Hell is living without your Love ain't nothing without your Touch me, heaven would be like Hell is living without you
Alice Cooper — Hell Is Living Without You
Рыцарь-джедай Ильве Сайан вновь погружается в медитацию. За обшивкой шаттла остаётся шумный от бесконечной битвы воздух Кореллии, за переборками секции — сомнения офицеров и страхи простых солдат. Она слишком хорошо чувствует их эмоции благодаря редкому дару эмпатии. Лучше, чем свои. Последние предпочитает не чувствовать вообще, потому что в Свете, которому Ильве себя посвятила, таится глубокая тьма. Сегодня она больше всего не даёт покоя. Наедине Кира спросила, почему она так занервничала от доклада дежурного. Лорд Скордж, не сводя едкого алого взгляда, подметил, что Сайан, верно, знает имперского командующего. Дарт Децимус многим известен. В основном стратегическим гением и умением оставлять за собой руины и реки крови. Тогда Ильве сдержанно кивнула, подтверждая его теорию, и перевела тему. Её тьма принадлежит только ей. Но игнорировать — значит дать ей победить. Разум Ильве нужен целым. Расплетая прошлое и раскладывая воспоминания, она ощущает то время вновь. До Тайтона, войны и борьбы с Императором. До десятков поражений и побед. Ей уже был ведом мир за пределами храма: во множестве миротворческих миссий Ильве видела, как тогда казалось, худшее, что может оставить после себя война. Потом она пересмотрит это мнение. Не раз. Та юношеская уверенность служила идеальной почвой для ошибок. Ильве почти семнадцать, и мастер Квамо называет её «тошиду лит» чаще, чем по имени — что-то вроде человека с любопытным носом на мириаланском. Ильве действительно интересно всё: история, техника, политика, философия, знания о Силе. Это часто приводит к спорам с мастером. Некоторые трактаты приходится изучать тайком, потому что Квамо не одобряет. Ильве злится. Джедаю нужно знать много, а не только то, что разрешают. Квамо успокаивает, говоря, что для каждого знания своё время. Он сдержан, спокоен и вдумчив. Идеал джедая, и Ильве очень хочется быть похожей на него. Но если у Квамо в груди глыба льда, то у Ильве бушует вулкан, который с трудом усмиряется духовными практиками. Квамо говорит, что для равновесия тоже настанет время. И Ильве терпеливо выстраивает внутренний баланс по кирпичику, следуя мудрой воле учителя. Пока на Альдераане всё не рассыпается до основания. Она давно не видела родную планету, и та не вызывает никаких чувств — ни положительных, ни отрицательных. Ильве вообще мало может думать об Альдераане: не тогда, когда им предстоят переговоры с делегацией Империи Ситхов. Миру между двумя государствами много лет, но конфликты вспыхивают один за другим. Решение важного территориального предстоит наблюдать мастеру Квамо. И ей. Ильве слышала много ужасных историй о ситхах, но ещё не встречала никого из Ордена лично. И не думала, что первым увиденным окажется член Тёмного Совета. Воплощение всего, с чем они, джедаи, борются. Дарт Децимус держится так, будто он — король Альдераана. Перебивает мастера Квамо, игнорирует местное дворянство и даже без тени сожаления убивает слугу, капнувшего вином на его мантию в ходе приветственного обеда. Герцог Альде промолчал. Квамо стерпел. Ильве же возмутилась, несмотря на то, что учитель чуть ли не силой пытался усадить её обратно. И не успокоилась, пока не прочла Тёмному лорду ситхов целую лекцию о правилах гостеприимства. Он в ответ почему-то улыбнулся. После обеда мастер Квамо, конечно, прочитал лекцию уже ей, неожиданно резкую и довольно обидную. Мысли о том, что молчание учителя выглядело трусостью, Ильве оставляет при себе. На первой же конференции выясняется, что лорд Децимус прекрасно знает политическое устройство Альдераана. Историю системы. Основы учения джедаев. Вообще всё. Его голос громкий, уверенный и властный; то, что говорит ситх, звучит очевидной истиной. Он так оперирует словами и фактами, что республиканская делегация выглядит идиотами, неспособными ответить на его обвинения. Ильве берёт слово, перебивая республиканского посла. Напоминает о Корусантском соглашении. Дарт Децимус тут же приводит пять документов, по