Serendipity

— Джисон, — шипит альфа, резко разворачиваясь, провожая взглядом уносящийся с парковки автомобиль Пака. — Ублюдок. Он срывается с места и спешит в сторону лифта. — Чонгук, стой! Остановись! — кричит старший омега, но Гук игнорирует его. — Стой, иначе я позову Джуна! — Зови кого хочешь, но не мешай мне, — рычит Чон, глаза застилает красная пелена, он огибает мужчину, вставшего перед ним. — Ты можешь навредить Чимину, если поступишь необдуманно сейчас, — спешит следом за ним Сокджин. — Навредить? Ты видел в каком состоянии он сейчас? Ты правда думаешь, что я просто буду сидеть сложа руки, когда с моим омегой… — хрипит от сдерживаемой ярости младший. — Твой омега сейчас в положении, сидит дома и ждёт тебя! — Джин знает, что по больному, но предпринимает попытку остановить, задержать, потянуть время. Удар ниже пояса. Губа дрожит в диком оскале: — Отойди, Джин. Иначе, боюсь, мне придётся драться ещё и с Намджуном, и поверь, я не испугаюсь. — Это не решить кулаками, дурная твоя голова! — хватает его старший. Но Чонгук резко дёргает руку, высвобождая: — Отойди, я сказал! Сокджин отступает. Красивое лицо искажено разочарованием и обидой. Гук отворачивается, не желая тратить ни секунды. Он торопит лифт, врезаясь кулаком в металлическую стену, чтобы хоть немного выпустить пар. Рёв раненого зверя заполняет маленькое пространство, Чон зарывается руками в волосы, пытаясь хоть немного себя сдержать. Видеть Чимина таким — его персональное убийство. Он не защитил. Его не было рядом. Он предал. Вся тяжесть вины давит, затрудняя дыхание. — Куда Вы… — удивлённо спрашивает омега-секретарь в приёмной. — Иди нахрен, — толкает дверь в кабинет генерального Чонгук. — Ну что, ублюдок, поболтаем на понятном тебе языке? Или ты только и можешь, что избивать омег? Радужка глаз скрыта за расширившимися от ярости зрачками, лопнувшие сосуды откровенно пугают. Утробное рычание и насыщенный терпкий природный запах заполняют всё пространство кабинета. — Какого хрена? — поворачивается к вошедшему Джисон. Он прикладывает к щеке пакет со льдом. — Ты кто такой? — С памятью у тебя плохо, но я освежу, — Чон резко подходит к альфе с бегающим, потерянным взглядом, хватает его за ворот рубашки, встряхивая. — Что ты сделал с Чимином, мразь? — А-а-а-х, — протяжно тянет генеральный директор, губы которого разъезжаются в улыбке. — Ты тот самый щенок, защитник. Смешно! — Смешно? — рычит Гук, встряхивая ещё раз альфу в своих руках. — Сейчас тебе будет не до смеха. Кулак молниеносно врезается в лицо ухмыляющегося мерзавца. Тот стонет от боли, отшатываясь, прижимая руку к окровавленному носу. Но его снова хватают и трясут, как тряпичную куклу. — Отвечай, ублюдок! — у Чонгука перед глазами пелена ярости. Он чувствует в этом кабинете запах Пака. Его коричная булочка. Что с ним надо было делать, чтобы он вышел отсюда в таком состоянии? — Мои шлюхи не имеют к тебе никакого отношения, щенок, — скалится генеральный директор, всё ещё сжимая нос. Альфа вырывается наружу. Боль за своего омегу пронзает насквозь. Чон молотит кулаками, словно отбойными молотками, чётко попадая в цель. Сквозь шум ярости в ушах, он слышит захлебывающийся смех. Он не спрашивает причины, не просит доказательств, не требует извинений. Всё, чего он хочет сейчас — уничтожить этого больного ублюдка. Подошвы его массивных ботинок врезаются в упавшее, сотрясающееся смехом, телом. Он наклоняется, чтобы схватить за шею мерзкое создание, валяющееся в истерике у его ног, и душить, когда в его спину вдруг упирается дуло пистолета. — Отошёл от него, — обманчиво спокойно приказывает холодный голос сзади. Гук оборачивается, но его бьют по затылку чем-то тяжёлым, вероятно рукоятью оружия. Он стонет, отшатывается от Джисона, падает на стол и, шипя сквозь зубы от боли, оборачивается. Пожилой альфа держит его на мушке. Его руки не дрожат и Чонгук почему-то уверен, что этому мужчине не впервой убивать. — Какая ирония, ты снова спас меня, отец, — харкает кровью, продолжая смеяться, генеральный. — Заткнись, ничтожество, от тебя слишком много проблем, — старый альфа переводит внезапно дуло пистолета на