Волчья яма

      Геральт метался по рыночной площади Новиграда. Он искал в толпе знакомое лицо и боялся, что никогда не разыщет. Он был безоружен, его толкали, теснили, но ведьмак упорно пробирался вперёд, вглядываясь в лица горожан. Где же этот чёртов бард? Почему его никогда не найти, когда это особенно нужно? Геральту необходимо поговорить, потому что у него не будет больше возможности. Он не помнит, почему, но точно знает, что либо сейчас найдет Лютика, либо уже не увидит его. Наконец, поняв, что менестреля поблизости не видно, он остановил прохожего.       — Эй, ты не… — начал Геральт и тут же слова застряли в горле.       Перед ним стоял Весемир. Светлые, почти прозрачные глаза испытуще впились в ученика и под этим взглядом Белый Волк почувствовал вину за все свои ошибки, за свою трусость, за то, что позволил вытереть о свою гордость ноги. Весемир заговорил и в каждом звуке его голоса слышалось разочарование, ледяное и неоспоримое.       — Ты слабый. Ты испугался смерти, хотя был рождён для этого, — произнёс старый ведьмак и Геральт вздрогнул, как от удара плетью — никогда ему не приходилось слышать подобного от наставника.       — Учитель… — он заторопился, пытаясь придумать себе оправдание, надеясь объясниться. — Отец, я…       — Ты мне никто, Геральт! — распалился Весемир, повысил голос. — Ты — позорная ошибка. И не смей больше появляться в Каэр Морхене, не смей туда возвращаться!       Геральт резко открыл глаза, попытался подняться и тут же упал, зашипев от ужасной боли в бедре. Мысли путались, как если бы он был сильно пьян накануне, и пришлось сильно напрячь память, чтобы понять, что произошло. Живой. Видно, потерял сознание от потери крови. Потому что отказался от помощи Стрегобора, потому что не захотел покориться… Почему тогда жив?       Ответ на этот вопрос Волк вряд ли смог бы найти, если бы не вернулся чародей. Он подошёл к раненному, с омерзительным участием спросил:       — Как ты себя чувствуешь?       Ведьмак пожалел, что слишком слаб, что связан и не может хотя бы боднуть ублюдка.       Он только негромко рыкнул в ответ:       — Что ты сделал? Зачем?       — Как, ты ведь сам меня просил, — Стрегобор пожал плечами. — Выл, как раненный волчонок, умолял меня помочь… Ты был готов мне сапоги целовать, лишь бы не умереть. Конечно, слишком стараться я не собирался, но у смерти тебя отобрал.       Говорил маг спокойно и был явно доволен собой. Геральт в лучшие времена смог бы понять, лгут ему или нет, но не сейчас, когда всё тело ныло, ногу пронзало резкой болью каждые пару минут, а сознание было мутным. И ведьмак поверил словам чародея, потому что это было надежнее его воспоминаний. К тому же, он усвоил, что гораздо слабее, чем думал о себе.       — Но я не слышу благодарности, — Стрегобор уже привычно потянулся за ножом.       Беловласый мысленно проклял себя, свою слабость и свой вполне осознанный страх новой боли. Он никогда не был настолько беспомощным на своей памяти.       — Спасибо. За помощь, — хрипло произнёс он, словно выливая на себя ведро помоев.       Чародей просиял. Он получил то, чего хотел — ручного мутанта, трусливого зверя на привязи. Он уже получил больше, чем мог себе представить и радовался, как ребёнок новой игрушке.       — Хороший пёс, — просто ответил маг, будто правда собаку хвалил. — Может, даже получишь сегодня еду.       И ушёл.       Белый Волк рвано выдохнул, закрыл глаза. Если бы он мог умереть… Но даже смерть не смоет с него этот позор, о нём будут рассказывать детям, выставляя страшным и глупым чудовищем, а Стрегобор станет героем, рыцарем, спасшим народ от посягательств опасной твари. И Весемир… Мысль о наставнике, о том, кого беловласый считал своим отцом, принесла боль. Он точно отречётся от такого ученика. Ведьмаки предназначены смерти, а он испугался, испугался дважды и опорочил репутацию своего промысла. Ненавистный людям, его образ станет ненавистен и ведьмакам. Самое убогий из тех, кто носит ведьмачий цеховой знак школы Волка. Хорошо ещё, что Стрегобор не пытался ничего выведать, беловласый был уверен, что в бессознательном состоянии отдал бы все тайны за свою жалкую жизнь.       