которым цитируемый пункт можно считать ничтожным. Она — вытаскивает из памяти декларацию, подвергающую сомнениям минимум три его документа. Децимус оживляется. Подаётся вперёд, касается ладонями подбородка, выражая заинтересованность. Пункты столетнего Комменорского договора звучат из его уст хлёстко, как удары меча. Ильве запинается, вызывая у ситха победоносную улыбку, но вдруг вспоминает, что законность договора до сих пор оспаривается. В своих дебатах они бы дошли до основания Республики, однако герцог Альде ультимативно требует тишины. Потом предлагает вернуться к переговорам через несколько дней. На выходе Дарт Децимус отмечает, что в Империи за подобную дерзость в отношении члена Совета её бы уже казнили. Ильве огрызается, что они не в Империи. Не желая выслушивать нотации мастера Квамо, Ильве прямо из зала бежит в библиотеку герцога, надеясь подготовиться к следующей сессии. Дроид складывает рядом все запрошенные диски, и она на целых четыре минуты погружается в мир архивных голозаписей. Пока в библиотеке не появляется лорд Децимус. Он занимает дальний стол, дроид приносит какие-то документы и ему. Ситх никак не выражает недовольства отсутствием данных, приступая к изучению. Ильве начинает переживать, что она запросила что-то не то. Или… или он специально взял ненужные диски, чтобы смутить? Должны ли члены Совета заниматься такой рутиной? Он же мог поручить это кому-то из свиты? Может, ему просто нравится? Есть ли у ситхов увлечения? Ну не история ведь? Как они вообще живут? От тонны внутренних вопросов рабочее настроение Ильве исчезает мгновенно. В нескольких метрах от неё сидит настоящий лорд, который знает ответы, но мастер будет крайне недоволен, если она попытается заговорить с ним. Речи ситхов ядовиты, и ни одно слово нельзя принимать на веру. А заплутав в них, можно вообще пасть на Тёмную сторону. Ильве ничего не знает о Тёмной стороне, хотя должна с ней бороться. — Твоё внимание тоже может быть расценено как неуважение, джедай, — строгий тон Децимуса заставляет Ильве вздрогнуть и понять, что последние несколько минут она неприлично пялится на него. — Мои извинения, — с достоинством отвечает Ильве. — Просто не ожидала вас здесь увидеть. Децимус вытаскивает диск из терминала, одним движением откидывает капюшон, готовясь подняться. Советник, наверное, немногим старше мастера Квамо и совсем не похож на остальных имперцев. Ильве украдкой рассматривает красиво очерченные полные губы и алые татуировки на бронзовом лице — от одного солдата она слышала, что выходцы с Дромунд-Кааса «бледные, как умбаранская нечисть», и пытается представить, с какой планеты он… — Мою ванну с кровью невинных детей и саркофаг, укрывающий от дневного света, ещё не подготовили, — Дарт Децимус говорит так серьёзно, что иронию Ильве едва улавливает. Потом подходит к её столу и без разрешения начинает перебирать файлы. Ильве в возмущении открывает рот, но не представляет, что ответить на вопиющую наглость. А отнимать голодиски у лорда ситхов… не лучшая затея. Децимус берет два приглянувшихся и идёт к выходу. — Вы даже не знаете, что искать! — от пылающего негодования Ильве срывается следом. — Доклад мастера Пайо Ти тебе не поможет, — невозмутимо парирует Децимус, не сбавляя шага. — Комменорский договор был подписан в присутствии сенатора от Альдераана, а единственное доказательство невменяемости последнего… Он останавливается и, не скрывая наслаждения, разламывает один из голодисков пополам. — Вы отвратительный! Дарт Децимус глухо смеётся и продолжает движение. — А ты встречала не так много ситхов, верно? Они… говорят до самого выхода из дворца. И ещё немного — до посадочной площадки. Ильве расспрашивает осторожно и так же осторожно отвечает. Подобной общительности от кого-то вроде Децимуса сложно ожидать, но повелитель относится к любопытству Ильве со снисходительным терпением. Мастер будет очень, очень недоволен, думает Ильве. Но она ведь может раздобыть важные сведения. На «важные» вопросы лорд Децимус, конечно, не отвечает. На вопросы касаемо переговоров — тоже. Но за десять минут Ильве узнаёт об Империи Ситхов больше, чем за