Нерасказанные истории

I saw the devil today And he looked a lot like me I looked away I turned away Five Finger Death Punch - Wrong Side of Heaven

Тёмная сторона сильно изменила его. Это становилось понятно, когда он смотрел в зеркало и узнавал только Дарта Танатона. Того самого ситха, что вёл через видения к подлинному величию. Тенеб остался далёким, чужим образом. Незнакомым юношей, что едва дышал от страха, глядя в бездушные маски Совета, даже когда по праву требовал своего. «Страх — оружие мальчишки». Одна бездушная маска до сих пор смотрит на него неотрывно. Смотрит в видениях и снах, ожидая, когда в непоколебимом ситхском лорде вспыхнет та самая искорка страха. Металлические ноздри отродья втягивают воздух, холодный блеск в чёрном глазу оплавляет кожу. Тенеб боится обратиться к Силе, чтобы попробовать коснуться его намерений. Боится, что получится. Рукоять меча скользит под вспотевшей ладонью, когда взгляд встречается со взглядом мастера Калифо. Алое лезвие озаряет его человеческое лицо, не укрытое мёртвым металлом. Звучит всего один короткий приказ, и приязнь учителя мгновенно обращается в ненависть. Пожалуй, именно в этот момент от прежнего Тенеба не остаётся ничего. Бездушные маски смотрят и в коридорах Цитадели, но им больше нечем напугать Дарта Танатона. — Вы здесь, повелитель? Звонкий голос возвращает в реальность. Через тьму мыслей проступают алые и золотые пятна, формируются в интерьер собственной спальни. Мягкие лампы желтят белое платье вошедшей женщины. Ланнет не идёт белый. Её кожа светлая, волосы почти пепельные и глаза светло-серые. В белом она похожа на бледную тень человека. К тому же, платье некрасивое. Пышная юбка с нелепыми золотыми воланами, непропорциональные оборки на узких плечах, громоздкая вышивка. У Ланнет нет вкуса, как и причины, по которой он должен быть. — Ты опоздала, — Танатон поднимается из медитации, идёт к мягкой зоне. Допивает оставшийся на дне стакана глоток джина и неторопливо оседает на выточенной из какого-то исчезающего вида деревьев кушетке, прогоняя остатки воспоминаний. — И сними этот позор. Гостья хмурится, но послушно щёлкает застёжками на боку. Тянет платье вниз, сердито стряхивает с бёдер застрявшую юбку, будто раздевается где-то в казарме на окраине галактики, а не перед мужчиной. — Так лучше, лорд Танатон? — язвит, вскидывая руки и демонстрируя такое же светлое бельё, но гораздо более изящное. Приемлемое, по крайней мере. У Ланнет хорошая фигура. Тонкие, плавные линии рисуют её, словно классическую кореллианскую скульптуру. Короткие прядки заправлены за ухо, открывают необычный узор из родинок на шее. Маленькие глаза, пухлые губы и круглый кончик носа вызывают ассоциации с невинной скромницей из свиты аристократки. Но Ланнет — абсолютная противоположность подобному образу. Не прикрывает скудное облачение, когда выскальзывает из туфель и медленно идёт по ледяному мрамору. В лукавом изгибе рта — коварство и бесстыдство, впитанные с учениями мастера. Танатон скрипит зубами, думая, как извратила Заш это подающее надежды дарование. Влила яд в речи, похоть во взгляд, испортила своей алчностью и инакомыслием. Всего на миг возвращается мысль: никто не узнает, если он возьмёт над Ланнет покровительство. Исправит последствия бездарного ученичества, привив качества, которые должно иметь ситху. Суждения, которые должно иметь ситху. Тогда они были бы на одной стороне. Тогда этот неуместный роман не причинял бы столько мучений. Бездушные маски напоминают, что ученик порочного мастера навсегда запятнан этой связью. Значит, Ланнет ждёт только смерть. Она усердно пытается развеять его мрачность, не зная даже причины. Ненавязчивый, но не подходящий ей запах духов щекочет ноздри, когда Ланнет забирается на кушетку, крепко охватывая повелителя коленями. Танатон безучастно рассматривает собственные кисти на её талии. Так они