Жизнь после

Воронеж. Несколько недель назад… Он не помнит, светило солнце или лил дождь в этот день, это неважно. Погода теперь вообще не так уж и важна. Да и какая разница, будь то жара, ветер или ливень — он уже не почувствует. Последнее, что он запомнил, так это холод земли, о которую ударился. А теперь он смотрит, как под этой самой холодной землёй скрывается деревянный гроб с его сломанным телом. Его сломанной жизнью. Антон не слышит ничьих всхлипов, рыданий, слов, шёпотов, дыханий. Ничего не слышит, кроме лязга металлических лопат, режущих сырую землю. А ещё стук комков этой земли, ударяющихся о крышку гроба. Громко. Очень. Фотографии на памятнике нет и не будет. А если и появится однажды, он на неё никогда не взглянет. Ни за что. Антон не верит, что он мёртв. Этого не может быть, это сон. Антон начинает сомневаться, когда не может заставить себя проснуться. Антон всё ещё надеется, что Арсений снова поцелует его, и этот кошмар закончится. Антон не просыпается. Кошмар оказывается явью. Кошмар только начинается. Воронеж. Наши дни… Скрежет вилки по тарелке вырывает парня из воспоминаний. Попов царапает прибором масляную поверхность, пытаясь поймать ускользающий кусочек яичницы. Шаст кладёт руки на стол перед собой, разглядывая на одной из них давно зажившее ранение. Перед глазами возникает образ Славика там, в подворотне с блестящим ножом. А потом этот Славка сменяется совсем другим: тем дядькой, во взгляде которого Антон видел сегодня что-то, чего эта чёрная, пропитая насквозь душа, содержать в себе не имеет права. Но себе парень не признается в том, что догадывается, что это может быть. Он ещё подумает. Арсений всё же ловит непослушный кусочек, закидывает его в рот и глотает, практически не жуя. Мужчина встаёт из-за стола и небрежно со звоном отставляет посуду в раковину, а сам уверенно идёт в сторону брошенного вчера пакета с продуктами. Антон с интересом наблюдает за ним, не вставая с места. К несквику так никто и не притронулся. «…будете страдать вы оба, Антон…» — проносятся в голове у Шаста слова Леры. «Ну хорошо, я просто скажу ему, что не прыгал специально, чтобы он успокоился». — Арс, не знаю, слышишь ли ты меня, но это был не суицид. Я бы никогда не сиганул с крыши, хоть и говорил об этом, но чёрт, Арс, кто в наше время не шутит о смерти, а? — парень складывает руки на груди, вопросительно глядя на учителя, который продолжает рыться в пакете. — Я бы никогда, Арс. Честное слово… Попов поднимает голову и на мгновение замирает. Антон тоже. Секунды абсолютной тишины, казалось, сейчас резали обоих. Но Арс молчание прервал, вновь шурша пакетом и доставая оттуда коробку конфет и… водку. — Только не говори мне, что опять будешь бухать… — вздохнул Шаст, качая головой. Учитель разложил другие продукты по холодильнику и быстрым шагом ушёл в ванную комнату. Антон медленно встал и поплёлся за мужчиной: «Чувствую себя грёбанным сталкером…». Эта комната целиком напоминала о событиях той ночи, когда парень чуть живой пытался оказать себе хоть какую-то помощь. Казалось, на стенках ванны, на полу и в раковине — везде до сих пор его кровь. В какой-то момент, Антон даже увидел ремень, на котором отпечатался ровный ряд зубов, которые когда-то с силой вгрызались в искусственную кожу, мешая боли в виде крика вырваться наружу. Однако, это был всего лишь мираж. Арсений умывался холодной водой, брызгая каплями по сторонам и не обращая на это внимания. Шастун стоял рядом, разглядывая себя в зеркале. «Удивительная штука, получается. Вот он я, спокойно видящий своё отражение. Вот он Арс, который тоже видит своё. А моё не видит. Забавно!» — Антон глупо улыбнулся, не понимая, что же его так позабавило. — Ты такой красивый… — произнёс парень, глядя на Арсения, такого мокрого и невыспавшегося. — Я не говорил, хотя… Я в принципе мало говорил. Думал, жизнь-то длинная, ещё успею надоесть тебе своими разговорами. А оно вон как, хех. У судьбы другие планы, оказалось. — Шаст вмиг погрустнел, отводя на мгновение взгляд, но возвращая обратно, — В общем, ты действительно очень красивый, Арс. Жаль, что при жизни я не успел тебе об этом сказать. Попов закрыл воду и поднял глаза: ему показалось, что он видит отражение мальчишки за