собственного сына. Гук замирает, ощущая, как постепенно отходит состояние «рвать и грызть глотку тому, кто посмел обидеть его омегу», как приходит в сознание, всё ещё мечтая отомстить, уничтожить, но спадает кровавая пелена. Он напряжённо смотрит на отца и сына перед ним. Сумасшедшие глаза Джисона не показывают страха. Чон не чувствует его запаха, зато отчётливо слышит нотки странной травы в аромате пожилого мужчины. Вонь столь едкая, что хочется закашляться. Похоже на…марихуану? — Ничтожество? — смеётся Джисон. — Ну, конечно. Как ещё ты можешь называть меня, папочка. — Закрой свой рот. Кто ты? — переводит взгляд и оружие на молодого альфу старый мужчина. — Ваш сын должен ответить за преступление, которое совершил, — рычит Гук. — За какое из них? — усмехается мужчина, а его сын подхватывает этот вопрос новой порцией истеричного смеха. — Это защитник омеги, которого я почти оттрахал, если бы ты не испортил мне всё, — сплёвывает кровь прямо на паркет, поднимается на ноги отпрыск. — Какого чёрта? Я сказал ему молчать и… — злится его отец. — Что ты сделал? — рык молодого альфы прокатывается волнами по позвоночнику того, кто опирается на стол рядом с ним, нагло улыбаясь, провоцируя. — Ах, если бы не папуля, этот день был бы самым лучшим в моей жизни, — закатывает глаза Джисон, прижимая руку к груди. Чонгук снова кидается на ублюдка, когда слышит нешуточную угрозу: — Быстро отошёл от него или я пристрелю тебя здесь же. Самооборона. Я останусь безнаказанным, чтобы уничтожить и твою подстилку следом. Чон отпускает, отходя назад, чтобы не сорваться. Он тяжело дышит. Не может позволить себе быть убитым. Ему надо защитить Чимина, а не подбросить ему проблем. Ненависть к двум альфам перед ним липким осадком свербит горло и нос. — Если бы ты так же рьяно защищал меня в детстве, отец, — усмехается Джисон, который даже не дёрнулся от нового удара Чонгука. — Может, сейчас я не испытывал бы такой тяги к насилию и наркотикам, как знать? — Не собираюсь слушать бред обдолбыша, — сплёвывает презрительно главный акционер. — Что тебе надо? — обращается он к Чону. — Чтобы ваш сын был наказан за то, что совершил! — злится Гук. Жажда мести в нём всё ещё не утихла. — Наказан? — поднимает на него серьёзный взгляд генеральный. — Ты хочешь, чтобы я понёс наказание? Спешу тебя огорчить, щенок. Вся моя жизнь — сплошное наказание. Ты опоздал. Правда, папуль? — Закрой рот, позорище, — орёт раскрасневшийся старик. — Убери пистолет! — врывается в кабинет Намджун. — Здесь становится тесно, — падает на пол, раскидывая ноги и руки в стороны, Джисон. — Тебе что здесь надо? — зло скрипит его отец, обращаясь к влетевшему. — Чонгук. Отпусти его, убери оружие, — рычит Ким. — Он ворвался сюда и избивал моего сына! Либо он немедленно убирается отсюда, либо я вызываю охрану и отправляю его за решётку! — брызжет слюной пожилой мужчина. — Я не оставлю это просто так! — кричит Чон. — Твой омега согласился всё замять! Прекрати геройствовать и разберись со своей шлюхой! Пошёл вон отсюда, чтоб ноги твоей здесь не было! А попробуешь обратиться в полицию — я вырежу всю твою семью, вшивый уб… Договорить отец Джисона не успевает, потому что кулак Гука проезжается по его зубам, пересчитывая количество вставленных. Старик стонет, падая, сплёвывая кровь. Джисон дико хохочет, катаясь по полу. — Щенок исполнил мечту всей моей жизни, — плачет он то ли от смеха, то ли от чего-то ещё. — Чонгук! — ревёт диким зверем Намджун, хватая младшего за шкирку, оттаскивая. — Прощайся с жизнью, — хрипит главный акционер. — Оставь свои угрозы для своего сына. Если ты не оставишь в покое Чонгука и Чимина, я подключу свои связи. Хочешь войны? — запах кардамона вступает в борьбу с травяным удушающим ароматом. — Войны? Ты решил нажить себе проблем, Ким? — кроваво улыбается пожилой мужчина, поднимаясь, тяжело опираясь на стол. — Я слишком долго терпел выходки твоего сына. Закрываем эту ситуацию или я обращаюсь сам знаешь к кому. Компромата у меня достаточно, — спокойно заявляется Нам, всё ещё удерживая Гука, который пытается вырваться из его хватки. — Если кто-то из этих двоих обратится в