Один

Он сел рядом с ней. Он был близко, но не настолько, чтобы их тела соприкасались. Она чувствовала исходящее от него тепло, не лихорадочный жар, а свидетельство того, что он жив. Хотя ее сердце трепетало от тревоги, она никогда еще не чувствовала себя так комфортно. Тишина ее не беспокоила, она к ней привыкла. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, румянец окрасил ее лицо, когда она изучала его. Он сидел, положив руки на колени, и, подняв голову к небу, смотрел на звезды. Его волосы цвета воронова крыла спадали по бокам лица, открывая красивое лицо, обычно скрытое в тени. Его угольно-черные глаза были ненормально довольными, когда он смотрел в небо. Черты его лица были такими резкими и привлекательными. Она почувствовала, что ее тянет к нему, и вскоре позволила своей голове опуститься ему на плечо. Он посмотрел на нее, его глаза сверлили ее… не недобрым взглядом, а скорее вопросительно. Именно тогда она поняла, что он слишком молод. Его щеки все еще были округлыми, как у ребенка. Тринадцать… ему было тринадцать, когда она видела его в последний раз. Глаза Сакуры открылись. Ее пятнадцатилетние глаза. Это был всего лишь сон. Она вздохнула. Это был чудесный сон. Она нерешительно опустила ноги на холодный пол. Встав, она прошла в ванную и ополоснула лицо холодной водой. Прижав к лицу плюшевое полотенце, она посмотрела в зеркало. Ее лицо больше не было таким, как у тринадцатилетней девочки, которую оставили на скамейке. Ребенок почти полностью исчез, его заменила женщина. Ее глаза были не такими большими, они были более угловатыми и искрились опытом… и печалью. Ее губы были полнее, а лицо немного тоньше. Ее тело тоже изменилось. Она была немного выше, намного сильнее, и теперь у нее были изгибы, которых раньше не было. Отражаясь в зеркале, она заметила фотографию команды 7 в рамке на своем комоде. Она была почти шокирована осознанием того, насколько сильно выросла. Раньше она этого не замечала, но теперь ей казалось, что, глядя на свое отражение в зеркале, она смотрит на незнакомку. Это было странное ощущение. Если она когда-нибудь снова увидит Саске… узнает ли он ее? Она рассмеялась, конечно, он бы узнал. У какой еще куноичи были розовые волосы и нефритово-зеленые глаза? Конечно, он узнает ее… Но будет ли он потрясен, увидев, что она выросла… что она изменилась? Насколько сильно изменился Саске? Ему тоже было бы пятнадцать. Не тот тринадцатилетний мальчик из ее снов. Будет ли он пойман в неловком переходе между мальчиком и мужчиной? Стал бы его голос к этому времени надтреснутым и глубоким? Она снова рассмеялась. У Саске всегда был неестественно низкий голос. Успокаивающий голос… идеальный голос. Конечно, он не мог сильно отличаться от самого себя в молодости… но всегда была возможность. Возможно, он выбрал бы новую прическу, возможно, более короткий и плоский стиль. Или, может быть, у него выросли волосы на лице… она даже представить себе не могла. Саске, он побрился? Она покраснела перед своим отражением из-за мыслей, промелькнувших у нее в голове. Все всегда говорили ей, что так будет легче. Она забудет и пойдет дальше. Саске был всего лишь ее первым увлечением, ее первой любовью; будут и другие… много других. Вот что ей сказали. Она была так молода, что размышлять о том, чего никогда не было, означало бы разрушить все возможности для нее найти настоящую любовь. Настоящая любовь. Кто мог сказать, что то, что она чувствовала, не было настоящей любовью? Что она все еще чувствовала. Кто мог сказать ей, что такое настоящая любовь? Она так много отдала для него… Она всегда была рядом. Да, он был тем, кто защищал ее… Но она была той, кто заботился о нем, когда он был в больнице. Она тратила все свое время на тренировки, чтобы пойти и спасти его. Настанет ее очередь. Она отдала бы свою жизнь, чтобы увидеть, как он вернется в Коноху. Если бы это не было любовью… что было? Это было больше, чем просто желание быть с ним в романтических отношениях. Так все начиналось, когда она была молода и эгоистична… Но теперь в этом было гораздо больше. Она желала ему благополучия, его счастья; она хотела, чтобы он вышел из окружавшей его тьмы. Все говорили, что так будет легче. Это становилось все труднее. Все говорили, что она будет двигаться дальше. Но она любила его. Да, он исчез из ее жизни… но она найдет его снова. И не важно, насколько он постарел, она все равно узнает его. Неважно, как сильно они оба изменились, они все еще оставались прежними. Она подошла к столу и вытащила кусок пергамента, знакомую ручку и чернила. Она начала писать письмо. Сколько она написала? Много. В знак любви к нему. Он никогда не забудет ее.

