КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: ВОЗВРАЩЕНИЕ

4       Время до утра тянулось мучительно медленно. Приняв за день литры успокоительного, Ирина на какие-то мгновения проваливалась в полузабытьё, затем подскакивала на диване, пытаясь понять, сколько прошло времени. Наконец начало светать, новостей из реанимации не было. Для неё было важно, что не было плохих новостей. Значит Кривицкий жив, он борется. Она молила всех и вся, чтобы он жил, боролся и цеплялся за жизнь. Если бы она могла хоть как-то ему помочь, облегчить сейчас его страдания, его боль, но помочь она ничем не могла, от этого на душе становилось еще тягостнее и нескончаемые слёзы начинали литься сами собой.        Прозвенел звонок будильника. Начинался новый день. Нужно было взять себя в руки и приступить к выполнению своих прямых обязанностей, руководить отделением. Но как это сделать, когда все мысли находятся этажом ниже, в палате интенсивной терапии, у кровати её Кривицкого. И как она не силилась абстрагироваться от этих мыслей, ничего не получалось, Ирина вновь и вновь возвращалась к Гене, к их отношениям, к тому, что она сама создала всю эту ситуацию, и именно из-за неё сейчас Кривицкий был на грани смерти. Ведь если бы она не оттолкнула его, создав все предпосылки, чтобы он уехал из России, если бы она не вышла замуж за ненавистного Аленикова, не было этих выстрелов, ничего бы этого не было. Всё это ещё больше тяготило её.       На пятиминутке Брагина не было, он пришёл позже. По его взгляду Ирина Алексеевна поняла, что он был в реанимации. Быстро завершив пятиминутку, она осталась наедине с Олегом. — Что там? — боясь услышать худшее, спросила она дрожащим голосом. — Он цепляется — начал Брагин, — он очень сильный. Никто не думал, что он дотянет до утра. Он обманул нас всех. Вероятно, ему есть ради чего жить, точнее ради кого, Ирина Алексеевна. Брагин посмотрел на Павлову. Ирина глубоко вздохнула и закрыла лицо руками, она не хотела, чтобы Олег видел её слёзы. — Можно к нему? — единственное, что смогла произнести она. — Да, я уже договорился, можете сходить. Я пока подстрахую здесь, — заверил он.

***

      Ирина спустилась в реанимацию, подошла к палате Кривицкого. Она постучала в двери и заглянула. В палате была только медсестра. Поздоровавшись, Павлова поинтересовалась как дела у Геннадия Ильича. Пухлая розовощёкая девушка с рыжим хвостиком посмотрела на Ирину Алексеевну и произнесла: «То, что он дожил до утра никто как чудо не называет. Состояние тяжелое, но он более стабилен после повторного переливания крови. Взяли анализы только что, будем ждать результатов. Врач вышел, вам его пригласить?» — Да, если можно, — кивнула она и спросила, — я пока здесь побуду? — Конечно, я быстро, — медсестра скрылась за дверью палаты.       Ира подошла к кровати Кривицкого. — Доброе утро, Гена! — шепотом произнесла она и наклонившись, поцеловала его в лоб, который был чуть тёплым,— я знала, ты сильный, ты выкарабкаешься… ты должен жить, слышишь? Я не могу без тебя. Прости за всё, что было не так… В этот момент вошёл лечащий врач. Павлова поправила одеяло, и отошла от кровати. С врачом она говорила недолго, понимая, что сейчас важнее его присутствие около Геннадия, чем разговоры о нем с Павловой. Тем более, что реаниматолог боялся давать какие-то прогнозы, слишком непредсказуем был Кривицкий, как пациент. Они практически его похоронили, понимая, что шансов выжить у него практически нет. А он дотянул до утра и продолжает цепляться за жизнь, удивляя своей живучестью всё отделение. Пациент, перенесший трансплантацию сердца, с пробитым легким и поврежденными сосудами не хотел умирать, он знал, что нужен одному человеку и этим человеком была Ирина Алексеевна. Он еще не всё ей сказал, он не дожил, недолюбил свою Егорову. Ему нужно было жить вопреки всему. Ирина спросила можно ли ей зайти вечером и получив согласие, отправилась руководить своим отделением.