Come down off your throne and leave your body alone
Somebody must change
You are the reason i've been waiting so long
Somebody holds the key
Styx — Can't Find My Way Home
Всё началось с ненависти. Неиссякающего источника, горящего с того самого момента, как песок этой планеты забился в дёсны, под веки и в разодранную кожу. Треск электропосоха стихает, но судороги по спине до сих пор расходятся волнами боли. Алые плащи императорской гвардии пляшут в глазах размытыми кровавыми пятнами. Следом на землю летит «классический набор»: вибронож, один кольто-инъектор и плазменная зажигалка. Не меч. Увы, не меч. Потом репульсоры шаттла поднимают облако пыли, в котором растворяется единственный путь отсюда. Жалкая картина падения Дарта Бараса. «Буквально», — сказал бы он, имея настроение шутить. Ненависть заставляет встать. Заставляет гордо отряхнуть песок и вытереть разбитые губы. Осмотреть сухое плато с редкими деревьями, пожелтевшими низкими кустарниками и такой же жёлтой, колючей травой. Вдали что-то густое, бескрайнее и зелёное. Палящее солнце вытягивает со лба несколько капель пота. Во рту — настоящая пустыня, и под рукой не капли воды. «О, это ведь не курорт, лорд Барас, — гордо ухмыляется перед глазами императорский щенок. — Но вы найдёте здесь прекрасную смерть. Долгую». Его ученик всегда слишком спешил. Жизнь не покинула это место, и было большой ошибкой выбирать такое для изгнания. Особенно лорда ситхов. Некоторое время Барас сидит в медитации. Там же, где траву смяли двигатели шаттла. Пытается обратиться к Силе, но перед глазами только густой туман. Может быть, усталость. Может быть, Барас слишком зол, чтобы концентрироваться. Он внимательно смотрит на плато, пока не появляется стадо джерб. Животные идут в сторону начинающего снижаться солнца. К ним присоединяется стая каких-то мелких зверей на тонких, как спицы, ногах. Барас улыбается. Конечно, животные выводят его к реке, хоть пеший путь и забирает все силы. Река узкая и неглубокая — такую можно в любом месте перейти вброд, но тянется она бесконечно в обе стороны. Сырая, пахнущая водорослями вода поначалу просится обратно, но к ней можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть. Привыкнуть, но не смириться с позорным существованием. Ночь проходит в попытке восстановить энергию. Бдение приносит мало покоя, и слабая концентрация то и дело даёт свободу сладким размышлениям о страданиях, которые новоявленный Гнев Императора испытает перед смертью. Но ярость согревает и помогает обрисовать начальный план. Не умереть слишком быстро. Найти каких-нибудь аборигенов, которые будут служить, удовлетворяя нужды. Тогда уже можно сосредоточиться на возвращении в большой мир. Барас не раз проигрывал, оступался, но ещё ни разу не сдавался. Вместе с рассветом приходит голод. А джербы снова собираются на утренний водопой. Их мелкие тонконогие компаньоны выглядят более простой добычей, но неизвестно, можно ли употреблять их в пищу. Ситх мыслит как истинный хищник. Детёныш, ненамного отошедший от остальных, кажется ему хорошим выбором. Барас протягивает ладонь, внушая зверю желание покориться. Джерба отрывается от воды, смотрит пристально, но… не подходит. Злость выплёскивается сама, невидимые пальцы бесконтрольно сжимаются на шее животного. Оно пугается, тревожа всё стадо. И убегает. Пройдёт много дней, прежде чем Барас окончательно уверится, что дело совсем не в нём. Дело в планете. Аномалия Силы, сводящая на нет все попытки ей управлять. Жалкие крохи былого могущества, которые этот мир даёт проявить, с трудом обращаются в пользу. Но даже они помогают прожить дольше, чем наверняка рассчитывал Гнев, выбирая место заключения. Они же выводят к главной находке прошедших дней — корпусу контрабандистского корабля, потерпевшего крушение. К разочарованию Бараса, нет ни единого шанса поднять эту рухлядь в воздух. Но здесь тепло, сухо и легко обороняться от диких зверей. Настоящая кровать в капитанской каюте так вообще чуть ли не давит скупую слезу, несмотря на истлевшее тело капитана на ней. Место становится источником весьма интересных ресурсов и временной «базой операций». На месяцы. Иногда Барас тоскливо смотрит на капитанский запас, состоящий из пыльного ящика бренди. Убедительно говорит ящику вслух, что на него нет времени. Нужно попробовать восстановить аварийный маяк, набрать чистой воды и разведать северный берег. Ящик укоризненно блестит паутиной, постоянно попадаясь на глаза. В конце концов, побеждает. За пять дней из пятнадцати мелких бутылок остаётся три. Барас считает их лучшими пятью днями на этой планете. Ещё он понимает слова ученика. Те, про долгую смерть. Слишком сложно, чтобы выбраться. Слишком просто, чтобы умереть.***
