For I still need you, and I want you to come back again You make me feel like never again
Bonfire — You Make Me Feel
Накидка, ещё минуту назад казавшаяся невесомой, начинает давить на плечи. Шаги становятся медленнее, вдумчивее, будто Асина нащупала невидимую дорожку. В холодном равновесии Силы появляется этот знакомый след, привлекая к себе и разливаясь какой-то рефлекторной теплотой. Это не приятное тепло. Так мотыльков тянет к мягкому сиянию гравитационной ловушки. Затем высоковольтный щелчок превращает их в пепел меньше чем за секунду. Асина чувствует себя таким же мотыльком, которому не терпится встретиться со смертью. Здесь, на Дантуине, у неё нет ничего. Ни императорской гвардии, ни учеников, ни высокотехнологичной брони. Только меч, жажда мести и крошечная зацепка, что в одном из поселений живёт нелюдимый джедай, поэтому все мародёры, бандиты и даже наёмники-мандалорцы обходят деревню за километры. Конечно, сначала она разработала комплексный план. Прилететь с полным эскортом, сжечь хлипкие лачуги, убить всех, от стариков до младенцев. Выволочь тела перед ним и наслаждаться каждым мгновением той боли, что он когда-то причинил ей. Потом поняла, что желает встретиться один на один. Она больше не ученица, он больше не повелитель. Не тот человек, кого стоило боготворить. Не тот, кого стоит бояться. Центральная, единственная, точнее, улица тянется на сотню метров. Ночью тут совершенно безлюдно, но Асина знает, что за ней следят с самого прибытия. Из окон домов, теней небольших двориков. Она не против привлечь к себе внимание. Асина идёт вперёд, пока не замечает движение за обшарпанным культиватором. Останавливается, и таинственная фигура спешно пытается скрыться. В ночной тишине хорошо слышен сдавленный хрип. Сила тащит худое, едва сопротивляющееся тело к дороге, бросает под ноги императрице. Асина равнодушно смотрит в лицо женщины. Фермерши, очевидно, которую тяжёлый труд состарил раньше срока. В голову врезается малоприятная мысль, что в таком захолустье у сильного и не слишком старого мужчины не должно быть недостатка во внимании. Убедившись, что никакой угрозы нет, Асина обходит женщину. Тратить время и силы на её убийство нецелесообразно. Вопросов тоже нет: повелительница и так знает дорогу. Сердце и Сила ведут её безошибочно. Последний дом расположен у подножия отвесной скалы, чуть поодаль от остальных, словно возведён для изгоя. Остаётся загадкой, прячется он от людей или… или оберегает людей от себя. Асина входит в тёмную главную комнату — дверь не заблокирована. Значит, ожидает. В тесном пространстве не повернуться, поэтому она активирует только половину клинка. И едва на интуитивном уровне улавливает очертания, обрушивает молниеносный рубящий удар. Синий луч блокирует его ровной линией. Так совершенно, отточено, что подавленный страх рвётся наружу. — Не нужно, Хонна, — тихо произносит знакомый голос. — Не смей, — она осыпает джедая более сложной серией, но каждый выпад встречает идеальный блок. — Не смей называть меня так! Он не атакует. Парирует, уклоняется, но не атакует. Безуспешные попытки нападения вынуждают Асину отступить. Отходя к столу с каким-то мусором, она нащупывает под ладонью лампу, и через секунду тусклый жёлтый свет заливает комнату-полусферу. — Значит, теперь в их Ордене, — с презрением выплёвывает императрица и плавным движением опускает капюшон. — Все слухи правдивы. Что Дарт Саджар — верная собачонка джедаев. — Ордена больше нет, — он отрицательно мотает головой. — Я сам по себе. — Лучше бы ты умер. В её голосе больше обиды, чем она должна была показать. Но холодность, степенное равнодушие, которое он демонстрирует к