Король и Шут

Андрей был эмоциональным, так все говорили, родственники, друзья, просто знакомые, так он и сам считал до поры до времени. После знакомства с Мишей он почувствовал себя эмоциональным кастратом, потому что Горшенёв был слишком. Просто слишком. Его было слишком много, всегда и везде, он был слишком вспыльчив и слишком отходчив, он был слишком харизматичен, он был… слишком, в общем то. В том, что Князев тянулся к нему не было в принципе ничего удивительного, противоположности притягиваются, все дела. Правда позже оказалось, что не такие уж они и противоположности, вкусы во многом совпадали, в музыке, в кинематографе, во многом на самом деле. Поэтому, когда Князь понял, что втрескался в друга по уши, то и не удивился вовсе. Абсолютно. Совершенно точно не удивился, но очень сильно испугался. Он прошёл стадии принятия без самого принятия и шока, потому что да, он не был удивлён, всё вполне логично. Миша был красивым (остальные этого отчего то в упор не замечали, а вот сам Андрей не просто замечал, но и неуклюже оповещал об этом самого Мишу), умным (какое совпадение, но для окружающих и это было не понятно), очень талантливым (ну хоть где-то с ним согласны были), интереснымсобеседникомоченьмилымиещёоченьиоченьмногокакимонбыл. Да, перечислять можно было сколько угодно. Поначалу Андрей то и не расстроился особо и не испугался даже, потому что, ну с кем не бывает? Если рядом с тобой ТАКОЙ человек как Миша то не попасть под чары его обаяния могло значить только то, что сам ты бревно неотёсанное. Князь бревном не был (хм, как странно, что все вокруг Горшка оказывались брёвнами, странно странно), поэтому, когда дружеская симпатия стремительно переросла во вполне себе романтические чувства то можно сказать, что всё шло по плану. Когда всё вышло из-под контроля, Андрей и не заметил. Это подкралось так же тихо, как поезд, а Князь, как идиот шагающий по рельсам до последнего не сходил с путей и упрямо не оборачивался, мол, само как-нибудь и без его вмешательства рассосётся. Не рассосалось, а многотонным составом неумолимо приблизилось, и нет бы отшатнуться от вагонов в сторону, хоть вправо, хоть влево, всяко лучше чем превратиться в отбивную (мешок с говном, если честно, а Князь себя так и чувствовал даже без поезда), но нет, он, идиот, услышав клаксон у самого уха рванул вперёд. Естественно от неизбежного столкновения это не спасло, отсрочило только это столкновение… секунды на полторы. В общем, сомнительное сравнение, но уж какое есть. Князь влип по полной, когда понял, что чёртовы недостатки Горшка (а что удивительно были и таковые, с этим почему-то соглашались охотнее и замечали отчего то сразу же) его не отталкивают. Нет, он не видит в недостатках ничего хорошего, но и плохого не видит, он их чёрт возьми принимает. Принимает, как часть Михи, без которой тот был бы уже не собой. Проще говоря — Андрей влюбился. И вот тут то он и испугался. Во-первых Горшок был мальчиком. Князя этот факт не особо расстраивал, как говорит классика — у всех свои недостатки, а так как Андрей к тому моменту уже понял и принял все недостатки Горшка, то и самого Горшка он тоже вместе с этими недостатками принял (а то одни недостатки без их обладателя принимать не комильфо, знаете ли). Во-вторых, вот тут уже было сложнее, если сам Князь горшенёвские недостатки принял, то вот насчёт принятия Михи его собственных он уверен не был. За всё время их общения в Горшке сомневаться не приходилось, слишком уж упрямый был, если обещал, то обязательно выполнял, держал своё слово он короче. Андрей это в нём ценил неимоверно, но ещё больше (если ещё было куда) он ценил честность и прямолинейность. Честность эта, конечно, из Миши лезла порой очень некстати и, как правило