I, I'm the master The evil song you sing inside your brain Drive you insane
Blind Guardian — Don’t Talk to Strangers (DIO cover)
— Ты милая, — серьёзно говорит мужчина, сидящий рядом с ней. Вэл слышит это почти на каждом задании. Можно сказать, работу в имперской разведке она получила, потому что была милой. Не запоминающейся красоткой или серым среднячком. Милой. Такую трудно не приметить, однако лицо забываешь на раз. Весьма полезное свойство. Но сегодня Вэл не на задании. Отдыхает в «Нексусе» и пытается отключить коктейлем привычку сканировать окружение. Компании не ищет, но и не против, если она найдётся. Когда в жизни очень много контроля, приятно порой отдаться на волю случая. Вот и он. Случай действует как по инструкции: два круга по залу, соседний стул у бара, посмотреть один раз, вроде как без интереса. Заказать напиток, задумчиво постучать пальцами по стеклу, обернуться. Комплимент. Вэл смотрела на него ровно две секунды, однако запомнила идеально. Пшеничные волосы, заострённый подбородок, выступающие скулы, полные губы и светлые-светлые глаза. Не имперец и, наверное, не старше тридцати пяти. Незнакомца можно было назвать красивым, но, складывая в голове образ, Вэл думала, что есть в нём что-то подсознательно отталкивающее. Интуиции Вэл привыкла верить. — Ты тоже, но… не сегодня, — улыбается она, изображая оттенки вины. — Значит, не судьба, — мужчина понимающе разводит ладони. Отказ его не слишком огорчает: части Вэл это даже немного обидно. Она больше не задерживается. Идёт пешком в свою башню на четвёртой линии, вдыхает запах вечного дождя Дромунд-Кааса и думает, куда её занесёт следующее назначение. На своём уровне замирает у подъёмников и нервно хихикает. — Да ты меня преследуешь! — смотрит на того же самого незнакомца, трущегося в холле на десяток квартир. В большинстве своём служебных, так что с высокой вероятностью Вэл чуть не подцепила коллегу. — Вовсе нет. Смутившийся мужчина неловко роняет ключ-карту и тут же спешно поднимает. Вертит в руках две развалившиеся тонкие половинки, и Вэл смеётся от того, насколько неуклюж её «преследователь». Или очень плохой актёр, или очень хороший. — Чашка кафа, не больше, — Вэл открывает дверь квартиры, с жалостью смотря на промокшую от дождя куртку мужчины. Их район не настолько хорош, чтобы ставить погодные экраны. Незнакомец рассеянно кивает, пряча остатки ключа в разные карманы. Панели за ними с шорохом закрываются, и Вэл мучительно пытается вспомнить, есть ли у неё каф или придётся открывать виски. Она оборачивается, чтобы спросить гостя о предпочтениях, но остекленевший взгляд и бледное лицо заставляют её волноваться. Незнакомец падает на пол. Судороги выворачивают его тело под невозможными углами, и хрипы… Вэл знает эти хрипы. Когда нервы настолько скручивает от боли, что нет сил даже кричать. Вэл видела много дрянных ситхских токсинов и теряется всего на миг, прежде чем нырнуть в соседнюю комнату за аптечкой. Она падает на колени рядом с ним, пытается поймать руку и одновременно до крови прикусывает собственную губу. Кожа незнакомца покрывается язвами прямо на глазах, тлеет так быстро, словно многодневное разложение протекает за секунды. Слишком быстро. Руки с инъектором трясутся. Вэл не представляет, что делать дальше, потому что вена, в которую она целилась, прямо под ладонью высохла до самой кости. Вэл обречённо смотрит в глаза незнакомца. Потом понимает, что не сможет забыть это. Выбросить из памяти ссыхающиеся глазницы, ввалившийся нос и рвущуюся кожу. Не сможет, потому что его пальцы всё ещё умоляюще хватают Вэл за руку, словно она может чем-то помочь. Разведка готовила её ко многому, но у каждого были свои границы. Вэл даже не спросила его имени. Она едва сдерживает тошноту, когда конвульсии затихают, и тут же уходит в другую комнату. Критическое мышление отказывается возвращаться. Вэл делает усилие над собой, чередует короткие и длинные вдохи по учебной технике, приводя мысли в порядок. Калийо. Нужно позвонить Калийо, чтобы она помогла избавиться от тела. Вэл разблокировала дверь удалённо, потому что не смогла заставить себя выйти в гостиную. — Ну, и где твой жмурик? — весело спрашивает раттатаки, разглядывая бледную тень подруги, которая теперь по цвету вполне могла сойти за её родственницу. — Ты должна была перешагнуть через него, если только не влезла в окно. Калийо подходит, бесцеремонно разворачивает к себе лицо Вэл, разглядывает зрачки с едким прищуром. — Я тебе миллион раз говорила не жрать всякую дрянь без меня, — раттатаки и в шутку, и одновременно в наказание отвешивает несколько хлопков по щекам. — Но ты просто любишь приключения, да? В гостиной действительно нет ничего, кроме разворошенной аптечки.***