обвинениям, усиливают её во стократ. Асина знает, что убьёт его или погибнет, но точно не уйдёт просто так. Пользуясь промедлением, она сосредотачивает внимание на лице, которое не видела десятки лет. Некогда красивые волосы коротко острижены, вокруг глаз и губ залегли глубокие морщины. Но его взгляд — живой, ярко-зелёный, — напоминает ей Ашес-Ри. Его стать советника. Его уверенность. Его жажду крови. И она подле него, не человек, а сгусток горящих, неуправляемых чувств в виде чужой ученицы. Её мастер — союзник и информатор Дарта Саджара. Она не помогает обрести контроль. Хонне нужно всё одновременно: убивать, разрушать, любить. Хонна каждый раз задыхается от избытка эмоций, обращаясь к Силе. Особенно перед боем. Потом ощущает на себе взгляд Тёмного лорда. Его гнев ровный, острый, направленный. Советник не должен, но учит Хонну подчинять это, ковать в мощь. И повелителю не нравится, когда его время уходит впустую. Вдох. Выдох. Ярость уходит в клинок, растекается двумя алыми лезвиями. Хонна ступает незримой тенью, слишком быстрой, чтобы обнаружить её перед смертью. Дарт Саджар не оставляет живых на своём пути, Хонна вторит. Даже не замечает, кого убивает и зачем, стремясь только к одному — не разочаровать повелителя. Она была готова убить кого угодно, лишь бы услышать из его уст похвалу. Получить внимание лорда и стать той, кто окажется ночью в его постели. И, к своему удивлению, быстро остаётся в ней единственной гостьей. Хонна просила разрешения избавиться от мастера. Клялась, что сама сделает это и будет следовать за повелителем до самой смерти. Лорд Саджар велел не давать таких клятв, но не рассердился. Пустился в пространные рассуждения о политике, сложных отношениях с Пирамидой Технологии и тысяче причин, почему не может убить её наставницу. Асина от переполняющей злости назвала его нерешительным трусом. Затем долго молила о смерти, не в силах выдержать безграничную ярость Тёмной стороны. Те шрамы она хранит до сих пор. Перед очередной высадкой лорд Саджар сказал, что жалеет о том, как поступил. Что Тьма полностью поглотила его, и обратной дороги уже не будет. Что он любит её и примет, если Хонна больше не захочет его видеть. Невыносимый запах рома омрачал сказанное, но искренность пробирала до дрожи. Конечно, Хонна простила бы что угодно. Ей было девятнадцать, и повелитель ситхов, член Тёмного Совета, стоял перед ней на коленях, крепко сжимая её ладони. Ей было девятнадцать, и она не понимала и десятой доли раздора в его душе. Когда сообщили, что лорд Саджар был пленён джедаями в ходе дантуинской кампании, Хонна долго винила себя, что не оказалась рядом. Услышав, что примкнул добровольно, не поверила, но почувствовала, как рушится весь мир. Как ломается единственная опора, и её сердце идёт ко дну безбрежного чёрного океана. Тогда пришлось собирать себя заново. А сейчас Саджар ведёт себя так, будто имеет право на эту безмятежность и гармонию. После того, как возвёл их на растоптанной любви наивной ученицы. Молния Силы вырывается чистым воплощением гнева, но также растворяется в синей полоске света. — Я была счастлива с тобой, — Асина цедит это не со злостью — непониманием. — Счастлива называть своим повелителем и убивать твоих врагов. Но… ты предал меня. Империю. Ты предал всё, за что мы сражались! Вторая Молния чуть задевает Саджара, заставляет джедая болезненно сжать губы. Он всё равно не нападает. — Мы сражались не за то. Посмотри, что Тёмная сторона творит с нами. — Она сделала меня императрицей ситхов. Чем я должна мучиться? Саджар ожидаемо молчит. — Помнишь, как мы впервые ступили на Ашес-Ри? — продолжает Асина и делает несколько беззвучных шагов из стороны