в очень неблагозвучном виде, с прямолинейностью тоже самое. Люди, которые его не знали так хорошо, как сам Князь, запросто решали для себя, что Горшок — грубый. Естественно Андрей готов был спорить и с этими выводами, но и людей прочувствовавших на себе миховское раздражение, а после вкусивших правду матку, не мог осуждать. Сам он жертвой подобных выходок становился… никогда, наверное. Горшок, конечно, тыкал его носом в ошибки, как написавшего на паркет щенка, но как-то неловко и с ленцой, рядом с туповатым и раздражающим в некоторых начинаниях (как например игре на гитаре, сам Мишка играл виртуозно, а всех желающих в лице аж одного Князя сердобольно взялся учить на свою голову) Андреем, он смягчался, то ли не желая друга расстраивать, то ли… чужая душа — потёмки, короче. Если подумать, то в принципе, ничего плохого в этой любви не было, и вообще любовь должна быть приятным чувством, приносящим лёгкость и пресловутых бабочек в животе, она, конечно, и приносила, только вот сдерживаться рядом с объектом воздыхания становилось всё труднее. Князь совершенно справедливо опасался спалиться. Вряд ли Мишка начнёт кулаками махать, даже если обо всём догадается, но отношение к Андрею у него точно поменяется, и не факт, что в лучшую сторону. Рисковать дружескими отношениями в угоду романтическим (как полагал Андрей романтические чувства испытывает тут только он) было бы опрометчиво, так у Князя есть хотя бы возможность находиться рядом с Горшком и незаметно на него пялить (ага, незаметно), поэтому да, рисковать Андрею не хотелось, иначе была велика вероятность, что даже дружбе придёт конец, и тогда он на пушечный выстрел к Мишке не подойдёт, а этого всё же нельзя было допустить. Андрей никогда не страдал от недостатка самоуверенности и излишней робостью, но зато сейчас эти два чувства вели ожесточённую борьбу за каждое слово и действие парня. Вот это уже скрыть было невозможно, Миша только лукаво улыбался, и будто бы специально его дразнил, то щипал (обычно за бока, но если не дотягивался, то мог и за живот и за спину и вообще везде, куда его загребущие лапы доставали) и, как на зло подходил всегда очень-очень близко, игнорируя напрочь такое понятие, как личное пространство, а потом откровенно наслаждался покрасневшими щеками, румянец было замечательно видно на светлой коже. И если бы всё так и продолжилось, то Андрей бы наверно и продолжал молчать, как рыба, пока сообразительный (но иногда очень тугодумный) Мишка не понял бы всё сам, если бы не один случай. Дело было так. В деревне, в которой заклятые друзья и познакомились, а после и большую часть времени проводили вместе, был заброшенный давным давно колодец. Стоит отметить, что очень жуткий на вид колодец, который все местные старались обходить стороной. Колодец этот стоял в отдалении от жилых домов, поэтому глаз своим существованием не мозолил. Его давно перестали использовать за ненадобностью, а руки у жителей всё никак не доходили его заложить, хотя и разговоры заходили об этом. А закладку всё откладывали и откладывали, то после пасхи собирались, то после сбора урожая, то на следующих выходных. В итоге ни после пасхи, ни после сбора урожая, ни на выходных никто и ничего не делал и даже не собирался. Особо непоседливых детей припугивали небылицами о бабайке, который в этой яме сидит и выжидает, когда к нему на огонёк заглянут. Миша с Андреем кстати заглядывали пару раз, когда шлялись по округе в поисках приключений на одно место. По скромному мнению Горшка, если там и мог кто-то обитать, то только бомж дядь Вася из соседнего дома. Даже для бабаек место уж слишком отвратительно выглядящее, так что ни одна уважающая себя нечисть туда носа не сунет. А вот риск свалиться был, и весьма