пазухи. Пак лишь кивает в ответ. Глаза слезятся. Запах топлёного молока сводит с ума. Фильтры помогут справиться с этим наваждением. Он их ненавидит. С ними чувствует себя слепым, дезориентированным, ведь привык опираться на своё обоняние. Надо потерпеть всего лишь день. Этот день. Сразу после эфира — домой. Всё время до эфира Джин действительно ни на шаг не отходит от него. Чимин все вопросы решает из кабинета, стараясь практически не выходить. Мозг плывёт. Глаза слезятся от ненавистных фильтров в носу, но иначе он просто по запаху потащится искать Чонгука или ближайшего альфу. Он ненавидит эту слабость во время течки, эту тяжёлую зависимость от альф. Пак считает это абсолютным предательством тела. Намджун приносит им еду, Джин выходит поговорить с мужем, не отходя далеко от кабинета друга. Возвращается он грустным и напряжённым. Пак без слов понимает — Джун не поддержал ни идею Чимина, ни решение Джина. Теперь он чувствует себя виноватым ещё и за то, что стал, возможно, причиной ссоры лучшего друга и его мужа. Сокджин ест с аппетитом, блондин же не может притронуться к еде, которая вызывает приступ тошноты. — У тебя течка начинается, а ты собрался мало того, что эфир проводить, так и терпеть без блокаторов до начала? — Джин готов сейчас же выпороть идиота, которого считает лучшим другом. Он в ужасе смотрит, как Пак измывается над собой. Блокаторы, принятые утром, постепенно ослабляют своё действие. Уже полчаса, как пора принять вторую дозу. — Блокаторы действует от силы три часа. В лучшем случае. И клонят в сон. Эфир длится час. Плюс время на то, чтобы попрощаться с гостями и время на дорогу до дома. В притык, если повезёт. В первые три дня течки мне блокаторов хватает часа на полтора. И главное, чтобы я продержался в эфире, а не то, как я буду чувствовать себя сейчас, — мокрый от пота и сдерживаемой боли, бормочет ведущий. — Твой запах скоро будет слышно буквально на весь этаж. Ты понимаешь, чем это чревато? — Ким уверен, что блондин сошёл с ума. Все признаки на лицо. — Ну, не на весь этаж, не преувеличивай. Всё будет в порядке, — вымученно улыбается Пак. — Нет, не в порядке. Ты думал, что будет, если Джисон почувствует твой запах? — орёт на омегу Джин. — Всё будет хорошо, — настойчиво повторяет ведущий. — Я очень тебя люблю, Чимин. Но смотреть на то, как ты себя гробишь и издеваешься над собой, я не буду, — в глазах старшего стоят слёзы. — Я буду возле кабинета. Сокджин выходит, хлопнув дверью так, что стёкла звенят, а Пак падает на стол, сжимая волосы, не сдерживая больше стон боли и возбуждения, которое он ненавидит сейчас. Чимину наносят лёгкий макияж, приносят костюм для эфира, и он буквально отсчитывает минуты, когда сможет выпить блокаторы. Когда это спасительное время наступает, он выдыхает с облегчением, и обильно запивает водой противные на вкус пилюли. Прикрыв глаза, он полулежит на своём кресле в ожидании, когда те подействуют. Вытаскивает фильтры из носа, вдыхает полной грудью, наслаждаясь потоком запахов, хлынувших на него. Он запирает кабинет, чтобы привести себя в порядок перед эфиром. Осторожно промакивает лицо салфеткой, чтобы не смазать тон, одевает прокладку и насадку, чтобы смазка перестала вытекать так обильно и не испачкала брюки. Морщится от неприятных ощущений, но напоминает себе, что надо потерпеть совсем немного. Дома можно будет от всего этого избавиться. Застёгивая последнюю пуговицу на рубашке, он готовится одеть пиджак, когда в дверь сильно и настойчиво стучат. — Кто? — встревоженно уточняет Пак, принюхиваясь. Мог бы и не спрашивать. Запах топлёного молока сносит с ног. — Открой, — почти спокойно отвечает Чон. И где там охраняющий его Джин? — Зачем ты пришёл? — открывает дверь, но не пускает внутрь, ведущий. — Давай сюда пиджак, — буквально отпихивает блондина от двери Чонгук, заходя внутрь. — Что? Зачем? — недоумённо смотрит на младшего омега. — Чимин, просто дай сюда! — рычит Гук. Выглядит он неважно. Злой взгляд быстро находит то, что он ищет. — Осторожнее! Это вообще-то дизайнерская вещь, — подбегает к альфе Пак. — Это тряпка, которую разорвёт на тебе Джисон, если почувствует, что у тебя течка, а он почувствует, потому что об этом уже весь этаж знает, — стажёр осторожно натягивает на себя пиджак. — И как мне поможет то, что ты сейчас напялил его на себя? Думаешь, он такой бестолковый, что примет тебя за меня? И набросится на тебя? — скептически приподнимает бровь Чимин, внимательно следя, чтобы Чон не испортил ему одежду. — На нём останется мой запах, — спокойно говорит альфа, не глядя в глаза блондину. — Что? — оторопело уточняет Пак. — Ты с ума сошёл? — С ума сошёл ты, решив вести эфир в таком состоянии, — поворачивается к начальнику брюнет. — Это мой выбор, — поджимает губы блондин. — И я его пытаюсь понять, — даже в явно омежьем пиджаке, Гук выглядит брутально. Его взгляд не даёт усомниться в том, что, если бы у него была возможность, Чимина бы сейчас здесь не было. Скорее всего, он был бы уже под ним. — Чонгук, но, чтобы ткань впитала твой запах, тебе