Serendipity

Чимин заходит в студию в сопровождении четы Ким. Он благодарно жмёт руку Джину, получая взаимное пожатие в знак поддержки. То, как друг заботится о нём, поддерживает его, заставляет Пака испытывать прилив безмерной любви к этому человеку. Если бы не Сокджин, блондин не уверен, что сейчас стоял бы на этом месте. И вообще на каком-либо. Он тепло улыбается старшему омеге и идёт к Вану, который нервно покачивает ногой, сидя в кресле. — Здравствуй, — ведущий протягивает руку, слегка кланяясь в приветствии. — Ты заставил себя ждать, — шипит Ибо. — Не нервничай, всё пройдёт хорошо, — улыбается, не обращая внимания на попытку уколоть, Чимин. Он прекрасно понимает, как тревожится перед прямым эфиром молодой омега. Все его предыдущие интервью обязательно содержали провокационные вопросы, нередко заканчивались скандалами и давлением на него. — Не сомневаюсь даже, — врёт гость. — Я хочу попросить тебя кое о чём, — садится блондин напротив своего бывшего врага. — Пожалуйста, забудь, что в этом зале присутствует твой козёл-продюсер, являющийся твоим альфой. Забудь, какое мнение уже сложили о тебе люди, которые смотрят сейчас на нас и которые будут смотреть программу по тв. Думай только о музыке, о своём творчестве и о том, как сильно ты любишь то, чем занимаешься. Ван Ибо смотрит на Пака широко открытыми глазами. Он тяжело сглатывает. Режиссёр начинает отсчёт до старта прямого эфира. Молодой омега берёт себя в руки, и кивает в знак согласия. Чимин не обращает внимания на Джисона, весь эфир буквально сверлящего его взглядом. Он вообще ни на что не обращает внимания, максимально отстраняясь даже от манящего, словно магнитом, Чонгука. Наверное, это и есть профессионализм. Переключиться с личных переживаний, страхов, убрать боль и проблемы, одеть помимо костюма, ещё и роль. Прямо на себя. На свою кожу. Искренне улыбаясь Вану, он радуется тому, что омега, наконец, раскрылся. Слышит в словах бывшего врага подлинную любовь к музыке, честность в признании своих страхов, касаемо его карьеры, душевность, когда тот рассказывает истории из детства, отвечая на вопрос, почему он выбрал карьеру певца. Слушая его песни, Пак всегда отмечал явный талант омеги, но раздражение на характер и склоки не давали насладиться его творчеством сполна. Теперь же, когда у него нет никаких преград, он может оценить по достоинству Ван Ибо, как исполнителя, а не как вздорного омегу. И когда он делится со зрителями своими впечатлениями, даря своё внимание присутствующим в зале, Ибо немного дрожит от эмоций, настолько проникновенно блондин говорит о важных для него песнях. Ведущий словно посвящает своих зрителей в некое таинство. Таинство своих чувств, ощущений, скрытых смыслов, что не каждому дано увидеть в песнях. — Какие у тебя планы на дельнейшую перспективу? — доверительно наклоняется ближе к гостю Чимин. Добавляет, подмигивая: — Можно рассказать не только о карьерных. — Планы, — повторяет Ван, чувствуя послевкусие от тех эмоций, которые раскрыл Пак, говоря о его творчестве. — Ты знаешь, Чимин, я бы хотел рассказать о своих мечтах. Потому что несмотря на то, что меня считают целеустремлённым человеком, во мне сохраняются страхи, что некоторым мечтам суждено остаться нереализованными. В связи с этим, планирую я в последнее время осторожно, а вот мечтаю, пожалуй, чаще. Ты не против, если я поделюсь с тобой своими мечтами, и затем расскажу какие из них я планирую осуществить? — Конечно! — глаза ведущего загораются предвкушением. Он облокачивается и подпирает рукой подбородок, прикусывая губу. — Я