***
Девушка стояла в палате интенсивной терапии, обнимая себя за локти и безжизненно наблюдая за действиями врачей. Антон был позади неё и, не произнося ни слова, смотрел на Леру. Он совершенно не знал, что делать, что говорить и стоит ли вообще. Как поддержать, чтобы не сделать хуже? Однако одно он понимал прекрасно: теперь командование лежит на его плечах. Вдохновением и тонкой ниточкой веры в это сейчас служила Валерия. Ведь с тех пор, как они встретились, он был ведомым и только. Теперь же Антон понимал, что эту ношу нести ему. Он должен быть сильным. Он обязан. Ради неё. Ради себя. В конце концов, как-то не по-пацански оно. Приборы противно пищали, стараясь поддерживать жизнь в дряхлом теле. Держалась она там, мягко говоря, на святом духе. Лера изо всех сил старалась контролировать призрачное тело, нервно сжимая предплечья крепче, чтобы не становиться прозрачнее. Чтобы не стать тем существом, бесцельно бродящим по кладбищу. Было непросто, на это уходило слишком много сил. Из-за этого она становилась то совсем еле заметной, то вполне ощутимой. Лицо ничего не выражало, ни страха, ни боли. Было камнем, от которого веяло холодом от напряжения. Шаст тихонько подходит ближе и накрывает её пальцы своими. — Пойдём, не нужно тебе здесь быть… Лера не отвечает, даже когда парень, прикладывая силу, выводит её сквозь дверцы, сажает на лавочку для ожидания и сам садится рядом, сжав ладони в кулаки на коленях. В длинном коридоре то почти гаснет, то вновь ярко загорается одинокая лампочка, издавая скрипучие звуки. — Ты как? «Придурок, видно же, что херово!» — ругает сам себя Шаст, но девушка вдруг расслабляется и кладёт руку на кулаки Антона. — Тогда, на кладбище, когда я показала тебе неупокоенные души… — начала Лера тихо, глядя в пол, — …я почувствовала что-то. Душу будто кольнуло. Поэтому я направилась потом к ней, хотя до этого не показывалась довольно долго. Я не ошиблась, она была совсем истощена, не пила таблетки и не вставала. Не потому, что не хотела, я уверена. У неё просто уже не осталось на это сил. Видимо, кто-то всё же заметил и вызвал скорую… — девушка провела по лицу свободной рукой, убирая волосы назад. Голос её стал вдруг твёрже. — Я привела тебя в бар не просто так. Чувствовала, что там что-то случится, туда тянуло. И предчувствие не подвело, это страшное ДТП, и она в нём… Прости, я должна была сказать раньше. — Может, ты и не зря меня привела туда, — мысли Шаста пытались собраться в кучку, — я встретил друга… И он, кажется, видел меня… — Он умер? — призрак поёжилась, глядя в двери напротив. — Нет, — испугавшись на миг произнёс Антон, — точно нет. Но он ранен, где-то в этой же больнице лежит… — Значит, был на грани. Ну, знаешь, когда душа думает, что всё, «приплыли». А она оп! И обратно. Вряд ли он вспомнит, когда придёт в себя. — Лера слегка ухмыльнулась и вернула равнодушие на лицо. — Сильный у тебя друг, живучий… Немного помолчав, парень сухо спросил: — Что теперь? — Её не станет… — Лера сказала это твёрдо, убирая руку с Антона, — и меня вместе с ней. Глаза парня округлились, а рот приоткрылся сам собой. — Как? С чего ты взяла? Лера молчала, не зная, что должна сказать. Лишь безразлично смотрела в пол, сложив локти на коленях. — Знаю. — Но ты говорила, что мы существуем, пока о нас помнят? А как же твои друзья? Как же я, в конце концов? Мы ведь помним! — Многих помнят, да только одной памяти недостаточно. Мы ведь не забываем Бунина или Пушкина, только где они? Время всё убивает, и чтобы остаться на подольше, нужна сильная эмоциональная связь с тем, кому ты был дорог при жизни. Стоит связи оборваться, как тебя уже ничто не спасёт. Никто. — девушка поднимает глаза на дверь в «реанимационную». — Она тоже не спасёт меня. Её ждёт рай, если он есть, конечно. Что до меня, я уже говорила, суицидники обречены. — слегка поворачиваясь к парню, Лера добавляет: — А вот у тебя есть все шансы спастись. Чаще гуляй по городу и будь наблюдательнее, пригодится. — Но как же… — Антон прижимает кулак ко рту. — Почему ты так спокойна? — А чего теперь метаться? — девушка совершенно равнодушными глазами посмотрела на парня и заговорила