полицию… — спустя несколько секунд тяжёлой борьбы взглядами, заявляет старик. — Нет. Никакой полиции. Но ты спокойно отпускаешь их. И разберись с сыном, — рычит Ким. — Не учи меня жить, — свирепеет старик. — Твой сын выплатит щедрую компенсацию Чимину, Джину и даст доработать практику Чонгуку. Никаких преследований. Никаких помех с трудоустройством. Ясно? — давит Нам. — Не ты ставишь условия, — краснеет от сдерживаемой ярости пожилой альфа. — У тебя нет другого выбора. Вы слишком сильно влипли, — мнимо спокойно заявляет Ким. — Катись к чёрту, — сплёвывает отец Джисона. — О сумме выплат примет решение совет. — Решение примешь ты. И не будешь жмотом. Иначе потеряешь парочку выгодных контрактов, — настаивает Намджун. — Счастливо оставаться. Ким выталкивает Чонгука из кабинета. Молодой альфа брыкается, но Намджун держит крепко, тащит к лифтам. — Ты охуел? — впечатывает крепкое тело в стену Джун. — Я говорил тебе, кулаками не решают дела! — Этот ублюдок избил и чуть не изнасиловал Чимина! — рычит дико Гук, толкая альфу в ответ. — Я знаю, но твоя выходка не решила проблему, а усугубила её! — припечатывает к стене одной рукой старший, зло рыча. — На чьей ты стороне? — вцепляется пальцами в его плечи Чон. — Я на стороне оптимальных решений, адекватности и своего омеги! Ты дебил, если решил, что избиением или убийством можно решить такую дерьмовую ситуацию! Ты подумал про Чимина, рыцарь хуев? — сбрасывает острые пальцы со своих плеч Ким. — Я только о нём и думал! — орёт молодой альфа. — Остынь, мать твою! — стукает его снова об стенку Ким. — Включи мозг! А не только вайбы альфы! Чонгук тяжело дышит, сжимая губы в тонкую полоску. Намджун вызывает лифт, всё ещё удерживая его на месте. — Чимин омега, которого чуть не изнасиловал генеральный директор крупнейшего телевизионного канала. Как ты думаешь, что будет, если об этом разнюхает полиция? Думаешь, накажут Джисона? Чёрта с два. Позор, клеймо ляжет на Пака. Его могут засадить за решётку, потому что отец Джисона обладает мощнейшими связями в нашей стране. И это не шутки, Чонгук. Это не школа, не разборки на районе. Это другой уровень. И просто избиением ты можешь навредить. Показал свою силу? Стало легче? А теперь подумай, чем это могло бы обернуться для Чи. Думаешь, он был бы счастлив, если бы тебя посадили за решётку? Или думал уйти безнаказанным? Чем ты думал, чёрт возьми? — заталкивает в кабину лифта, отчитывая младшего, Намджун. — Если бы не твоя несдержанность, мы решили бы этот вопрос медленнее, но правильнее! А теперь мне ещё и твою задницу прикрывать! — Мне не нужна нянька! — шипит Чон, до сознания которого медленно доходит сказанное. — Конечно нет, герой сраный! Ты хоть представляешь, сколько лет мой омега и Чимин терпели этого ублюдка, чтобы мы засадили его и его папашу за решётку? Ты испортил всё за раз! — впечатывает кулак в металлическую стену рядом с лицом младшего Нам. — Что это значит? — хмурится Гук. — Это значит, что тебе пора научиться контролировать своего альфу и перестать решать вопросы кулаками. Думаешь, мне бы сил не хватило избить этого молокососа? Серьёзно? Хватило бы убить. Но я не сделал этого. Так что включай мозги, прежде чем совершать подобное, — отворачивается, выходя из лифта Джун. — Я озверел, когда увидел в каком он состоянии, — внезапно тихо говорит Чон, внимательно слушая старшего альфу. Ему сложно унять природные инстинкты, звериные порывы убить, растерзать обидчика любимого омеги. Но сейчас до него доходит, к чему это могло бы привести. — Сейчас ты едешь домой и успокаиваешься. — Я поеду к Чимину. — Ты ещё не понял? Он не хочет видеть тебя после всего, что он услышал. Дай ему время успокоиться! — Просто буду рядом. Под дверью буду сидеть. — Нервировать его? Отлично. Если он Джина к себе не подпускает, то тебя и подавно не пустит. — Я не могу без него. — Ребёнком своим займись, придурок. А потом уже будешь думать, как разрулить с Чимином. Намджун уходит в сторону кабинета своего мужа. Его последняя фраза даёт под дых Чону. Тот смотрит ему в след растерянно. Почему он слышит столько раздражения, даже ненависти в последних словах альфы?