длительное время думал о своих мечтах относительно карьеры певца. Как я уже говорил сегодня, любовь к пению сопровождает меня всю жизнь. Но в силу ряда обстоятельств, мне кажется, мои мечты о высоких достижениях останутся иллюзиями. Хотелось бы оценивать себя объективно. К тому же, я вижу потрясающе талантливых исполнителей вокруг. Хоть у нас с ними и не ладится, порой, общение, — Ибо покачивает головой, закатывая глаза, улыбается. Зал смеётся. — Хорошо, признаю, не порой, а практически всегда. Да. Это следующий пункт моего откровения. Потерпите. Так вот, вокруг меня такое множество талантливых людей, что порой, я думаю, а достоин ли я большего, чем имею сейчас? Может, это мой предел? А может, я даже взял больше, чем заслуживаю? — Думаю, такие размышления знакомы многим, — кивает Чимин, серьёзно вслушиваясь в слова молодого омеги. — Возможно. У меня не так много друзей, с которыми я мог бы обсудить это. Да, мой вздорный характер мешает мне быть принятым творческим сообществом, — задумчиво говорит Ван, усмехаясь, прежде чем добавить: — как и другими сообществами и людьми любого пола, расы, происхождения. Боюсь, у меня возникли бы проблемы даже при попытке завести друзей на другой планете. В зале раздаётся дружный смех. Ибо и сам улыбается. — Мне хочется добавить, что не все способны понять импульсивных, эмоциональных людей. Более того, практически всё творческое сообщество и сами являются таковыми. И столкновение характеров, порой, приводит к неожиданным взрывам, справиться с которыми максимально сложно. А не будь этих вспышек, можно было бы найти пути сближения, увидеть общее, — комментирует блондин. — Возможно. Но я не хочу снимать с себя ответственность, — Ван явно нервничает, но не подаёт виду. Чимин поддерживает его ободряющей улыбкой. — Поэтому, возвращаясь к вопросу о планах и мечтах, я надеюсь наладить отношения с людьми, которые из-за моей вспыльчивости, посчитали меня агрессором и недостойным общения человеком. Не со всеми, конечно, но есть те, кто восхищает меня на самом деле. Я попытаюсь хотя бы извиниться перед ними. — Этот план заслуживает уважения, — одобрительно кивает Пак. — Мои мечты и планы относительно карьеры сейчас очень размыты. Но это не потому, что я сомневаюсь в своих намерениях продолжать петь. Нет, наоборот. Я уверен в том, что продолжу этот путь, даже если он не будет для меня доходным. Сейчас я хочу всё своё внимание уделить смене моего имиджа, как певца, и закончить подготовку к выпуску моей новой песни, которая разительно отличается от того, что я имел возможность исполнять ранее, — Ибо заламывает руки, справляясь с эмоциями. — Могу ли я попросить тебя открыть что-то большее о новой песне? Или это строжайший секрет? — интересуется Чимин, сдерживая желание взять гостя за руку, чтобы дать понять: он делает всё правильно, снимая маску на столь широкую аудиторию, не надо бояться. — Хм, — задумчиво трёт подбородок Ибо. — Мне хотелось бы максимально сохранить секретность песни, но я могу добавить, что она получилась очень личной и откровенной. Пожалуй, это всё, что я могу сейчас сказать. — Плата за искренность может быть непомерно большой. Но быть собой, сохранять себя, широко и открыто заявлять об этом — показатель храбрости и силы. Это моя абсолютно непоколебимая точка зрения. И мне радостно знать, что ты рассказываешь об этой песне сегодня мне, — тепло улыбается ведущий. — Да, я думал о той цене, которую мне придётся заплатить за возможность быть честным. В первую очередь, с собой. Но я так устал быть чужим для себя, что готов. Я надеюсь, на