Послышались шаги, лёгкие и быстрые, это явно был не чародей. Беловласый открыл глаза, надеясь, что в кабинет неожиданный гость не зайдёт, не увидит такого известного Белого Волка в засохшей луже крови, на цепи. Но дверь скрипнула. Вошла Марилька, что-то напевая себе под нос. Она поставила на стол хозяина корзину с травами и тут заметила ведьмака, подошла ближе, с интересом глядя на него. Перед Геральтом звездным дождём пронеслись и осыпались воспоминания о резне, о Ренфри, о том, как его изгоняли отсюда, кидая в спину камни.       — Мясник, — с ноткой отвращения сказала девушка. — Я ведь говорила, не возвращайся.       Она повзрослела и многому научилась. Геральт сглотнул вставший в горле ком.       — Я не собирался приезжать сюда, — еле слышно ответил он, надеясь, что сможет рассчитывать хотя бы на маленькую помощь. — Марилька, ты скажи кому-нибудь, что видела меня здесь. Неужели не найдутся люди, которые хотят моей смерти? — отчаяние беловласого было слишком очевидно, сквозило в каждом слове.       Он готов был даже быть растерзанным местным сбродом, который точно не будет слушать, даже если ведьмак станет молить о пощаде. Это было вернее и проще, чем надеяться выиграть в противоствоянии с самим собой. Если бы Марилька согласилась, к вечеру Геральта просто разорвали бы и сейчас эта была лучшая для него смерть. Девушка внимательно посмотрела на беловласого. Окровавленный, осунувшийся и бледный, с запавшими глазами, он не вызвал у помощницы чародея ни капли сочувствия. Она усмехнулась (у Волка прошёл мороз по коже — за несколько дней он отлично запомнил это выражение лица) и повернулась к двери.       Ведьмаку ничего не оставалось делать. В богов он не верил, сам выбраться бы не смог, а надеяться на помощь не приходилось. Он мог только ждать Стрегобора и надеяться, что тот случайно не рассчитает, ошибется и оставит крохотный шанс на смерть. Геральт корил себя за слабость, за то, что снова согласился на предложение помощи, когда истекал кровью. Чародею ничего не стоило убедить его, что именно так всё и было, ведьмак сейчас даже словам врага доверял больше, чем себе. Тем временем, сил у Геральта не осталось даже на ненависть к своей трусости. Он сам не заметил, как заснул.       Перед ним стоял Лютик. Такой же, как всегда, простодушный и дружелюбный, но напуганный его состоянием. Геральт подполз, игнорируя боль и вновь вскрывшуюся рану, приблизился, насколько позволяла цепь.       — Прости меня, — произнёс он, ещё не понимая, что плачет. — Прости, я не хотел, чтобы так вышло, там, на горе… Я был не прав. Я сам создаю себе все беды. Бард, с ужасом смотревший на измученного ведьмака, обнял его, стараясь не навредить ещё больше.       — Конечно, я прощаю тебя. Это уже не важно, — мягко произнёс он, но тут отстранился и улыбнулся, довольно и с азартом. — Важно то, что я хочу видеть, как ты сдохнешь! И Лютик ударил его ножом в грудь, далеко не с первого раза попав в сердце, а Геральт, задыхаясь от боли и ужаса, просил друга опомниться. Он хрипел, захлёбываясь в собственной крови и ничего не видел, кроме светлых глаз барда, горящих яростью и куражом охоты.       Он проснулся с криком. Рванулся, будто стремясь от чего-то сбежать, и опомнился, лишь когда почувствовал жгучую боль раны. Ведьмака бил озноб, он дрожал всем телом и едва балансировал на краю паники, поэтому не сразу ощутил, как по щекам катятся слёзы, а может, холодный пот. Собственное хриплое, частое дыхание резало слух, а голова гудела, как осиное гнездо, Геральт снова лег на пол. Запах крови был невыносим и свеж, значит, он всё-таки потревожил рану и кровотечение возобновилось, хоть и было теперь слабым. В любом случае, он всё равно ничего не смог бы сделать. Ведьмак едва успел закрыть глаза, как его сознание снова затерялось в капкане кошмарных видений.       Белый Волк бежал по лесу. Он спотыкался, падал в овраги, ломая кости, но поднимался и опрометью бежал дальше. За ним гнались, и расстояние всё сокращалось. Геральт прятался у корней вывороченных деревьев, в пещерах и в зарослях колючего кустарника у болот. Он бежал, почти не останавливаясь, но в самой чаще его догнали. Когда он рухнул на землю, еле дыша после многочасового бега, его поймали люди. Ведьмак не видел их лиц. Они ослепили его, лишили глаз и бросили умирать в западню на волка — яму с острыми кольями. Геральт не мог видеть, но отлично слышал и чувствовал, как три или четыре кола пронзили его тело. Он чувствовал, как заливается горячей кровью, как с каждым судорожным движением проваливается в яму всё глубже. Он кричал в голос…