Волчья яма

      Утро поднималось над Блавикеном медленно, еле-еле подсвечивая пасмурное небо, и тут же тонуло в серой хляби. Солнце иногда проглядывало из-за туч, но не приносило тепла, а только жидкий золотистый свет, ложащийся на пол и стены в кабинете Стрегобора рваными пятнами. Одно из таких пятен попало на ведьмака, полулежащего у стены, и он прищурился. Прошло несколько дней, два или три, Геральт сбился со счёта, ослабленный ранами и бессонницей, — магу не надоедало караулить его, не позволять заснуть. Стараясь искупить свою малодушие в первый день, Волк дерзил чародею, зарабатывал новые, плохо заживающие из-за яда, порезы. К тому же, яды были разные — некоторые раны болели сильнее, некоторые жгло, как калёным железом, а каких-то ведьмак даже не чувствовал.       Геральт всё больше злился, не намеренно лишаясь последних сил. Он больше не позволял себе о чем-то просить Стрегобора и только огрызался изредка. Правда, из-за нарастающей головной боли, которая вгрызалась в виски с яростью бешеной собаки, сейчас он не смог бы и этого.       Вернулся чародей. Вид у него был заинтересованный и деловитый, ему явно не терпелось ещё поиздеваться над ведьмаком. Беловласый только поднял на него взгляд и отвернулся, желая только одного, — чтобы маг исчез.       — Надеюсь, ты думаешь о своих злодеяниях, об убийствах людей, за которые тебе платили, или о тех, что ты совершил по прихоти, — Стрегобор склонился над связанным и развёл руками, мол, вот к чему привела тебя твоя жестокость, потом не выдержал и выпалил, как проклятие: — Мясник! Наёмник и мясник!       Геральт не дёрнулся, не ответил, уставший и полный ненависти. Он не убивал безвинных. Ни разу. Снаёмничал же только однажды, за что и вынужден терпеть издевательства теперь. Если бы он тогда оставил Ренфри в покое, если бы даже убил Стрегобора, наверняка бед получилось бы меньше… Но мёртвых не воскресить, а живые никогда не простят ему эту ошибку.       — Боишься, ведьмак? — маг заглянул в лицо мутанту и хмыкнул. — Правильно делаешь.       Он схватил беловласого за воротник рубахи и дёрнул на себя, одновременно ударив сапогом по рёбрам. Ривиец коротко зашипел от боли, попытался вырваться, но любое резкое движение отдавалось болью в гудящей голове, и пришлось успокоиться. Казалось, он считает ниже своего достоинства разговаривать с чародеем. Это молчание раздражало Стрегобора, ему хотелось видеть Белого Волка жалким, молящим о пощаде. Он ударил снова, в живот, заставляя ведьмака согнуться пополам и рычать от боли.       — Ты заслужил, — процедил чародей, схватив Геральта за волосы и отклонив ему голову назад. — Ты заслуживаешь мучительной смерти. Беловласый почувствовал, как дрожит ведьмачий амулет, но был бессилен чем-либо помешать. Ему в шею тут же впечатался небольшой огненный шар, словно впитался под кожу, оставив багровую пузырчатую язвочку. Боль от ожога перекрыла все остальные ощущения, Волк дернулся, выворачиваясь из хватки мага.       — Сукин сын! — ведьмак ухитрился оттолкнуть Стрегобора так, что тот ударился спиной о стену. — Почему бы тебе со мной развязанным не потягаться?       — Говорят, ведьмаки не чувствительны к боли, — маг поднялся, вытащил из ножен на поясе нож, да не давешний стилет, а серьёзное оружие. — Я с удовольствием проверю эту догадку ещё раз.       Геральт не шевелился, собираясь подпустить его поближе и отплатить сторицей за удары и раны, но чародей оказался хитрее. Он ловко прочертил что-то в воздухе и ведьмак упал на пол, парализованный заклинанием. Конечно, ничего хорошего это не сулило, но беловласый всё равно не ожидал, что Стрегобор рассечёт ему бедро почти до кости, оставив сильно кровоточащую глубокую рану.       — Привыкай не хамить, — холодно бросил чародей через плечо и, снимая с него паралич, отошёл в сторону.       Белый Волк взвыл от жуткой боли и завозился, без возможности зажать рану и только усиливая кровотечение каждым движением. Кровь быстро пропитала штаны, собралась тёмным пятном на полу. Ведьмак сильно побледнел, слыша собственное слишком частое, в ритме человеческого, сердцебиение. Он едва соображал, но даже затуманенное сознание не помешало услышать слова Стрегобора:       — Попроси и я помогу тебе, мутант.       — Пошёл ты, — хрипло выцедил Волк, едва дыша.       Он продолжал задыхаться от боли и животного страха, застилавшего глаза, но в этот раз не позволил себе унижаться перед чародеем. Потом почувствовал леденящий холод, пару раз судорожно вдохнул и провалился куда-то вниз.