Love hurts, love scars, Love wounds, and mars Any heart not tough Or strong enough To take a lot of pain
Nazareth - Love Hurts
Велрен топчется на пороге, без конца прочищая горло и продумывая речь. Обычно у него нет проблем с коммуникацией, но сейчас любые слова выглядят неподходящими. Попытка ведь у Велрена только одна. И уверенности тоже на одну попытку. Он осматривает небольшой холл вокруг себя, цепляется взглядом за табличку «Уровень 165». Высоко. Прыгать бы не хотелось. Велрен вдруг хмурится, заметив торчащие из-за угла белые ботинки гвардейца, потом ведёт пальцами, направляя поток Силы и убирая тело из поля обзора. Конечно, все живы. Сатель бы не оценила убийство своих охранников. «Сатель Шан». Имя на мониторе у двери сдавливает горло беспокойством. Сатель Шан, грандмастер Ордена джедаев. Их заклятых врагов, идеологических противников, тысячелетних соперников. Дарт Оккулус с трибун грозится стереть всю эту проклятую секту в пыль. Велрен купил у хаттов голопроекцию их лидера. Ограниченная серия в церемониальном облачении. Наверное, было странно испытывать такой шквал эмоций по отношению к человеку, которого знаешь лично с неделю. Долгая операция на Явине перевернула внутри Оккулуса всё, вытащила наружу Велрена с живым, бьющимся сердцем. И биться его заставляли полные холодной силы голубые глаза. Велрен медленно проводит рукой по дверной панели. Ждёт, всё ещё таясь в Силе. Шан сама открывает дверь. Не дроид и не слуга. На ней серое домашнее платье простого кроя, волосы сплетены в косу на одну сторону. Даже не пытаясь сохранить невозмутимость, Велрен с нежностью смотрит на этот образ, который наверняка видели немногие. И улыбается. Глупо, словно мальчишка. Грандмастер делает короткий, но заметный вдох. С трудом возвращает на место ползущие на лоб брови и не слишком по-джедайски заталкивает гостя в квартиру. — Вы совсем с ума сошли? — привычным сдержанным тоном уточняет грандмастер. — Многие так считают, — уклончиво замечает Велрен. Вся его заготовленная речь исчезла из головы в тот момент, когда он вновь оказался под взором этих небесных глаз, и теперь оставалось только импровизировать. — Как вы вообще попали на Корусант, лорд Оккулус? — тряхнув от непонимания головой спрашивает Шан. — Вы — член Тёмного Совета. Идёт война. Вас не выпустят отсюда. Ситх пытается сделать шаг в комнату, но Сатель непреклонно перегораживает ему дорогу. — Беспокоитесь? — Я не смогу вам помочь. — Беспокоитесь. После тягучей паузы Шан неохотно отступает, позволяя войти. В её грациозной поступи читаются годы тренировок, в прямой спине и серьёзном взгляде — вечность во власти. Плавным разворотом ладони грандмастер указывает на низкий столик, окружённый пуфами. Спустя пару минут приносит туда бледно-синий чайник и несколько чашек. В тонкий фарфор неторопливо льётся травяной настой. Вообще Велрен не любит «природную» кухню, но из рук Сатель готов есть и пить всё что угодно. Практически. — А печеньки есть? — деликатно интересуется ситх, принюхиваясь к чаю. — Не ведите себя как ребёнок. Велрен сопит, поднимая чашку. Морщится, когда терпкая и пахучая жидкость обволакивает язык, но героически делает ещё глоток, демонстрируя принятие ситуации. Шан устало вздыхает. Возвращается с небольшой корзинкой со сладостями. — Потом вы уйдёте, — строго напоминает Сатель, занимая место напротив. — Но прежде я хочу знать, зачем вы здесь на самом деле. — Из-за тебя, — честно отвечает Велрен. На целую секунду кажется, что сейчас мастер Шан поведёт себя как обычная женщина. Великодушно улыбнётся, изображая непонимание, опустит ресницы, светясь горделивой статью желанной избранницы. Но вместо этого является участливое выражение гражданского психотерапевта, который правда желает помочь. Искорка разочарования мелькает в жёлтых глазах Велрена. — Ваши чувства не дают покоя. Точно. Это как описать чудовищно