надо долго носить его. Эфир через полчаса, этого недостаточно, — пытается отогнать от себя мысли о крепком теле альфы над ним, Пак. — Долго носить. Или возбудиться, — голос брюнета спокойный. Но не взгляд. В отражении зрачков, Чимин может поклясться, видно все позы, в которых его бы хорошенько оттрахали, покрывая ароматом топлёного молока. — Ты же не собираешься… — бормочет ведущий, завороженно глядя в глаза Чона. — Уже, — непоколебимо отвечает стажёр. — Ты буквально метишь мою вещь, ты хоть понимаешь это? — сама мысль об этом заводит блондина, хотя звучит это просто кошмарно. Но словесный гнев никак не соответствует усиливающемуся стремительно запаху корицы. Чимин быстро лижет вмиг ставшие сухими губы. Чонгук резко тянет к себе блондина, неотрывно глядя в его глаза. Он крепко прижимает его к себе. Когда его рука зарывается в волосы омеги, тот смотрит растерянно, жалобно. Чимин не хочет пасть так низко. Чон знает это. Он лишь массирует кожу его головы, после чего притягивает к себе. Пак прижимается к крепкому телу, вбирая в себя глубокими вдохами запах топлёного молока. — Говори со мной, иначе я сорвусь, — хрипло просит стажёр. — Как…как прошёл твой рабочий день сегодня? — выдавливает из себя слова ведущий, отчаянно цепляясь пальцами за футболку альфы под собственным пиджаком. На тряпку стало как-то вовсе плевать. — Отвратительно, — усмехается Чонгук, продолжая массировать голову блондина, явно портя ему укладку. — Весь день я не мог сосредоточиться ни на чём. Ни на словах господина Минсонга, который рассказывал мне нюансы работы режиссёра. Ни на программе для монтажа, которую пытался освоить. Ни на чём. — Почему? — глупый вопрос, но Пак не может его сдержать, мозг и так плывёт от течки и присутствия альфы, который обладает самым восхитительным запахом во Вселенной. — Потому что твой запах преследовал меня. Каждый мой шаг. А когда он усилился, у меня было ощущение, что я схожу с ума. Ты мне мерещился. Будто тебя вшили в мою глазницу. Кроме тебя, казалось, я не вижу ничего, — студент говорит тихо. — Прости, — зарывается носом в футболку альфы Пак. — Прости пожалуйста. — И ты меня прости, — сжимает его крепче Чон — За что? — ведёт носом по его шее омега, утыкаясь в самую ароматную точку. Очень хочется лизнуть в этом месте. — За то, что не могу помочь тебе пройти это, — хрипит Чонгук. Он сжимает до сладкой боли талию блондина, вжимая того в себя. Чимин чувствует, как сильно возбуждён альфа. Он стонет от ощущения прикосновения крупного, вставшего члена к его ширинке, судорожно царапает шею Гука. Не выдерживает и кончиком языка ведёт по золотистой коже. Влажный след тянется от ключицы, частично виднеющейся в вырезе футболки, и до середины мощной шеи. Пак повторяет движение, чувствуя, как Чон толкается бёдрами, заставляя издать новый стон. Он лижет шею Чонгука, словно котёнок. Где-то на задворках сознания горит красная кнопка «СТОП», но Пак хочет её игнорировать. Прямо сейчас, больше всего на свете, ему хочется, чтобы Чонгук сжал его ягодицы своими сильными руками, приподнял, заставляя обвить его ногами, и прижал к стене. Чтобы он вжимался в тело Чимина, даря всё новые волны возбуждения. Чтобы опрокинул на стол, расстегнул ширинку… — Чимин-и, малыш, остановись, — рычит стажёр. Пак лишь стонет что-то невнятное в ответ. — Я хочу этого не меньше, чем ты, но знаю, что потом ты возненавидишь нас обоих, — хрипит, оставляя лёгкий поцелуй на виске блондина, альфа. Возненавидит? Это никак не укладывается в голове, но почему-то освещается таким же красным светом. Чимин пытается понять, правда пытается. Но всё плывёт, а инстинкты омеги кричат ему заняться сейчас же сексом со своим альфой. Своим. Тэхён. Ещё одна вспышка красного в голове блондина, и он отшатывается от альфы, словно его ударили. Чонгук смотрит на него дико. Смесь сожаления, отчаяния и дикой жажды, желания. Пак дрожит. — Вы что, блять, тут делаете? — врывается в кабинет Сокджин. И Чимин ему сейчас до слёз благодарен. — Я пытаюсь обезопасить господина Пака от Джисона, — хрипло отвечает студент, осторожно снимая с себя пиджак начальника. — Вы в курсе, чем пахнет возле кабинета Чимина, и что можно подумать о том, чем вы тут занимались? — Киму сейчас кажется, что здравомыслящим в этом пространстве остался только он. — В курсе, — кивает Чонгук. Ведущий отворачивается. Ему больно. И дело не в течке. Он не может смотреть сейчас на молочного альфу. — Эфир через десять минут, Чонгука ищет Минсонг, а тебя, Пак, ждут в студии! — торопит их Джин. — Дай мне две минуты, я сейчас приду, — просит ведущий. Он остаётся в кабинете один. Одевает пиджак, пропитанный запахом Чона. И смотрит на своё отражение в зеркале. — Продержись пару часов. А потом я разрешу тебе сдохнуть от боли. Но дома. Не на глазах у десятков людей, — просит своё отражение в зеркале блондин. Он смаргивает слёзы, не разрешая им пролиться и испортить макияж. Новые фильтры в нос. Сменить гигиенические принадлежности. Улыбка на лицо. Теперь иди и сияй. Никто не должен догадаться, как тебе хреново.

