Жизнь после

Вечерело. Антон всё сидел на качелях с Лерой, они будто бы старые друзья, рассказывали друг другу истории из своих жизней, смеялись и грустили. Думали. Молчали. — Лер, а можно задать ещё вопрос? — прервал очередное молчание Шаст, вставая с качелей и поворачиваясь к девушке лицом. — Уже задал. Но ладно, можно. — У меня почему-то складывается впечатление, что я давно тебя знаю. Мы вряд ли пересекались с тобой в жизни, я бы это запомнил. Но такое ощущение… — Всё куда проще, чем ты думаешь. — девушка отвечала спокойно и без злобы, положив руки на качели по бокам от себя и болтая ногами. — Ты ужасно одинок, Антон. Сколько времени прошло с твоей смерти? Меньше месяца. И ты всё это время ни с кем толком не разговаривал. Поэтому сейчас тебе кажется так. Лера попала в точку. Сходить с ума от того, что ты не можешь быть услышан — убивающе. Одиночество пожирает, ведь слова ничего не стоят. Что вообще значит человеческое слово? Если бы оно было не нужно и в словах не было бы необходимости, то жизнь протекала бы молча. Ни сигналов, ни музыки, ни грохотов, ни шорохов… Ни любых других шумов. Стала бы жизнь спокойнее? Вряд ли. А вот стала бы бессмысленной? Вероятно. Однако каждый звук имеет цену, лишь пока он кем-то услышан. В этом его смысл. Антон отошёл на пару шагов назад, задумавшись. — Ты… Ты ведь молчала гораздо дольше меня, как не сошла с ума? — Это второй вопрос. — Лера склонила голову на бок, подняв глаза. — В молчании есть свои плюсы. Начинаешь по-настоящему ценить слова. — девушка вдруг взглянула куда-то за Шаста, на что парень заинтересовано развернулся и… …почувствовал его. Жгло неимоверно, словно электрический ток в 1000 ампер разлился по телу любовью, тоской, теплом, печалью, трепетом, виной, сожалением, угрызением, болью, болью, болью. Арсений, не замечая того, прошёл сквозь переставшего дышать, замеревшего Антона. Каждой клеточкой живого тела касаясь призрачной души, вызывая жжение, покалывание и… умиротворение. Душа вдруг словно вновь обрела собственное тело. Расслабила разум. Приобрела своё тепло. Но стоило его обрести, чтобы вмиг потерять ощущения заполненной пустоты и стать вновь безжизненным. Мёртвым. Антон упал на колени, раскинув руки, а затем сжался, сложил кулаки на груди и завалился набок. — Как больно… — еле слышно выдавил из себя парень, обнимая себя руками. — Что с тобой? — Лера обеспокоенно пала рядом, положа руки на лицо Антона и повернув его на себя. — Что случилось? Разве ты не проходил сквозь людей хотя бы из интереса? — Нет. Это неприятно… — парень перевернулся на спину, сжав запястье девушки одной рукой. — Через меня проходили, ощущение такое себе… — Какие вы нежные, — саркастично улыбнулась Лера видя, что Шаста уже отпускает. — Сейчас тоже было неприятно? — Нет… — Антон поднялся на локти, спрятав лицо под раскрытой ладонью, — Это что-то другое, как бы объяснить… Вроде неприятно, а вроде так… — парень запнулся, не подобрав точное слово, чтобы описать свои чувства. — Это… так… необходимо… — Вряд ли я пойму тебя сейчас, приди в себя для начала. — Лера положила руку на голову паренька, слегка поглаживая. — Нет, стой, стой, мне нужно за Арсом… — тяжело дыша Шаст убрал руку девушки, пытаясь вскочить на ноги, хоть и безуспешно. — Он уйдёт сейчас снова, мне нельзя без него… — Дурашка. Тебе нельзя не БЕЗ него, а С ним. — обречённо выдохнула Лера, выпуская парня из своих рук. — Позже поймёшь, не обижайся. — Что? Прости, я не… не могу сообразить… — Антон всё же поднялся, пытаясь отыскать взглядом мужчину среди подъездов. — Мне нужно идти к нему, Лер… Прости… — Иди