***
Процедуры по уходу давно стали для него обыденностью. Чимин следит за собой, зная, что он, как ведущий, обязан это делать. Не то, чтобы ему не хотелось иногда отменить болезненную процедуру чистки лица или оставить свои волосы в покое от бесконечных окрашиваний, даже если цвет уже немного смылся. Побыть хоть немного расслабленно, без тревоги об ухоженности кутикулы и малейшем прыще на коже, что, по сути, нормально — непозволительная роскошь для того, кто работает на телевидении и для того, кто слишком строг к себе. Он вверяет себя в руки мастеров, прикрывает глаза, и пытается расслабиться. В голове хаос мыслей. Чонгук, секс с Чонгуком, забота Чонгука, узел Чонгука, так приятно разбухающий внутри его тела, откровенность Чонгука, его переживания об эмоциях омеги, его желание всегда накормить, потрясающие вещи Чонгука, сильные руки Чонгука, так долго удерживающие его на весу… Пак кусает губы, чтобы не застонать. Его обеспокоенно спрашивают: «больно?», а он краснеет от стыда и быстро отвечает пересохшими губами: «терпимо», надеясь, что его возбуждение не видно. Он пытается перевести все мысли к работе, чтобы перестать ежесекундно представлять себе молодого привлекательного альфу, но всё ещё не верится, что они вместе, и слегка царапает изнутри чувство вины, которое никак не оставит в покое. Сложно сразу отбросить мысли о том, что он причастен к расставанию Чона с Тэхёном. Пробегает мысль, переименует ли теперь Гук контакт бывшего парня, и он кивает сам себе в подтверждение, уверенный, что брюнет сделает это. Его просят не дёргаться, и он извиняется, замирая, чувствуя раздражение в носу из-за пинцета, нещадно работающего над формой его бровей. Тревога подкрадывается, утягивая в омут переживаний, стоит мыслям свернуть к размышлениям о работе. Угрозы от Джисона больше не поступали, но Паку хватило и одного сообщения. Он слишком долго работает с этим человеком, чтобы понимать, что тот не спустит с рук последний инцидент. И Чимину лучше заранее продумать свою речь, как он будет отстаивать себя и защищать свою возможность работать на канале. Они с Джином уже неоднократно говорили на тему перехода на другой канал. Иногда у Пака складывалось впечатление, что Сокджин терпит всё это лишь из-за него, что если бы не он, старший уже давно ушёл бы с ненавистной из-за генерального директора работы. Но Ким убеждал в другом — ему тоже важна его карьера. Они оба вложили достаточно много сил, времени, многим жертвовали, чтобы достичь того, что имеют сейчас. Даже успешному ведущему перейти на другой канал не так уж просто. Та передача, которую ведёт Пак, имеет отношение к развлекательным. И среди множества каналов, тот, на котором он работает сейчас, самый популярный. Честолюбие омеги не даёт ему бросить всё и уйти. В то же время, терпение в отношении Джисона заканчивается. Джин тоже не хочет бросать то, чего он достиг в медиа-индустрии, выгрызая себе путь к должности заместителя генерального директора зубами. Чимин крутит в голове возможные варианты диалога с Джисоном всё оставшееся время, пока над ним колдуют мастера красоты, по дороге домой и даже дома, задумчиво разглядывая чай в кружке. Он так и не поел.***
— Проходи, — открывает дверь Ким, тут же уходя вглубь квартиры. Чонгук думает, что возможно тот холоден с ним, потому что обижен или просто теперь они стали чужими друг другу. Чон не уверен, что считает теперь Тэ незнакомцем для себя. Он уважает того, с кем провёл столько времени в попытке построить отношения, с кем делил своё время, свою жизнь и свои чувства. Возможно ли расстаться друзьями? Тэхён должен знать, что он готов помочь, если это понадобится. Ему бы поговорить с омегой, донести до него эти правильные мысли, но он хочет поскорее вернуться к Чимину. Гук ощущает острую необходимость находиться сейчас рядом с блондином, сам не зная почему. — Тэ, я приехал забрать свои вещи и поговорить, — вздыхает тяжело Чонгук, ставя перед