~.~.~

Саске впился взглядом в ястреба, приземлившегося рядом с ним. Машинально он взял у него свиток и смотрел, как тот улетает. Это стало обычным делом. Ястреб знал, что он не собирается отправлять ответное сообщение, поэтому он никогда не задерживался дольше, чем требовалось Саске, чтобы забрать письмо. А Саске никогда не читал писем, он просто клал их в коробку вместе со всеми остальными. Да, в коробку, потому что теперь свитков было так много, что все они не помещались в ящике его стола. Коробка была нежно помечена как «раздражающая» и спрятана под его кроватью. К счастью, они не меняли укрытия почти полгода… Но если бы когда-нибудь возникла необходимость, Саске мог легко использовать транспортное дзюцу, чтобы переместить коробку. Почему он думал о таких вещах, он не совсем понимал. Он просто знал, что не сможет избавиться от писем. Если бы их нашли…        Конечно, он всегда мог их сжечь. Но у него никогда не возникало соблазна сделать что-то подобное. Письма не волновали его настолько, чтобы избавиться от них. На самом деле, иногда, когда он чувствовал себя особенно ворчливым, Саске вытаскивал коробку из-под кровати и… смотрел на нее. Он никогда не открывал ее и не вынимал никаких писем, но просто вид «раздражающей коробки» успокоил его. И когда ему становилось слишком неловко от того, что это может означать, Саске запихивал коробку обратно под кровать. В последнее время он часто смотрел на коробку. Он знал почему. Время приближалось… Орочимару скоро понадобится его новое тело.        Саске сел на самых высоких ветвях дерева. Он снова обдумал свой план. Играть послушного ученика становилось все труднее. Особенно трудно было изображать уважение. Он больше никогда не спарринговал с Орочимару, его учитель слабел с каждым днем. Саске задавался вопросом, сколькому еще он сможет научиться у этого змееподобного человека. Он задавался вопросом, как долго он сможет притворяться, насколько ближе он сможет подойти к пределу. Он вздохнул и уставился на звезды. Скоро, очень скоро он отправится к Итачи.        Его пальцы играли с теперь уже трескающимся краем свитка. Она расстегнулась и выкатилась на колени Саске. Он посмотрел вниз, почти удивляясь самому себе. Но он не мог не прочитать свиток, когда его шаринган активировался. Саске,        Иногда я задаюсь вопросом, читаешь ли ты еще мои письма. Я надеюсь, что это так. — Тц. — Иронично, что это будет ее вступительная фраза. Мне приснился странный сон. Мы смотрели на звезды— Кончики ушей Саске покраснели, когда он читал. Это письмо уже действовало на нервы. — и когда ты посмотрел на меня, твое лицо было точно таким же, как когда… как тогда, когда тебе было тринадцать. Именно так, как я помню. Но тебе уже не тринадцать. И мне уже не тринадцать. Все, безусловно, изменилось… много. Я уверена, что если бы ты просмотрел каждое из моих писем, ты бы увидел, как много ты пропустил… и как много тебя пропустили. Прямо сейчас, больше всего на свете, я хочу знать, как ты изменился. Хотела бы я представить твое лицо таким, какое оно сейчас. Но я не могу. Когда я думаю о тебе, все, что я вижу, — это тот тринадцатилетний мальчик. Ты помнишь меня только тринадцатилетней девочкой? Я думала, что с тобой может быть то же самое… поэтому я подумала, что ты захочешь посмотреть фотографию. Он поднял фотографию, но заколебался, прежде чем перевернуть ее, чтобы увидеть изображение. У него перехватило дыхание. Сакура была довольно…        Она выглядела счастливой. Боль наполнила его грудь, и ему потребовалось мгновение, чтобы избавиться от этого напряженного чувства. Она. Смотрелась. Счастливой. Была ли она действительно счастлива без него? Ее письма говорили бы об обратном… но эта фотография излучала солнечный свет, исходящий от ее улыбки. Ее заразительная улыбка. У нее всегда была потрясающая улыбка. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы оторвать взгляд от фотографии и дочитать письмо до конца. Я знаю, что это долгий путь… но я надеялась, что ты ответишь мне тем же и пришлешь свою фотографию. Конечно нет. Ты не будешь писать в ответ. Ты никогда этого не делаешь. Но я почувствовала себя немного лучше, спросив.        Я не могу дождаться того дня, когда снова увижу твое лицо, я просто надеюсь, что это будет счастливое воссоединение… В любом случае. Мне показалось, что у тебя могут возникнуть те же вопросы, и я подумала, что ты хотел бы получить фотографию.        Будь осторожен, Саске.        Я скучаю по тебе,        Сакура Когда он прочитал заключение, то же самое незнакомое напряжение наполнило его грудь. Когда Сакура перестала включать строчку «вся моя любовь, всегда»? Что это значит? Неужели она больше не любит его? Если так… Она обманула его. Гнев наполнил его. Она солгала.