уже. Захочешь поболтать, я здесь. — девушка вернулась на качели, обхватив те руками и, оттолкнувшись ногами от земли, качнулась. Антон не отреагировал и не прощаясь поплёлся за учителем, который так вовремя открывал дверь подъезда. Арсений словно ждал его. Совсем не торопясь поднимался по ступенькам, сжимая в руке небольшой пакет с продуктами, а вторую пряча в карман куртки. Медленно передвигал ногами, словно в них были встроены тяжёлые гири. Бледное лицо, опущенное вниз, не выражало никаких эмоций. Замок звонко щёлкнул, пропуская хозяина внутрь квартиры. На этот раз, мужчина не нагибаясь снял с себя обувь, а куртку небрежно откинул на тумбочку. Шаркая ногами, Арсений поплёлся в ванную, оставив пакет в коридоре на полу. «Ну хоть поешь нормально в коем-то веке…» — думал Шаст, пытаясь разглядеть покупки мужчины. Через пару минут тот вышел из ванной комнаты и, схватив пакет, устроился на кухне за столом. — Сыграем в «Я никогда не», Тош? — выпалил учитель, доставая бутылку белого рома и пару рюмок. — Ты с ума сошёл, Арс? Ты собираешься нормально есть вообще? — Антон возмущённо развёл руками, чувствуя нарастающую отчего-то злость. — Я начну, если ты не против. Я никогда не был так одинок, как сейчас… — рюмка наполнилась до краёв, а затем в момент стала пустой. — Я никогда не хотел возвращаться сюда, — вторая рюмка проделала прежний маршрут. — Я никогда не любил Воронеж. Хотя… здесь я повстречал тебя и полюбил, поэтому не считается… — говорил сам с собой Арсений, отставляя бутылку подальше. Антон молча и совершенно беспомощно наблюдал за учителем, вспоминая эту их игру ещё при жизни. Вероятно, именно она в какой-то момент сблизила их, позволяя в рамках правил поделиться чем-то сокровенным и подтолкнуть к прощению парня. Он бы с удовольствием сейчас осушил рюмку вместе с Арсом и без всяких игр, но не мог. Как бы сильно не хотел, одного желания было недостаточно. Его в принципе никогда не достаточно. Любое желание так им и остаётся, если не подкрепить его действиями. И Антон мог бы попробовать, но в силах было лишь сидеть на месте, наблюдая за тем, как учитель опрокидывает в себя очередную рюмку. Внезапно на кухне повисла гробовая тишина. Казалось, мужчина вовсе перестал дышать. Его рука дотянулась до бутылки и практически беззвучно наполнила сразу две рюмки. — Я… — начал Арсений совсем низким, будто выдернутым из самых чёрных глубин голосом, — никогда не прощу себе ту ночь… Выпивает, ударяя рюмкой о стол. Антон пугается глухого звука и напрягается. Сейчас последнее, о чём он переживал, так о той самой ночи. — Я… — всё тем же голосом, произносит Арс, хватая вторую рюмку, — никогда не прощу себе… твоё самоубийство… Если бы у Антона билось сердце, оно бы пропустило удар. Затем второй. Третий. Седьмой. Оно бы вовсе перестало биться, замерло, а затем раскололось на миллион кусков, затерявшихся во вселенной. Парень открыв рот медленно поднялся из-за стола. — Что ты говоришь… — прошептал Шаст, затем срываясь на крик: — Что ты такое говоришь?! Ты с ума сошёл! Как ты мог подумать, что я с… — ударил себя по лицу парень, хватаясь руками за рот. Арсений сидит пошатываясь, не поднимая глаз. Сознание уже мутнело, поэтому он лишь запустил руку себе в волосы, с силой сжимая их. — Ты подумал… Подумал, что я… С-сам… — шептал Антон, медленно опускаясь на стул напротив. — Арс… Парень вспомнил «ЛСП — Номера», свои неосторожные слова о самоубийстве, свой порез на руке, хоть и «подаренный» Славиком, свою заброшку, свою пачку «Ротмансов» и свой самый большой, стоящий собственной жизни, косяк. И