ссутулившимся на диване омегой коробку, которую привёз из дома. — Я жду ребёнка, — без предисловий, выдаёт Тэхён. У Чонгука на секунду темнеет перед глазами, сердце срывается в бешеный ритм. — Что? — ошарашенно переспрашивает альфа. — Я жду ребёнка. Кажется. Мы беременны, Чонгук, — криво улыбается омега, складывая руки в замок, сжимаясь. — Мы? — переспрашивает, выгибая в изумлении бровь, Чон. — Мы, глупый. Ты и я, — объясняет Тэхён, словно несмышлёному малышу, который не знает, откуда берутся дети. — Но у нас секс последний раз был… — пытается вспомнить Гук. — Примерно шесть недель назад. Да, давно. Возможно, беременность и есть причина моей повышенной раздражительности в последнее время, — пожимает плечами омега, кусая губы. Кажется, он тоже нервничает. — Тэхён, что значит «возможно»? — раздражается Чонгук. — На всех тестах слабая вторая полоска. Я уже записал нас к врачу и на анализы. Анализы завтра. Врач через два дня, — Ким заламывает руки, встаёт, судорожно ведя плечами. — Но я работаю завтра, — тяжело сглатывает Чон, в голове которого никак не соединяется эта информация с текущей жизнью. — Но мы беременны! — вскрикивает нервно омега. — Мы же расстались, Тэ, — напряжённо уточняет Гук, не в силах вымолвить: «какой ребёнок?». — Что значит расстались? Ты сказал, нам надо время побыть раздельно. Я думал, ты имеешь ввиду перерыв, чтобы не видеться и не выносить друг другу мозги. Я так устал от ссор, что согласился. Но ты не говорил, что мы расстались! — повышает голос, срываясь на нотки истерики, Тэхён. На этот момент Чонгук чувствует, что земля уходит из-под ног. Перед глазами проносится всё, что произошло между ним и Паком за эти дни. Всё, что делало его счастливым. Улыбка пухлых губ. Блаженно закатившиеся от экстаза глаза. Томные стоны. Счастливый смех и глазки-щёлочки. Нежная кожа любимых щёк под его пальцами. Запах корицы, окутывающий всё нутро. Ласковые прикосновения маленьких пальчиков, часто унизанных кольцами. Тревога в скрытых цветными линзами глазах. Тепло от того, что тело омеги прижато к его боку. — Но… — «я люблю другого» остаётся не озвученным. — Послушай, давай забудем все эти ссоры между нами, — перебивает его Ким, кладя руки на плечи альфы. — Ради нашего ребёнка. Ребёнка. Господи, ребёнок. Маленький человек. Душа. Которая обретёт тело в животе Тэхёна, чтобы появиться в этом мире и сделать их двоих…родителями. Это убьёт Чимина. Чонгук отчётливо понимает, что уйти от беременного Тэ ему не позволит Пак. Навсегда возненавидит его, проклянёт. И останься он с Тэхёном, это так же причинит боль каждому из них. Паника накрывает, окутывая чувством безысходности. Он убьёт или своего ребёнка, или Пак Чимина. Любимого человека. Или ещё не родившегося, ни в чём не повинного малыша. Гук переводит стеклянный взгляд на Тэхёна.***
Если быть честным, Пак, пожалуй, рад, что Чонгук присылает лишь короткое сообщение, что с ним всё в порядке, он дома, устал и ложится спать. Где-то отдалённо он ловит чувство тоски, укладываясь в кровать один. Обнимает себя, кутаясь в одеяло от внезапного холода, и игнорирует тревогу и боль, скручивающую тело. Это просто волнение перед завтрашним днём из-за возможного разговора с Джисоном. И хорошо, если Чимин ошибается. Тревожное состояние долго не даёт ему уснуть. Когда уставший организм всё-таки проваливается в состояние полудрёма, его мучают кошмары. Ему снится, как он бежит за руку с Чонгуком. Их преследуют монстры, но пока они вместе, ничего не страшно. Они бегут, спотыкаясь, тяжело дыша. Пак чувствует мокрую от пота ладонь, выскальзывающую из тёплых пальцев брюнета. Цепляется изо всех сил. Видит тревогу во взгляде альфы. Мохнатое чудовище врезается в них, падая откуда-то сверху, словно кара небесная, разрывая их связь, утягивая в свою пасть парня, что смотрит в глаза Чимина, шевеля губами: «прости». Пак кричит, плачет, просит забрать его в эту пасть тоже, но монстр сгребает его когтистой