Как и на войне, всё меняется внезапно. Барас давно не считает, сколько бессмысленных лет прошло. Кажется, больше четырёх. Он знает лучшие места охоты и родники. Прежней туникой теперь можно обмотаться в два раза, зато гардероб капитана стал источником аж трёх различных нарядов. Барас чередует их по настроению. Ещё от скотских условий вылез когда-то погребённый под жизнью в роскоши изумительный рельеф воина. Прямо как в ученичестве, которое не сильно отличалось от текущего быта. Иногда Барас даже жалеет, что некому оценить эту неожиданную красоту. Как говорил лорд Венджен, оглашай свои желания, только если уверен, что хочешь их исполнения. На восходе Барас собирается к угодьям. Спокойно идёт по своему лесу, зная каждый камень и каждую тварь, что прячется под ним. Поэтому чужое присутствие чувствуется ярко и неправильно. Заставляет насторожиться и ощущение, что огромная птица наблюдает за ним с дерева. Барас примерно понимает направление. Он ступает, выставив вперёд копьё, изготовленное по подобию ситхского вооружения, но замечает только слетевшую тень, прежде чем резкий и неожиданный взмах зелёного луча отсекает половину древка. Серебряные глаза незнакомой женщины, вооружённой световым мечом, смотрят на ступор и зарождающийся гнев с оторопью. — Идиотка! — Барас не сдерживается, вкладывая в голос все эмоции. Конечно, понимает, что это первый встреченный им человек за много лет, возможно, джедай, которого послали за его головой, но мысли и без того слишком душат, поэтому остаётся только беспощадный вопль. — Ты хоть знаешь, сколько времени на него ушло? — Прошу прощения… ситх? — с вопросительной интонацией говорит она, будто залёгшие тени и выцветшие сосуды оставляют хоть какой-то простор для догадок. Голос у незнакомки глубокий и приятный, но отныне её персона ассоциируется со злостью. — Я только защищалась. — Ты на моей территории. Выметайся, — Барас оценивает шансы против меча, и они его не устраивают. — Я не думала, что тут кто-то живёт. — Вы, джедаи, вообще редко думаете, — он швыряет ей под ноги остатки копья. — Ещё раз увижу — будешь говорить с вибромечом. Конечно, у него только нож длиной с предплечье, но не всё упоминают на этапе переговоров. Барас возвращается сложным маршрутом, чтобы убедиться в отсутствии преследования. Да, какое-то время придётся спать вполглаза, но событие немного встряхивает однообразное течение дней. Ночью он пробуждает в памяти незнакомку. Сплетённые в десяток различных кос рыжие волосы, даже не серые — серебряные глаза, явно примесь инородной расы, острый нос и сурово поджатые маленькие губы. Особенно причиняют радость шрамы от молнии Силы, расползающиеся по шее, правой щеке и виску, чуть сдвигая собой линию волос. Они напоминают ситху о былой мощи и времени, когда само мироздание прогибалось под его волей. Барас едко ухмыляется, представляя, какой неожиданностью стала для джедайки местная аномалия. Потом он думает, что отшельничество сказалось на его умственных способностях. У неё ведь должен быть корабль, а значит, открывается сразу несколько путей. Барас может похитить транспорт, попробовать забрать силой или просто втереться джедаю в доверие. Первые два варианта откладывает, поскольку шансы против светового меча всё ещё неудовлетворительные, но к ним можно вернуться, если не сработает третий. Третий… сомнительный, но жизнеспособный. У джедаев всегда остро развито милосердие. Незнакомка, как было велено, больше не появляется, и вскоре Барас начинает корить себя за вспыльчивость. После такого