похожи уродливые ветки старого дерева, покрытые порчей, складками кожи и возрастными пятнами, цепляющиеся за безупречный дорогой атлас. Ланнет, улыбаясь, тянется к щеке, подушечки пальцев едва ощутимо следуют линиям татуировки. Всего на мгновение задерживаются на буграх под глазницей и Танатон в ярости бьёт Ланнет по руке. Сильно. Ланнет вскрикивает от неожиданности и прижимает к груди ушибленную конечность. Тут же встряхивает короткими локонами, прогоняя из взгляда неуместную обиду. Ему не стыдно за спонтанную жестокость. Танатон не чувствует ничего, кроме ненависти, которую пытается усмирить. К ней, за то, что безошибочно нашла выжженный разбухшими багровыми точками номер. К себе, за то, что когда-то решил, будто татуировка скроет его навсегда. Ланнет всё понимает, но благоразумно старается этого не показывать. Протягивает бледную, хрупкую ладонь, позволяя разгладить ушибленные пальцы в знак примирения. Под её рёбрами — такие же давно затянувшиеся «звёзды» от посоха надзирателя, как у него. Тонкое жало, разъедающее кожу электричеством, оставляет открытые, плохо заживающие язвы и обездвиживает сердце на долгие, долгие секунды, за которые можно успеть подвести все итоги бытия. Большинству рабов понятно с первого-второго раза и на всю жизнь. Под его рёбрами — шесть. Под её — восемь. Ланнет могла бы стать лучшим учеником. Которому не пришлось бы объяснять всё на свете, надеясь пробиться через пелену беспросветной тупости. Которого Танатон не бросил бы лордам-слугам, не в силах выносить примитивные стремления, пробуждённые Тёмной стороной. Сила в Ланнет велика и, развитая, сделала бы её несокрушимой. Умереть от руки такого ученика — не провал, а доказательство успеха. Может быть, обретя понимание, Ланнет смогла бы полюбить его так же, как Танатон её. Но сейчас она бы не дала им этого времени, откладывая неминуемое, как делает он. Ланнет ловко высвобождает из его пояса края туники, забирается с осторожными ласками под ткань. Хихикает, чувствуя скованность в мышцах, и, не спрашивая дозволения, небрежно стягивает тунику через голову, растрепав волосы. Пальцы Ланнет долго то ли пытаются пригладить их, то ли просто массируют кожу, но намёк Танатон понимает: его губы в сантиметре от её груди, и приподнятые светлые горошины хорошо видно через полупрозрачный рисунок. Мотивы Ланнет сложно разгадать, но едва ли в них есть место влюблённости, поэтому несмелая попытка завлечь своим телом находит только физический отклик. Ничего такого, что хотелось бы испытать вместе с ней. Всё как в прошлый раз. Внезапный. Невнятный. Ланнет не замечает огорчения, соблазнительно опускается на пол, обводя языком шрамы от посоха, уходит всё ниже, подбираясь к туго затянутому поясу для оружия. Раздражение покалывает виски, и Сила пытается взять контроль, неизменно усиливая худшие из ощущений. Танатон умеет сдерживать её, но часть мыслей, отравленная Тёмной стороной, всё равно просачивается в голову. Быстро сбросить напряжение и вернуться к делам можно с любой приглянувшейся рабыней. А то, чего хочется от Ланнет, он никогда не получит. Ладонь резко взмывает в воздух, запирая шею Ланнет в невидимые тиски. Моментное желание, которое не хочется прятать в глубины сознания. Танатон поддаётся ему, наблюдая, как неестественно выгибается это прелестное юное существо, распятое перед ним Силой. Страх — одна из немногих искренних эмоций. Его невозможно подделать или испортить. Он всегда правдивый, чистый. Первородное чувство, порой удерживающее от падения в Бездну. Порой — толкающее в неё. Ланнет ощущает его так же ярко, как Тенеб когда-то. Беспомощно скребёт воздух, пытаясь найти опору. Сила бьётся в ней, пульсирует, стремясь освободить. Страх придаёт сил, но его недостаточно. Этого Ланнет ещё не знает. Она многого не знает, и Танатону становится искренне жаль, что он не может её обучить. Но кое-что в состоянии