лапой, чтобы скинуть с обрыва. Он летит, чувствуя спиной потоки воздуха, засасывающего его в черноту смерти. Неотрывно смотрит вверх на бурого монстра, который похож на медведя, но выглядит страшнее и опаснее. И там, из его шерсти, вдруг появляется голова Гука. Он спокойно прижимается к мохнатому чудищу и невидящим, равнодушным взглядом смотрит, как летит в пропасть Пак. Холодный пот стекает по позвоночнику. Сердце бешено колотится в груди. Сквозь предрассветную мглу Чимин пытается разглядеть свою комнату, чтобы убедить себя — это был лишь сон. Он хватает мобильный, печатая быстро: «без тебя не так», и отправляет, не боясь разбудить Чонгука. Ему не нужен ответ сейчас. Просто надо сделать хоть что-то, чтобы напомнить себе: они вместе, всё хорошо. Ночной кошмар уйдёт вместе с темнотой. Заснуть больше не удаётся. Блондин встречает рассвет, сидя на подоконнике, поджав под себя ноги, грея ладони об кружку с травяным чаем, который вроде как должен был его успокоить. На работу он приезжает разбитым, но идеально красивым. Внешне по нему и не скажешь, что он абсолютно не выспался. Волосы красиво уложены, сияя обновлённым цветом. На лице — аккуратный макияж, скрывающий синяки под глазами и припухшесть. Чимин поправляет манжеты лёгкой рубашки, проводит рукой по тонкой талии, расправляя пояс брюк, ведёт по губам прозрачным блеском, прогоняя из глаз тревогу и отчаяние. Места себе найти не может, но старается не показывать виду. Смотрит на своё отражение в зеркале, скользит взглядом по точёной фигуре, так выгодно подчёркнутой сегодня одеждой, вздыхает. Он надеется, что Чону понравится, как он выглядит. Ещё раз проверяет телефон, хмурясь. От Гука лишь одно сообщение: «Опоздаю. Целую тебя. Пожалуйста, поешь хорошо». И Чимин не хочет думать о том, что вчера вечером Чонгук был у своего бывшего парня и с тех пор они ещё не говорили. Гонит прочь волнение, расправляет плечи, растягивая губы в улыбке самому себе. Он видел глаза альфы, когда тот был рядом. Он чувствовал его, когда тот был рядом. Там не было лжи. Сегодня они увидятся и Пак убедится, что у них всё в порядке. Прижмётся к крепкому телу, вдохнёт запах топлёного молока, которого уже не хватает, который почти стёрся с собственного тела и нагло попросит обновить, снова пометить. Чон не откажет. Не откажет ведь? Совсем скоро в его кабинет входит Джин. И блондин рад видеть лучшего друга. — Ты выглядишь так, словно только сошёл с обложки модного журнала, — восхищённо заявляет Сокджин. — Прекрати, ты мне льстишь, — улыбается омега, сжимая в крепких объятиях высокого брюнета. — Судя по сияющему виду, всё хорошо? — уточняет старший, усаживаясь на диван. — Да. Вроде да, — несмело улыбается Пак, отворачиваясь. — Серьёзно думаешь я поведусь на твою улыбку? — спокойно спрашивает Джин. — Я не знаю. Вчера он поехал к своему бывшему. Забрать вещи. После этого не звонил. Написал вчера, что он дома и идёт спать. Утром написал, что опоздает на работу. Всё, — выпаливает Чимин. — Так бы сразу, — хмыкает Ким. — Ты переживаешь. О чём именно? — Не знаю. Мне неспокойно. Я весь извёлся. Плохо спал, — ерошит идеальную укладку блондин. — Это любовь, да. Одновременно окрыляет нас и заставляет сходить с ума от переживаний, порой пустых и глупых, — вздыхает Сокджин. — Думаешь, он мог… — Нет, — прерывает сразу Чимин. — Я не хочу сомневаться в нём после того, как мы поговорили. Но мне правда тревожно. — Всё будет в порядке. Просто дождись его прихода и поговори с ним, — успокаивает его Джин. — Спасибо, — благодарно улыбается Пак. — Ты расскажешь мне что-нибудь? — Пока что нечего, — очередь Сокджина отводить взгляд. — Нервничаешь? — садится рядом с другом Чимин, беря в руки его ладонь, сжимая в знак поддержки. — Обещал себе, что не буду, но не могу, не получается, — нервно улыбается Ким, поворачиваясь к другу. — Не знаю как поддержать тебя. Какие слова надо сказать, чтобы ты почувствовал, как сильно я тебя люблю