годы обучения. Что они действительно используют Силу для насаждения власти. Что учиться на Коррибане — привилегия, за которую сражаются жестоко. Что в Ильве дремлет большой потенциал… Она пресекает мысль советника решительно. Напоминает: её интерес — исключительно академический. Дарт Децимус молча поднимается на борт шаттла и исчезает в неизвестном направлении. Ильве сухо рассказывает мастеру о встрече в библиотеке. Квамо, понятное дело, отчитывает её ещё раз, но информацию передаёт республиканским послам. Не ахти какую, правда. Пытаться снова разговорить лорда он строго-настрого запрещает. Но то, что на следующий день они встречаются во дворце герцога, можно считать случайностью. И короткий диалог, в котором они всего лишь обронили пару слов о дурацкой статуе, возведённой в честь Соглашения, завязался случайно. Ильве не ищет контакта, как велено мастером, и лорд Децимус тоже презрительно закатывает глаза каждый раз, когда видит её на горизонте. После второй сессии даже шутит, что дом Альде, похоже, немногим больше хлева для животных. Но эти разговоры о простом и повседневном — не великих тайнах, Ильве невероятно нравятся. К концу недели обе делегации возвращаются в столицы. Мастер Квамо решает воспользоваться гостеприимством герцога, и они с Ильве остаются до следующего раунда. Месяц. За этот месяц Ильве успевает придумать ещё миллион вопросов, но в глубине души хранит тревогу, что Империя может прислать другого переговорщика, и вряд ли он будет так к ней благосклонен. По правде сказать, ей бы хотелось увидеть именно лорда Децимуса. То, как увлечённо он рассказывал о природе Дромунд-Кааса, сильно отпечаталось в её памяти. Ильве не слушала: чувствовала в Силе эту смесь гордости, любви и восхищения, которую повелитель питал к Империи. Его талант оратора придавал речи особенную красоту. Пусть Децимус истязал Силу, был убийцей и, вероятно, тираном, в его сердце находилось место чему-то хорошему. И одна мысль прочно укрепилась внутри. В каждой тьме есть частица света. День, когда она вновь увидела его, Ильве помнит лучше всего. Утро, точнее, тренировку со сферой-дроидом в саду за дворцом. И лорда ситхов, следящего за ней из тени вековых деревьев. С бледной кожей, измученного и словно не спавшего с их последней встречи. Ильве отражает удары механически, больше прислушиваясь к тяжёлым шагам по траве. — Хотите спарринг? — она отключает дроида и гордо поднимает подбородок. — С тобой? — он смеётся. — Да я убью тебя за доли секунды. Ильве обиженно шипит, но быстро понимает, что лорд Децимус её дразнит. — Не могу смотреть на этот позор, — продолжает он и тут же бесцеремонно хватает за предплечье. — Когда заряд летит высоко, ты так выворачиваешь локоть, что выбить меч может порыв ветра, — ситх отводит руку и затем по-другому перекладывает кисть на рукояти. Ильве даже не дышит, когда он делает это. Мастер Квамо часто поправляет её, но… точно не так. Пальцы у повелителя грубые, как у любого воина, и тем не менее касаются бережно, мягко надавливают на запястье. Задерживаются на нём дольше, чем требуется, и волнение Ильве становится каким-то… неправильным. Электрический импульс, который она чувствует через это прикосновение, неправильный. И не пытаться отдернуть руку — тоже неправильно. — Спасибо, — едва выговаривает Ильве. — Я запомню. Децимус скупо кивает перед уходом. Вопрос Ильве застигает его уже в пути. — Это правда, что Тёмная сторона лишает человека всех положительных эмоций? Он останавливается на полушаге. — У меня нет времени на твои расспросы, леди Ильве. — Падаван Ильве, — она стойко игнорирует факт, что лорд Децимус копался в её биографии. — Орден не одобряет использование титулов. — Как угодно, падаван Ильве. Я остаюсь в доме герцога в этот раз. И к закату закончу все дела. Завуалированное приглашение она понимает. Как и то, что мастер Квамо будет не то чтобы недоволен… Он отправит её обратно в Храм и окажется прав. За полтора месяца пребывания Ильве прекрасно выучила планы дворца, ротацию стражи и все малоиспользуемые переходы. Она останавливается у покоев Дарта Децимуса, всё ещё не совсем уверенная в том, что