***

Чимин плохо помнит, как добрался до дома. Всё как в тумане, движения автоматизированы, включился режим автопилота. В голове — ни одной мысли, лишь обрывки произошедшего. Без анализа, без эмоций. Голые факты. Дома, отдавая своё тело воде из душевой лейки, он тщетно пытается смыть с себя следы рук Джисона, запах Чонгука, едва пробивающийся сквозь собственный, растирает кожу в кровь, но ничего не получается. Слёзы безостановочными потоками льются из глаз. Что делать дальше? Как жить? Для чего? Смысл жизни. Философский вопрос, посещавший его нездоровую, как он сам считал, голову уже неоднократно. В периоды наиболее тяжёлых витков депрессии именно этот вопрос заставлял его подносить острие ножа или лезвия к собственной коже. Смерть рано или поздно настигнет каждого, никто не останется в живых. Так зачем страдать, если жизнь — одна сплошная кровавая рана, источающая боль? Он кривится от этих мыслей, заевшей пластинкой прокручиваемых когда-то в голове. После терапии, поддержки Джина, всех перепробованных им способов выйти из депрессии, он поменял своё мировоззрение, но потерянный смысл так и не чувствовал, то и дело скатываясь обратно к вопросу6 «зачем всё это?». Но потом Чонгук. И тепло. И плевать на смысл. Просто хорошо. А не в этом ли смысл? Чтобы просто хорошо. Просто. Хорошо. Любовь. Пак смеётся, чувствуя, как слабеют ноги от этих мыслей, как тело мешком падает на дно ванной. Ему казалось, это любовь. И в состоянии этой якобы любви даже бессмысленные компьютерные игры приносили радость и дарили ощущение иллюзорного смысла. Любое прикосновение к любимому человеку и было смыслом. Сидя на дне холодной ванной, сжимаясь под струями уже не тёплой воды, Пак раскачивается, пытаясь удержать сознание от падения в депрессию, откуда выхода не будет. Он знает, что если сломается в этот раз, то это точка. Точка невозврата. Из неё выход только под землю в соседстве с червями. Он даёт волю слезам, воет, скулит, впивается ногтями в свою кожу, дрожит от холода и боли, которая внутри, не снаружи. Разрешает себе выплеснуть всё это, чтобы не захлебнуться. Не считает время, проведённое так. Не помнит, как выходит из ванной, выключая воду, кутается в тёплый халат. Сворачиваясь под одеялом, утыкается лицом в собственные колени, сжимаясь, от боли, холода, тоски, он жалеет. Жалеет о разрушенных надеждах, молодыми ростками пробивавшимися несмело сквозь бетон страха и памяти о прошлом. Жалеет о том, что недостаточно храбр, смел, адекватен, чтобы стойко принять все удары судьбы, спокойно, без слёз отпустить Чонгука, простить Джисона и не чувствовать себя грязным из-за действий сумасшедшего альфы. Жалеет о том, что вместо терапии, помощи себе, вместо того чтобы излечиться, снова допустил виток страданий и драмы. Он жалеет, что не уволился раньше, что терпел свинское поведение генерального так долго, довёл до таких ужасных последствий. Ему давно стоило уйти. Он изначально не верил в план Намджуна о том, чтобы предать справедливости закона могущественную семью Юн, но продолжал работать из собственного честолюбия, игнорируя проблемы с генеральным директором. К вечеру, выныривая из нездорового поверхностного сна, истощённый слезами и болью, Пак вдруг чувствует, что устал. Устал