медленнее. — Это неизбежно. Думать… надо было раньше… Лера вновь схватила себя за локти, опуская голову. Шаст немного замешкался, а затем подвинулся ближе и привлек её на себя, обхватив маленькое тело руками и зажмурившись, зарылся носом в девичьей макушке. Крепко обнял, поглаживая русые волосы и спину. Девушка изо всех сил держала на себе маску равнодушия, но с каждым касанием Антона, с каждым его движением она трещала по швам, освобождая настоящие чувства и эмоции. Безжизненные глаза вдруг замельтешили из стороны в сторону, а губы приоткрылись. Она не хотела исчезать. Боялась, словно утёнок, впервые перебегающий оживлённую трассу. Ни других утят, ни мамы-утки. Никого, кто мог бы помочь перейти дорогу. Смотрела на ту сторону и просто знала: нужно идти. Пора. Она не хотела исчезать. На этой стороне всё такое знакомое, родное. Она здесь своя, а там что? А кто она там? Бесформенное нечто, бессмысленно существующее обречённое. Она не хотела исчезать. — Антон, — тихо проговорила Лера, подобно котёнку ласкаясь макушкой об призрака. Тот прижался крепче, но почувствовал, как проваливается сквозь. Шаст испуганно отпрянул, но рук не расцепил. — Прости… Я снова назвала тебя Тошей тогда… — Перестань, ничего не говори, пожалуйста, молчи! — Шаст взял девушку в охапку. — Не трать силы… — В детстве я увлекалась астрономией, мечтала стать космонавтом, хех. — Валерия улыбалась сама себе, опустив глаза. — Глупая мечта для девчонки, мм? Другие девчонки хотели быть актрисами, певицами, быть «звёздами»… — девушка сделала пальцами кавычки и вернула их на место. — На земле все звёзды фальшивые, ненастоящие. Жалкие пародии на те, что в небе. Представь, там ведь лишь камни, но как красиво мерцают… А я просто хотела стать ближе к звёздам… «Ты… моя путеводная звезда, Тош… Моя маленькая мерцающая звёздочка…» — Тогда ты уже ближе некуда, — с болью прошептал Антон, продолжая гладить голову девушки. Лера вздохнула. Впервые за то время, что они знакомы. Она отучила себя от привычек человеческого тела, поэтому сейчас её действие показалось Шасту непривычным и до безумия живым. Вновь они были близки друг к другу, будто знакомы всю жизнь. Будто вместе росли, расцветали и***
Свет в больничном коридоре ночью довольно неприятный. Словно в хоррор-фильмах, сейчас лампочка с треском перегорит, а из темноты вылезет много жути, сжирающей всё на своём пути. Лишь одного боится жуть — врача в белом халате, смело ступающего в темноту и решительно обжигающего тьму внутренним светом. Антон шёл быстрым шагом, нагоняя мужчин и попутно осматривая мрачные стены коридора. Александр и Арсений уверенно повернули направо и зашли в какой-то кабинет, а Шаст юркнул за ними. — В общем, здесь кипяток, там куллер, в ящике печенье есть… что ещё, что ещё, — Сашка бегал глазами по своему кабинету, параллельно показывая учителю, что где. — А, точно! Вот, держи. — юноша достал из шкафа красивую чашку с изящной ручкой. — Только сполосни. — Ты всё ещё хранишь её? Я надеялся, ты выкинешь… — Попов устало поднял уголки губ. — Я тебя сейчас в окно выкину, чашка-то не виновата, — ответил хирург, пока Арсений как-то неестественно хихикнул, — что? — Ничего, вообще ничего. Спасибо. — подавил в себе последний смешок учитель и перешёл к изучению кабинета. — Уютненькие апартаменты. Прям как раньше. — Очень. Жаль только, обитать тут я не успеваю в последнее время. Не пропадать же добру. — юноша взял со стола какие-то папки и собрался на выход. — Диван в твоём распоряжении. Подушечку взбей, чтобы шея не затекла. — Ты всё в своём репертуаре. Спасибо. — Дождись меня, к утру приду. — Ладно. Сашка кивнул мужчине напоследок и вышел, оставляя Арса одного. Ну почти. Учитель обошёл кабинет, рассматривая заметки, оставленные на стенах и столе. Шастун сел на диван, наблюдая за Поповым исподлобья. «Интересно, у нас с Арсением сильная эмоциональная связь?» — парень поднялся и подошёл к учителю, взявшему чашку и увлечённо рассматривающему её. Призрак помахал рукой перед лицом мужчины. — Как ты здесь оказался, Арс? Или примчался к своему благоверному? — то ли в шутку, то ли ревнуя проговорил призрак, обойдя