делает. Но Ильве уверена в себе и Кодексе. Никакие речи её не смутят. Повелитель ещё работает, его стол ломится от планшетов, флимси и даже пары голокронов. Ильве приподнимается на цыпочки, чтобы разглядеть получше, но Децимус быстро убирает их в ящик-сейф. Один голокрон джедайский, замечает Ильве. Интересно, зачем? — Ответь на вопрос, — лорд поднимается и неторопливо обходит её кругом. — Чего ты пытаешься добиться своим вниманием? — Мне любопытно устройство вашего общества, образ жизни, взгляды на Силу. Я верю, что лучше поняв друг друга, наши государства смогут продолжить сосуществовать в мире. И… — Ильве с трудом подбирает формулировку, — ваша компания тоже сносна. Меня готовили к худшему. Ильве хотела бы добавить, что искренне восторгается его острым умом, силой и мастерством переговорщика, но не может сказать в лицо, не превратившись при этом в пылающее недоразумение. Смотреть ему в глаза после утра в саду — настоящая пытка. В одном трактате писалось, что недостойные джедая устремления утихнут. Со временем. Вряд ли прямо сейчас. Его, кажется, всё равно устраивает. — Ты спрашивала… — О Тёмной стороне. — Она влечёт тебя? — Нет, — безапелляционно заявляет Ильве. — Я хочу понять её, чтобы противостоять. Децимус ступает так близко, что Ильве невольно отходит на шаг. И ещё. И ещё, пока не упирается в стену. Его ладонь резко подхватывает подбородок, задирает вверх, вынуждая Ильве всё-таки посмотреть в глаза. Ильве почти не боится, но не может сдвинуться с места, смущённая чужой требовательностью. Её дыхание непроизвольно учащается, высоко приподнимает затянутую в светлую тунику грудь. Повелитель позволяет себе опустить взгляд всего на секунду. — Ты не научишься сражаться, читая книги по искусству боя, — его речь как всегда выразительна и спокойна. — Ты не подчинишь Силу, изучая трактаты стариков. Ты никогда не поймёшь Тёмную сторону, пока не коснёшься её. Тепло его тела обжигает даже через плотную мантию, и Ильве чувствует, как кровь приливает к лицу. Полные губы всего на мгновение трогает улыбка. — Ты ведь и с мужчиной-то не была, а что-то собралась понимать, — звучит донельзя оскорбительно. Ладонь, вместо неудобной хватки, касается щеки тыльной стороной. — Какое это имеет значение? — Ильве хмурит брови, но сердце предательски стучит в два раза быстрее. Неразрывный зрительный контакт не позволяет ей обдумать ответ. Она говорит то, что ситх хочет, чтобы она сказала. И ядовито-сладкий туман в собственных мыслях кружит голову, не давая прекратить этот разговор. — Тёмная сторона ничего не лишает, — шёпотом, будто по секрету, сообщает Децимус. — Она освобождает. То, что внутри всех нас. Ильве пытается возразить, но замолкает, прерванная внезапным поцелуем. Не таким, как с падаваном Ривом в анклаве: слишком настойчивым, сильным. Ильве не может назвать его приятным, но попытка придержать ситха за предплечья не удаётся. — Подавлять желания как разума, так и тела — против природы, — продолжает он, чуть отстранившись. Второй долгий поцелуй остаётся на шее, пронзает каким-то животным влечением, от которого Ильве становится по-настоящему страшно. И ещё от того, что если мастер узнает, её, вероятно, вышвырнут из Ордена. — Я думал о тебе все прошедшие дни, Ильве, — глухо звучит у самого уха. — Я всегда знаю, что мне нужно. И знаю, что нужно тебе. Ильве, собрав остатки решимости, чудом умудряется выскользнуть, всем телом прижавшись к стене. Отбегает на несколько шагов, пока не теряет равновесие, чувствуя удушающую петлю вокруг горла. Осознание всей глупости, которую она сотворила, придя сюда, накрывает Ильве ледяной волной. Она делает жадный вдох, как только выпадает возможность, и сильно жмурится, будто это помогло бы не увидеть правду: ситх выпустил сам. Освободиться из хватки Тёмного лорда у неё не получилось. И уйти не получится. — Это не то, что я хотел сделать, — Децимус запоздало пытается удержать физически, словно у Ильве действительно есть выбор. Её рука безвольно повисает в его ладони — ясно, что сопротивление ничего не изменит. — Позволь… Он молчит больше минуты, но так и не находит подходящих слов. Ильве молчит тоже, когда