***
Воронеж. Несколько недель назад… — Ай, бл... — Антон поднимается на ноги, отряхиваясь и потирая ушибленные места, — твою мать, чуть не сдох… Совсем близко раздаются звуки сирен. Парень машинально оборачивается на них, замечая поодаль каких-то зевак у машины реанимации. Вдруг среди них Антон находит Арсения: тот присел на корточки и поднял с земли пачку сигарет. — Арс! Как хорошо, что ты здесь! — парень подбегает к мужчине, глупо улыбаясь, — не поверишь, я как раз шёл домой. О, ты нашёл мои… — Шастун прервался, всматриваясь в лицо учителя. Мрачное, полное тревоги и совершенно отрешенное. — сигареты… — Арс, что с тобой? Всё хорошо? Нехорошо. Совсем не хорошо. Антон следует за молчаливым мужчиной, пытаясь понять, что же так встревожило Попова. — Арс, пойдём домой… Нам ведь уже скоро выезжать… — тише произносит парень, пытаясь остановить учителя, но тот не замечая парнишку упорно идёт вперёд на ватных ногах. — Да что там случилось-то… — Жалко, такой юный… — Мужчина, что вы здесь делаете? Антон натыкается взглядом на такую же, как у него толстовку на неподвижном сломанном теле. Щурится. Ужасается. Это он. — Он мёртв? — К сожалению. И он мёртв. В один миг чувство неимоверного ужаса, воспоминания неимоверной боли и звук неимоверно глухого удара о землю соединяются в голове Антона. Он забывает как дышать. Весь мир вдруг потерял цвета, а многоэтажки, люди, мигалки реанимации и моросящий дождь — всё в один миг молниеносно завертелось вокруг парня, превращаясь в неконтролируемый хаос, сдавливающий медными кольцами грудную клетку, лишая её возможности сделать хотя бы вдох. Антон хватается за горло, за волосы, за рот, падая на колени от подкосившихся ног и захлебнувшись одышкой, из последних сил выдавливает из себя ужасающий вопль, разрывая глотку и сплёвывая застоявшуюся во рту кровь. — Не может быть! Не может быть! Арс! А-арс! Скажи, что это неправда! АРС!!! — заливаясь истошным воплем, Антон тщетно пытается схватиться за учителя, его одежду, старается обвить его ноги, наглаживая бёдра. Руки тонут, проходят сквозь тело, не цепляясь ни за что, этим ещё больше уничтожая уже умершего парня. — Забери меня отсюда! Умоляю, забери меня отсюда, Арс! Я не хочу! Не хочу! НЕ ХОЧУ!!! — Шаст бился в истерике, не поднимаясь на ноги, в какой-то момент заметив, как белая, будто бы снежная простыня накрывает тело с головой. В этот момент накрывает и Антона. — Я не хочу… Не хочу… Не хочу… — всё тише и тише проговаривает призрак, не смыкая глаз наблюдая, как дверца реанимации захлопывается, и машина уносится прочь. — Не хочу… Не хочу… Полные ужаса красные глаза не смыкаясь провожают исчезающий вдали автомобиль с мигалками. Антон сидит на коленях на холодной земле, беспомощно уронив вмиг потяжелевшие руки. Не в силах пошевелиться. — Арс… — жалобно заскулил Антон, а затем, вцепившись мёртвой хваткой в волосы, выкрикнул имя любимого соседа из квартиры напротив, что есть мочи, запрокидывая голову, разрывая голосовые связки и вкладывая в этот крик всё отчаяние и боль, из которых он сам сейчас состоял, — А-А-А-А-АРС!!! А-а-а-а-а-а-а!!! Антону больше не больно.***
Санкт-Петербург. Наши дни. Антону больнее, чем когда бы то ни было. Какая ирония. Парень встаёт на ноги, чуть пошатываясь. Помутневший взгляд падает на разбитое зеркало. Парень словно на автомате приближается к своему разбитому отражению. Парень вспоминает своё разбитое тело. В какой-то момент в голове Антона происходит осознание: «Я. Разбил. Зеркало. Я!». Улыбнувшись краешком губ своему отражению, Шаст подумал о том, что если больше пытаться, то можно влиять на этот мир прямиком из потустороннего. А значит подарить себе диалог с Арсением, в котором они скажут друг другу то, что