Король и Шут

В этом году, лето выдалось аномально жаркое. Такое, что даже озорные ребятишки выходили из домов только лишь ближе к вечеру, и проводили времени с друзьями гораздо меньше, чем могли в нормальную погоду. Миша на все эти запреты плевать хотел, поэтому каждый раз сбегал через окно, которое тоже норовили закрыть, чтобы горячий ветер оставался на улице, а не гулял по комнатам, дополнительно прогревая душное помещение и заставляя обитателей дома, едва не на стену лезть, но не закрывали. Бессмыслица такая же, как доить козла, что открой окна, что закрой, градус на термометре не снизит. Бабушка не сильно его ругала за такие побеги. Горшок был слишком упрямым подростком, чтобы с ним спорить и объяснять такие прописные истины, как: «На солнце долго не стой, а то солнечный удар схлопочешь, и останешься дурачком на всю оставшуюся жизнь». Его эти угрозы не пугали, как и перспектива остаться дурачком. С некоторых пор он сбегал не только из-за принципиальной вредности, но и по другой, куда более важной причине. У тихого пруда, несколько раз в неделю, строго в одно и то же время гулял светловолосый паренёк. До щемящего восторга красивый, и очевидно более взрослый, чем сам Мишка. Его это мало волновало, потому что раскрывать своё присутствие он не собирался, и только лишь с горящими глазами наблюдал, как объект его неустанного внимания прогуливается вдоль кромки воды. Возможно, Горшок и не увидел бы этого парня никогда, не обратил внимания, но однажды он сидел в ветвях высоченного, сухого, но всё ещё пышного дуба. Дерево выглядело величественно и статно, с него впору писать всякие нудные романы и рассказы, приводить в пример силы и невозмутимости, уж больно величественно выглядело. И Миша на всё это величие без угрызений совести и видимых проблем забрался, обломив некоторые особо сухие и не устойчивые сучки. Через листву и разглядел светлую макушку и милую улыбку. Сердце совершенно не к месту замерло, а после начало отбивать какой-то сумасшедший ритм. А вдруг увидит? Вдруг не правильно поймёт? Страх мгновенно поселился в невинных юношеских мыслях, и Миша пугливо сжался, инстинктивно стремясь, стать меньше, но заставить себя отвести восхищённый взгляд не смог. Он благодарил свою упёртость и вредность, ведь если бы не эти качества то, не смотрел бы он, разинув рот, как парень снимает обувь и небрежно закатывает штанины, чтобы войти по колено в воду, самую малость охладить горящие ступни. Берега тут, как такового не было, лишь неширокий клочок посеревшего от времени песка. У пруда густо разрослись сорняки, некоторые доходили до груди даже высокому не по годам Мишке, а про светленького и говорить не приходилось, он в эту траву старался не заходить, а если заходил, то долго не задерживался, и опасливо косился под ноги, внимательно размышляя, куда делать следующий шаг, чтобы не напороться на что-нибудь острое или в худшем случае живое. Горшок откровенно умилялся и смотрел смотрел смотрел не в силах отвести взгляд и сбросить горячее, живое и пульсирующее наваждение. Он забыл про первопричину, почему сбегал на пруд. А ведь, пока стояла несусветная жара, у водоёма, пусть и такого тщедушного, как этот пруд, было куда прохладнее, чем дома и около него. Вода от температуры вокруг прогревалась, но некоторая прохлада всё равно ощущалась, из-за чего переносить жару становилось не так мучительно. Комары и всякие остальные ползучие и летучие твари тут были в достатке, но привыкший к деревенской флоре и фауне Мишка относился к ним спокойно и без лишних звуков ликвидировал кровососущих гадов. Приходил домой он весь в красную крапинку, но довольный, будто не на дереве просидел столько времени, что пятая точка такой же деревянной стала, а играл целый день с друзьями, что-то натворил и остался безнаказанным. Он приходил к этому пруду почти каждый день, чуть заранее, чтобы успеть спрятаться в раскидистых ветвях, и каждый раз с трепетом ждал, когда незнакомец наконец-то придёт и начнёт свой странный неспешный ритуал. Горшок не знал точной причины, почему светловолосый парень приходит, как по расписанию, а спрашивать не решался, только от одной мысли, что он может спуститься и познакомиться, в нём поднималась удушливая волна смущения, а язык будто прилипал к нёбу. Миша влюбился. Так крепко и слепо, как только любят дети, и поделать с этим ничего не мог, да и не хотел. Что плохого в его чувствах? Он ведь никому их не навязывает, сидит в ветвях и всего лишь наблюдает. Ничего криминального, ничего предосудительного. Самому ему вряд ли бы понравилось, узнай, что кто-то за ним подглядывать уже достаточно продолжительное время, но светленький не узнает, уж об этом Миша позаботится. Любовь, слепая и нежная, распускалась в сердце парнишки невероятной красоты цветком. За то время, что он молчаливо наблюдает за парнем он научился понимать в каком тот настроении и невольно проникался им. Если светловолосый улыбался, садясь на песок у самой кромки воды и смотрел на волнующуюся воду, то Миша чуть подавался вперёд, чтобы вездесущие листики не загораживали обзор и тоже улыбался, гадая, о чём тот думает, что может стать причиной этой милой улыбки. Горшок проживал эти мгновения с ним. Грустил, когда, очевидно и тот был не в настроении, когда взволнованно прохаживал взад вперёд, заламывал