и желаю вам с Джун-и счастья? — кладёт голову на плечо старшего Пак. — Все слова сказаны уже много раз, Чимин-и. Мы оба прекрасно понимаем, чувствуем и, конечно, знаем, что желаем счастья друг другу. И так же мы оба знаем, что вопрос беременности решается не только сексом, течкой и вообще физиологией. Не мы имеем власть над этим, — тихо заканчивает Ким, тяжело вздыхая. — Всё будет хорошо, — шепчет блондин, прижимаясь ближе к майоранному омеге. — Обязательно, — пытается верить Сокджин. Они проводят вместе ещё около получаса, болтая, в том числе о работе, прежде чем Ким вынужденно покидает кабинет ведущего, спеша на рабочее место, где его ждут. Спустя три часа, Чонгук так и не появляется, а на вопрос, на сколько он планирует задержаться, не отвечает. Зато даёт о себе знать Джисон. Его секретарь звонит Паку, чтобы тот через пятнадцать минут был в кабинете генерального и захватил с собой ежемесячный отчёт. Отчёт, который Чимин, в общем-то, ещё не успел доделать. Сглатывая новой волной поднявшуюся тревогу, блондин берёт в руки наспех распечатанные листы и выходит из кабинета. Он поднимается в лифте, чувствуя себя так, словно идёт на эшафот. Снова проверяет мобильный, в надежде увидеть сообщение от Гука. Ему сейчас так не хватает его поддержки. Даже слова могли бы придать больше решимости, ощущение защиты. Но молочного альфы нет ни в их виртуальном пространстве, ни в здании телекомпании. А значит, Чимин вынужден справиться с этим всем самостоятельно. Он убеждает себя, что это правильно. Это его проблема и он сам должен её решить. Давно пора. Всё пройдёт хорошо. Быстро печатая Джину сообщение о том, что он идёт к Джисону, нажимает отправить и входит в приёмную генерального директора, где его встречает неулыбчивый омега-секретарь. — Господин Юн ждёт вас, — едва окинув взглядом Пака, заявляет тот и движется на выход, что напрягает ведущего. — Благодарю, — кивает Чимин и дрожащей рукой толкает тяжёлую входную дверь в роскошный кабинет генерального директора. Здесь всё кричит о высокой должности, величии, об успешности функционирующего канала. Пак не раз бывал здесь, но каждый раз кривится от той безвкусицы, которой напыщен кабинет. Джисон сидит в своём кресле спиной к входной двери, не обращая никакого внимания на омегу. Чимин тяжело сглатывает, успокаивая себя мысленно, и старается вежливо поздороваться: — Добрый день, господин… — Заткнись, я не давал тебе разрешения открывать рот в моём кабинете, — холодный голос обрывает все попытки быть дружелюбным с его обладателем. Чимин индевеет изнутри, ощущая, как скручивает внутренности от плохого предчувствия, как страх парализует язык и тело. — После всего, что ты натворил, какого чёрта ты ещё не на коленях передо мной? — Джисон оборачивается и ухмыляется, но совсем, кажется, не шутит. — Вы меня вызывали, — нелепо констатирует ведущий, пытаясь перевести разговор в деловое русло, изо всех сил сжимает кулаки, чтобы сдержаться от оскорблений. — Сейчас ты едешь со мной. Отработаешь свой своевольный отпуск, выполнишь данные тобой ранее обещания и извинишься за испорченные туфли и костюм, — встаёт, надвигаясь быстрыми шагами на омегу, Джисон. — Нет, — отступает назад, оглядываясь на дверь, Пак. — Я не буду… — Будешь. Или вали на хрен с канала, — рычит Юн, нависая над холодеющим от страха блондином. — Прекратите, — шепчет, хмурясь, омега, пытаясь храбриться. — Вы не имеете права! — Хочешь поговорить о правах? Напомнить тебе, кто мой отец? Или может, хочешь отправиться за решётку? — Джисон опирается о стену, загоняя в капкан своих рук ведущего. — За что? — недоумённо спрашивает Чимин. Он паникует не только от того, как альфа обращается с ним, но и от потери запаха. Не чувствует. Он не чувствует никаких запахов. Это чертовски пугает, делая его ещё более беспомощным. — Ты такой сладкий, когда боишься, — тянет носом воздух прямо возле его лица Юн. — За решётку я могу отправить тебя за что