приёма она могла улететь или переместиться в другую часть планеты, если находится здесь из, допустим, научного интереса, а не с целью убийства. К счастью, Сила даёт второй шанс. Он не чувствует страха в ней, когда джедай нечаянно попадается, подкрадываясь к его роднику. Засовывает подальше всё презрение к их Ордену, осторожно выспрашивая имя. Говорит своё, внимательно наблюдая за реакцией. В ответ не получает ни отвращения, ни благоговения. «Наслышана», — спокойно кивает джедай. Продолжительная игра по установлению контакта напоминает придворные интриги. Тирви, так её зовут, тоже умеет играть. Всё, что удаётся вытянуть — она здесь по своей воле, но не может вернуться. Причину не называет, однако интонация выдаёт боль, с которой даются эти слова. Осторожность становится понятной, когда джедай раскрывает прошлое дипломатического посланника. И главную роль в развале Альянса за отделение от Республики. «Наслышан», — хладнокровно, но не без удовольствия зеркалит Барас. Тирви напоминает дикого зверька, который боится подойти к человеческому жилищу. Появляется только у воды. Не охотится и не ставит ловушек, по всей видимости, из принципа. Попытки проследить превращаются в плутание по джунглям, но лагерь под открытым небом Барас находит. Корабля же нет нигде, что заставляет сомневаться в его наличии и целесообразности взаимодействия вообще. Барас всё равно не отступается, тоже позволив тайно следовать за собой до дома. С другой стороны, Тирви ему в каком-то смысле нравится. Не лжёт — просто не отвечает на неудобные вопросы. Не судит категорически — пытается найти причины. Непоколебима в своём учении, что большей частью раздражает, но доля уважения к этому есть. Мысленно Барас сравнивает её с Ретростом. Номеном. Неважно. Они не похожи. Тирви хотя бы не обманывает себя тем, что абсолютно устойчива к соблазнам Тёмной стороны. Если забыть, что она джедай, то можно даже наслаждаться этими редкими разговорами. Раз уж транспорта от неё не добиться. Тирви умеет преподносить сюрпризы. Однажды появляется глубоким вечером с брикетом настоящего шоколада, и Барас не смог бы её прогнать, даже если бы джедай пыталась его убить. Несколько раз. Дар обосновывает просто — годовщина Корусантского Соглашения. Великий пример мира между враждующими государствами, орденами и идеологиями. Барас с ухмылкой напоминает, что лично жал руки сенаторам. Эта тема затягивается до поздней ночи. К ней у Бараса есть прекрасное сопровождение, потому что трезвым он предпочёл бы такое не вспоминать. Остатки бренди, припасённые для особого случая, идут в ход. Тирви им несомненно рада. Почему-то в этот день слишком заметны её подавленность и огорчение. Чем — так и не признаётся. На первой бутылке обнаруживается, что у них с Тирви много общего. Они, например, оба не любят чванливых альдераанцев. В бытность послом Барас тайно поджёг знаменитый зелёный лабиринт с какими-то редкими растениями. И парой слуг. Тирви саботировала несколько голопроекций во дворце Органа, которыми без конца хвасталась герцогиня. Тронный зал на целые сутки пришлось закрыть «по техническим причинам», пока декорации не починили. На второй мысли закрадываются совершенно неподходящие, но закономерные. Что, несмотря на шрамы, Тирви, объективно, ничего. И шанс, что в её блестящих серебряных глазах зажжётся хотя бы искра интереса, примерно равен с тем, что его ученик приползёт извиняться за годы мучений на коленях. Содержимое третьей бутылки Барас слизывает с её груди, потому что, на самом деле, ничего не знает и не знал о женщинах. О джедаях. Об ощущении, что весь мир вокруг горит, и уже поздно что-то делать: остаётся только выпустить на свободу низменные человеческие инстинкты. Потом она исчезает, не давая возможности поязвить ни о джедайских добродетелях, ни о весьма выборочном чувстве стыда. Барас долго лежит один в своей капитанской каюте и рассуждает, что это был превосходный шанс завладеть мечом и выпытать местонахождение корабля, но он его в прямом смысле слова… Отшельничество определённо сказалось на умственных способностях. Один из закатов ситх встречает на расчищенной поляне