реальный в отличие от выдуманных монстров. Колодец был не бревенчатый, а совсем древний, выложенный из камня. Стенки его обвалились, очень при чём основательно обвалились, а вода вся высохла. Земля рядом тоже постепенно обваливалась внутрь, будто её засасывало. Андрей рядом с колодцем этим ошиваться не любил, потому что плюющего на все правила безопасности Мишку, собственноручно приходилось хватать за край штанов и оттаскивать. Миша практически из штанов выпрыгивал (ха ха, надо же) от восторга, когда перегибался через ещё кое-как стоящие стенки и орал внутрь. Обычно что-то матерное и оттого очень смешное. Вот из-за смеха Горшок туда едва и не свалился, так дрыгался, что камни вместе с землёй посыпались и Миша вместе с ними. Андрей не знает, что тогда Горшок делал больше — смеялся или вопил от страха. Но несмотря на эту его нелюбовь, к колодцу друзья ходили стабильно несколько раз в месяц. Андрей и не задумывался никогда, что эта злосчастная дыра в земле послужит причиной для ссоры. Но, то ли у Михи было скверное настроение, то ли у самого Андрея, но итог один — друзья поцапались. Не критично, конечно, но очень неприятно. А дело лишь в том, что Андрей упёрся, что к колодцу он не пойдёт. Миша был решительно другого мнения на этот счёт. Вот так слово за слово, и Князь уже в гордом одиночестве с полупустой бутылкой пива шагал к колодцу.       — Боюсь я видите ли, ха! — Андрей хотел пнуть камушек, но не рассчитал силу (ну и алкоголь конечно же) и пнул в итоге землю густо поросшую травой, а потом едва не запутался в собственных ногах, — ещё чего, бояться колодца, я что дитё малое? Для него же, для дебила стараюсь! — Князь в один большой глоток допивает отвратительнейшее на вкус пиво, (но это ничего, главную свою функцию оно выполнило на ура) бутылку он ставит на тропинку, решает, если не забудет про неё на обратном пути, то выкинет, ну, а если забудет, то ничего страшного не случится. Летом темнело достаточно поздно, поэтому сейчас на землю опускались только сумерки. Это уже не то время, когда большая часть жителей находится на улице, снуёт туда сюда по каким-то своим делам, как днём, но это время, когда всё ещё видно куда идти и не обязательно брать с собой фонарик, чтобы не провалиться в первую попавшуюся на пути яму. Ещё неприятнее Андрею становится, когда в голову лезут навязчивые мысли о том, что без Мишки он сюда и не ходил ни разу. Больше, чем неприятно ему было только грустно. Ну не хотел он ссориться, не хотел, просто вышло так… и вообще, Горшок тоже виноват! Зачем вот нужно быть таким вредным? В расстроенных чувствах Андрей таки доходит до колодца. И с чего он взял, что он не мозолит глаза? Да ещё как мозолит. Будь Князь чуть более трезв, махаться с замшелыми камнями он бы не стал. Но, как удачно совпало, что он не трезв (по крайней мере не полностью). Вся его злость сейчас направлена на пустой колодец, поэтому недолго думая Андрей подходит ближе… ещё ближе, (чтоб уж наверняка не промахнуться, а то мало ли) и смачно пинает стенку. Зашипев от тупой боли, которая пронзила ногу, Князь согнулся неуклюже и схватился за ушибленную конечность, на секунду парень зажмурился, и неловко закачался на одной ноге. Равновесие покинуло его так же стремительно, как обычно приходит понос, то есть мгновенно и наверняка. Земля под ногой подозрительно начала уходить вниз, а осыпавшаяся (по его милости между прочим) стенка дождём камушков, больших и маленьких посыпалась вместе с ней. Даже если бы Андрей очень, ну очень захотел, то ничего сделать всё равно бы не смог. Громко выматерившись и обругав и колодец и Горшка и себя за компанию Андрей упал прямиком вниз. Летел он относительно недолго, а на пьяную голову и сгруппироваться даже не успел, поэтому