Король и Шут

Будучи обыкновенным пареньком, который вырос в небольшом городке, больше уж напоминающим посёлок городского типа, Миша всегда грезил о мотоцикле. В его городке подобное средство передвижения действительно было мечтой, а не необходимостью, потому что город можно было спокойно обойти на своих двоих, поэтому мечта долгое время и оставалась мечтой. Выучившись на права в семнадцать, обзавестись мотоциклом, он смог лишь, когда стукнуло двадцать лет. Сначала родители были категорически против, опасались, что несносное чадо в один прекрасный вечер напьётся в дрова и бесславно помрёт, разбившись на этом самом мотоцикле, но потом запрещать стало бесполезно, ведь мальчик вырос и стал волен решать, что ему делать, и как распоряжаться своей жизнью, тем более как её угробить. Мотоцикл был простенький, не навороченный, но ухоженный и красивый. Горшок исправно заботился о технике, странно, что имя не дал, потому что возился он с тем всегда до неприличия много. Вскоре семья смирилась с тем, что Мишка рассекает по городку на своём железном коне, чем, несомненно, привлекает внимание и девчонок и парней, это и неудивительно образ плохого парня за ним закрепился тут же, кожанка и мотоцикл впечатление производили что надо, и это если не брать в расчёт умение играть на гитаре. Как-то поздним вечером, Горшок оказался в соседнем городе за час езды от своего собственного. По просьбе матери он поехал помогать родственникам, у них сломалась машина, и так как он во всём этом разбирался, то запрягли его помогать тут же. Поломка оказалась незначительной, но и её устранение заняло приличное количество времени, проще говоря провозился он до позднего вечера. Вылез из-под капота машины он целиком измазанный в мазуте и машинном масле, застарелой пыли и с ноющей поясницей, что не сделаешь для любимых родственников.       — Спасибо Мих, — высокий мужчина по-отечески хлопнул его по спине, маленько не рассчитал и паренёк скривился, и передёрнул острыми плечами, — чтоб мы без тебя делали? — на риторический вопрос Горшок искренне, но устало улыбнулся.       — Да ладно тебе, дядь Вась, мне несложно, — Миша с хрустом разминает шею, мазут неприятной липкой плёнкой лежит на светлой коже и дядька отправляет его в летний душ, отмываться. В итоге выехал Горшок от них, хорошо, если к полуночи. Он прилично задержался, поэтому ехал быстрее обычного, всё равно дорога пустая, на несколько сотен метров вперёд расстилаются бескрайние поля, а до ближайшего населённого пункта минут двадцать езды. Разумеется, ни одного фонаря, везде кромешная темень и редкие машины, таковых Миша встретил штук пять. Ему давно было не страшно мчаться в темноте куда-то, когда живёшь в не большом городе, к этому быстро привыкаешь и перестаёшь замечать. Он напевал себе под нос придуманную на ходу мелодию, качал в такт головой и выстукивал пальцами по рулю. Абстрагировавшись от всех звуков извне, Миша не заметил стремительно несущийся к нему силуэт. Силуэт мчал едва не со скоростью самого мотоцикла, нетрудно догадаться, что с такой скоростью люди бегать неспособны, поэтому можно было сделать вывод, что это всё-таки не человек. Горшок бы и не заметил Нечто, если бы оно не налетело прямо на мотоцикл на полном ходу. Миша не знает, кто орал громче: он или то, что неосмотрительно попало под колёса. Драндулет тряхнуло, будто через лежачего полицейского проехал, а на лицо попало что-то горячее и жидкое. Наверное, надо было остановиться и проверить, что он сбил, но громко матерясь и проклиная родственников, из-за которых он и едет ночью не в состоянии ничего рассмотреть, парень вдавил педаль до упора и с дикими глазами вертелся туда-сюда. Что это было?! Когда удаётся развернуться, и как следует рассмотреть дорогу, рискуя, разумеется, улететь в