угодно. Растраты бюджета канала, роман на рабочем месте, соблазнение…генерального директора. Пак смотрит на гадкую тошнотворную ухмылку альфы, пытаясь сдержать рвотный рефлекс. Он прекрасно знает, что найти управу на этого ублюдка сложно. Скорее, невозможно, не обладая определёнными связями. Все варианты диалогов путаются. Чимин не ожидал такого нападения. Был уверен, что Джисон не переступит черту. Но ведь он уже делал это? В кабинете ведущего. И если бы не Чонгук и Намджун… На что он рассчитывал? Паника накрывает с головой. — Либо ты немедленно едешь со мной, либо ты уволен, — холодом и диким взглядом обдаёт генеральный директор. — Хорошо. Дайте мне бумагу. Я напишу заявление на увольнение, — тяжело сглатывая, просит Пак. — Ты не посмеешь. Не бросишь свою передачу! — звереет моментально Джисон. Его эмоции меняются так быстро, резко, что это кажется ненормальным. — Хорошо. Тогда я напишу заявление у себя в кабинете и оставлю в отделе кадров, — блондин пытается протиснуться, чтобы подойти к двери и покинуть кабинет. — Лицемерная сука, — шипит Джисон, резко сжимая горло ведущего, больно стукает его головой об стену. В глазах омеги темнеет и он теряет сознание.***
Чонгук спешит, превышая скорость, нарушая правила дорожного движения. Не получается сдержать ярость и истерику. Сердце в груди рвётся наружу, избивая изнутри, болью сигнализируя, что он не в порядке. Чон теряется в ощущениях, понять не может, почему так страшно. Он всю ночь думал. Думал, как рассказать Чимину о произошедшем, какие есть пути выхода, что делать. Не сомкнул глаз. Ранним утром отвёз Тэхёна в больницу сдавать анализы. Нервно метался по коридорам больницы, требуя, чтобы врач принял их сегодня. Спокойные объяснения медперсонала, что анализы будут готовы только завтра и их не могут принять прямо сейчас, не особо помогали. Ким истерил не меньше, крича на Гука, чтобы прекратил вести себя, как идиот. Они почти не разговаривают теперь. Не придя ни к какому решению, Чонгук звонит Джину, прося его увидеться и поговорить. Он даже глупо рад, что Чимина нет на рабочем месте, потому что не знает как смотреть ему в глаза. Ему лишь хочется обнять свою коричную булочку и спрятать. Ото всех. И чтобы он не сбежал. Нервно здороваясь с удивлённо смотрящими на него сотрудниками канала, Гук торопит время и заместителя генерального директора, чтобы поговорить с ним.***
Тупая боль растекается по затылку. Руки затекли, и он не может пошевелить ими. Губы слиплись от ощущения сухости. Приходить в сознание тяжело. Пак издаёт стон, едва разлепляя веки. Мутный взгляд фокусируется на фигуре альфы, который сидит прямо на своём столе, сосредоточенно что-то делая. Чимин моргает несколько раз, прежде чем пелена проходит, и он отчётливо видит, как белая кокаиновая дорожка исчезает со стола, втягиваемая генеральным директором, и тот закатывает глаза от экстаза. — Мой естественный запах заглушен подавителями. Это из-за таблеток, — внезапно говорит Джисон, его глаза всё ещё закрыты. — К сожалению, я вынужден принимать их. Но это даже мне на руку. Ведь никто не может определить меня. При отсутствии запаха я неуязвим. Я могу подкрадываться неслышно. Люблю этот застывающий в глазах страх. Страх пахнет дымом. Мне нравится, когда меня боятся. Будоражащее чувство власти. Чимин пытается поднять руки, но они заведены ему за спину и связаны, кажется, галстуком. Голова чугунная. — Я знаю, что ты хочешь пить, но тебе придётся отработать своё желание. Теперь ты понимаешь, как мне тяжело хотеть тебя? Ведь я так же испытываю жажду, которую ты отказываешься утолить, — Юн открывает глаза и спрыгивает со стола, садясь на корточки перед блондином. Он ведёт пальцем по груди Пака, скрытой рубашкой. — Воды, — хрипло просит Пак, чувствуя, что скоро снова отключится. — Тебе стоит лишь попросить меня, мой сладкий, — шепчет Джисон, прижимая губы к уху омеги. — Пожалуйста, — едва шевелит губами блондин. — Ты готов