— Любишь цветы? Вэл едва открывает утром глаза и снова видит его. Сидящего на краю постели: с высохшей, покрытой трупными пятнами бурой кожей. Вэл хочет дёрнуться, но всё тело сковано. Страхом, какого она никогда не испытывала. Несколько мгновений думает, что это сон, но ледяной воздух циркулятора отчётливо щиплет плечи, и остальные чувства тоже невероятно острые. Слишком, как будто ей вкололи сыворотку для допросов. Незнакомец поворачивает шею под неестественным углом, заглядывая мутными белками в её глаза. Вэл не может сказать ни слова, но против своей воли думает об увиденных на Хатте алых лепестках неизвестного растения, что пробивалось даже через самую древнюю грязь. Не думать об этих цветах — больно. Незнакомец скрипит высохшими хрящами, выгибая губы в улыбке. Потом смыкает пальцы на краю одеяла, медленно стягивает его с Вэл. Кулак замирает над обнажённым животом: а когда раскрывается, из него рассыпается горсть тех самых цветов — мятых, вместе с корнями, землёй и мелкими червями, что рыхлили её. Когда несколько чёрных жучков разбегаются по коже Вэл, она не может даже сбросить их или закрыть глаза. Ей кажется, незнакомец не желает этого. Вэл хотела бы, чтобы всё оказалось плохим сном, но слишком явно ощущает, как мертвенно-холодные пальцы с интересом касаются её пресса, чертя ровные линии между комьев земли. Долго. Целую вечность. Если они думают об одном и том же, то Вэл предпочла бы, чтобы незнакомец свернул ей шею. — Не торопи события, — шелестит он, и ноты его голоса кажутся… знакомыми? — Не сейчас. Ты так быстро ушла, что мы даже не успели потанцевать. Тебе нравится танцевать? Он протягивает руку, поднимая Вэл легко, как тряпичную куклу. Тело не подчиняется ей, но на прикосновение незнакомца реагирует словно мягкий, податливый пластик. Он набрасывает её руки на свою шею, и Вэл ударяет в голову сладковатый запах разложения. Она лежит на своём кошмаре безвольным мешком, пока он покачивает её в такт музыке, слышной только ему. Незнакомец смеётся: тихо и хрипло, позабавленный этой картиной. Сердце Вэл уже не колотится — она вообще его не слышит. Разум заполняется ужасающей мыслью, что оно остановилось, и этот мертвец утаскивает её в свой мир вечного хлада и мрака. Вэл не смогла бы издать и звука, даже будь у неё такая возможность. Незнакомцу быстро надоедает, и он бережно возвращает Вэл на постель. Сырые лепестки обжигают бёдра, когда он аккуратно выпрямляет её ноги и скрещивает руки на груди. Как в крематории. В голове Вэл только одно желание: пусть теперь он исчезнет. Она готова умолять об этом, но безуспешно пытается разомкнуть губы. Вопреки всем невысказанным мольбам, незнакомец опускается рядом, потом… потом начинает перекладывать пальцами пряди её волос, словно выстраивает какой-то образ. Улыбка его пытается быть похожей на доброжелательную, но от неё внутри Вэл всё сжимается. А от того, что она до сих пор не может даже моргнуть, сильно слезятся глаза. Или не из-за этого. Его белые радужки совсем близко, жёсткие и немного влажные руки забираются под край топа. Вэл с трудом удаётся разжать челюсти, но вместо просьбы из них вырывается нечленораздельное мычание. Незнакомца это веселит так сильно, что он опять хохочет с жутким скрипом. — Обещай, что теперь будешь вести себя хорошо, мой агент. Внутри Вэл что-то взрывается и одновременно умирает окончательно, когда она узнаёт обращение и голос. Через силу заставляет себя кивнуть, и тогда липкая от сукровицы рука накрывает глаза. Открывает их Вэл уже сама и видит алые огоньки, сверлящие её с непередаваемым довольством и одновременно снисходительностью бога. Вэл рада даже им. Вэл рада видеть нормальное, человеческое лицо, и ей совершенно плевать, что этот ситх собирается с ней делать. Он лишь довольно прикасается своими губами к её. Вэл думает, что они всё равно холодные, словно камень, и мысль о том, какой из этих ликов настоящий, никогда не даст ей покоя.