за корветом. Деревянный шест рисует хорошо выученные фигуры в воздухе. Барас владеет всеми формами боя со световым мечом, но с копьём больше подходят умбаранские техники, применяемые гвардией Императора. Компаньонка для спарринга появляется неожиданно. Ведёт себя так, будто ничего не произошло, и это если не злит, то как минимум задевает. Не должно, конечно. Словно его в первый раз использовали джедаи. Впрочем, за все синяки, которые останутся на Тирви после яростных ударов шеста, угрызений совести Барас уж точно не испытает. Тирви слишком осторожничает, постоянно уходя в оборону. Ищет уязвимые места, не рассчитывает силы на продолжительный бой. Обладая более скромной комплекцией, с трудом выдерживает сильные атаки, но сама довольно быстрая, и Барас пропускает несколько очень болезненных ударов. Азарт подстёгивает, не давая на этом остановиться. Она всё-таки спотыкается, когда Барас бьёт так низко, что едва не ломает лодыжку, от второго — под рёбра, падает. Край оружия ситха упирается в грудную клетку, но Тирви смотрит на это без страха. С любопытством. Наверняка мысли Бараса слишком отчётливо отображаются на лице. Один точный удар — и у него будет меч. Может, транспорт. Может, путь на свободу. Но он медлит. Глаза смотрят, как под кончиком шеста вздымается грудь от рваного дыхания. Маленькие капельки пота блестят на коже. Дело даже не в том, что глотку перекрывает жадный комок, а в том, что старого желания убить нет. Эмоции не захватывают и предвкушение не терзает. Тирви, устав ждать, подставляет ладонь под шест, отодвигая его от себя. Хмурится грозно. — Даже не думай, ситх, — её возмущение сопровождается легкомысленным смешком. — Холодно, твёрдо и камни. Погрузившись в раздумья, набор жалоб Барас понимает не сразу. Когда понимает, изрекает до невозможного снисходительно: — Неженка.***
Тирви спускается по скрипучей аппарели, плотнее кутаясь в робу под рассветным ветром. Молча садится у почерневших углей костра рядом с ситхом. Её меч — на поясе, вместе с трансмиттером, указывающим координаты корабля. — Я не дурак, — в шелесте листвы и криках утренних птиц голос Бараса звучит органично, будто он давно часть этого мира. — Если Сила даёт мне наставление — я его вижу. И знаю, зачем здесь. Зачем здесь ты. Что-то должно измениться. Понимаешь? Джедай кивает. Её корабль, лёгкий республиканский корвет, обветшал за время неиспользования. Корпус надёжно укрыт ветками, да так, что можно не раз пройти мимо. Барас бегло изучает обшивку и последние логи диагностики. — Недели работы, но всё ещё функционален, — заключает он, закончив осмотр. — Так почему ты не можешь вернуться домой? — Потому что у нас больше нет дома. Это «у нас» валится внутрь камнем, но Барас спокойным жестом предлагает продолжить. Сначала информация — потом разочарование, бешенство и отчаяние. — Война, — Тирви занимает кресло пилота, ведёт ладонью по пыльной навигационной панели. — Они называют себя Вечной Империей. Мы были не готовы к такому врагу. Республика пала, вместе с ней — Империя. Оба Ордена раздроблены, почти уничтожены. Тёмного Совета нет. Совет джедаев распущен, а его члены либо убиты, либо ушли в добровольное изгнание, — она отводит взгляд, нехотя признаваясь: — Я в том числе. Барас молча ходит по палубе, обдумывая рассказ. Краем сознания слушает подробности, но они уже не так важны. Общая картина в целом видится ясно. Всё видится куда яснее, чем когда-либо. — Я не собираюсь до конца жизни страдать с тобой на этой поганой планете, — жёсткий палец небрежно трёт сухой уголок глаза Тирви, когда Барас проходит мимо неё. — Сила тонка здесь, но если объединить усилия, то будет проще. Сначала нам нужен план, дорогая, а потом мы приступим к его исполнению. — Ты звучишь как ситх, — она недоверчиво морщится. — Я и есть ситх. — Что, предлагаешь вдвоём объявить войну этой империи? — Если понадобится. Но я уверен, два превосходных воителя-дипломата могут доставить проблем и по-другому. Он едва приподнимает уголки губ в решительной, но не коварной улыбке. — Я ещё не знаю, что мы можем сделать, джедай. Но что-то должно измениться. К этому всё ведёт.