КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: ВОЗВРАЩЕНИЕ

5       После реанимации Ирина решила пойти к отцу Кривицкого. Отношения у них были более чем натянутые. Ира не понимала, как мог отец так относиться к своему сыну, бесконечно шпыняя и ругая своего единственного наследника, но лезть в эти и без того сложные отношения, она не хотела. Но сегодня ей нужно было пообщаться с ним, рассказать о случившемся, сказать, что в ближайшее время сын к нему не придет… дай Бог, чтобы только в ближайшее время.       Отец Кривицкого уже встал на костыли и вполне уверенно скакал по палате. Ирина набралась смелости и рассказала о сыне, реакция была неожиданной: «Что допрыгался? Баб всё ему мало. Говорил, что так кончит, не слушал. Никогда не слушает. Что стоишь? Плакать не буду, иди. Без него обойдусь».       Ира вышла из палаты старшего Кривицкого, она была в шоке, как можно быть таким? Уму не постижимо! Ира решила, что она больше к старику ни ногой, даже если и Гена будет на нее потом обижаться. Ей было ни по себе от всего сказанного отцом Гены.       Она постаралась подумать о чём-то другом. Мысли привели ее в Израиль. Черт! Кривицкий прилетел на две недели, первой недели уже как не бывало. Гена обязательно будет жить, но, однозначно, он не сможет через неделю вернуться в Израиль и приступить к работе в своей клинике. Нужно взять вещи Геннадия, найти его сотовый и попытаться позвонить в клинику. Конечно, она не знала иврита, но может там найдутся люди, владеющие русским. Предупредить их в любом случае нужно.       С этими мыслями она подошла к своему кабинету, около дверей прохаживался широкоплечий мужчина, одетый в джинсы и тенниску. — Вы, Павлова Ирина Алексеевна? — спросил он без вступлений. — Да, — она озадаченно посмотрела на него.       Мужчина достал служебное удостоверение, показал его Ирине: «Подполковник Зиновьев. Следственный комитет. Я могу с вами поговорить?» «Час от часу не легче», — подумала Ира, но в слух произнесла, «Да, конечно. Проходите» и открыла дверь своего кабинета.       Беседа с подполковником была тяжелой, ей пришлось вспоминать всё вновь и вновь. Это было невыносимо, было такое ощущение, что ей снова наносят удары в самое сердце, причиняя нереальную боль. Случившиеся в ее воспоминаниях было разбито на яркие обрывки, какие-то вспышки, которые она пыталась сложить воедино, но ее мозг решил, что это для Ирины слишком болезненно и уже частично заблокировал воспоминания.       Ира помнила лишь то, как Гена отяжелел и начал сползать, хватаясь за ее халат, как он, захлебываясь кровавой пеной, пытался ей что-то сказать. Она не помнила, что в порыве ненависти выплёвывал из себя Алеников, не помнила, как появился в кабинете Кривицкий, не помнила, как и кто скрутил ее мужа.       Зиновьев вновь и вновь задавал одни и те же вопросы, но разговор не клеился, просто потому что Ирина не помнила, а не потому, что не хотела говорить. И, в конце концов, поняв, что ничего от Павловой не добьется, подполковник оставил свой телефон и ушел.

***

      Павлова позвонила Фаине и попросила принести вещи Кривицкого в ее кабинет. Фаина пришла быстро, ее глаза были заплаканы. — Ирина Алексеевна, как там Геннадий Ильич? — спросил Усова. — Так же, без особых изменений, — тяжело вздохнула заведующая, — спасибо Фаина Игоревна за поддержку. — Я за него молюсь, свечку за здравие поставила, — разоткровенничалась медсестра, — он же выживет, да?       Она с такой надеждой посмотрела на Павлову, что та почувствовала, как ее глаза вновь наполнились слезами. — Конечно, Фаина Игоревна, мы сделаем всё, чтобы он жил. — Ирина Алексеевна, за него все наши переживают, он же чувствует, — расплакалась Фаина, не в силах больше сдерживать слёзы, — я пойду, Ирина Алексеевна, если понадоблюсь, звоните.       Двери за ней тихо закрылись. Ире даже стало жалко эту женщину, ведь она понимала, что Кривицкий никогда не будет ее, но ее преданность удивляла. Над ней потешалось всё отделение, а она всё равно питала симпатии к Геннадию Ильичу. И теперь общая беда объединила ее с Ириной. А ведь раньше Усова просто выбешивала Павлову всеми своими заискиваниями перед Кривицким и взглядами, которые она на него бросала, полными нежности и заботы. А теперь они подруги по несчастью.