страдать. Смерть — есть избавление от страданий. Готов ли он поступить так с собой и со своими близкими? Нет. Тяжело сглатывая, он переходит к следующему вопросу. Нависающий сверху фантом старухи с косой трансформируется в тёмного ангела с мягкой улыбкой. Если Тэхён ждёт ребёнка от Чонгука, это значит, что Чон не любит Чимина, что обманывал его в своём желании быть с ним? Нет. Ангел светлеет, улыбаясь чуть ярче. А теперь думай, Пак Чимин, как тебе справиться со всем тем, что навалилось. Больно отказываться от любви, которую только нашёл, поверил, принял и даже насладиться ей не успел. Больно, но необходимо. Гук должен остаться с тем, кто ждёт от него ребёнка. Он будет прекрасным отцом. И в этих мыслях и размышлениях Пак игнорирует свою личную боль на эту тему. Больно бросать дело своей жизни. То, к чему стремился, чем жил. В чём видел смысл, когда весь остальной потерял. Но это необходимо. Ему не справиться с семьей генерального директора и главного акционера телекомпании. Если он обратится в полицию, его действительно могут упечь за решётку. Более того, клеймо позора ляжет на него несмываемо. Факт того, что они живут, вроде как, в продвинутом обществе, не меняет мнения общества к теме насилия в отношении омег. Провокация, жертва — виновник, стыдно. Всё это дерьмо будет литься на него, если он посмеет озвучить эту тему прилюдно. И прямо сейчас Чимин точно уверен, что сил выдержать ещё и это у него не хватит. Внутри всё тянет горечью. Там всё рвёт на части, сотни иголок впиваются в сердце, которое, глупое, решило полюбить. Пак честно старается больше не спрашивать: «за что?». Этот вопрос никогда не приводит к добру. Это уже произошло. Значит, так надо. Где-то он свернул не туда. Но вот уже несколько лет безрезультатно не может понять, куда и когда именно. В какой кювет он себя загнал, что теперь пачкает руки о влажную глину, да выбраться никак не может. Снова и снова соскальзывает обратно. И раз уж страдать он, наконец, устал, и находит в себе силы попробовать справиться с этим, значит ему нужна помощь. Он берёт мобильный. — Пап, привет, — сдерживает слёзы блондин, слыша родной голос в трубке. — Как ты? — Чимин-щи, сынок, вот это сюрприз, — радостно звучит голос отца. — Давно не звонил старику. Снова дела? — Дела, да, — жмёт ближе к ноющему сердцу руку Пак. — Пап, можно я приеду? — Что-то случилось? — встревоженно уточняет старший омега. — Я просто хочу приехать. Пожить у тебя какое-то время. Можно? — просит блондин. — Но как же…работа… и… — Пап, — скулит Пак-младший. — Детка, конечно, можно. Хочешь, я приеду и заберу тебя? — обеспокоенно уточняет отец, понимая, наконец, что с сыном что-то не так. — Нет, я сам. Спасибо. До скорой встречи, — шепчет Чимин, и сбрасывает звонок, зарываясь лицом в подушку, и содрогаясь от новых рыданий. Он успокаивается спустя несколько минут и рывком встаёт с кровати, стаскивает с верхней полки шкафа чемодан, распахивает его, сквозь слёзы разглядывая гардероб. Полчаса хаотичных сборов. Электронный билет. Такси. И лишь один ответ на сотню пропущенных звонков и сообщений от Чонгука. Дождь срывается с неба одинокими каплями, постепенно перерастая в истеричный поток. Блондин прислоняется лбом к стеклу, игнорируя слёзы.