отплатить мне за такую щедрость? — лихорадочно сверкающие зрачки альфы, настолько расширенные, что не видно радужку, пронзают насквозь, заставляя чувствовать всепоглощающий страх. Чимин пытается отказаться от паники, чтобы осознать: Джисон не отпустит его, если не поймёт, что ему достанется то, чего он хочет. Он может даже убить его. И кто потом докажет, что это было убийство, что к этому вообще причастен Джисон? В какой-то момент, Пак вспоминает всю ту боль, что ему пришлось пережить, все свои тёмные мысли, когда он готов был отказаться от своей жизни, и вот же оно. Спасение. Он лижет сухие губы, совсем не помогая этим себе. Слюна будто испарилась изо рта. Тело бросает в жар. — Не заставляй меня ждать, гадкая сука, — яростно шипит генеральный директор. Улыбка исчезает с его лица. Пальцы больно впиваются в кожу, сминая шею, перекрывая доступ к кислороду. Ведущий судорожно вдыхает, чувствуя, как горят лёгкие от недостатка воздуха, как темнеет резко в глазах. Он дёргается, пытаясь вырваться. В руки больно впивается ткань, которой перевязаны заведённые за спину запястья. — Пусти, — едва шевеля губами, задыхаясь, умоляет. Перед глазами — Чонгук. Все последние дни рядом с альфой и то счастье, что успело поселиться в груди вместе с надеждой. Тихо, несмело возрождающаяся вера. Любовь, искрами сияющая в глазах. И запах топлёного молока, окутывающий заботой. — Ты обещаешь быть послушным мальчиком? — снова меняет агрессию на ласку Джисон. — Да, — выдыхает, цепляясь за сознание, Пак. Рука директора резко отпускает судорожно сжимающееся горло. Блондин кашляет до пустых рвотных спазмов. Глаза краснеют, по щекам стекают слёзы. — Ты пообещал мне быть послушным, Пак. Обещай, что выполнишь все мои условия, — продолжает давить Юн. Чимин видит, как тот наливает из графина воду в стакан. Даже звук льющейся воды вызывает приступ жажды. — Я обещаю, — лжёт омега. Стакан с водой приставляют к его губам, и она жадно пьёт, захлёбываясь, давясь. Просит ещё. На его просьбу лишь смеются, но ещё немного живительной влаги подносят к лицу. — Почему от тебя воняет чёртовым топлёным молоком? — улыбаясь, спрашивает альфа, удерживая стакан с водой прямо перед носом Чимина. — Я… это не… — пытается придумать отговорку Пак, чтобы его не убили на месте. — Шлюха, — вода заливает лицо, вынуждая зажмуриться. Стакан разбивается у его ног, осыпая осколками. Чужая рука впивается в волосы. Настойчивый грубый язык проталкивается в рот. Чимин плачет. Он чувствует чужую горькую от кокаина или чёрт знает чего ещё слюну в своём рту. Чувствует боль — так сильно сжимают его волосы у корней. Из последних сил он кусает генерального директора за язык, пинает его ногой, насколько это возможно в его положении. Дикий рёв. — Помогите! — кричит во всё горло блондин. — Помогите! Пожалуйста! Удар. На губах чувствуется привкус крови. Ведущий жмурится от страха, но продолжает хаотично молотить ногами и дёргать руками в попытке высвободить их. Его тело поднимают, удерживая за волосы. Он кричит от боли. Его швыряют на стол животом вниз, тут же придавливают сверху, заводя и без того онемевшие руки выше. Джисон сжимает его ягодицы. Зубы впиваются в ушную раковину. Пак кричит что есть сил, дёргаясь от пронзающей боли, пинаясь. То ли локтем, то ли подошвой туфель, то ли всем сразу, он попадает в болезненную точку. Хватка на его волосах слабеет, генеральный директор стонет, глухо матеря блондина последними словами, а Пак дёргается в сторону входной двери. Он успевает ударить по толстой дубовой поверхности ногой, когда его догоняют и впечатывают лицом в неё же. Чимин брыкается. Он кричит изо всех сил, раздирая лёгкие. Джисон тащит его обратно к столу. Треск тонкой ткани. Холодящий грудь воздух. Жадная хватка на его теле, оставляющая царапины. В какой-то момент Пак сдается. Руки болят так, что ему кажется, у него вывихнуты суставы, а кожа на запястьях стёрта в кровь. Он хрипит. Глаза щиплет от