***

— Я очень волнуюсь за него, — встревоженно говорит Сокжин, когда они с молодым альфой выходят из кабинета. — Я не знаю, как помочь ему, — хмуро отвечает студент. Джин смотрит на него. За бронёй чувствуется искреннее переживание. Чонгук болит по Чимину. Сокджин это чувствует. Он бросает быстрый взгляд на своего мужа, который ждёт его. — Гук, я должен тебе кое-что рассказать, — осторожно начинает омега. — Может, потом? Мне надо в студию. Минсонг, наверно, с ума сходит, что я ещё не на месте, — Чон не чувствует в себе сил что-либо сейчас слушать, он даже не может понять, как ему сейчас работать в таком состоянии. — Нет, сейчас, — нервно требует Сокджин. — Зачем? — спокойно спрашивает старший альфа, подходя к ним, обращаясь к своему супругу. Одним лишь взглядом он даёт понять, что Джину стоит подумать, прежде чем говорить. — Я надеюсь, что это поможет, — сжимает руку мужа Джин. — У Пака очень болезненно проходит такой важный для омеги период, — начинает он, обращаясь к Чонгуку. — Дело в том, что, как тебе рассказал уже Чимин, он потерял ребёнка несколько лет назад. Но это повторилось. Когда Юнги сказал ему, что уходит, Чи был на второй неделе беременности. Ребёнка он потерял. Снова. Мин так и не узнал, что его муж, уже бывший, вообще носил плод их, как казалось Чимину, любви. Он даже не плакал. Это было страшнее, чем его истерика. Тогда мы поняли, что у него началась депрессия. И все эти события привели к ряду проблем. Стажёр не понимает, зачем ему сейчас всё это рассказали. У него разъярённый взгляд. Нет, он злится не на то, что Сокджин рассказал ему это. Он злится на боль, которая ядом растекается по его телу. — Джин хотел сказать, — обнимает мужа альфа, — что у Пака всё это проходит гораздо острее. И твой запах действует на него сейчас, как обезболивающее, которое ему просто жизненно необходимо. — Понимаю, но мало чем могу помочь, — зло отвечает Гук. — Если это всё, я могу идти? Супруги Ким молчат. Намджун давит тяжёлым взглядом. Студент лишь хмуро смотрит в ответ. Посмотреть на старшего омегу у него не хватает сил, не готов увидеть там разочарование. Чон отворачивается и уходит. Джун прижимает к себе супруга, поглаживая его по спине, чтобы успокоить. Чонгук колотит стенку лифта, даже не боясь, что его услышат или что лифт застрянет. Он ненавидит чувство потери контроля и ненавидит чувство беспомощности. Сейчас он теряет контроль над собой из-за Чимина, и бессилен помочь ему. Он физически чувствует боль Пака, и понимает, что это лишь треть того, что происходит с омегой на самом деле. Когда он смотрит в камеру, которую ему доверил Минсонг, не может поверить, что Пак так искренне улыбается сейчас сидящему перед ним Ван Ибо. Ведущий поворачивает голову. Чон снимает крупным планом его лицо. Ему кажется, что он сейчас задохнётся от всех ощущений, которые тщательно скрывает яркий блондин за цветными линзами. Как он может смеяться? Чонгуку не понять. Он скрипит зубами, сдерживая злость, боль, и первобытное желание, схватить своего омегу и спрятать ото всех. Эта мысль бьёт тяжело, отдаваясь неприятными ощущениями где-то в области затылка. Гук отрывается от окошка камеры, и смотрит прямо на блондина.