это, — Ван смехом прикрывает страх. — И поэтому, мои планы и мечты сейчас в основном об этой песне и о новом мне, которого я хочу показать моим фанатам и, кажется, всему миру. — Это потрясающие мечты и планы. Какой аккаунт у твоей фанбазы, я хочу присоединиться к ним и поддержать их акцию, которую они наверняка проведут в знак продвижения тебя и твоей новой песни? — улыбается Чимин. — Я даже готов подарить тебе футболку моей фанбазы. На ней мой символ и моё лицо. Тебе очень пойдёт, — смеётся Ибо. — Ты зря думаешь, что я не присматривал себе такую. Я рад, что ты подаришь мне её, потому что они стоят дороговато, если честно. Зал отзывается дружным хохотом. — Ну что ж, может, перед завершением программы, поделишься личными планами? Или эту сферу своей жизни ты хотел бы держать закрытой? — интересуется блондин. — Держать её закрытой — моя самая большая мечта. Но публичному человеку это тяжело сделать. Слишком часто личное дербанят, словно коршуны, люди, которые даже не знают такое понятие, как «частная жизнь», — Ван хмурится, вмиг став серьёзным. — У меня нет планов, касаемо личной жизни. Но у меня есть желание. Встретить человека, который сможет увидеть меня настоящего и полюбить. Который сможет хранить мне верность, как и я ему. Мне хочется уважения и заботы. Это всё, о чём я прошу Вселенную, когда осмеливаюсь обратиться к ней. — Уважение и забота, — задумчиво повторяет Пак. — Действительно, самое важное в отношениях. Разделяю твои желания и мечты. И очень надеюсь, что они сбудутся для тебя, Ибо. Они говорят ещё некоторое время, плавно подводя эфир к концу. Когда Чимин прощается с телезрителями и даёт финальное слово гостю, тот смотрит не в камеру, а на него. — Чимин-щи, я благодарен тебе. Не только за приглашение на твою потрясающую программу, которую я, кстати, всегда смотрю с удовольствием и стараюсь не пропускать выпуски, но и за то, что ты смог увидеть за моей злобой, мою боль, — голос Ибо срывается. Зал завороженно охает. — Простите, — промокает влажные глаза Ван. — Я просто благодарен тебе. И желаю успехов и процветания твоей передаче и тебе. Не только в карьере. Ведущий эмоционально обнимает Вана. Они машут зрителям, прощаясь. — Не забудьте послушать новую песню прекрасного исполнителя Ван Ибо, когда она выйдет! — кричит вслед удаляющейся уже камере Пак, улыбаясь. Все аплодируют. Эфир завершён. Ван крепко сжимает в объятиях блондина. — Спасибо, что согласился прийти и что дал возможность найти нам общий язык, — благодарит его Пак. — Спасибо твоему альфе, — смущённо говорит Ибо. — В той ночной переписке, которой он завлёк меня на встречу с тобой, он дал мне понять, как сильно я хочу нормальных отношений. — Ох, — судорожно выдыхает Чимин. — Чонгук не мой альфа. Он мой стажёр. — Да? — удивляется Ибо. — Так странно! Я был уверен, что вы пара. Он свободен? — загораются интересом глаза Вана. — Боюсь, что нет, — блондин тщательно пытается спрятать вспыхнувшее чувство ревности. — У него есть парень. — Жаль, конечно. Привлекательный, — улыбается, не замечая реакции ведущего, Ибо. — Надеюсь, я могу как-нибудь позвать тебя на чашечку кофе и беседу в неформальной обстановке? — Думаю, да, можешь, — улыбается ведущий. Он не уверен, что это действительно произойдёт между ними. Эмоции утихнут, чувство неловкости сменит эйфорию, накрывшую сейчас. Он знает, как это обычно происходит. В лучшем случае, они будут поздравлять друг друга с праздниками и иногда обмениваться ничего незначащими сообщениями. — Прекрасный эфир, — голос пропитан сарказмом. Пак вздрагивает, желудок сводит мерзким