***

Чонгука рвёт на куски. Всё из-за Чимина. Сначала, этот сумасшедший сорвал с него уютную маску своими песнями, голосом своим, а потом сорвал с него живьём кожу собой. Таким потрясающим собой. Чон несётся на своём любимом железном коне, загоняя стрелку спидометра. Потоки воды, льющиеся с неба, мешают обзору, но не срабатывают стоп-сигналом для того, кому давно пора сбросить скорость. Пытаясь остановить мотоцикл, жадно скользящий по размякшей грязи, Чонгук резко давит на тормоз. Он спрыгивает, удерживая руль, заваливая своего любимца на бок. Срывает шлем с головы, подходит к самому краю обрыва и, тяжело дыша, смотрит вниз, где волны бьются о камни. Дорога сюда заняла много времени, но он не заметил этого, убегая от ощущений, терзающих внутри. Впервые Гук из-за эмоций чувствует физическую боль. Поднимая глаза к небу, разрешает беспощадным каплям молотить его по лицу. Первый вопль рвётся из самого нутра. Крик разрывает округу и всего Чонгука. Он орёт, как ненормальный. Горло горит, но он продолжает. Снова и снова, открывает рот, чтобы заорать во всю силу, со всей дури. Сжимая руки в кулаки. Выпуская всю боль, измучившую сильное, казалось бы, тело. Чон не любит терять над собой контроль. Не любит, когда что-то идёт не по плану. Чонгук узнаёт коричного омегу и чертовски сильно влюбляется. Неконтролируемо. И не по плану. Этого не должно было произойти. Никак. Никогда. Гук очень верный парень. И любил Тэхёна. Он ведь правда любил. Но то, что он чувствует к Чимину… Это отличается. Чонгук любит спорт. Чимин воспринимает спорт, как истязание и наказание. Чонгук любит компьютерные игры. Чимин считает их потерей времени, хотя азартно втягивается. Чонгук любит создавать что-то, но быть за кулисами, а ещё он точно не определился, чем хочет заниматься в жизни. Чимин ведущий, он в центре внимания, он поёт, любит овации, и зависим от отзывов, а ещё от того, что делает, потому что любит это всей душой. Чонгук любит аниме и вселенную марвел. Чимин смотрит дорамы, а чаще и вовсе читает. Чонгук, к слову, читать не любит. Но Чонгук любит запах корицы и мучного. А Чимин — запах топлёного молока. А ещё они оба идут на уступки, узнавая мир друг друга, и просто любят. Друг друга любят. Что ещё надо? Ведущий учит Чона профессии и общению. Гук учит его отдыхать и получать удовольствие от жизни, которое тот давным-давно потерял. Пак оживает рядом с молочным альфой. Тот чувствует зарождение новых высоких целей, когда рядом Пак, и готов достигать большего, а ведь раньше всё казалось далёким и не очень-то нужным. Тогда почему они не могут быть вместе? Нет, не потому что семь лет разницы. Гук берёт в руку телефон, разрешая дождю заливать экран. Снова перечитывает сообщение от коричного омеги и даже не чувствует, как дождь размывает солёную влагу, скатывающуюся по его щекам. «Спасибо, что вернул мне желание жить, показал, что жизнь бывает удивительна в своих сюрпризах, заставил меня говорить, чтобы быть услышанным. Ты сделал для меня больше, чем мог бы представить и больше, чем я мог бы выразить словами. Ты будешь хорошим отцом, Чонгук-и. И я надеюсь, что ты и твоя пара простите меня. Пожалуйста, будь счастлив».

***

— Ты хоть слышишь себя, Чонгук? Посмотри на свою реакцию. Вот Богом… — Богом, Богом, Богом. Может, ты хочешь быть с ним, а не со мной? Между ними повисает тишина. — Извини, я не хотел, — искренне сожалеет альфа, пытаясь прикоснуться к Тэхёну, но тот уворачивается. — Ты знаешь, да. Я хотел бы встречаться с таким альфой, как Пак Богом. Который не пропадает на работе сутками, как ты. Который поддерживает меня, а не орёт на меня, — смотрит куда-то в сторону Ким. — Я не орал на тебя, Тэ, — устало ерошит волосы Гук, даже не злясь на слова омеги. — Ты повысил на меня голос, — холодно констатирует факт Тэхён. — Ты слишком много говоришь про него, — скрипя зубами отвечает Чон. — А ты слишком мало говоришь со мной и обо мне. У тебя постоянно нет времени. С кем, по-твоему, я должен был обсудить свою беременность? Может с тобой? Ах да, ты же сбежал сразу, услышав про ребёнка! — всплёскивает театрально руками Ким и отворачивается, чтобы уйти. — Подожди, Тэ, стой, — мягко пытается остановить его Гук. — Ким Тэхён? — из кабинета