ситх начинает мерно поглаживать плечи в попытке рассеять скованность. Она лишь дышит по старой технике, возвращая себе контроль хотя бы над разумом. Сила упрямо прокрадывается в него, позволяя ощутить чужое неодолимое влечение и… — Вы боитесь всё испортить, — решается сказать вслух Ильве, прислушиваясь к запретному, тёплому чувству за ним. — Но не можете отступиться, потому что иначе это сожжёт вас дотла. — Ты царапаешь поверхность, — с горечью подтверждает Децимус, забираясь под тунику, где прикосновения становятся откровеннее. — Но Сила тебя не обманывает. В моих намерениях нет зла. И никогда не было. Ильве это немного примиряет с положением. Торс повелителя, как и лицо, покрыт красными татуировками, вьющимися причудливым ситхским узором. Ильве следует за его гипнотическими линиями, и страх понемногу начинает отступать. Ей даже нравится, как смиренно повелитель позволяет изучать себя, не останавливая и не торопя. Его тело напрягается целиком, когда Ильве прикасается к губам, и она, кажется, понимает, о чём Децимус говорил. О власти, которую теперь ощущает над ним. Всё его могущество не стоит ничего перед её волей, и это на самом деле опьяняет. Ильве незаметно улыбается тому, как ситх покоряется её ласке, точно прирученный дикий зверь. Ильве никогда не испытывала большего стыда и удовольствия, чем в тот вечер. Она не может уснуть до рассвета. Только вернувшись в свои покои осознаёт, столько здравого смысла затмило безудержное любопытство. Теперь Дарт Децимус точно в состоянии разрушить её жизнь, рассказав мастеру Квамо. Но хуже всего то, что тень вкушённого господства до сих пор преследует её. Ильве рассеяна на утреннем спарринге и с трудом стоит против наставника. Ей кажется, что на коже до сих пор горят трепетные поцелуи, тёмные глаза смотрят с нечестивым бесстыдством, от которого Ильве наливается румянцем. Она краснеет и сейчас, поэтому проницательный мастер Квамо призывает не держать тайну. Потом она впервые в жизни лжёт ему в лицо, говоря, что это один из сыновей герцога. Квамо, к счастью, не расспрашивает. Списывает на неизбежное в её возрасте увлечение, но напоминает о пути джедая. И конечно, Ильве не расскажет, сколько ещё ночей сбегала из своей комнаты. Но не ради желаний разума и тела — ради частицы света, которая тянулась к ней из глубины испорченной души. Тепло её распалённого пламени было в тысячу раз приятнее зова Тёмной стороны. И надежда, что рано или поздно оно вытеснит всё остальное. В последний день переговоров слуга от лорда Децимуса приглашает её в тот самый сад, где она привыкла тренироваться. Под покровом ночи Ильве покидает дворец, но сильно опаздывает, долго не решаясь выйти из комнаты. Это, вероятно, последняя встреча. Ильве к ней не готова. Ильве не знает, что следует сказать. Разве что по-детски попросить остаться. Тень Дарта Децимуса мелькает в беседке. Ильве, тревожно оглядываясь, входит и тут же протестующе хихикает, пытаясь увернуться от объятий. — Я давно привёз это с Дромунд-Кааса, — он показывает в ладони кулон — небольшую сферу с гравировкой на киттате, поддерживаемую тонким плетёным шнуром. — Тебе. Ильве не спрашивает, зачем. Сила говорит ей, что он не сможет ответить, ибо сам не до конца понимает. Она… немного. На уровне восприятия. — Джедаи тебя не заслуживают, — откровенно делится Децимус, застёгивая его на шее. — А я — не хочу и смогу изменить. Но это не значит, что дальнейшего пути нет, Ильве. Я предлагаю тебе отправиться со мной в Каас. Можешь исповедовать что хочешь — я не позволю никому тебя обвинить. Я научу всему, что знаю, я добуду любой голокрон или артефакт. И ты будешь жить не хуже Императора, пользуясь всей полнотой моей власти. Она застывает на месте, потеряв способность говорить. То, что он предлагает, Ильве не может принять, но нежелание расставаться жжёт так сильно, что «нет» она тоже вымолвить не может. Мастер Квамо обещал отправить её на Тайтон через три-четыре года. Она станет рыцарем-джедаем, как и хотела. — Ильве, — шероховатые пальцы повелителя касаются лица, проводя по нему нежную линию. — Моя Ильве. В тот месяц разлуки вино потеряло для меня всякий