собой. Оборачивается резко, но натыкается на пустоту. Тщательно осматривает комнату снова — безрезультатно. — Арс, ты не видишь меня, да? Не слышишь? — с капелькой надежды в голосе спрашивает Шаст. — Антон… — произносит мужчина, а парень замирает. — Я не уверен, что не свихнулся, но мне кажется, я тебя видел… Только что… Ты здесь? — Да! — парень подскочил к учителю и замаячил перед его голубыми глазами, однако они не реагировали. — Да как это работает? Шастун решил попробовать воздействовать на реальность, как учила его Лера. Выдохнул, собрался с мыслями, сосредоточился на кране — нужно было ударить снизу смеситель, чтобы потекла вода. Попытка. Ещё одна. Ещё. Мимо. И снова. — Ну давай же! — «сосредоточься не на предмете, а на том, что ты собираешься с ним сделать» говорила Лера. — Так, ну давай ещё, по-ти-хоньку, ак-ку-рат-но и… Есть! Наконец, смеситель поддался, и из крана тонкой струйкой побежала вода. Арсений повернулся на звук и слегка ухмыльнулся:  — Если я и сошёл с ума, то в твоей компании это даже приятно. Мужчина закрыл воду снова и уткнулся лицом в полотенце, а затем стремительно вышел из комнаты, что-то бубня под нос. — Тош, раз мы здесь, наведаемся-ка мы в гости к тебе… — Что? Зачем? — У твоей матери остались кое-какие вещи… — Подожди, Арс, ты слышишь меня? — … которые нам нужно забрать, чтобы кое-что проверить. — Твою мать… — выругался подросток, понимая, что его снова не слышат, однако произнеся: — Проверить следы моей обуви. — Проверить следы твоей обуви. — сказали они одновременно с Арсением, и это снова позабавило парня. «У дураков мысли схожи…» — улыбаясь подумал Антон, наблюдая за тем, как мужчина открывает шкаф в спальне. Арс не долго выбирая хватает чёрную рубашку и брюки, швыряя их на кровать. Отходит от шкафа, локтем не глядя закрывая дверцы и снимая с себя пожухлый растянутый свитер. Шаст словно зачарованный не может отвести взгляда от оголённого торса учителя. Он сильно похудел с их последней живой встречи. Теперь рёбра, ключицы, лопатки стали выраженнее, обтянутые тонкой бледной кожей, выглядели выгодно в свете солнечных лучей и даже эстетично. Но так инородно, непривычно. «Всё бы отдал, лишь бы коснуться тебя… Всем телом прижаться, выпрашивая твоих тёплых объятий. Знал бы ты, как мне холодно…» А на улице сегодня тоже прохладно. Солнце светило, но не грело, снова гулял ветер, на этот раз без дождя, но ещё не вечер. Арсений закрыл квартиру на ключ и вышел во двор. Антон шёл прямо за ним, стараясь не отставать. — Ты разве не хотел зайти к моей матери? Если да, то мы уже так-то прошли мимо цели, — парень беспокойно поглядывал то на Арса, то на дверь подъезда, не понимая, что же задумал Попов. К его удивлению, мужчина ушёл недалеко: застыв среди припаркованных машин и осматриваясь, он нажал на брелок от ключа, который всё это время держал в руке в кармане пиджака. Где-то сбоку раздались звуки сигнализации: на призыв хозяина отозвался чёрный автомобиль. Тот самый, в салоне которого Арсений как-то возил в школу, а после забирал оттуда своего ученика, свернувшегося побитым котёнком на заднем сидении. Не медля, мужчина обходит иномарку и садится за руль. Антон по привычке сначала пытается открыть пассажирскую дверь (неудачно, разумеется), а затем, закатив глаза, залезает в неё так же, как когда-то запрыгнул в такси за Арсением, когда тот уезжал в аэропорт, чтобы оставить Воронеж. Мужчина сидит, крепко обхватив руками руль, поглядывая на заднее сидение через зеркало заднего вида. Антон мог поспорить, что в этот момент учитель вспоминает его там. Сам же Шаст прокручивал в голове другое:  « — Знаешь, я… В общем, понимаю, что это сейчас не к месту, но я слабо могу представить себе ситуацию, где это вообще к месту… Антон, прости меня. Я клянусь, что сожалею о той ночи, и мне жаль, что я не остановился вовремя, просто я был так зол, что ты меня разбудил, и… Прости. Меня. Пожалуйста… — Я постараюсь…» «Ты так искренне это тогда сказал, что я даже поверил тебе. Всё ещё верю…» — думает Шаст, заметно поникнув. Арсений едет по городу, по пути останавливаясь у цветочного ларька. Покупает две белые астры и оставляет их на заднем сидении. «Ты же не собираешься туда, верно?» — беспокойно думает