выходит медсестра. Она смотрит сквозь линзы очков на пару перед ней. — Да, — оборачивается омега. — Пройдёмте, врач ждёт Вас, — приглашает женщина. Тэхён закусывает губу в волнении, оглядываясь на Чона. Тот сжимает его плечо в знак поддержки и проходит вместе с ним в кабинет врача. Чонгук почти не спит вот уже двое суток. Он ждал этого дня так же сильно, как и Тэхён. За эти дни Чон оббивает порог коричного омеги, пока его сосед не заявляет, что того в квартире нет. Джин не отвечает на его звонки, но коротко пишет, что как только узнает что-то внятное, сразу же сообщит. После истерики, которая накрыла молодого альфу, он просидел почти всю ночь под дверью Чимина, но тот так и не открыл. Гук не знал, что его уже не было в квартире, но по отсутствующему запаху, который пытался учуять даже сквозь толстый металл входной двери, надеялся, что тот уехал, а не сделал с собой что-то ужасное. Тэхён писал ему сообщения, пытался звонить, но Чонгук отвечал коротко и мало. Он действительно был невнимателен к Тэхёну. А постоянно слышать про Богома — стало лишь дополнительным раздражителем для вымотанного альфы. — Как вы себя чувствуете? — спрашивает врач. — Н-нормально, — слегка заикаясь, отвечает Ким. — Если честно, я практически не чувствую признаков беременности. — Почему вы решили сделать тест и сдать анализы? И как давно тест показал две полоски? — тепло улыбается ему врач, оголяя его живот. — В последнее время, я чувствовал себя немного не так, как обычно. Повышенная раздражительность, даже агрессивность. То повышенный аппетит, то его полное отсутствие. Меня тошнило от некоторых…запахов, — осторожно отвечает омега. — И четыре дня назад я решил сделать тест. Он показал слабые две полоски. Тогда я записался на анализы и к Вам. — Можете сказать конкретнее, от каких запахов у Вас случались приступы тошноты? — уточняет врач, наливая обильно специальный гель на мягкий животик Тэхёна, и ведя по нему ультразвуковым датчиком. — Ну…некоторые. Например, ароматы цветов, парфюма и…молочных продуктов, особенно молоко, — краснея, уточняет Тэ, нервно оглядываясь на Чонгука. — Интересно, — тепло улыбается врач, продолжая водить датчиком, внимательно глядя на монитор. — Что-то ещё Вас тревожило? — Странное эмоциональное состояние, нервозность. Я не знаю, — вздыхает Ким. — Хорошо, хорошо, — успокаивающе приговаривает врач и оборачивается к Чону: — А вы, я так понимаю, альфа этого прекрасного омеги? Гук кивает, давясь словами. Руки сжимаются в замок. Его душит в этом кабинете абсолютно всё. И он ненавидит себя за это. На экране всё серое, иногда там мелькают синие и красные пятна, но абсолютно ничего непонятно. Тэхён кусает губы, пытаясь увидеть, где же там его ребёнок. Их. Чонгук невидящим взглядом смотрит на монитор, видя перед глазами пустые глаза Чимина, когда он рассказывал ему про своих детей, которых не смог родить. — Ну что ж, возьмите салфетки, чтобы вытереться, — мягко просит врач, и встаёт, чтобы пройти к столу. — Но…Вы не показали нам… — Тэхён, Вы не беременны, — обрывает его врач, продолжая улыбаться. Ким застывает с салфетками, прижатыми к липкому животу. В горле мгновенно сухо. — Что, простите? — ошарашенно, не веря своим ушам, просит уточнить Гук. — Не переживайте. У вас всё впереди, Вы абсолютно здоровы и можете беременеть и рожать детей. Но сейчас никакой беременности нет, — что-то быстро печатает на компьютере, видимо в карте Тэхёна, врач. — Но… как же… — Ким давится словами. — Это называется ложная беременность, — отклоняется от монитора врач, глядя на молодую пару. — Что? Чушь какая-то, — фыркает омега. — Ложная беременность сигнализирует о несовместимости с альфой, — продолжает пояснять врач. — Но это нелогично! — вспыхивает Тэхён. — Как раз наоборот. При ложной беременности ваше тело отвергает вашего альфу. Мол, я ношу твоего ребёнка, не трогай меня. Ощущали повышенное раздражение в отношении своего альфы в последнее время, а не просто ко всем, так ведь? И именно его запах вызывал приступ тошноты? — снова тепло улыбается доктор, а Тэ хочет попросить его перестать улыбаться. — Допустим, — остервенело трёт свой живот салфетками Ким. — При реальной беременности такое редко, чаще наоборот. Более того, при