приземлился он болезненно приложившись всем телом о дно. Большая часть удара пришлась, конечно, на правый бок и плечо, Князь болезненно застонал, приятного было мало. Ко всему прочему колодец был достаточно широким, поэтому идею с тем, чтобы упереться всеми конечностями в стенки и выползти на поверхность пришлось отмести. Орать не имело никакого смысла, а может и имело, просто немного дезориентированный от боли Андрей решил не надрывать понапрасну глотку. В глазах не двоилось, конечно, но всё вокруг, как-то подозрительно плыло. Князь попытался встать, но ноги решительно были другого мнения на этот счёт, поэтому он сполз на холодную землю и устало откинул голову на плечо.       — Возникал на Миху, а теперь сам тут кукую, — истерично усмехается парень, и подтягивает коленки к груди, неприятный холодок проходится по позвоночнику и застывает у затылка. Если поднять голову вверх, то никаких звёзд не видно, только тёмно-синее небо и изредка осыпающиеся крохи земли и камня. Эти кусочки с тихим, характерным звуком падали вниз, отскакивали от стенок и в итоге замирали на дне. Андрей обхватил ноги одной рукой, а второй рисовал незамысловатые узоры в пыли. Вот из грязи на него глядит непонятная рожа, он гримасничает, а потом проводит уже изрядно грязной ладонью очищая пространство рядом с собой, и продолжает вырисовывать всякий бред. Когда он выводит кривое сердечко, то грустно вздыхает сразу вспоминая о Мише. В груди становится до неприятного тяжело, чувство вины скручивает тугим узлом органы. Как же нехорошо вышло. Надо же было взять и поссориться из-за пустяка. В жизни столько ситуаций непредвиденных может случиться, а они, как дети малые, которые конфету поделить не смогли, Князь эту конфету отвоевал, в рот засунул, и в итоге ей и подавился.       — Сука, вот как жопой чувствовал! — сверху раздаётся громкий и очень недовольный возглас. Знакомый голос звенит в раздражении, отскакивает от стенок, и в итоге, как и камушки замирает на дне вместе с Андреем, — чего вылупился? Как доставать то тебя отсюда? — Князь задирает голову, и правда, осоловело пялится при виде озабоченного лица Мишки, который наматывает круги у колодца.       — Вспомнишь солнышко… — обычно недослышавший вечно Горшок обладает, как оказалось феноменальным в экстренной ситуации слухом, потому что тут же отзывается.       — Солнышко значит? Ну подожди у меня, щас достанем, и я засвечу тебе, — звучит вполне правдиво если учитывать, что Мишка грозит ему кулаком, — это ж надо было додуматься, — причитает он.       — Миш, а как ты… ну, тут? — тупой вопрос, Горшок же предложил сюда прийти, Андрей отказался, а с чего ему сюда одному не прийти?       — Видел тебя, идиота кусок, с пивом выходил, — голова Мишки ненадолго скрылась из виду, но практически тут же появилась обратно, — хоть бы в пакет сныкал, а то тебя не только я видел, но и половина деревенских бабок, которые тебя приличным мальчиком считали... ну, теперь не считают, — Горшок пожал плечами и снова куда-то наклонился, а потом появился держа в руках верёвку, — хорошо на самом деле, что не сныкал, я когда сюда чапал бутылку эту увидел, ну, думаю, точно сюда припёрся, да ещё и без меня, — Андрею совестно стало, он шмыгнул носом и тут же потёр его, в нескольких метрах под землёй всё-таки холоднее чем на поверхности, да к тому же, он даже не двигался, поэтому замёрзнуть успел основательно, — об этом мы потом поговорим, я не всё высказал, — в чём в чём, но в этом сомневаться не приходилось, — я надеюсь, что ты ничего не переломал, это было бы очень некстати, — без предупреждения Миша кинул верёвку, моток плашмя упал подняв облачко пыли, — не переломал же? — уже менее непринуждённо спросил он и обеспокоенно оглядел Князя, увидел он чуть больше, чем ничего, потому что уже успело стемнеть.       — Да вроде нет, — Андрей прислушался к ощущениям, но всё было в порядке.       — Да, вроде или нет? Ты блять смотри мне.       — Не переломал, по крайней мере я пока не вижу торчащих костей, — Горшок не стал напоминать, что переломы не только открытые бывают.       — Заебись, тогда обвязывайся ниткой этой, только смотри шею не обвяжи случайно, я тебе её сам свернуть хочу, — Миша мрачно хохотнул, а Андрей интуитивно потёр шею, — щас будем в скалолазов играть, — прозвучало многообещающе, — какие никакие основы первой медицинской я знаю, но как мы выяснили тебе она вроде не нужна, пока по крайней мере…       — Миша ёп твою! — нервы натянулись не хуже этой злосчастной верёвки.       — Да понял понял, ты смотри только, нормально узлы затяни, не ворчи, я прекрасно вижу, что на улице темень, а у тебя там вообще, как в очке дьявола, но я знаешь ли тебя всё-таки вытащить пришёл, а не ронять обратно, — Князь судорожно выдохнул и вытер вспотевшие ладони о кофту, — да не ссы, Андро, чё ты, ты ж у меня вон, какой миниатюрный, мильён раз поднимал, а щас не смогу? — Горшок был не из тех, кто силён в утешениях, но даже эти слова почти полностью успокаивают, потому что за словами всегда идут подтверждающие их действия. Подниматься оказывается и вполовину не так же просто, как падать вниз. Андрей аж несколько странного вида белёсых грибов сбивает со стенок, и собирает всю паутину, которую не успел собрать по пути вниз.       — Сука, я теперь сам сюда ходить больше не захочу, — слышится откуда-то сверху, — я думал, что первый сюда угожу, ан нет, ты меня обскакал, — хмыкает Горшок и делает ещё несколько шагов вперёд подтягивая за собой и верёвку с болтающимся на ней Князем.       — Не обскакал ещё, представь себе, — недовольно бубнит он себе под нос, но Миха всё равно слышит, и аж отступает немного назад.       — Не переживай, мы обсудим это, когда вытащим тебя, — подозрительно спокойно сказал Горшок, и собравшись с силами упёрто зашагал вперёд.       — Ты серьёзно думаешь, что есть, что обсуждать? — Андрей беспричинно злится и, как-то запоздало понимает, что это не лучшее время и место для выяснения отношений.       — Есть, — уверенно заявляет тот, и Князь давится возмущениями, — ты же не думаешь, что я слепой? — Андрею захотелось обратно на дно колодца, — мог бы и нормально сказать, что я тебе нравлюсь, а не разыгрывать вот эту комедию, мне обидно вообще-то, я думал, что заслуживаю твоё доверие, а ты ходишь и молчишь, как в рот воды набрал, только лыбишься глупо и глазками стреляешь, — Миша дёрнул верёвку сильнее, так, что из Князя вышибло воздух, а щёки густо покраснели, — я уже и намекать замахался, у тебя мозг с этими чувствами совсем размяк, понапридумывал себе небось всякую бредь, и ходишь чахнешь, — до поверхности осталось не больше метра, и Горшок с упёртостью танка преодолевал расстояние до дерева, к которому был привязан конец верёвки, чтобы закрепить и этот, — вот я и решил всё в свои руки брать, ты мне тоже нравишься, просто я понял это чуть позже чем ты, а если бы ты, придурок, сказал бы мне про это сразу, то и разобрались бы мы раньше, а не ходили вокруг да около, — Андрей вцепился побелевшими пальцами в крошащийся край, но Горшок тут же оказался рядом резво подтягивая вверх, — ну чё молчишь? Я не прав разве? — карие глаза хитро блестят в ночной темноте, и Князь им беззастенчиво любуется.       — Прав, во всём прав, — даже не собираясь спорить кивает парень.       — Ну наконец-то ты признал, что я бываю прав.       — А я никогда этого и не отрицал, — справедливо замечает Андрей и тянется вперёд заваливая Мишку в траву, сухо и крепко целуя в потрескавшиеся губы.