Shadow of spilled blood

Много-много лет назад, когда процент плотности населения упал и забрался на самый пик смертности, президент Московской провинции решил наконец сложить оружие перед Иркутской республикой. Причиной военного конфликта был перехват поставщиков зёрен на юго-восточных границах. Правитель тогда был особо взбешён — сын отказался от наследства и уехал в глухую деревню — и поэтому незамедлительно объявил своё это во всеуслышание. Отловил перехватчиков и казнил на Красной площади прилюдно. Иркуты мгновенно приняли меры и объявили войну. Конфронтация* длилась шесть лет. Она была жестокой и кровопролитной, никто никого не щадил. Убивали всех. Женщин, пожилых и детей. Расстреливали в яме или на площади, заживо сжигали вместе с деревнями, вырезали города. Эти года окрасились кровью с ошмётками человеческой плоти. Большая половина населения была в срочном порядке отправлена на фронт, ещё четверть попала под горячую руку ужасных битв. Гнев президента отступил, стоило ему узнать о гибели сына. Его сожжённый и изуродованный труп кинули прямо в главный зал. По идеи, в России, все с искренней ненавистью убивали и издевались за своих детей. Но система дала сбой, страна распалась уже давно и старики долго негодовали, пока не были убиты, защищая своё потомство. Теперь здесь каждый сам за себя. Это отрезвило, затуманенный пеленой отвращения, разум правителя. Он, наконец, открыл глаза, но к сожалению, не надолго. Управляющий республикой отозвал Московские войска и извинился перед правительством Иркутии. Провинция стремительно восстанавливалсь, но времени, данное гражданам, было критически мало. И вот уже восьмой месяц пошёл как все спокойно живут и в честь этого было решено устроить грандиозное празднество. Дату установили на восемнадцатое сентября. И вот этот день настал. Кругом длинные столы усыпанные различным выбором блюд. Нарядные девушки и дети кружились в хороводе, громко хохоча. Старики счастливо сидели на лавочках, попивая свежие, только сваренные компоты. Мужики ушли в пляс со своими дамами, сказочно кружа суженную вокруг себя. На великую площадь сошлась чуть ли не вся столица! Ну, или то, что от неё осталось. София Шейд — красивая и очень добрая женщина. У неё были мягкие, волнистые, русые волосы и выразительные, небесно-голубые глаза. Щёки всегда горели здоровым румянцем, а розоватые губы были ухоженными. София была высокой и стройной с хорошими формами. Женщина родилась и прожила всю свою жизнь в Московской области, в Подольске. Там же встретилась с Иваном и родила двоих детей, сына и дочку. Мужчина души в жене не чаял, во всем прекрасно справлялась и не наседала с глупыми просьбами. В то время, пепельноволосый занимал довольно высокую должность — подполковник третьего полка второй дивизии. Безусловно, это отлично, но платили гроши. Семья жила в доме покойных родителей Софии, в, всё том же, Подольске. Женщине было известно о подходящем грандиозном празднике, что, как совпало, выпал на канун дня рождения её дочери* и она решила порадовать дитя. Алиса и Антон — брат и сестра. Мальчик родился на четыре с половиной года раньше, чем младшая. Любил дурачиться и играть в догонялки с дворовыми детьми. От матери он унаследовал прекрасные небесные очи, отзывчивость и очарование, а от отца пепельные волосы и буйный характер. А вот Алиса внешностью полностью пошла в отца, те же волосы, те же серые глазёнки, за исключением фигуры и аккуратной формой носика. Но с дочерью случилось всё наоборот. Характером полностью пошла в мать. Алиса была милой и застенчивой девочкой. Очень по душе ей были пастельно-голубые платья. Говорила, что хочет хоть чем-то быть похожей на маму и брата. И вот этот день наступил, София вместе в двумя детьми приехали на площадь столицы и мгновенно слились с толпой. Женщина показывала и рассказывала обо всём, что было ей известно. Они купили маленькие леденцы в виде петушков на палочке и счастливо гуляли по всё ещё зелёным аллеям, сильнее закутываясь в шарф от северного ветра. Алиса бегала по окрестностям с рвением унять свой интерес, а Антон ходил за ней, недовольно фыркая, но долг старшего брата не оставил. София присела на лавочку и подозвала к себе детей, делясь с ними водой. Внезапно, стены зданий сотрясло взрывом, а вскоре послышались звуки