подарить прямо сейчас. Знание, что страх ничтожен перед гневом и ненавистью. Падая, Ланнет хватается за его колени, глубоко всаживает ногти в ткань брюк, чтобы удержаться. Тяжёлые хрипы всё ещё сотрясают её целиком. Когда она поднимает лицо, Танатон хорошо видит, как серые огни затапливает возмущение, стирая собой остатки испуга. Обхватывая шею ладонью, ситх вынуждает Ланнет вернуться в изначальное положение, но от её игривой нежности больше нет и следа. — Хочешь уйти? — спокойно спрашивает Танатон, проводя пальцем по выступу на горле. «Да» сделало бы всё гораздо проще. — Нет. Её ресницы ещё влажные, губы бледные, и лоб покрыт испариной от тщетных попыток сопротивления. Но она злится. И от этого гораздо красивее, чем минуту назад. Без всей этой напускной пошлости и невозмутимости. И ещё она впивается в губы так, словно боится, что он опять призовёт Силу, и пытается не дать сконцентрировать её. У её злости особенный привкус. Жадный, отчаянный, тревожный. Будто Ланнет до сих пор на грани смерти. Она заражает этим быстро — рваным дыханием, близостью гибели, чувством неизбежности. Ощущением, что отсчёт их жизней идёт на секунды, в которых нет времени разбираться с застёжками, беспокоиться о дорогих одеяниях. Тёмная сторона находит выход в варварской, неистовой страсти, и в ней легко забывается всё остальное. Каменные плиты больно бьют по лопаткам, но Танатон замечает это только краем сознания: его занимает Ланнет — яростная, свирепая. Которая вжимает бёдрами в пол так, что трещат либо кости, либо расколотый мрамор, и наслаждается этим, не скрывая золотых искр в бледно-серых радужках. Долго терпеть самодовольный вид у Танатона не получается, но, оказавшись под ним, Ланнет теряет только часть пыла: её пальцы прижимают к себе всё так же властно и требовательно, вынуждая вбиваться глубже и чаще, нагло подстёгивают, вычерчивая беспорядочные саднящие полосы. Ланнет совершенно точно слышит половина слуг, если не всей Цитадели, но это не кажется важным. От бдительности остаются жалкие осколки, когда Сила, открытая, концентрированная, захлёстывает разум, напоминая собой давно забытый удар электропосоха. Невольно прижимая мокрое, дрожащее тело к себе, целуя солёные впадины на шее, Танатон думает, что нет ничего предосудительного в том, чтобы ненадолго отдаться невинным фантазиям. Представить Ланнет кем-то большим. В обстоятельствах проще. Она только смеётся, подставляя ключицы под поцелуи. Но в сиянии светлых глаз, подёрнутых ленной поволокой, видно, что Ланнет понимает если не всё, то достаточно. В них слишком много знакомого. Танатон вздрагивает, словно посмотрел в свои собственные. Спешно отводит взгляд и удаляется к столику с джином. — Я останусь у вас, лорд Танатон, — Ланнет щебечет в спину, гипнотизирует звонким хохотом. — Вы истощили все мои силы. Усмешка от волеизъявления, обёрнутого в слои мёда, вырывается наружу. Ланнет возвращает точно такую же, будто уже получила согласие. Абсолютную копию, только на несколько тонов выше. Танатон непроизвольно морщится от сходства. Ланнет не спит. Задумчиво теребит край подушки, рассматривая широкие балки на потолке. Танатон тоже не может уснуть, наблюдая, как хмурятся её брови и расслабляются, когда находятся ответы на загадочные вопросы. — У меня будет задание для тебя, — сделав вид, что вспомнил это сейчас, сообщает он. — Мне понадобятся писания из одной гробницы на Дромунд-Каасе. — Я готова отправляться хоть завтра, — её скучающее выражение мгновенно становится живым. Ланнет подбирается ближе и с любопытством заглядывает в лицо. — Мне отправиться завтра? Загоревшийся восторг исследователя вынуждает коснуться её, провести по щеке тыльной стороной ладони. Ланнет игриво трётся, как ручная манка, поэтому в ровный тон болезненно въедается то, что Танатон давно оставил позади. — Нет, нет. Не завтра. Позже. Наверное, можно чуть позже.