ощущением страха. Он жалеет, что из-за фильтров в носовых пазухах не услышал, как Джисон подошёл к ним. — Спасибо. Это всё благодаря профессионализму Чимина, — сияет улыбкой Ван. — Да что вы говорите? — наигранно удивляется Юн. — У меня, оказывается, такие талантливые сотрудники! — изящная ухоженная рука ложится на плечи ведущего. — Сотрудники? — Ибо удивлённо смотрит на собственнические замашки привлекательного на его взгляд альфы. — А вы? — Генеральный директор канала, — улыбается высокомерно Джисон. — Я слышал, вы с Чимином не ладили. Даже были в конфликте. А так и не скажешь. Отличная игра на камеру! — Ох, нет! — машет руками в протесте певец. — Дело не в игре. Всё было искренне. Мы уладили недопонимания между нами. Я же говорю, всё благодаря профессионализму господина Пака. — Потрясающе, — не испытывает радости Юн. — Ну что ж, спасибо за участие. Ждём вашу новую песенку. Если захотите рекламный ролик на нашем канале, ваш продюсер знает, как со мной связаться. — Благодарю, — тушуется Ибо, с сомнением глядя на стремительно бледнеющего Чимина. Блондин смотрит в пол. Его попытки унять приступ тошноты слишком жалкие. Рука Джисона давит так сильно, что он, кажется, упадёт сейчас на колени. — Господин Пак, вас ждут в монтажной комнате. Это срочно, — низкий голос Чонгука, в нотках которого явно слышится угроза, придаёт сил, чтобы хотя бы поднять взгляд. — Прости, Ибо, я вынужден попрощаться с тобой, — кисло улыбается гостю ведущий. Он делает шаг вперёд, чтобы освободить себя от тяжести Джисона, но тот цепко хватает его за плечо, причиняя боль. — Подождут, — отрезает он, утягивая Чимина на выход из студии. Всё происходит слишком стремительно. Пак чувствует, что действие блокаторов заканчивается. Чувствует, что не смотря на пустой желудок, его сейчас вырвет. Чувствует, что перед глазами всё плывёт. И чувствует открытую ярость Чонгука, который следует за ними по пятам. Ему плевать, что на них смотрят. Плевать, что никто не может понять эту странную сцену. Со стороны всё выглядит совсем иначе, не так отвратительно, как это есть на самом деле. — Мне надо домой, — слабым голосом просит омега. — Оставь его в покое, — рычит Чон, одновременно с вялой попыткой Пака освободиться от альфы. — Иди нахуй, — не оборачивается директор, нажимая кнопку вызова лифта. — Джисон, — опирается рукой на стену возле лифта ведущий. — Я позабочусь о твоей течке, сладкий пирожочек, — приторно-елейным голосом щебечет Юн. — Отойди от него, — свирепеет Чонгук, скидывая руку генерального одним рывком. — Ты что себе позволяешь, щенок? — поворачивается злой Юн. — Мне надо… — слабо сползает по стенке Пак. Он видит своё измученное отражение в лакированных туфлях генерального директора, прежде чем заблевать их какой-то зелёной желчью. — Твою мать! — орёт Джисон, дёргая ногой, едва не впечатывая ботинок в лицо стоящему перед ним на четвереньках блондину. — Чимин-и, — подхватывает ведущего, поднимая его с пола, Чон. — Держись, я отвезу тебя в больницу. — Воды. Домой, — слабо лепечет Пак, пытаясь удержать себя в сознании, цепляясь за крепкую шею Чона. — Мы отвезём его домой, — рык Намджуна заставляет всех замереть. Он осторожно берёт на руки ведущего, одним взглядом отметая все возражения молодого альфы, не готового отпускать его. — Началось, — причитает Сокджин. — Началось. — Все уже поняли, что началось, Джин, хватит завывать, ты не помогаешь этим, — ворчит Джун, таща стонущего блондина. — Ему больно! Подожди, я сейчас, — бежит в обратную сторону Сокджин. — Держись, блондиночка, скоро будешь дома, — приговаривает