Арсения. Тот никак не реагировал. — Хорошо, может, ты заболел и приехал подлечиться? И вообще, больница далеко от дома, какого хрена тебя сюда занесло? Совпадение? Или теперь ты решил преследовать меня? Градус непонятной ненависти со стороны Шастуна рос с каждой фразой. В какой-то момент он так закипел, что решил было сбросить что-то со стола, чтобы напугать Попова, но в последний миг остановился, занеся руку над бумагами. Напряжённые пальцы сжались в кулак и прижались к бедру. Бессилие — вот, что порождает ненависть. Антон всё ещё не понимает, почему Арс то слышит, то не слышит его, то видит, то нет. И ничего не может с этим сделать. Парень хочет разобраться, как это работает, хочет понять, чтобы достучаться до мужчины, ведь тому нужно знать что-то очень важное. Но он не может. Вот и бесится, копит злобу в себе, помня, что это — сильнейшая эмоция. Ведь так говорит она: его маяк, его единственный гид-проводник по загробному миру, который сейчас сидит там, на лавочке в коридоре, находясь где-то между смертью и… Смертью? Забвением? Шаст знает, что он нуждается в ней, в её помощи, потому что ну кто, если не она, поможет разобраться во всём? И сейчас она там одна, так же нуждается в нём, как никогда. В данный момент он нужен ей сильнее, чем Арсу. А Арсений сильный мальчик, и как настоящий джентльмен, немного подождёт, потерпит, уступит юной леди компанию парня-призрака. Но Антон всё ещё здесь и чувствует, что поступает неправильно. Арсений, вздохнув, садится на диван, снимая обувь, и откидывается назад, упирая глаза в потолок. «Я не самоубийца, Арс…» — Антон решительно сжимает кулаки и направляется к выходу, по пути бросая: — Однажды я скажу это тебе, но не сейчас… Стоило призраку скрыться за дверью, как Попов несильно встряхнул головой, всматриваясь в разные углы комнаты. — Тош? Шастун нахмурившись, мрачнее тучи побежал в то место, где оставил Леру. Мигающие лампочки и жуткие стены больше не пугали, жуть не высовывалась из темноты — сейчас Антон и без белого халата был страшнее всех врачей вместе взятых. Он распахивает последние двери перед собой, вкладывая в руки силу и продолжая по инерции идти дальше, но вскоре тормозит. Гнев на лице сменяется беспокойством, волнение сжимает грудную клетку, а воздуха, который и так в принципе призраку не нужен, катастрофически не хватает. Никого нет. «Возможно, зашла к бабушке?» — проскакивает галопом мысль у Шаста, пока сам он трясясь заходит в палату интенсивной терапии, но видит там лишь безжизненное тело, лежащее на койке, и суетящихся вокруг врачей. Приборы непрерывно сигналиризуют о том, что пациент… мёртв. — Всё. — Жаль, хотя в её-то годы как раз. — Досталось старушке с аварией этой. — Все под богом ходим. — С улыбкой ушла, смотри-ка! — Да скорее всего нерв какой-нибудь защемило, не выдумывай. — Оформляйте, освобождать палату надо. — Лера… — шепчет Антон одними губами, осматриваясь, но никого не находя. — Лер! Призрак задыхается, старательно препятствуя отчаянному крику вырваться наружу, растерянно вертит головой, пока не хватается за волосы, не разворачиваясь, в несколько шагов назад оказывается в коридоре, упирается в стену, медленно сползает по ней на пол, запрокидывая голову, широко открывая рот в гримасе ужаса и боли, и издаёт, наконец, хриплый крик: — Лера-а-а-а-а!!! Шастун задыхается во всхлипах, как обычно, без слёз. Горло сжимает чёрная рука с корявыми пальцами и длинными острыми когтями, стягивается тугим кольцом вокруг шеи, хватая цепко и пытаясь задушить. Плакать без слёз отвратительно, больно и очень неприятно. Антон подтянул к себе ноги, прижал колени к груди и спрятал там всхлипы, крики и клочок надежды: а вдруг всё же просто вышла и уже скоро вернётся? Но она не вернулась ни через час, ни через два. Ни через пять. А призрак так и сидел, спрятав половину лица за коленями, уткнувшись ничего не выражающими, наполненными океанами скорби и лишь одной капелькой надежды глазами в стену перед собой. Лера никогда не была лгуньей. Антон ей верил. Лера солгала единственный раз в жизни. Антон вновь ей поверил. Антон обжёгся. А Лера… А Лера сгорела дотла. Забавно, не правда ли?