Красные ветви

Суйсо отщелкивает скобу и наблюдает: за рывком во всем теле, быстрым коротким вдохом, отброшенной программной идеальной ровностью действий. – Наверно, под гармонией так же? – интересуется он. Его револьвер давался же тому мальчишке. А ему – своему напарнику – не даётся. Впрочем, Суйсо и не пытается. – Нет, я помнил, что творил под действием гармонии. – Достается из кармана пачку. – Как с пассажирского сидения. Он мусолит сигарету в пальцах. Беспокоится, наверно. Что-то взвешивает в своей голове. – Я не так себя веду под действием скобы? – Все же щелкает зажигалкой. Он в этом плаще – в этой почти гражданской одежде – совершенно не похож на подконтрольное оружие. Даже телохранители более однотипны, от хозяина к хозяину, от переговора к переговору – перестаешь обращать на них внимания. А его пушка уникальна, на нее смотрят все, и иногда даже больше, чем на переговорщика. – Нет, ты ведёшь себя никак, точно по инструкции, – поднимает взгляд Суйсо и тянется поправить воротник. Вот так лучше. – Не слышишь меня и не видишь. – Но я же рядом, – наклоняет голову. Не понимает. – Программной начинке без твоего субъективного мнения до меня нет дела. Я как маячок – за мной нужно следовать. – Так в этом и заключается контроль. Это политика компании, которой ты служишь, – он усмехается и продолжает молча курить. Абсолютно не напоминает инструмент. Но протяни руку со скобой – склонится, на сомнения скажет, что это не больно, нужно только защелкнуть, отделить мозг от тела, довести до состояния обложки. И делать, что захочешь, не получая в ответ ничего. Суйсо не хватит сил заставить программу запустить протокол самозащиты, пометить себя целью, которую нужно ликвидировать. Чтобы смотреть, как его дорогое оружие, не сняв с себя привычно плаща в доказательство превосходства, активирует расширения, пришпорит его сквозь ребра и нанесет последний удар. Револьвер невольно копирует – скрещивает руки на груди, бессмысленно-крепко держит сигарету. Снижает количество жестов до минимума – и вот его невозможно считать. Просто сидит. Просто думает о чем-то своем-револьверском. Беседа исчерпала себя. Что внутри? Что у тебя внутри? Суйсо хмурится, вертит в руке снятую скобу. О чем думаешь, глядя на напарника? Что хочешь услышать? Какие слова подобрать? Проявить жесткость или уступчивость? Приказывать или просить? Жест или слово – гармония или рука-модуль? Все перепуталось в условностях. Скоба скрипит под пальцами. – Напарник, – одергивает его револьвер и показывает – жестами как раньше: ты двигаешься вперёд, а я прикрываю. Да, он помнит. – Жрешь себя, – добавляет. – Даже так? – Твое любимое занятие, пока мы едем в машине, – подтверждает, качнув мордой. – Я понимаю, тебе нужно обдумать, но взгляд у тебя… Вызывает беспокойство. – Мне интересно. – Суйсо неторопливо произносит каждое слово. – Если я применю гармонию на тебе, как ты среагируешь? Не выставленное изначально жесткое требование – он проиграл эти переговоры ещё тогда. – О, опять испытываешь рамки моего терпения, – смягчается револьвер. Сразу как-то вальяжно, без прошлой программной строгости. – Да, испытываю, – вздыхает. – Рано или поздно тебе придется выпустить меня из-под контроля. Тогда и узнаешь. Так, значит. Он протягивает руку-модуль, тот спокойно берет в свои ладони. Поглаживает. Притягивает ближе и накрывает стык плоти и металла на плече. Через ткань не совсем то, но всё же приятно. Что он творит со своим напарником. – Эту скобу, да мне в шею, – раздраженно ворчит сам на себя. И чтобы никто не отщелкивал. Револьвер только хмыкает, контакта не разрывает. – У тебя мания на имплантацию обвеса. Но ты постоянно забываешь, кто из нас оверэстенд. Кто больше испытательных манипуляций перенесет, напарник? И шутливо пихает в бок, но скобу из рук всё же забирает.