Намджун, крепко удерживая омегу в своих руках. — Додумался же ты, зная своё состояние во время течки, так геройствовать. Это дурость, а не храбрость, Чи. И ты это прекрасно знаешь. Намджун укладывает на заднее сиденье друга своего мужа. — Знаешь, — садится он за руль, оборачиваясь к дышащему сквозь зубы Паку, — надеюсь, они не поняли, что ты делаешь это не потому, что такой крутой. А потому что сознательно причиняешь себе таким образом боль. Селфхарм. Так это теперь называют? Я уверен, что ты прекрасно знаешь это понятие. Шрамы уже сошли, решил вот так издеваться над собой? Слова Намджуна безжалостны. Чимин молчит. Ему не больно от этих слов. Ему больно от того, что он даже не боится сейчас потерять друзей из-за этого. Не боится быть уволенным. Не боится, кажется, уже ничего. Он пустым взглядом смотрит на Джуна. — Вот, — садится быстро в машину Джин, приподнимая голову друга, чтобы уложить себе на колени. — Так тебе будет лучше. Старший омега накрывает его футболкой, запах которой заставляет Чимина беззвучно расплакаться. Последнее о чём он успевает подумать, прежде чем отключиться от приступа скручивающей боли, что он надеется, его костюмер подобрала одежду Чонгуку, и тот не ходит в кожаной куртке на голое тело по офису.

***

Джин мягко ведёт по волосам платинового блондина рукой. В его взгляде боль и сочувствие. — Со мной всё будет хорошо, езжай, тебя ждёт Джун, — Пак лежит с закрытыми глазами, но чувствует себя лучше. — Я не хочу оставлять тебя одного в таком состоянии, — тяжело вздыхает Сокджин. — Ты прекрасно знаешь, что ничем не поможешь, — Чимин останавливает прикосновением руки поглаживания друга. — Буду приносить тебе воды, буду кормить тебя. Или вдруг в аптеку, в магазин… — Ты волнуешься обо мне, и я знаю это, — блондин открывает глаза и смотрит прямо на старшего омегу. — Я благодарен тебе, Джин. Обещаю, со мной всё будет в порядке. — У тебя есть всё необходимое? — сдаётся Сокджин, после минутного молчания. — Да, — кивает Пак. — Ты обещаешь мне, что… — Джин не может договорить «не причинишь себе вред». — Обещаю, — сжимает руку друга ведущий. Не зная, искренне он отвечает или нет. Он не знает. Не может знать. Так же, как Джин не знает, чем может помочь. Сокджин уходит, угрожая Чимину, что если тот не возьмёт трубку, когда он будет звонить, или не ответит молниеносно на сообщение, он тут же приедет. Пак закрывает дверь, тяжело приваливаясь к ней лбом. На нём футболка Чонгука, которая доходит ему до середины бедра. Всё тело сковывают периодические спазмы. Голова гудит. Тело блондина воспринимает Чонгука, как своего альфу. Помимо и без того болезненной течки из-за уничижительного, на его взгляд, прошлого, в этот раз она проходит так, словно его разлучили с собственным альфой. Каждая клеточка тела тянется к нему. Это безумно больно. Пак смеётся тому, что даже собственное тело предало его, выбрав альфу, с которым он не может быть. Смех истерический и переходит в слёзы. Он доходит до своей кровати, чтобы рухнуть в неё, пряча слёзы в подушку. Немного успокоившись, он тянется к тумбочке, открывает верхний ящик и достаёт рисунок. Рассматривает свой портрет, талантливо выполненный Чонгуком. Он не чувствует боли на прокушенной своими же зубами губе. «Чимин-и, как ты?». «Ты поел?». «Пожалуйста, ешь хорошо». «Если тебе что-то надо, просто позвони мне или напиши». «Пожалуйста, напиши мне, что ты в порядке. Сокджин-хён сказал, что ты дома и ты один». «Если ты не ответишь мне через полчаса, я приеду и вынесу на хрен твою дверь. Я должен быть уверен, что ты в порядке».