Жизнь после

«Ночь. Белое полусухое. Меня так бешено кроет тобою опять…» Кулаки сжаты. На каменном лице практически профессионально скрыты какие-либо эмоции. Он не понимал раньше, зачем Лера носит эту маску равнодушия, для чего выставляет напоказ безразличие, прячет эмоции. Сначала он думал, что девушка просто злюка или закалённый суровой жизнью подросток. Потом, что она хочет казаться сильной и хладнокровной, а не гипер эмоциональной истеричкой. Но всё же пришёл к выводу, что так меньше всего тратится сил, словно они образуются от эмоций, а после копятся и хранятся под плотной маской, чтобы можно было брать оттуда сколько нужно и когда нужно. Как призрак, Антон действительно стал сильнее. Содрать жалюзи — хоть и капля в море, но большой шаг вперёд от пинания камней. Шаст смотрел на суетящийся город из автомобиля, вспоминая слова девушки о том, что нужно быть наблюдательнее. Подмечал различные детали, всматривался в людей и, кажется, нашёл среди них несколько призраков, но виду не подал. Хватит с него мёртвых людей. Также Антон активно учился сосредотачивать свою силу в различных частях тела, гоняя эмоциональную энергию то в одно место, то в другое. Это получалось куда лучше. Прощальный вечер. Последний, перед тем, как Антон уйдёт из жизни Арсения навсегда. Он так решил. Он обязан дать Попову свободу, потому как, раз они так крепко эмоционально связаны, то нити нужно порвать, мосты сжечь и, не оборачиваясь, уйти в закат. Ну или куда там попадают все псы? Цепным псом учителя призрак себя не считал, однако ощущение было именно такое. Привязался, понимаешь, бродяжкой к чужому человеку, так ещё и за хозяина того считает. Считал. Уже нет. Ведь нет? Сомнения парень старался гнать прочь и, не уходя от намеченной цели, следовать прямо по курсу до конца. Но они всё же сидели где-то в глубине души, пожирая словно червь всю юношескую решительность. Несмотря на это, вопросы периодически всплывали в голове: я уверен в своём решении? Так правда будет лучше? Арс точно будет счастлив без меня? Трезвый ум бойко ломал вопросительные знаки, меняя вопросы на утверждения: Я уверен в своём решении. «Нет…» Так правда будет лучше. «Нет…» Арс точно будет счастлив без меня. «Нет…» Бля… Тем не менее, Шаст всё же сидел в иномарке, всё же ехал домой, хотя мог бы просто уйти, ведь какой теперь смысл во всём этом? Леры не стало и мотивации что-то делать почему-то тоже. Неужели она была главным двигателем Антона и главным же препятствием? Диктовала свои правила, трактовала свою истину, заставляла призрака переосмысливать свои решения. Но вот её нет, казалось бы, всё, зелёный свет, полный вперёд, свобода выбора, делай что хочешь, дурашка, никто тебя больше не ограничивает! А он отчего-то теперь ограничивает себя сам. От кого-то. От Арса. «Прочь. Нам вместе не будет покоя — Я знаю, дальше не стоит это всё продолжать…» Такбудетлучшетакбудетлучшетакбудетлучше. Для кого? Машины мелькали за окном, медленно приближая мужчину к дому. За всю поездку он не произнёс ни слова, словно сидел не за рулём, а в кабинете безумного учёного, который подключил к нему кучу датчиков и старательно пытался раскопать в памяти учителя что-то очень важное. А всплывали только однотипные воспоминания, крутящиеся вокруг одного единственного мальчишки. У него была жизнь, работа, друзья, семья и любовь. Стоило лишь одному звену из этой цепи исчезнуть, как она вся вмиг становится ржавой, ненужной и совершенно бессмысленной. С этим пора заканчивать. И, кажется, сегодня он тоже принял для себя верное решение. Прощальный вечер. Последний, перед тем, как Арсений расставит все точки над «и». Он заезжает по дороге в магазин, покупает белый ром и орешки для закуски. Классика. Едет домой медленно, словно снова оттягивая, словно сомневаясь в своём решении: я уверен, что поступаю как надо? От этого всем будет только лучше? Я смогу быть счастливым с ним? И вновь мнимая решительность ломает знаки, убеждает