Making waves and diving under Lightning to the sound of thunder My dark disquiet singing such haunting melodies
Poets of the Fall — My Dark Disquiet
Лане постоянно снится Дромунд-Каас. Почти каждый день она проводит на Одессене, но ночами её разум в тысячах парсеков отсюда. Ноздри щекочет озоновый воздух, пальцы мёрзнут от стылой, сырой погоды. Раскаты грома звенят в ушах так явственно, что просыпаясь, Лана растирает по лбу бисеринки пота, не сразу понимая, где сон, а где реальность. Она много времени провела на Дромунд-Каасе. Она превосходно ориентируется в Цитадели, знает, как определять время суток по оттенкам серого неба и знает контакты лучших инквизиторов Ордена. Лана никогда не любила самостоятельно вести допросы. Лане не нравилось, что они ей нравились. Иногда та Лана из ситхской столицы до сих пор яростно рвётся наружу. Разламывает когтями грудную клетку Ланы с Одессена, вылезает под слепящий лунный свет и с укором напоминает, что именно она вытащила её с Коррибана, помогла подчинить Тёмную сторону. И требует, чтобы Лана не игнорировала её… себя. Иногда у Ланы просто нет сил сопротивляться странным и жутким желаниям, что появляются в голове. Она спускается в тюремный блок по нестандартному маршруту. Охрана пропустила бы мисс Бенико в любом случае, но та укрывается в тенях и слегка воздействует на разум патрульных, чтобы пройти незамеченной к камерам. В них мало людей: коммандер обожает давать всем второй, третий и четвёртый шансы, поэтому тут один сброд, отребье, которое нельзя даже сослать на полезные работы. «Они всё равно никому не нужны», — подсказывает едва различимый шёпот. Лана садится напротив одной из камер, скрестив ноги. Человек в ней спит, но она хорошо видит его лицо. С красным, не раз сломанным носом, щербатыми щеками, редкими клочьями бороды. Оно и вправду неприятное. «Разве этот отброс достоин жизни?» — сам собой возникает вопрос, который Лана тут же прогоняет. Коммандер говорит, что каждая жизнь важна. Лана понимает это и без него. Одновременно она думает, как сильно будут хрустеть сломанные пальцы заключённого. Этот мирно спящий человек даже не знает, что Лана сейчас безраздельно владеет его жизнью. Она может сохранить её, а может отнять. Она может убить быстро, а может провести через фантастические мучения. Она может сломать физически, а может разворотить разум невыносимым ужасом и кошмарами. Такая власть в руках Ланы заставляет её улыбаться. И гадать, как долго продержится под пытками это существо. «Человек, — она поправляет сама себя. — Как долго продержится под пытками этот человек». Наверное, долго. Такие как он привыкли крутиться где-то внизу воронки возможностей, перемежая удары судьбы с её скудными дарами. Грызться за право существовать, не жить. О, этот, должно быть, очень живучий. Она ведь может убить его прямо сейчас. Лана убивает кого-то постоянно, но из необходимости или по приказу. Убить, просто потому что можешь — это другое. Это ужасно, гнусно, волнительно. Конечно, она так не сделает. Но это не значит, что ей не хочется. Потом Лана начинает на себя злиться. За то, что допускает эти мысли, позволяет Тёмной стороне их вкладывать и приводить её сюда. Чувство могущества сменяется ощущением слабости от невозможности не думать об этом. Лана приходит третью ночь подряд. И когда раздаются шаги, её сердце останавливается. Как у убийцы, пойманного на месте преступления. Лана судорожно придумывает тысячу оправданий и просит у мироздания, чтобы это был не коммандер. В ответ на её мольбы из-за угла появляется Терон. Лучше бы это был коммандер. Лана поднимается на ноги и невозмутимо отряхивается. Часть её сожалеет, что это Шан, потому что проницательный агент не купится и на миллион дурацких оправданий. Другая — радуется. Кажется, он ей сейчас сильно нужен. Лана всё равно пытается что-нибудь сказать, но Терон многозначительно прикладывает палец к своим губам. Подходит молча и обнимает так крепко, что на секунду у неё темнеет в глазах. Лана только жмурится, зарываясь носом в пахнущее листвой и дождём пальто. Он напоминает ей о Риши, а не Дромунд-Каасе. Об утреннем горьком кафе, одной кровати и неделе вражды после попытки собрать вместе восский пазл-головоломку. Ещё о том, как она хладнокровно послала его в ловушку ради информации. — Скажи что-нибудь, — сердито бормочет Лана куда-то в ворот пальто. «Что-нибудь хлёсткое, осуждающее и правдивое». — Ты дурная, как и все ситхи, — Шан с усилием поднимает её лицо, но только для того, чтобы неуклюже поцеловать в лоб. — Но это всё, что тебя с ними объединяет. У тебя самая сильная воля на свете и огромное сердце. Этого никто и ничто не отнимет. Подумав о чём-то своём, целует ещё и в слабую улыбку.