не успели. И хотя где-то в глубине парящей души Антон знал, что мёртвым не место в мире живых, он бы очень хотел остаться с ним рядом. Остаться со своим любимым соседом из квартиры напротив. Собравшись с мыслями, парень вышел из комнаты, отправившись на поиски Арсения. Мужчина оказался на кухне, отрешенно макающий чайный пакетик в кружку с кипятком. Чёрный чай действительно делался чёрным. Из дум учителя вырвал телефонный звонок. Он медленно поднёс трубку к уху, предварительно нажав «принять вызов». — Да… — совершенно сухим и безжизненным голосом бросил в трубку, — Мам… У Антона защемило внутри. Кольнуло, словно шилом в сердце. «Мама…». Он не попрощался с ней. Он, кажется, вовсе не думал о том, как она. И теперь он чувствовал за это горькую вину. Да, она была далеко не идеальной матерью для него. Но он всё равно любил её самой настоящей детской любовью. Переживал за ЕЁ состояние, бросался на ЕЁ защиту, прощал за ЕЁ ошибки. Хотел стать хорошим сыном, получить образование, найти престижную работу, забрать её с собой в Питер. Кто знает, может, однажды она бы обращалась к Арсению с приставкой «пидор» как к зятю, или кем бы он для неё там стал. Увы. Задумавшись, Антон пропустил половину телефонного разговора, хоть он и так оказался не долгим. — Я приеду. Да. Пока. — Попов завершил вызов, бросая телефон на стол, а взгляд на пол у раковины. Увидел засохшие пятнышки крови, а затем вспомнил о своём порезе на руке. Почти беззвучно вздохнув, мужчина подходит к раковине, хватая мокрую тряпку, и присаживается на корточки, задерживая руку над самым большим пятном. С тряпки начинает капать вода, но Арс не отводит её, внимательно изучая самый настоящий след от чьего-то ботинка. Узоры, оставшиеся от подошвы. Немного смазанный, но вполне различимый протектор. Обычно Попов носил дома тапочки, в последнее время вовсе расхаживая босиком и практически не покидая стен квартиры. Поэтому своеобразный кровавый след его явно удивил. — Я не схожу с ума. Я не схожу с ума. — твердил мужчина, пока шёл в коридор за единственной парой уличных ботинок. Вернувшись и сравнив узор на подошве с отпечатков на полу, Арсений опешил и заключил итоговое: — Я сошёл с ума. Отпечаток не его. Даже отдалённо не похож. — Антон! — внезапно позвал Арсений, и Шаст даже вздрогнул от неожиданности и испуга, моментально растеряв все мысли. — Ты ведь здесь, да? — Д-да… — не сразу отвечает парень, не зная, услышат ли его. Снова. — Я определённо сошёл с ума… — Попов дрожащей рукой хватает телефон со стола и включает камеру, делая несколько снимков засохшего следа. — Если это чей-то идиотский розыгрыш, я точно застрелюсь… Учитель вскакивает с места, убегает в комнату и начинает греметь вещами: кажется, под раздачу попали ящики. Всё ещё не понимая, что происходит, Антон подходит ближе к кровавому следу, задирая ногу и поднеся к себе так, чтобы разглядеть протектор. «Чёрт разберёт теперь…». Парень не был прозрачным призраком, у него не было хвоста, как у Джина из лампы, не было туманного следа за собой и не было возможности изменить свой посмертный образ. Общий вид сохранялся, не голый, и на том спасибо. Однако какие-то детали разглядеть было почти невозможно. Антон не думал о том, что со временем он сотрётся с лица земли, словно ластиком, исчезнет, растворится в воздухе, рассыпется в пепел. Сейчас он думал о том, что выражение «на том свете отоспимся» полная ерунда. Какой уж тут сон, если мирская суета даже в одинокой серой Питерской квартире застала его врасплох. Но сопротивляться этому ни духовных, ни уж тем более физических сил не было. Арс выбежал в коридор уже собранный, звеня ключами и набирая трясущимися пальцами недавний номер. — Я не приеду, мам. Я в Воронеж.