мысли стать утверждениями. Я уверен, что поступаю как надо. «Да…» От этого всем будет только лучше. «Да…» Я смогу быть счастлив только с ним. «Да…» Твою ж… Грёбанная антитеза. Оба сломаны. Оба готовы покончить с этим. Оба сдаются, но игнорируют этот факт, убеждая себя в обратном. Дальше будет лучше. Прекрасное далёко, сука. Не будь ко мне жестоко, сука. Давай по кругу. День разгорается сильнее, переломный полдень, стрелки замирают на двенадцати часах, когда Арсений открывает дверь в квартиру. Времени ещё мало. Попов снимает обувь и садится на тумбочку, запрокидывая на стену голову и мутно оглядывая прихожую. Шаст не заходит, остаётся за дверью, рассматривая узоры на ней. Оттягивают. Оба решают отвлечь себя, пока не придёт время. Призрак заходит в соседнюю квартиру, к маме. Кажется, он совсем забыл про неё со всеми этими приключениями, а она просто забыла, хотя комната Антона всё также оставалась нетронутой. Парень подумал, что мама крайне непрактична: приберись в ней, да сдавай за денежку, обязательно найдётся какой-нибудь житель. А уж что с деньгами делать — хоть пропей, хоть иди учиться, образование всем возрастам доступно. Но лучше, конечно, без первого варианта. Главное, сделать с комнатой хоть что-то, пока воспоминания о единственном сыне не превратили жизнь в сгусток серой массы. Антон спокойно оказывается внутри, вспоминая, как в первый раз долго собирался с духом, чтобы выйти. Обходит комнату, проводит рукой по своим вещам, валяющимся на полу, рваным наушникам, лежащим на кровати, по рабочему столу и нетронутым тетрадям по различным предметам. Всё это так напоминает ему о жизни, той, от которой он сбежал в соседнюю квартиру когда-то. Сбежал, чтобы спрятаться, а обрёл нечто большее, чем безопасность. К тому же, местами очень ложную безопасность. Вспоминая всё хорошее, на ум всплывало и плохое: его огрызания на Арса (ох уж этот дикий характер!), их небольшие ссоры, мол «ешь-не буду», их любопытные взгляды, изучающие друг друга, ревность, обиды, боль, слёзы, кровь, беспокойство, — и снова хорошее, — забота, тепло и любовь. Шастун находит мать на кухне. Та, словно ничего не случилось, готовит что-то на сковороде, возможно, собирается обедать. Волосы собраны в небрежный пучок, фартук не завязан за спиной, на ногах любимые шаркающие домашние тапочки — отчего-то Антон улыбается, подмечая эти детали. Только лицо у женщины постаревшее, морщинистое и отливает в серый, но несмотря на это, она слегка улыбается глазами, поддевая лопаткой макароны. Так по-домашнему, словно любимый сынок Антошка сейчас из своей комнаты выбежит на запах, и мама начнёт его ругать за то, что носится по квартире, да ещё и руки не помыл перед обедом. Только всё равно за стол он сядет, по-доброму улыбнётся, ногами в нетерпении станет болтать, пока мама не поставит перед ним тарелку с яствами и не даст любимую вилку. Мы принципиальные, да. Только не бежит Антошка по квартире за стол, не трясёт ногами и уж тем более не улыбается. Нет задора ни в глазах, ни в движениях, нет шалости и детской невинности, нет его. Зато есть воспоминания, этого иногда достаточно. — Рад снова видеть тебя, мам. Возможно, это в последний раз. Я уйду сегодня и буду идти не останавливаясь, куда глаза глядят, пока не исчезну. Попутешествую по миру хоть напоследок, приведениям, знаешь ли, виза и карманные не нужны, — Шаст хихикнул, осматривая кухню. — Да-а… Ты прикинь, я девушку встретил, только она бы тебе всё равно не понравилась, как и Арсений Сергеевич в принципе, хех. Впрочем, ни её, ни его я всё равно больше не увижу. С Арсом ещё может быть, а вот с Лерой… Жалко, что мы не были знакомы при жизни, мне кажется, она бы стала той, кто спасает меня из запертой комнаты, когда у тебя тут «гости» всякие. Мне пришлось бы нанять её в персональные охранники, она точно справилась бы. Жаль, что… Антон прервал речь, понимая, что дальше говорить не может. Мысли вдруг рассыпались, словно пепел, и