реальной беременности Вы бы остро негативно реагировали на чужих альф. При ложной-наоборот. Альфы тянутся к Вам, и Вы чувствуете их привлекательность. Потому что организм хочет носить ребёнка того альфы, который «отгонит», «спугнёт» альфу, состоящего с Вами в паре. — Вы что, хотите сказать, что мы были совместимы, а стали несовместимы? — вспыхивает раздражением омега. — Чаще всего причина ложной беременности вызвана психосоматическими расстройствами. Ваше тело блокирует допуск к нему Вашему альфе. Возможно, вы ругались часто или испытали сильную обиду? Измена? — называет возможные причины врач, а Чон тяжело сглатывает. — Это можно как-то исправить? — хрипло спрашивает Чонгук. Тэхён поворачивается к нему, удивлённо рассматривая. — Психотерапия и гормональная терапия. В совокупности. Но начинать стоит с психолога, безусловно, — берёт в руки горячие ещё распечатки диагноза врач. Они оба слушают рекомендации, оценку общему состоянию здоровья Тэхёна. Благодарят и выходят. Молча идут на улицу. — Тэхён, я… — останавливается возле мотоцикла Чон. — Я всё знаю, Чонгук. Не надо, — голос Тэ звучит мягко и отстраненно. — Что ты знаешь? — хмурится альфа. — У тебя есть другой, — грустно улыбается Ким. — Но откуда? — единственное, что может спросить удивлённый Гук. — Интуиция омеги. Я всё ждал, когда ты скажешь. И когда узнал… про беременность, всё не мог понять, рад ли я этому? Я думал, что ребёнок спасёт наши отношения. Но я ошибался. Я увидел твою реакцию на мою беременность, пусть и ложную. Ложная беременность. Боже, я даже не знал, что такое бывает, — хмыкает Тэ, а Чон даже не осмеливается перебивать его рассуждения. — Не знаю, в какой точке наших отношений мы отстранились. Что пошло не так? Я долго думал об этом бессонными ночами, всё больше понимая, что мы не подходим друг другу. Но признать это так сложно. И я ждал…ждал, что ты скажешь… — Прости меня, — Гук прижимает к себе срывающегося на тихий плачь омегу. — Тэхён, прости. Я эгоист… — Нет, нет. Я не хочу обвинять тебя, — машет головой Тэ, не отстраняясь, но и не обнимая в ответ. — Мы и так много наговорили друг другу за последнее время. Просто, когда я почувствовал, что ты отдалился, стал чужим, я не хотел признавать, что мы оба виноваты в этом. Я видел только твои минусы, твоё плохое, как мне казалось, отношение ко мне. Но я привык к тебе. Почти два года вместе. Мои первые серьёзные отношения. Нам же было хорошо. Правда? — Да. Было, — соглашается Чонгук, чуть крепче сжимая плачущего тихо брюнета. — Даже наши тела решили устроить бунт против нас, — сквозь слёзы усмехается Тэхён. — Это ужасно. Да? Ужасно. — Нет, это не ужасно, — успокаивает его альфа. — Мы красиво смотрелись вместе. Мне нравилось, как мы получались на фотографиях, — вздыхает Тэхён, отстраняясь. — Мне нравилось заботиться о тебе, — криво улыбается Чон, признаваясь в этом и себе, и Киму. — Да, — закатывает глаза, улыбаясь сквозь слёзы. — Первое время мне казалось, что надо приучать тебя к этой заботе. Да и вообще, намёков ты не понимаешь. — Почему мы не говорили об этом? — спрашивает Гук. — Не знаю. Не хотели утяжелять то, что было между нами? — пожимает плечами Тэ. — Прости меня. Тэхён, пожалуйста, — искренне просит альфа. — И ты меня прости. Мне стоило быть честным и открытым с тобой, когда что-то не нравилось. Но я не хотел переделывать тебя под себя. Вместо разговоров обижался. Ждал чего-то, что не свойственно тебе. А когда встретил Богома… — Опять он, — закатывает глаза, но улыбается теперь, Чон. — Да, есть о чём подумать, — в глазах Кима Чонгук видит ту самую искорку, с которой разгорелись и их отношения когда-то. — Ты же знаешь, что всегда можешь позвонить мне, попросить меня о помощи или там… — Да. Знаю. Но постараюсь не делать этого, чтобы не мешать твоим новым отношениям. — Просто позвони, если что-то надо, — хмурится Гук, не желая говорить сейчас о своих новых отношениях, которые теперь не знает как вернуть, но сделает всё для этого. — Передай ему, что я злюсь. Да, злюсь. Но…я буду готов простить. Чуть позже, — ухмыляется Ким. — И помни, что я всё равно лучше. Лучше всех. Чонгук кивает, улыбаясь, не споря: — Передавай привет Богому. — Будь счастлив, Чон. — Будь счастлив, Тэхён-и.