смертоносную лавину, стеревшую с поверхности планеты несколько поселений, фразой «сошёл снег». Морщинки в уголках глаз чуть углубляются от виноватого выражения, когда она тоже понимает, что приуменьшила. Признание этой ошибки вытаскивает из Велрена весь сдерживаемый поток слов, льющийся теперь скороговоркой. — Сатель, я знаю, что неприлично молод, мы на бесконечно далёких сторонах и ещё этот твой дур… строгий Кодекс. Но мне больно без тебя, — он тычет пальцем в грудь. — Вот здесь. Что-то горит, плавится, затухает, потом опять загорается, ворочается, саднит, разрывается. Я склеиваю это днём, погружаясь в дела, но ночью всё разваливается, обостряется в медитациях, и тогда мне кажется, что я люблю тебя больше, чем себя. — Ты прав, — Шан, хоть и тоже уходит от формальностей, внешне не демонстрирует ничего: только спокойно подливает обоим ещё чая. — Ты молод, и эмоции ярко горят в тебе. Я не так много могу посоветовать ситху. Не бойся их испытывать, но не давай определять решения. Со временем они займут своё место. — Так ты себя успокаиваешь? Когда смотришь на Терона или… его отца? — мерный баритон разбавляет капля яда. — Что это когда-нибудь пройдёт? — Мои эмоции — часть меня, — Сатель не реагирует на провокацию. И на попытку выведать подробности тоже. — Я принимаю их, но не позволяю брать надо мной контроль. — Все говорят, что сердце у тебя из камня. — Неправда. Но сердце и позиция грандмастера несовместимы. Велрен знает, что любовь — это прежде всего больно. Это разлука, тоска, скорбь, предательство и бесконечные шрамы на душе. Любой, кто прошёл через эту мясорубку, будет клясться, что никогда в жизни больше не встанет на её коварный путь. А потом встретит джедая с изумительно голубыми глазами и отречётся ото всех клятв. Ситх покачивает чашку, смотря, как осадок закручивается в вихрь. Думает, что галактика — такая же чашка, Сила — остатки чая, а они — эти мелкие пылинки, затянутые в безжалостный водоворот. И сколько ей не противься, Сила так же размажет тебя по стенкам и утянет на дно. Разбухшим, выцветшим трупом, распадающимся только для того, чтобы придать вселенной — чаю — цвет. И независимо от своего могущества, приверженности или поступков, все они лишь песчинки в бесконечном течении Силы. — Думаешь, что я идиот, — произносит наконец Велрен вслух. — Думаю, что ты безумный, если пробрался на Корусант, — её лицо впервые озаряет улыбка. Красивая. — Однако в недостатке рвения и упорства тебя нельзя упрекнуть. С этими качествами можно достичь великих целей, лорд Оккулус. Не стоит растрачивать их попусту. — Разве кто-то делал для тебя подобное? — смеётся Велрен, но быстро мрачнеет, выбрасывая в воздух вопрос, который не хочет задавать. — Если бы всё сложилось по-другому, у меня был бы шанс? Сатель молчит на два мгновения дольше, чем следует, оставляя ещё один шрам на душе. — Всё сложилось вот так, Велрен. Толика грусти в её голосе звенит в ушах, выцепленная из благожелательного тона, и Велрен понимает, что не так важно, о чём или о ком Сатель думает. Он просто тянется к её руке, и несокрушимая длань грандмастера Ордена под его касанием превращается в хрупкую женскую кисть. Мысль, что Сатель не отстраняется уже две, три, четыре, пять секунд, проходит по спине холодной дрожью. Потому что открывая свои, Велрен чувствует и её эмоции в Силе. Одиночество больше прочих. Также слишком похожее на своё. — Где бы ты ни была, просто знай, — теперь он сам себе немного напоминает пресловутого гражданского психотерапевта, — что у тебя всегда есть я. Странный и невероятно красивый лорд ситхов, который любит тебя. И если ты когда-нибудь ещё соберёшься почувствовать себя одиноко — вспомни обо мне. И этом моменте. Чай давно остыл. Напитанные водой листья осели в статичной позиции, словно замерли во времени, как и человеческие ладони на столе, всё ещё накрывающие одна другую.