Антон. Он не готов. Меньше всего сейчас он хочет туда. Он там не сможет. Но вопреки его мыслям, Попов сворачивает на местное кладбище и вскоре паркует машину. — Делай, что хочешь со мной, я туда не пойду. — Шаст обиженно складывает руки на груди и отворачивается, надув губы. Мужчина вытаскивает ключ из замка зажигания, а также цветы, и выходит из автомобиля, блокируя двери. — Ой, да пошёл ты нахер! — произносит Антон и всё же вылезает сквозь дверь, надувшись следуя за учителем, глядя под ноги. — Ненавижу тебя… Какое-то время они идут в тишине, которую нарушают только кричащие на деревьях вОроны. Поначалу Шаст не поднимает головы из принципа, а затем из страха. Он идёт нога в ногу, практически вжимаясь в спину Арсения. Вскоре мужчина тормозит и присаживается на корточки, глазами находя нужное надгробие. — Здравствуй, Тош. — белые цветы ложатся на могильную плиту. Несколько лепестков с них ветер успевает оторвать и начать играть ими в воздухе. Арс подползает ближе, большим пальцем стирая пыль с фамилии, имени и отчества, выграненными на памятнике. Парень дёргается от увиденного, обняв себя за локти и спешно отворачиваясь. Ещё слишком рано. Ещё слишком больно. Попов поднимается на ноги и облокачивается на оградку напротив могилы, нервно потирая руки друг о друга: — Я не знаю, какие цветы ты любишь… Может, вообще не любишь, но прийти ни с чем я не мог. Знаешь, хех, — мужчина закидывает руку за голову, путая пальцы в волосах. — в греческой мифологии существует легенда: супруга Аида, богиня Персефона, никогда не знала настоящей любви, — Антон заинтересовано повернул опущенную голову вбок, не поднимая глаз, но внимательно слушая учителя, — однажды ночью несчастная богиня заметила юношу и девушку, которые клялись в любви друг другу. Тогда Персефона зарыдала от отчаяния, а её слёзы в виде звёздной пыли, опускаясь на землю, превращались в красивые цветы, похожие на звёзды. — парень расслабил напряжённое лицо. — А «звезда» по-гречески «астра», вот цветы так и назвали, астрами. Я подумал, что ты тоже был похож на звезду: с острыми, колючими углами, но сияющую так ярко, что сумел стать маяком в моей жизни. Ты… — Антон опустил руки и заставил себя повернуться полностью, — моя путеводная звезда, Тош… Моя маленькая мерцающая звёздочка… — Арсений сполз по ограде на землю, закрывая лицо руками, пряча под ладонями всхлипы. — Арс… — жалобно проскулил Антон, подсаживаясь рядом и пытаясь приобнять мужчину за плечи. — Я принёс тебе эти цветы, — шмыгнув носом произнёс учитель, убирая с лица руки. — чтобы ты знал, что ты не одинок, ведь я — такая же потерянная в этой вселенной звезда, нашедшая и потерявшая тебя так быстро… — Арсений поднялся на ноги, стёр с лица слёзы и отряхнулся, — Однажды, мы встретимся снова там, в небесах. Я обещаю, я найду тебя среди миллионов, миллиардов звёзд. Подобно тем самым звёздам, о которых говорил мужчина, Антон сейчас горел. Сгорал изнутри от мучительной боли, спасенья от которой не существовало. Если бы к душе достаточно было приложить подорожник, как изменился бы мир вокруг. Но он так устроен, что зачастую не поймёшь, какая боль страшнее: физическая или душевная. Попов в последний раз окинул взглядом могилу, поправил всё вокруг, повырывал лишнее, убрал мелкие веточки, протёр памятник — грёбанный эстет. Лишь убедившись, что работой он удовлетворён, мужчина бросил тихое: «Ещё увидимся, Тош», после чего направился к машине. А Антон остался там как вкопанный. Чуть помедлив, парень присел на корточки и провёл кончиками пальцев по стеблям астр, касаясь в тех местах, где их держал Арсений. Затем перевёл взгляд на надгробие и в глубине чёрного гранита нашёл своё отражение. Неторопливо опустив глаза, Антон замечает несколько опавших белых лепестков. Он берёт один из них двумя пальцами и поднимает в воздух, приближая к своему лицу. Лепесток куда легче камня, а вот усилий, чтобы поднять его, приходится приложить больше. Раздаётся хлопок дверью и звук заведённого автомобиля. «Пора…» — думает парень и не оглядываясь бежит к Арсению. Иномарка уезжает с едва успевшим запрыгнуть в неё Антоном, а ветер остаётся гулять по кладбищу, своим холодным дыханием продолжая будоражить белые лепестки двух влюблённых астр.