закружили по пустой голове. Глаза находят за стеклом шкафчика две фотографии, его и… Славино изображение лежит рамкой вниз. Так странно, с чего бы маме её опускать? Призрак собирает силу в кончиках пальцев и сквозь стеклянную дверцу тянет верхушку своей рамки на себя, пока она не опускается тоже. «Так будет лучше.» — М-мне пора… Я очень люблю тебя, спасибо за всё и… Прощай снова. — Шастун мельком прошёлся по женщине грустным взглядом и вышел. «Она точно справится. Не потому, что не любит, а как раз именно потому, что любит сильно — она любит, а потому спокойно отпускает. В конце концов, все дети однажды покидают родительское гнездо. Только вот, одни взлетают и парят, а другие по-неосторожности выпадают из гнезда, погибая. Прости, мам, но я именно второй…» Арсений любит иначе. Мазохист хренов. Ни себе, ни людям, но что делать. Любить в ответ, а потому отпустить… Так Антон и подытожил, когда вернулся в квартиру Арса и увидел, как тот залип на томик «Чайки», ласково проходясь пальцами по корешку. — Решил прибраться, да? — осматривает комнату Антон, присаживаясь рядом с мужчиной. Тот молча встаёт и ставит книгу на полку (вероятно, откуда её и достал), принимаясь поднимать вещи с пола. С тех пор, как парня не стало, а в квартире образовался хаос как результат сильнейшей боли Арса, к этим вещам никто не притрагивался. И хотя взгляд частенько хватался за какую-нибудь шмотку, руки ни разу не доходили до полноценной уборки. Не требовалась она, ведь какой смысл наводить порядок в доме, если в душе всё равно будет помойка. И тем не менее Попов прибирался, словно решил разобраться, расставить всё по местам, разложить по полочкам перед тем, как осуществит задуманное. Словно не хотел оставлять дела незавершёнными. Антон тоже не хотел, но решил, что справится после прощального свидания с Арсом. В конце концов, сегодня они вдвоём в последний раз. Три часа сорок минут. Призрак лежит на кровати учителя, сложив руки на груди и глядя в потолок. Попов сидит на краю кровати, обнимая «Чайку». Мужчина прижимает книгу к себе, вдыхает запах страниц и поглаживает обложку руками, периодически потираясь подбородком о корешок. «Когда кому-то больно, кому-то зае…» — пропел в голове Антон, поднимаясь и садясь на колени. Парень подползает к учителю и выглядывает из-за ссутулившейся спины. Арсений грустно смотрит в пол, продолжая гладить книгу. — Ты меня за последние пару дней даже не звал. Боишься, что кукуха поехала, да. — призрак сел ровно за спиной мужчины, наклонив голову. — Я всё понимаю, Арс, правда. Сегодня я уйду, чтобы твои раны смогли, наконец-то, зажить. — пальцы Антона прошлись по рёбрам учителя, догнали лопатки и замерли на плечах. Призрак не вкладывал в них силы, чтобы Попов ничего не почувствовал, однако мужчина всё же дёрнулся, когда руки Антона коснулись его шеи. Шаст отзеркалил учителя и замер, испугавшись. Арс покрутил головой по сторонам, положа на шею ладонь. Сухие губы приоткрылись и еле слышно прошептали: — Антон… Призрак отдёрнул руки от Арсения и откатился подальше, вжимаясь в спинку кровати. — Нет. Тебе показалось… Попов громко вздохнул, поднялся и вновь вернул «Чайку» на полку, таща за собой ноги в ванную. «Неужели связь настолько крепка, что он чувствует даже моё присутствие? Тогда почему не чувствовал раньше? Или что сейчас изменилось? — Шастун слез с кровати и подошёл к полке, куда мужчина поставил книгу. Пальцы коснулись обложки и медленно провели вниз. — Возможно, тогда ты не знал наверняка, здесь ли я, а теперь знаешь. Только толку от этого? Узнал мои следы, молодец, но что тебе это даёт? Или нравится морально добивать себя? Мазохист вы, Арсений Сергеевич, однако…» Антон направился на кухню, где устроился на стуле, в ожидании учителя. Арс вышел спустя пятнадцать минут, быстро переоделся и достал пару стаканов и блюдце, ставя те на стол. — Убивает не только курение, Арсений Сергеич. — саркастично и грустно ухмыльнулся Шаст, глядя на