вкус, и никакие яства не смогли пробудить аппетит. Я замерзал в тёплой постели и умирал от одиночества, когда привык к нему. Жизнь без тебя, без твоей любви будет адом. Не вынуждай проходить через него. — Ильве! — строгий оклик мастера Квамо заставляет её сердце остановиться. Децимус быстро убирает руку, она прячет кулон под робу. В беседке тут же появляется учитель, и компания падавана не вызывает у него ничего, кроме злости. — Вы переходите все границы, лорд Децимус! Вы не имеете права говорить с учеником без моего присутствия. Ильве ясно читает короткий взгляд ситха. Одно слово — и мастер Квамо умрёт. Одно слово — и Децимус разделит с ней всё, что имеет. А её мечты навсегда будут забыты. — Давайте вернёмся во дворец, мастер Квамо, — тихо говорит Ильве. Её голос дрожит. Пусть учитель думает, что от страха. Не потому, что кипящая ненависть топит частицу света, к которой она так привыкла.***
— Мастер! — громко окликает Кира. — Полминуты до высадки. Ильве шагает с борта, позволяя потокам Силы подхватить себя. Рука крепко сжимает меч, отражая град бластерных лучей. Но простые солдаты — не её забота. Наиболее сокрушительным ударом будет обезглавливание имперских войск. И их командир терпеливо наблюдает, как она приближается к площади. — Я ждал тебя. Правда, — говорит Дарт Децимус, выходя ей навстречу. Сайан жестом велит Кире не вмешиваться. — На Кореллии и так пролито достаточно крови, — Ильве опускает меч, делая шаг вперёд, но не может отвести взгляда от выбеленного лица и ненавидящих алых глаз. Это страшнее, чем она себе представляла. И сильнее разжигает давно забытое чувство вины. — Сложи оружие. — Разве? — он едко смеётся. — Я испытывал радость, превращая эту планету в руины, как и десятки планет до неё. И все смерти здесь, Ильве, я посвящаю тебе, — советник широко раскидывает ладони, привлекая внимание к разрушенному городу. — Каждый мужчина, женщина, ребёнок — их кровь на твоих руках. Ты убила их своим эгоизмом и страхом. Ты создала меня, — в голосе плещется вся накопившаяся за годы ненависть. — Ты не спасла никого здесь. Стоило твоё собственное спокойствие всех этих жертв? Стоило, Ильве? — Ты не виновата, — упрямо вмешивается Кира, пусть и не зная причины. — Не можешь нести ответственность за других. За этого… выродка. Децимус не смотрит на ученицу. Красный меч вспыхивает в его руке, отвергая вероятность мирного исхода. А слова ранят глубоким разочарованием. — Ты не смогла спасти даже меня, Ильве. Рыцарь-джедай Ильве Сайан всегда чувствует чужие эмоции лучше, чем свои. Особенно в бою. Проходят секунды, но Ильве кажется, что за них она прожила годы его одиночества, погруженная в настоящий ад; и мысль, что если бы Ильве согласилась, всё было бы по-другому, так и не дала Децимусу покоя. Ложная, конечно. Кира права. Ильве бы ничего не изменила. Маленький кулон всё сильнее жжёт кожу, словно кусок раскалённого железа. Ильве никогда не снимает его. Это — напоминание. В каждом свете есть частица тьмы. Поединок идёт не оружием: мечи лишь направляют то, что схлестнулось в Силе. Ненависть, чёрная и глубокая, выросшая на злобе. Баланс, что колеблется от каждого отчаянного удара. Весь сектор дрожит от противостояния, но Ильве давно не падаван, и вся ярость Тёмного советника не сравнима с мощью, которую она обрела. Последний удар накрывает Ильве такой болью, что она валится в пыль рядом с повелителем, не в силах удержаться на ногах. Каждое убийство сотрясает её до основания, но это… Кира может тысячу раз сказать, что здесь нет её вины. Ильве знает, что сколько бы людей она не спасла, тот поступок ей никогда не исправить. Ослабевшие пальцы Децимуса цепляются за запястье, вынуждая Ильве склониться. Она позволяет, потому что до сих пор надеется увидеть в его глазах хотя бы каплю прощения. И подобное малодушное желание невыносимо раскаляет кулон под светлой робой. Символом чистоты и непогрешимости. Возведённой на чьих-то страданиях. Его глаза алые, и в них давно не осталось ничего, кроме ненависти. — Я только надеюсь, — он давится кровью, но говорит это, не отпуская её руки, — что ты умрёшь так же. Одна. В невыносимой тьме.