Один

В его движениях была какая-то свирепость. Каждому наступательному движению не хватало изящества, которое обычно отличало Учиху Саске. В каждом защитном движении… не хватало логики. Он был чистой агрессией. Он не беспокоился о безопасности своего собственного тела; он просто хотел наброситься. Каждый противник был убит, и, хотя Орочимару заметил, что Саске никого не убил, они получили ранения, чтобы закончить свою карьеру ниндзя. Сам мальчик был весь в порезах, синяках и грязи… Но это его нисколько не остановило. Не раз проклятая метка угрожала поглотить его тело, но каким-то образом, даже в своем безрассудном состоянии, Саске удавалось отодвинуть ее назад. Он был могущественным. Он прошел долгий путь за тот год, что провел под опекой Орочимару; он доказывал это снова и снова. Его учитель давал ему еще одну возможность доказать это. Чудовищных зверолюдей выпустили на арену. Их сила была огромной, и они двигались с неестественной скоростью. Снисходительная ухмылка промелькнула на лице Саске, когда красное залило его черные глаза и заполнило его зрение шаринганом. Всего за несколько мгновений он позволил метке проклятия преобразить его тело. Его кожа стала серой, а волосы — голубыми, когда из лопаток выросли два когтистых крыла. Садистская улыбка появилась на змееподобном лице Орочимару. — Глупый мальчишка.

~.~.~

Саске дулся по освещенным факелами коридорам. Он даже не потрудился поговорить с Кабуто о своих травмах. Он не нуждался в лечении этого самодовольного придурка. И если бы он даже начал читать ему лекцию о силе… никакая сила не помешала бы ему протаранить своим чидори сердце Кабуто! Как он ненавидел этого человека. На самом деле, он ненавидел всех в этой дыре. Он даже ненавидел дыру, в которой жил. Больше всего на свете… он ненавидел Орочимару. Нет, Итачи. Глаза Саске вспыхнули красным, его челюсть сжалась, а лоб нахмурился. Он ненавидел себя. Когда он скользил по коридорам, все живое избегало его. Его ненависть была почти осязаемой. Это исходило от него, как черное облако… заряженное молнией. Молния действительно была там, кудахча вокруг его фигуры, вылетая из его тела и оставляя заряженное покалывание в воздухе. Саске наблюдал за энергией, которая исходила от него, и знал, что его необузданные эмоции запускали ее. Он научится контролировать его, заставит подчиняться своим желаниям. Размышляя о контроле над своей чакрой, он на самом деле не думал о том, куда ведут его ноги. Когда он, наконец, добрался до места назначения, Саске не удивился, обнаружив себя в тренировочном зале. Он не мог придумать лучшего способа очистить свой разум, чем с помощью дополнительной тренировки. Каждая унция его энергии была вложена в часы яростных тренировок. Освещение потрескивало по земле, вспыхивая от ярости, когда Саске быстро практиковался в каждом дзюцу, которое он знал. Ему было все равно, что его мышцы кричали в агонии. Ему было все равно, что его кожа гудела от онемения. Ему было все равно, что соленая вода стекала по его лицу. Все, что имело значение, — это совершенство. Все, что имело значение, — это его цель. Его пальцы болели, когда он сформировал еще один сигнал рукой. Обезьяна, дракон, крыса, птица, бык, змея, собака, тигр, бык, кролик, обезьяна… Ничего. Ничего не произошло. Молния на земле погасла, и колени Саске подогнулись. Когда он сел у стены, закрыв глаза, он почувствовал, как вся боль пронзила его. Его тело болело до такой степени, что он не мог пошевелиться, кожу покалывало, как будто на нее напали иглы, а в голове все еще бушевали эмоции, которые он хотел игнорировать. А теперь… у него осталось самое минимальное количество чакры, чтобы выжить. Вся энергия ушла. Его охватило непреодолимое желание уснуть. Его сны были бесцельными и несфокусированными, просто образами и звуками. Это не имело смысла для его измученного ума, и, возможно, это было к лучшему. Его тело омолодилось, и напряжение в коже ослабло… боль в его мышцах… он будет напряжен в течение следующих нескольких дней. Когда он проснулся, он знал, что уже стемнело. Он проспал весь день. Он почувствовал небольшое облегчение от этой мысли, так как знал, что Орочимару позже отчитает его за лень. Саске сумел подняться на ноги, хотя мышцы сопротивлялись ему, и направился к своим коридорам. Долгая мучительная прогулка обратно в свою комнату только позволила его тревожным мыслям вернуться в его сознание. Он хотел медитировать, но его беспокойный разум кипел и кипел от ярости, заставляя его снова нахмуриться. Оказавшись в своей комнате, он захлопнул дверь и закричал. Он несколько раз ударил кулаками по каменным стенам, пока кожа на костяшках пальцев не треснула. Боль была приятной. Тепло крови, стекающей по его пальцам, нервировало. Это было как напоминание о том, что на его руках была кровь… его брата. Пока, конечно, нет, но достаточно скоро. В порыве ярости и рычания Саске ломал каждый предмет в поле зрения. Он перевернул кровать и выдвинул ящики стола, отчего пергамент полетел. Свитки Сакуры валялись на полу. Это заставило его остановиться. Он соскользнул на пол и вздохнул. Он знал, почему был так зол… но отказался дать ему название. Он отказался признать это. Он отказался признаться, что сожалеет об уходе. Он отрицал свои чувства. Он отбросил это в сторону и похоронил все мысли, которые сопровождали этот день. Он встал и начал приводить в порядок свою комнату, расставляя все по своим местам. Наконец, он подошел к свиткам. Он обмотал бинтами костяшки пальцев, вытирая кровь, а затем потянулся за письмами. Он взял их и осторожно положил обратно в ящик стола. Он бросил последний взгляд, прежде чем закрыть их, чтобы снова забыть.