кювет, Миша не увидел ничего, точнее никого сбитого он не увидел. Расслеповать была ли в том месте лужа крови, он уже не смог и, во избежание бесславной смерти уселся нормально, чувствуя, что сердце встало поперёк глотки. Ехать оставалось ещё прилично, а тут такое. В подтверждение этим невесёлым мыслям сзади, по правую сторону раздался оглушающий вопль, нечеловеческий, и не болезненный, а скорее недовольный, Горшок аж вперёд наклонился, так страшно ему не было даже тогда, когда он признавался отцу, что разбил окно в школьной столовой. Тот ужасный крик всё звучал в ушах и никак не замолкал, Миша с радостью бы заткнул уши, но толку? Тот звенел в черепной коробке, а не снаружи. А вдруг это был человек? Он взял и трусливо уехал прочь, оставив того умирать. На секунду промелькнула мысль развернуться и поехать обратно, но она тут же исчезла, утонув в новом крике. Нет, так люди не кричат. К концу поездки Миша пребывал в полной уверенности, что он, должно быть, сошёл с ума и обзавёлся парой… десятков седых волос. Торопливо припарковав своего железного коня за воротами дома, он поспешил захлопнуть калитку и почти бегом отправился в дом. На часах можно было разглядеть без пятнадцати час. Видимо гнал он действительно, что было сил, раз очутился дома не в начале второго, как должен был при размеренной езде, а меньше чем за сорок минут. Парень пытался не сильно греметь ключами, пока открывал дверь, то и дело, оглядываясь, будто его кто-то преследовал. Хотя он так никого и не увидел, только человекоподобный силуэт, когда тот оказался под колёсами, ну, а дальше он только слышал, и этого вполне хватило, чтобы почти во невменяемом состоянии преодолеть те километры, чтобы в итоге пугливо оглядываться и чувствовать чьё-то присутствие. Присутствие чего-то, что тут быть не должно, по крайней мере уже не должно. Точно не после того, как по нему проехал мотоцикл! Наконец-то дверь поддалась его напору, и Горшок ввалился в дом, снеся на своём пути всю обувь. На шум из кухни вышла мать.       — Сынок, ты чего? — в темноте коридора она сумела рассмотреть растрёпанные ветром волосы, они странно топорщились во все стороны, круглые дикие глаза и капли чего-то чёрного на лице, — умотали они тебя, даже умыться не успел, весь в мазуте, — покачала головой женщина, — иди умывайся, кушать хочешь? Голодный, наверное, — Горшок замотал головой, может быть слишком резко.       — Нет, нет, не голодный, устал просто страшно, я пойду, умоюсь и спать сразу, — он шумно сглотнул и невольно поднёс руку к лицу, где недавно чувствовалась тёплая влага, сейчас были засохшие корочки. Так и не заглянув в свою комнату, он прошёл в ванну. Из зеркала смотрел бледный испуганный до икоты юноша. Чтобы ещё раз он выехал ночью… По белой раковине розовыми разводами стекали капельки засохшей крови, её было немного, но сам факт существования этой жидкости на лице крайне нервировал, особенно если учитывать то, как она туда попала. Не в силах больше думать об инциденте и справедливо решив, что утро вечера мудренее Миша поплёлся в свою комнату. Свет он не стал включать, и так потревожил и озадачил своим поведением мать, не хватало перебудить и других домочадцев. Луны на небе не было, а звёзды совсем не разгоняли ночной мрак, фонари по обыкновению не горели. Горшок осторожно крался к комнате, в густой темени без происшествий это было сделать достаточно трудно, но он справился. Нащупал ручку и медленно открыл дверь, чтобы та не заскрипела, прошмыгнул в комнату и ощутил, что тут ему стало гораздо спокойнее. Потянувшись, он юркнул под одеяло, матрас просел под весом юноши, холодя разгорячённую кожу, волосы разметались по подушке и сон практически тут же сморил его… … ровно до того момента пока горячая и отчего-то влажная рука не обвилась вокруг пояса.