непрерывных выстрелов и перепуганные крики людей. В момент, все куда-то ломанулись, создавая жуткую толкучку. Дети ревели, взрослые в панике кричали. Второй залп, по людям вновь открыли огонь. Труп мужчины с тремя дырками в груди и двумя в голове повалился прямо на Алису. Девочка прибывала в сильнейшем ступоре, смотря нечитаемым взглядом на только что живого мужчину, не моргая. София кричала вся в слезах, пытаясь найти своих детей. Неожиданно, кто-то схватил девочку за руку и вытянул из этого состояния, с силой потянув в сторону, куда бежали все люди. Это был Антон. Он тихо плакал, придерживаясь за своё окровавленное бедро, и прихрамывал, стараясь вывести младшую сестру из этого ужаса. Вновь раздался залп и предсмертные крики людей. Воспользовавшись этим манёвром, дети проскочили в узкий переулок и спрятались за большим чёрным мусорным баком. Шок отошёл и Алиса залилась слезами, безудержно всхлипывая. Тело покрыло мурашками, волосы встали дыбом от паники, руки заметно дрожали, рот пытался словить всё больше и больше кислорода, заставляя чаще дышать, с языка слетало что-то нечленообразное. — Лис… Алис., — пытался дозваться до девочки Антон, потрясывая за плечи. — М-м-мне с-с-ст-тр-стра-ашн-о, — заикаясь и задыхаясь, сказала Алиса, продолжая реветь и чуть ли не кричать от нахлынувших эмоций. — Л-Лис! Это я! Я Тоша! Эй, всё закончилось. Посмотри на меня, — голубоглазый прижал сестру к себе, поглаживая по вздрагивающей спине такой же дрожащей рукой. Девочка подняла свои заплаканные, красные глаза, продолжая истерично дышать. — Слушай, сейчас ты спрячешься, хорошо? Я пойду посмотрю, где мама, а ты сиди тихо и не высовывайся, пока за тобой не придут. Это буду либо я, либо дяденьки в форме. У них вот здесь наш флаг пришит. Если его нет, беги быстро и без оглядки, поняла? — А-а-а т-ты? Т-Тоша-а, как я-я в-верн-нусь д-д-дом-мой? — Найди тех дедь и скажи, что ты дочь своего отца, хорошо? — Х-Хорошо. — Отлично. Потерпи ещё немного, скоро всё закончится… — прошептал мальчик и, чмокнув сестру в лобик, закрыл крышку бака. Послышались удаляющиеся шаги. Прошёл час. Прошло два. Пять. День. Всё стихло, но она продолжала сидеть, преданно ожидая брата. Но он так и не пришёл. Прошли сутки. Алиса решила осторожно выглянуть и осмотреться. Она выбралась из бака, настороженно шагая вдоль стены к выходу из переулка. Девочка ахнула и, прижав руку ко рту, вновь залилась слезами. Вся площадь окрасилась в алый цвет. Буквально на каждом шагу лежали изуродованные трупы, а вокруг них их внутренности и лужи крови. Вон там женщина лежит, в прямом смысле на ней лица нет, сплошное кровавое месиво. А там валяется чья-то оторванная нога, от которой уже несёт гнильцой. Повернув голову вправо, Алиса увидела горящий Кремль, Храм Василия Баженова взорвало изнутри. Подле достопримечательностей, лежали кучи сожжённых людей. Проигнорировав рвотные позывы, она зажмурилась и бросилась бежать, совершенно не смотря на дорогу — намеренно жмурит глаза. Она спотыкается и падает в мокрую лужу, под руками что-то хлюпает. Шейд рефлекторно распахивает глаза и видит холодно лицо своей матери. Глаза широко открыты, они стеклянные, мутные, потеряли свой живой блеск, лишь, всмотревшись, в самой глубине можно разглядеть весь кошмар, который она испытала перед смертью. На её бледной щеке высохли слёзы, а из приоткрытого рта ручьём идёт кровь. Живот вспорот и выпотрошен. Желудок, печень, кишки, почки. Всё это разбросано в диаметре трёх метров от неё. Не описать то отчаяние, что испытала Алиса. Она залилась горькими слезами и протянула руку к сероватой коже. Девочка коснётся тощей, холодной руки матери. Коснётся, в последний раз. Она ревёт на взрыд, мёртвой хваткой сжимая уже почерневшее запястье. Сероглазая нежно обнимает голову матери, сильнее прижимая её к своей груди. Она уже вся, с ног до головы, пропитана её кровью. Тишину «мёртвой площади» прорезал девичий, полный отчаянья и боли, крик. Она кричала, что есть мочи. Слёзы градом падали на лицо убитой Софии, размывая следы крови на расслабленном лице. Алиса бьётся в истерике, не видит ничего, лишь размытый образ изуродованной мамы. Трупы слышали эти рыдания, эти крики, эту боль. Слышали до тех пор, пока девочка не свалилась без чувств, упав под бок зверски убитой матери.