слёз. Он жмурится, чувствуя, как грязные руки аморального ублюдка, пытаются раздеть его, чтобы изнасиловать. Под веками — Чон Чонгук. Молодой альфа. С яркой улыбкой зайчика, чёрными волосами, которые можно завязать в небольшой хвостик на затылке, тёплыми сильными руками и самым лучшим в мире запахом. Чимин хочет тонуть в море топлёного молока, а не в крови. Он умоляет Высшие силы, с которыми он в конфликте ещё со времён смерти своих так и не родившихся детей, дать ему шанс. Подарить ему возможность. Хоть крошечную. За что его так наказывают? За что всё это с ним? Он так просил о смерти, а ему подарили Чонгука. Для чего? Чтобы теперь забрать? Показать, как могло бы быть, будь он любимчиком богов? Чтобы умирать было больнее? То ли карма решила, что Пак достаточно заплатил за какие-то свои грехи, то ли Высшие силы, наконец, услышали его, то ли его Ангел хранитель вышел из запоя и вовремя вспомнил о своём подопечном, но дверь с грохотом открывается. — Ты что творишь! — слышится громкий бас основателя телекомпании, главного акционера. — Отец? — насильник отрывается от полуживого ведущего. Чимин сползает, сжимаясь в комочек, лишь бы быть незаметным, забиваясь под стол в надежде, что оттуда его не достанут. — Ты совсем с катушек слетел? — звук пощёчины. — Отец, я… он сам! Этот омега… — бормочет генеральный директор. — Не смей лгать мне. Опять наркотики? Я предупреждал тебя, Джисон? — старший альфа отталкивает сына, садясь на корточки перед блондином. Пак поднимает глаза и видит презрение на сморщенном лице пожилого мужчины. — Сейчас ты сделаешь всё, чтобы исчезнуть отсюда незамеченным. Ты будешь молчать и никому не скажешь ни слова. Я щедро оплачу твоё молчание. Понял? — рычит альфа, брезгливо разглядывая ведущего. — А решишь предать произошедшее здесь огласке или подключить полицию — сам сядешь. — Отпустите меня, — хрипло просит блондин. Его хватают за шкирку, как котёнка. Звук раскрываемого ножа. Одно движение и руки Пака свободны, но он почти не чувствует их. Он плетётся к выходу, пытаясь подгонять своё тело, заставляя свои руки приподняться, чтобы стянуть вместе полы разодранной блузки. — Ты услышал меня? — рык позади прокатывается волной по позвоночнику. — Да, — покорно кивает Чимин, не поворачиваясь, и тащится к лифту. В приёмной пусто. Он выбирает грузовой лифт, надеясь никого там не встретить. Спускается на этаж подземной парковки, забившись в угол металлической коробки, рукой нащупывает телефон в кармане брюк и ключи от машины. Это удача, что всё это не выпало, пока Джисон издевался над его телом. Пак берёт в руки мобильный. Ни одного входящего от Чонгука. Только от Джина, с просьбой написать ему, когда он выйдет от генерального. Нервный смех срывается с окровавленных губ. Он не будет вмешивать в это Кима. Нельзя. Не сейчас. Сейчас ему надо добраться до дома. Звуковой сигнал оповещает, что лифт прибыл на нужный этаж. Металлические створки разъезжаются в стороны, выпуская потерянного блондина. Едва передвигаясь по коридору, сжимая всё ещё онемевшими руками порванную одежду, Пак движется вдоль стены, но слышит голоса и замирает, прислушиваясь. — Мне надо поговорить с тобой. Мне больше не с кем! — голос Гука звучит как-то слишком взволнованно. Чимин ловит внутри мысль, что возможно, альфа волнуется из-за него, он уже готов выйти из своего укрытия, чтобы сказать, что он жив. — Почему здесь? Что случилось? Что за таинственность? — тараторит не мене встревоженный Джин. — Тэхён. Он ждёт ребёнка. От меня, — не тянет с предисловиями альфа. Пак слышит звенящую тишину. Чувствует, как внутри остановилось сердце, как лёд покрывает коркой все внутренности. — Что? Но…как? — ошарашенно спрашивает Ким. — Шестая неделя. Но это не точно, — по голосу кажется, словно Чон злится. — Что значит не точно? — Джин подозревает альфу в отсталости ума. — Вторая полоска слабая, анализы будут готовы только через пару дней, узи тоже только через два