руки, а на лице, обычно щедром на мимику красовалось непроницаемое выражение глубокой задумчивости. Тогда Миша тоже думал, обо всём. Он не любил хандрить, не в его характере это было, но вот подумать можно было, ведь в жизни светловолосого наверняка, происходит что-то, что заставляет его приходить на этот тихий пруд. Он ведь даже не купается, хотя жара стоит страшная. Миша чувствует себя не только свидетелем, но и участником всего происходящего. Он никак не может повлиять ни на что, но от мысли, что парень остаётся не один на один с тяготившими его мыслями становилось теплее на душе и возникало ощущение причастности. Андрей хитро щурится, кинув на дерево быстрый взгляд, и тут же уставившись обратно на воду. Будучи внимательным, тяжело было не заметить, как ветви старого дуба не характерно и самую малость неестественно шевелятся, явно скрывая в густой кроне постороннего. Сначала Князь хотел окликнуть незваного гостя, но потом решил ничего не предпринимать и понаблюдать, сколько это продлится. В этот раз он практически сразу ощутил присутствие, определил его по уже привычному лёгкому жжению на затылке и разулыбался. Он не чувствовал угрозы, ему не было страшно или неуютно, он просто знал, что у пруда он не один и был рад этой ненавязчивой компании. Неизвестный себя никак не выдавал, сидел тихо, как мышка, только пара опавших зелёных листьев из кроны дерева указывала на присутствие. Андрей тихонько напевал под нос незамысловатую мелодию, в невнятном мычании изредка проскальзывают слова его собственных стихов. Он наклонился к воде, с интересом разглядывая отражение на тёмной поверхности и пару этих самых листьев, которые неспешно подплыли к самому берегу. Ему не хотелось опускаться в цветущую воду полностью, но по колени он входил свободно, и почти не брезгливо, так как фактически находился на самом берегу, где вода не была мутной, и было видно песчаное дно. Сегодня и такого желания не возникало, поэтому Князь, пребывая в глубокой задумчивости, разглядывал кувшинки и перебирал пальцами луговые цветы, которые собрал пока шёл сюда. Этот раз должен был стать таким же, как и множество до него, он и был таковым, но ровно до того момента пока не раздался звонкий хруст полностью сухой ветки. На звук он тут же задрал голову. Миша не понял, как это произошло, просто мгновение назад, он лишь устроился удобнее, потому, что сидеть на корявой ветке совершенно не меняя положения, было мучительно тяжело и неудобно, а в следующее, он уже с ошалевшими от страха глазами летел вниз, в прогретую у поверхности воду. Горшок и вскрикнуть не успел, как чуть ли не пластом шлёпнулся о воду, худо бедно у самой поверхности он успел сгруппироваться и соприкосновение вышло почти безболезненным, но ощутимым. Инстинктивно мальчишка уже под водой сделал вдох, но в итоге лишь нахлебался мутной воды и испуганно всплыл, тут же отфыркиваясь и пару раз даже чихнув. Когда он распахнул слипшиеся от воды глаза с треугольниками мокрых ресниц, то по колени в воде увидел светловолосого, тот видимо бросился его спасать, но немного опоздал, потому что парнишка умел плавать, да и нужно было постараться, чтобы утонуть в этом несчастном пруду.       — Ты в порядке? — взволнованно спросил паренёк, а Миша лишь глупо закивал, чувствуя, как к щекам прилила кровь. Он так глупо себя выдал! Горшок хотел пойти от стыда обратно на дно, всяко лучше, нежели чувствовать каждой клеточкой тела взгляд светлых глаз. Он ловко выплыл, и вскарабкался на покрытый мхом, горячий от лучей солнца камень. Мальчишку немного потряхивало от адреналина, поэтому сидел он, как на иголках. Мишка надеялся, что светловолосый уверился, что не стал свидетелем самой глупой смерти, и без лишних расспросов уйдёт, но удача его покинула в тот момент, когда сук надломился.       — Ты весь дрожишь, — новой волной дрожи Мишу накрыло уже от смущения и стыда, он уставился на не спокойную поверхность воды, и испуганно сжался, когда костлявой спины аккуратно коснулась горячая рука. Прикосновение было мимолётным и желанным, парнишка об этом, и мечтать не мог, но всё происходило наяву. Миша не знал, как себя вести, поэтому не сразу почувствовал, как длинные, насквозь мокрые пряди отводят с глаз, а потом резко поднял взгляд. Когда он понял, что промокшую светло-розовую кувшинку, которую видимо, отодрал, впопыхах желая поскорее выбраться из воды, мягко пристроили за ухом, то открыл рот чтобы возмутиться или хотя бы что-то сказать, но в итоге не проронил и слова, потому что светловолосый улыбался, и проницательно сверлил его хитрым выжидающим взглядом. Стало понятно, что он ждёт объяснений, почему какой-то хрен с горы упал с ветвей дерева. Если отбросить все условности, то его появление было весьма эпичным и неожиданным, хоть светлый чёрт и не выглядел особо удивлённым, а скорее самодовольным и всезнающим, но далеко не ошарашенным, Миша вспыхнул пуще прежнего и хотел уже малодушно сбежать, когда его перехватили за тонкое запястье и удержали на месте, будто мысли прочёл.       — Неа, теперь ты так просто не спрячешься, даже не надейся, — светловолосый присел рядом с Мишей всё так же, не сводя с него изучающего взгляда и милой улыбки, которая столько времени не давала ему покоя, и заставляла сердце пропускать удары. Чего там говорить, Горшок и сам улыбнулся.