камнем вниз, с крыши дома… Моросящий дождь. Громкий звук. Не звони, уже не доступны мои номера… Неловкое движение. Ржавый прут. Ты улыбнись, смочи горло колой… Треск. Страх. Крик. Удар. Конец. И сделай вид, будто никто не умирал… Сожаление. Сожаление. Сожаление. Он этого не хотел. Он всего лишь пришёл прощаться с прежней жизнью, а попрощался с жизнью вообще. Жалел ли он, что пошёл туда? Да. Жалел ли себя за свою глупость? Более того. Он ненавидел себя за это. Жалел ли он Арса? Он не знал. Не знал, можно ли испытывать жалость к человеку, которого так подвёл. Антон мечтал бы всё исправить, изменить судьбу. Он был бы осторожнее там, наверху. А ещё лучше — никогда бы не вернулся на то место ни для прощания, ни для заныканной пачки сигарет. Вытащил Антона из мыслей скрип стула, на котором сидел Арс. Мужчина неуклюже встал и, еле волоча за собой ноги, шёл в направлении спальни. Шаст помотал головой и вскочил, подбегая к учителю. Помощь не понадобилась, Арсений мешком упал на кровать и совсем немного поёрзал, находя более удобное положение: улёгся набок, сложив руки на груди. Отрубился быстро. Антон сделал несколько беззвучных шагов к другой стороне кровати. Неуверенно поставил на край одно колено, затем другое. Опёрся руками, встав на четвереньки. Подполз к Арсению, подтянувшись повыше. Тот уже вовсю сопел, оставив дрожащие слёзки в уголках глаз. Антон медленно коснулся щеки Арса призрачными пальцами, провёл от уха до подбородка, погладил скулу, дотронулся большим пальцем до губ, провёл по ним тоже. Второй рукой невесомо прошёлся по волосам учителя, нежно поглаживая их. Антон был уверен — Арс ничего не чувствует. — Почему ты подумал, что я сам, Арс? Разве я мог так поступить с тобой? Разве мог сам у себя забрать жизнь? — тихо и жалобно шептал парень, продолжая поглаживать мужчину. — Ни за что… Ты — моё самое большое сокровище, моё счастье. Разве я смог бы самостоятельно уничтожить это? А ты… Ты считаешь, что дело в той ночи, серьёзно? Да, если честно, я тебя так хотел, что давно простил тебе грубость, это и только. Я бы ни за что не сиганул с крыши, Арс, это несчастный случай… — голос Антона совсем пропал, поэтому последнее он произнёс одними губами: — несчастный случай… Антон никогда не чувствовал себя бОльшим мудаком, чем теперь. Антон никогда не сможет ничего исправить. Антон никогда не простит Арса за ту ночь и мысленно пропустит рюмку. Антон никогда не простит себе своё «самоубийство». Антон простит, если докажет Арсу, что это был несчастный случай. Шаст нагибается и касается губами виска Арса, затем его скулы, уголка губ. Кладёт свою руку на его, вкладывая в неё всё самое тёплое, что осталось в холодной душе. Он оставляет свой лоб покоиться напротив головы Арсения, и закрывает глаза. Ему думается о старом, о вкусе белого рома, о Славике, который всё ещё прав, о Лере, которая так внезапно попалась юнцу, об Арсе и себе. Нужно было придумать, как общаться с живыми, чтобы учитель узнал правду. Антон не хотел, чтобы тот, обвиняя себя, повторил его судьбу. Нельзя было этого допустить. Категорически нельзя. Но кто бы мог помочь, если на том свете ты не так давно и ещё толком не знаешь, как и что устроено здесь. Нужна была подсказка, и вот она прошибла голову призрака: «ЛЕРА. Она оттолкнулась ногами от земли, а качели закачались так, будто на них был живой ребёнок. Она точно шарит, нужно лишь найти её и попросить научить всему, что знает!» Улыбнувшись своим мыслям, Антон всё же погрузился в полудрёму, совершенно обессилев, но при этом крепко держа свою руку на руках посапывающего Арса.