в сторону, будто высматривает уязвимое место. — Тебе так шла мантия советника. Ты стоял посреди молодой травы, и золотое солнце путалось в твоих волосах, превращая их в пламя. Пока другие внимали голосу повелителя, я любовалась. Тогда ты сказал мне, что всё будет иначе. Я верила. Хоть в чём-то ты не обманул. — Я был чудовищем, Хонна. Но там понял, что люблю тебя, — его меч гаснет, словно Саджару самому нужно было это вспомнить. — И не хочу забывать это чувство. Мастер Брага сказал, что оно останется со мной навсегда, если я отпущу ненависть. И я никому больше не причиню зла. Особенно тебе. Давно затянувшаяся рана на сердце снова начинает кровоточить, словно кто-то выдирает из него лоскуты. Императрица ситхов не может сохранить лицо непроницаемым. И Саджар видит это. Дрожащие губы и блестящие глаза. Пальцы, до белизны в суставах сжимающие рукоять дорогого меча. Секунды, прежде чем он снова обрушится бессильным градом атак. — Вот как джедаи обманули тебя, — Асина смеётся с мрачной жалостью. — Использовали твоё чувство вины, пообещали стереть его в обмен на покорность. Но фактов не изменишь, Саджар. Ты оставил меня. — Так было лучше для всех. — Ещё одна джедайская ложь. Он приближается без страха, игнорируя опасность. Асина действительно хочет остановить его, но руки не слушаются, не могут нанести всего один удар. Дарт Саджар учил не быть ведомым эмоциями, а вести их. Учил не колебаться и не сомневаться, но сейчас все уроки забываются. — Чего ты хочешь? — зелёные глаза заглядывают под ресницы, ладонь бережно приподнимает подбородок, словно не было всех этих долгих лет. Не даёт увернуться ни от проницательного взора, ни от вопроса. Веки щиплет из-за растёкшейся краски. — Убить тебя. — Я не спросил, зачем ты пришла. Я спросил, чего ты хочешь. Знать, почему бросил её. Почему предал. Почему не дал шанса исправить, почему за почти двадцать проклятых лет не мог отправить хоть слово. Нет, Асина благодарна ему за это. За то, что закалил её, сделал внутренний стержень нерушимым. За то, что отбил желание следовать и привил — вести. Он помог ей стать императрицей ситхов. Теперь, в общем-то, Асина знает ответ. И он не такой, которого она ожидала. Он путает все карты и планы. — Вернись, лорд Саджар, — Асина говорит без надежды, и ей по-настоящему мерзко от того, как это звучит. Но не может не предложить. — Никто не посмеет тронуть тебя под моей защитой. Империя потеряла многих. Нам нужны воины, полководцы, тактики. Мне нужны. — Не проси, — его голос понижается до шёпота. Знакомые требовательные ноты звучат невыносимо приятно, пусть содержание Асине совсем не нравится. — Если ещё хоть что-то чувствуешь ко мне — не проси. И она зачем-то кивает. Саджар благодарно касается губами лба, как будто признаёт часть вины. Но задерживается на нём дольше, чем позволил бы покаянный жест. Асина выпускает меч из пальцев, силой склоняет лицо джедая, целуя так, как хочется ей. Возрождая вкус годами тлеющего внутри чувства. Пусть утихло, но не исчезло. Не исчезнет, и Асина прекрасно это понимает. Что-то всегда переживает расстояния и годы. Его же эмоции туманны, закрыты, но Саджар не сопротивляется, его руки ложатся на талию, тепло тела греет сильнее, чем открытое пламя. И Асине опять кажется, что она тот мотылёк, летящий навстречу собственной смерти. Что они оба беспомощны перед этой губительной ловушкой. Потом она необязательно спросит, собирается ли он куда-то переезжать. И если бремя власти станет невыносимым, вернётся снова. Саджар попросит возвращаться всякий раз, когда будет нужен ей. Асина засмеётся. Больше не до безумного отчаяния, но… Но у каждого правителя должны быть свои слабости.