дня. Ничего не ясно, — раздражённо отвечает Гук. — Джин, что мне делать? — Ты не можешь сказать это Чимину. Не сейчас. Это убьёт его, — голос Сокджина серьёзный и болезненный. Ох, если бы он знал, что Пак уже чувствует себя мёртвым. Блондин зажимает себе рот, чтобы не разрыдаться, сползает по бетонной стене вниз, жмурясь. — Я скажу ему всё, каким бы не было его решение. Когда будут готовы анализы, мы с Тэ сходим к врачу. — Если Тэхён в положении и ты обрюхатил его… — Не понимаю, как такое возможно! Этого не должно было… — Он на шестой неделе беременности и живота совсем не видно. Так бывает? Слова бьют обухом по голове. Он не может больше слышать этого. Не может умирать здесь, давясь болью. Даже его тело сейчас не испытывает такой степени боли, какую он чувствует в своём сердце от слов альфы. Пак встаёт, покачиваясь, и спешит к своему автомобилю, пытаясь преодолеть онемение в руках и теле. Ему надо добраться до машины. Ему надо вести её сейчас. Надо. Уже не очень понятно зачем. Какой смысл. Но внутри требовательное: надо. — Чимин? — неуверенный голос Сокджина. Пак сжимает губы в тонкую линию и ускоряется, переходя на лёгкий бег. Каблуки звонко стучат по бетону, эхом раздаваясь по парковке. — Чимин! Подожди! — топот двух пар ног, догоняющих его, вызывает новый приступ паники. Не сейчас. Они не должны видеть его. Он их обоих видеть не хочет. Не сейчас, пожалуйста. Блондин бежит. Изо всех сил, какие остались. Слёзы застилают глаза, он зло смаргивает их, запрещая себе плакать. — Просто уезжай отсюда, слабак. Избавь их и себя от своего ничтожного вида, — шипит сквозь зубы сам себе ведущий. — Чи, остановись, пожалуйста! — голос альфы слишком близко и слишком болезненно отдаётся внутри, словно новый нож втыкают рядом с сотней тех, что уже торчат из кровоточащего сердца. — Нет! Не подходи ко мне! Не трогай! — кричит яростно Пак, оборачиваясь. — Чимин… — давится словами Чон. — Боже, Чимин-и, — закрывает рот рукой Ким. Они оба смотрят на него. Видят разодранную рубашку, сжимаемую руками с содранной на запястьях коже. Видят наливающиеся синим следы на шее. Видят разбитую губу, запёкшуюся на лице кровь. Размазанную тушь. И то, как сильно омега дрожит. В его глазах — пустота. Там темно и больно. — Малыш, — пытается сделать шаг в его сторону, протягивая руку к нему, Гук. — Прекрати. Стой на месте, иначе я закричу. И скажу, что это твоих рук дело, — зло шипит на него Пак. Чонгук ошарашен. Альфа внутри него бьётся об клетку, пытаясь сломать её, выломать к херам, чтобы разорвать каждого, кто сделал это с его омегой. — Тебе надо… — начинает осторожно Джин. Он плачет. Слёзы катятся по красивому лицу, портя макияж. — Мне надо уехать. Не смейте подходить ко мне. Не смейте преследовать меня. Не смейте приближаться ко мне. Не смейте! Если ты приблизишься ко мне, я вызову полицию, и скажу, что ты пытался…изнасиловать меня, — блондин давится своими же словами. У него ощущение, что изо рта течёт желчь, когда он говорит такое, глядя в расширившиеся от ужаса и ярости глаза альфы. — Я отвезу тебя, Чимин, пожалуйста, — умоляет старший омега. Он готов на колени упасть перед другом, лишь бы тот дал ему возможность помочь. — Нет. Ты забудешь об этом. Не вздумай говорить Джуну. Не лезь в это, — грубо отвечает Пак, ненавидя себя за агрессию к другу. Кулаки Чонгука сжаты так сильно, что побелели костяшки. Губа дёргается в оскале. Утробный рык разносится угрожающим рокотом. Запах топлёного молока душит. Впервые Чимин боится этого запаха, а не чувствует себя в безопасности, как раньше. Сердце стучит слишком сильно, омега задыхается. Он отступает назад, держа в поле зрения друга и того, кто обещал сделать счастливым. Убедившись, что они не идут за ним, Пак срывается с места, и спешит к своей машине. Визг шин оглушает. Пак не знает, сможет ли доехать до дома живым в таком состоянии. Но сейчас ему откровенно плевать. Лучше умереть в кювете, чем в руках Джисона.