то, как на столе буквально из ниоткуда вырастает ром и закуска в виде орехов. — Я знаю, — ответил учитель, открывая бутылку. — Т-ты… Как ты блин это делаешь? — Антон истерично хохотнул, вскакивая со стула. — Я не буду много пить сегодня, в холодильнике ещё водка так и осталась, — будто бы сам с собой беседовал Арсений, — она была куплена на случай, если твоя мама не впустила бы меня в твою комнату… — И что бы ты сделал ей этой бутылкой? Долбанул бы по голове, чтоб, пока она в отключке, найти, что надо? Или вообще убил бы за то, что она тебя пидором называет? — Шаст не унимался, запуская руки в волосы и усаживаясь обратно. — Потому что, если ты скажешь, что хотел купить её водкой, потому что она алкашка, я бы в тебя этой же бутылкой запустил, потому что, поверь мне, я могу. Попов не ответил, разливая ром по стаканам. — Я хочу сказать, что принял важное решение впервые за то долгое время, что был без тебя. — стакан вмиг осушается, а Антон морщится: кажется, и мужчина решил порвать с ним связь. — Я тоже. Попов наполняет стакан снова, кладя в рот пару орешков. — Запутался во времени и не помню, сколько я уже без тебя, если честно… — Я тоже… Шаст смотрит в глаза Арсению, пока тот, глядя на Антона, не выпивает ещё стакан. — Иногда мне кажется, что моё больное воображение рисует тебя прямо за спиной или как сейчас, лицом к лицу. Можно я дотронусь? Рука Арсения потянулась к призраку, в то время как тот закрыл глаза и замер. Пальцы спокойно проходили насквозь, пока Попов махал перед собой, пытаясь что-то уловить, но получал лишь обжигающую пустоту. — Тогда ты… Дотронься до меня ты, Тош… — Арс положил руку на стол, ожидая ответных действий от Антона. Тот замешкался, несколько раз протягивал, но моментально убирал руку, колебался, но в итоге чувства взяли верх, и он трепетно вложил кисть в ладонь Арса. Учитель улыбнулся и слегка согнул пальцы. Он чувствовал их, но на этот раз чуть ярче, чем обычно. Да, Шаст вложил в руку немного силы, чтобы напоследок одарить его тем тёплым и чистым, что ещё осталось в его грязной, ледяной душе. — Я тоже скучаю, Арс, неимоверно сильно… Поверить не могу, что мы вот так с тобой расстанемся сегодня… — мужчина делает глоток из стакана, — но, видимо, мы уже всё решили, да? Я уйду, а ты начнёшь новую жизнь с чистого листа. Вернёшься в Питер и посмотришь его за меня, хорошо? Возможно, я однажды дойду до него сам, если не исчезну, хех. Ты только пообещай, пожалуйста, что будешь счастлив, ладно? — Я так сильно люблю тебя, Тош, что с твоим уходом моя жизнь совершенно потеряла всякие краски… — учитель наливает немного рома в стакан, — веришь или нет, но всё вокруг такое серое без тебя… Унылое. Бессмысленное… — Арс собрался опустошить и этот стакан, но Антон не позволил, удерживая тот на месте. — Хорошо-хорошо, ты прав, алкоголь — так себе краска, он не сделает цвета ярче… — Прости, Арс, но сейчас все кисти только в твоих руках, я не всесилен, чтобы воскреснуть и вернуть все яркие цвета, хоть и очень сильно этого хочу. — Антон поднимается из-за стола и наклоняется к мужчине, опираясь руками о стол. — Это было не самоубийство, Арс, слышишь? Я бы никогда так не сделал, потому что с твоим приходом в мою серую жизнь в ней тоже появились цвета! «Выходит, мы раскрасили жизни друг друга, даже не зная этого…» — Но сейчас я должен идти. Должен, потому что люблю тебя каждой частичкой своей души. — Антон наклоняется ниже и касается губами лба мужчины. — Ты справишься, я уверен. Прошу, будь счастлив, ты этого заслуживаешь. Антон выпрямляется и направляется прочь из квартиры, остановившись лишь на мгновение в дверном проёме, обернувшись и дрожащим голосом оставив тихое: «Прощай, Арс…», навсегда покидает любимого соседа из квартиры напротив. — Я принял важное решение, Тош, надеюсь, ты простишь меня за него… — Попов остаётся с тишиной один на один, отставив стакан подальше и сложив руки. — Жди меня. Совсем скоро… мы снова будем вместе…